* * *
– Здесь уютнее, чем я полагал. Подготовились, Фукудзава-доно? – Мори с интересом оглядывался по сторонам, мягкой поступью прогуливаясь по кабинету. – Не делай вид, будто не бывал здесь раньше, – беззлобно хмыкает Фукудзава в ответ. – Бывал, конечно, но то было давно и исключительно по деловому вопросу. Юкичи не стал спорить. – Хочешь сказать, сегодня обойдёмся без работы? – скептически поинтересовался Фукудзава, устраиваясь на небольшом диване у столика. Мори располагается на противоположном, вальяжно откинувшись назад. – Планировалось. – Ни за что не поверю. Ты буквально живёшь Мафией. – Это так. Но, в конце концов, на дворе Новый год, почти. Разве мы не люди, чтоб позволить себе один небольшой праздник? Фукудзава не ответил, лишь согласно кивнул. Как только он собрался открыть бутылку саке, в дверь коротко постучали; Юкичи ответил практически сразу. – Господин Директор, Мори-сан, – Куникида, появившийся в дверном проёме, коротко кивнул. – Простите, что побеспокоил. Вы уверены, что не хотите присоединиться ко всем? Мне кажется, что как-то неправильно праздновать без вас. – Ты беспокоишься зря, Куникида-кун. Нам с Фукудзавой-доно не привыкать встречать Новый год в столь скромной компании. Как в старые-добрые времена. – Тогда не буду мешать, – Куникида понимающе кивнул. – Хорошего Нового года, – и закрыл дверь. – Как в старые-добрые времена, да? – переспросил Фукудзава, глядя на Мори с непривычным теплом во взгляде.* * *
– Мори-сенсей, я правда не уверен... Юкичи не договаривает, потому что у него действительно просто нет слов. Мори смотрит на него в упор взглядом, в котором так и читается: "я всё решил за нас обоих, тебе остаётся только смириться". И, в принципе, Фукудзава вроде и не против его идеи, но явно не в эти времена, когда они вдвоём сражаются буквально против всей Йокогамы, точнее теневого её мира. Да, они оба чертовски устали, но опасности можно ожидать в любой момент и откуда угодно. Юкичи понимает желание Мори чуток отдохнуть, но это, кажется, немного слишком. – Брось, Юкичи. Мы можем не проснуться завтра, а может и до сегодняшнего заката не доживём, ты и сам это прекрасно знаешь. И я знаю. Это вполне может быть последний Новый год в нашей жизни, и я чертовски не хочу проводить его за кучей отчётов и медицинских заключений. И это не просьба. Я так решил. Этот разговор Огай завёл ещё днём; ему совершенно внезапно захотелось вдруг праздника, в разгар беспорядков и криминальных стычек, и Юкичи поначалу даже подумал, что неправильно понял. Но когда Мори повернулся к нему, ожидая ответа, сомнения рассеялись. Огай всегда был таков – непредсказуемый, в чём-то нелогичный (вернее, следовавший своей личной логике, которую Юкичи не всегда мог понять) и, конечно же, непостоянный. Поначалу Фукудзава в этом шатком непостоянстве терялся, но со временем привык и даже принял его за норму. Сегодня в этом принятии появился новый подпункт. – Сами решили – сами и празднуйте. Юкичи непреклонен, и Мори даже на секунду кажется, что он говорит всерьёз. Он может. Но проводить такую ночь в одиночестве ещё печальнее, чем в компании надоевшей работы. Однако, Фукудзава, кажется, настроен и правда серьёзно, покидая пропахший лекарствами и пылью кабинет. – Да ладно тебе, Юкичи. Ты что, серьёзно оставишь меня одного в такую ночь? А если кто-то придёт меня убить, что прикажешь делать? Отбиваться самому? – Надейтесь, что у них тоже праздник, и им не до Вас, – Фукудзава выходит из кабинета, бесшумно закрыв за собой дверь. Мори думает, что Фукудзава делает это из "свойственной ему противности" (как называет это сам доктор). Огай не собирается отказываться от своих планов из-за одной лишь этой противности. В случае чего, он уверен: разобраться с парой-тройкой незваных гостей он сможет и после чаши саке. Осталось только это самое саке раздобыть. Когда до полуночи остаётся чуть больше двадцати минут, Мори перестаёт его ждать; саке он так и не нашёл. Да и что-то уже не до этого было. Он правда не понимает, что так разозлило Фукудзаву. Неужели этот человек настолько зациклен на своей работе и даже не допускает мысли о небольшом перерыве? Мори был из тех людей, которых можно назвать трудоголиками, а не наоборот, но тут он был вынужден признать, что уступает Фукудзаве. Это не то, чтобы злило, но было вполне интересной деталью. Когда входная дверь тихо скрипнула, Мори без малейшего промедления был готов сражаться, тут же достав из рукава извечный скальпель. И только удручённый вид вошедшего в комнату Фукудзавы заставил его опуститься обратно на стул. Сам же Юкичи в серебряном свете луны выглядел так, словно не был до конца уверен в уже принятом решении. – Вы упоминали о саке, – Фукудзава достаёт из-за спины бутылку алкоголя и две небольших пиалы; Мори не берётся разгадывать, где он их раздобыл. Фукудзава подходит ближе; под пристальным, совсем немного неверящим взглядом, он с тихим стуком ставит саке и пиалы на стол. От него веет уличной свежестью, холодным воздухом и ночью. Мори не знает, как объяснить это ощущение, он просто старается навсегда запечатлеть его в памяти. – А я с подарком, – негромко произносит Мори, когда тишина становится неуютной и давящей. Юкичи в непонимании наблюдает, как он достаёт из ящика стола небольшой свёрток. Затем подходит впритык и парой лёгких движений повязывает на шее Юкичи жёлтый шарф с незатейливым тонким рисунком. После отходит на шаг и, словно довольный художник, любуется проделанной работой. И его улыбка кажется искренней. Но Фукудзава, едва зацепившийся за эту мысль, продолжает переводить взгляд то на его лицо, то на край мягкого шарфа в своей руке. – Мне жаль, я без подарка, – Фукудзава возвращается в реальность будто от лёгкого толчка в плечо, но Мори стои́т на расстоянии вытянутой руки и не собирается двигаться. Зато улыбается снова, расслабленно, самими уголками губ. Юкичи кажется, что прямо сейчас он открывает для себя новую, доныне неизвестную часть своего напарника. – Саке было достаточно. Так и тянет ляпнуть какую-нибудь глупость вроде "ты сам лучше любого подарка", но Мори так не хочется портить момент спокойствия. К тому же, кажется, за такой комментарий Фукудзава его точно убьёт. Ну или как минимум покалечит. Ни того, ни другого в планах Огая на сегодняшнюю ночь не было.* * *
Тихий стук наполненных чаш сливается с воспоминаниями, и Фукудзава, моргнув, возвращается в реальность. Во взгляде расслабленного Мори, сидящего напротив, загорается озорной огонёк. – А я с подарком, – довольно тянет он, кивнув в сторону. Юкичи переводит взгляд вслед за ним. Фукудзава с первых минут приметил этот средних размеров пакет, который Мори везде носил с собой. Через непрозрачную бумагу было трудно разглядеть, что находилось внутри, но Юкичи, пойдя на сделку с собственной совестью, ухитрился таки немного подсмотреть, когда Мори отвлёкся на разговоры с подчинёнными. Сверху, где пакет не был плотно закрыт, просматривалась яркая упаковочная бумага, которой было что-то обёрнуто. Фукудзава хмыкнул – его любопытство было удовлетворено лишь отчасти. – Я догадался, – кивнул мужчина, наблюдая, как Огай тянется за упомянутым пакетом. – И так и не смог вычислить, что там, верно? – Верно, – соглашается Фукудзава, не пытаясь отпираться. Мори ехидно улыбается, заметив, как у мужчины едва заметно покраснели уши – иногда невозмутимость Юкичи самую малость давала сбой. Огай улыбается шире, но теперь совсем добродушно. – С Новым годом, Юкичи, – и протягивает мужчине пакет. Фукудзава, всё ещё чуть смущённый, принимает подарок, аккуратно разворачивая шуршащую бумагу. – Ты же это не серьёзно? – С чего ты взял? Они смеются почти в унисон, когда Фукудзава, наконец, достаёт из подарочной обёртки пару тёплых войлочных тапочек... с изображёнными на них котами. – Как долго ты их выбирал? – Достаточно долго, чтобы почти отказаться от этой затеи. Ну, как тебе? – Я совру, если скажу, что мне не нравится. Но буду выглядеть глупо, если признаю обратное. – Тогда, чтобы не ставить тебя перед сложным выбором, я представлю тебе настоящий подарок. – Что? – Фукудзава выглядит окончательно растерянным, когда Мори, легко поднявшись с дивана, направляется к его столу. – Вот теперь точно с Новым годом, – торжественно произносит Огай, доставая из-под стола средних размеров коробку. – Как это там оказалось? Ещё днём ничего не было. – Санта Клаус? – Огай... – Это сюрприз! Он перестанет быть таковым, если я тебе всё расскажу. Ну, чего ты ждёшь? Под внимательным выжидающим взглядом Фукудзава распаковывает второй подарок, тихо охнув от неожиданности, когда в открывшейся коробке показался глиняный набор для чайной церемонии. Каждый предмет посуды был насквозь пропитан изысканностью и дороговизной. Юкичи перевёл взгляд на довольно улыбающегося мужчину. – Это же баснословные деньги. – Тебе не нравится? – Шутишь? Он прекрасен, – Фукудзава едва касается прохладной глины кончиками пальцев. – Но он ведь действительно очень дорогой. – Вы не заслуживаете дешёвых подарков, Фукудзава-доно. Смущение одолевает Фукудзаву больше прежнего. – Теперь я чувствую себя неловко. Мой подарок вовсе не так хорош. – Твой подарок? – Для тебя. Теперь настаёт черёд Мори смущаться. – Ты же не думал, что в новогоднюю ночь останешься без подарка? Вообще-то, именно так он и думал. – Вы слишком плохого мнения обо мне, Мори-сенсей, – мягко улыбается Юкичи, чуть наклонившись, открывает выдвижной ящик своего стола и достаёт оттуда небольшой свёрток. – С Новым годом, Огай, – Фукудзава протягивает подарок, любуясь замешательством на лице мужчины. Мори, выглядя до смешного растерянно, принимает подарок, аккуратно распаковывая. – Я думал насчёт шарфа, но не хотелось повторяться, да и свой ты вряд ли променяешь. Мори, разобравшийся с упаковкой, переводит удивлённый взгляд на мужчину. – У тебя всегда мёрзли руки, – заключает, наконец, Фукудзава, глядя, на тёплые кожаные перчатки в руках Огая. – Надеюсь, это хоть немного поможет. – Спасибо, – искренне благодарит Мори. В его голосе Юкичи слышит давно забытое тепло. – Это очень мило с твоей стороны, – отшучивается мужчина, стараясь скрыть непривычное смущение. На эту его попытку Фукудзава лишь улыбается ярче. Они бесцеремонно засматриваются в глаза друг друга, не отводя взгляд, и даже, кажется, забыв дышать. И кто знает, сколько ещё они могли бы вот так простоять, если бы не раздавшийся за окном залп салюта, рассыпавший по ночному небу яркие брызги. Фукудзава вздрагивает, точно очнувшись от наваждения, и оба быстро отводят друг от друга взгляд. – Новый год совсем скоро, – чуть слышно вздыхает Юкичи, глядя в окно. – Да, – кивает Мори, поправляя извечный галстук. С улицы, у входа в кафе, доносятся радостные вскрики и шум детективов и мафиози, выбравшихся полюбоваться салютом. Фукудзава ловит себя на мысли, что в кабинете вдруг стало душно и тесно. – Выйдем на воздух?* * *
Освещение уличных фонарей едва ли достаёт до крыши. И, тем не менее, в ночной полутьме кружащиеся в воздухе снежинки выглядят только волшебнее. Фукудзава невольно засматривается, как они запутываются в волосах Мори. Приходится протянуть руку и аккуратно смахнуть их с тёмной макушки. Огай, спешно натягивающий тёплые перчатки на замерзающие руки, поворачивается к мужчине, даже не вздрогнув. Снизу раздаётся звук какой-то отдалённо знакомой медленной песни. Детективы и сотрудники Мафии, раззадоренные горячительными напитками и всеобщей атмосферой праздника, нерешительно пускаются в танец, приглашая и коллег, и противников. Мори, недолго думая, тихо хмыкает, кивая собственным мыслям, и поворачивается к Фукудзаве, протянув ладонь в перчатке. – Станцуем, Фукудзава-доно? Мори, как и ожидал Юкичи, ведёт в танце, выглядя так, словно только этим и занимался всю свою сознательную жизнь. – Да что на тебя сегодня нашло? Подарки, танец, не язвишь даже. Фукудзава не знает, радоваться ему такой безобидности Огая или опасаться – он-то как никто другой знает, какие черти могут водиться в этом тихом омуте. – Новый год случается не так часто, чтобы потратить его на какую-то глупость, – с беззаботной улыбкой отвечает Мори, продолжая медленно вести. – В новогоднюю ночь можно позволить себе то, на что мы никогда не решимся в обычной жизни. – Только сегодня? – Только сегодня. – Значит, поутру этот мираж рассеется, как предрассветный туман? Слова Юкичи звучат печальнее, чем того хочется. Мори вмиг перенимает его настроение, меняясь в лице. Лёгкая улыбка тенью исчезает с его губ, а глаза больше не горят, как сама новогодняя ночь. Мужчины останавливаются, прервавшись на полушаге. Огай незаметно вздыхает, чуть отстранившись: – Не стоило мне этого всего затевать. Глупо, право слово. Фукудзава неотрывно следит за ним, готовый, при необходимости, увидеть то, о чём Огай промолчит. – Ты прав, – продолжает Мори. – Завтрашнее утро будет таким же, как и все остальные. Обычным. Мы будем чувствовать себя глупо. Наверное, лучше остановиться сейчас, пока не... – Поверить не могу, что ты сдаёшься на полпути, – качает головой Фукудзава, прервав собеседника. Мори поднимает на него удивлённый взгляд. – Какая разница, что будет завтра? У нас есть только этот момент, и он больше никогда не повторится. Давай не будем его портить? Слова Фукудзавы звучат почти как просьба, и когда он протягивает Мори руку, Огай не может сопротивляться ни ему, ни себе. Они продолжают танец почти с того же движения, на котором прервались, только в этот раз рассеянно и несерьёзно. Мори невольно поддаётся воспоминаниям, когда Фукудзава оказывается совсем близко – от него веет уличной свежестью, холодным воздухом и ночью. – Никогда не повторится, говоришь? Но, мне кажется, что-то похожее я уже видел. – Тогда мы не танцевали. Музыка останавливается совсем не вовремя, но мужчин это не особо заботит – они останавливаются вместе с ней. Тишина не длится долго – её прерывает гулкий звон колоколов. Как по команде, над головой сотнями всполохов снова загораются салюты. Фукудзава неуверенно тянется к лицу Мори, но рука так и застывает на полпути, не коснувшись холодной кожи. – Поверить не могу, что ты сдаёшься на полпути, – хитро улыбается Огай, заглядывая в глаза. Фукудзава мысленно благодарит всех богов за холодную погоду – так проще скрыть румянец смущения. Хотя, не то, чтоб Мори не понял и так. Даже после всех этих лет они видели друг друга насквозь. До последнего удара колокола они набирались смелости, боролись с желанием отступить, сбежать. Таковы уж их взаимоотношения – ходить друг от друга по замкнутому кругу, чтобы неизбежно пересечься в одной точке. Сто восьмой удар колокола прогремел набатом словно у самого уха – подошедший к финалу отсчёт. Тёмное небо озарилось главным фейерверком вечера, на мгновение почти превратив ночь в день, и этот самый момент Мори счёл последним знаком судьбы для самого себя. Он приподнялся на носках, решительно потянувшись к Фукудзаве, только для того, чтобы обнаружить, как мужчина сам наклонился к нему. Они пересеклись на полпути и, наконец, без размышлений соприкоснулись губами. Под закрытыми дрожащими веками россыпью белых мушек тоже распускались салюты – долгожданные и совсем чуточку нерешительные. Фукудзава отпрянул первым, всё-таки касаясь трепетно чужого холодного лица. Огай, едва заметно улыбаясь, прикрывает глаза, подставляясь под простую ласку. Этот единственный момент ощущается до невыносимого правильным и нужным, и так не хочется портить его пустыми словами и ненужными разъяснениями, но на улице становится холоднее, а Огаю чертовски любопытно, что ждёт их дальше. Юкичи это любопытство считывает по горящему взгляду, не иначе. Ведь только рой вопросов успевает сформироваться в голове Мори, как Фукудзава парой фраз отвечает сразу на все из них: – Я хочу опробовать новый чайный набор, составишь компанию? – Сочту за честь. – И ещё я подумал, – Фукудзава прервался на секунду, размышляя, сто́ит ли продолжать, но всё-таки решился, – останься на хацухинодэ. – С радостью. Нерешительность, с которой говорит Фукудзава, равносильна уверенности в ответах Огая, и они складываются вместе, как простой математический пример. Словно так и было задумано. Сорвавшийся ветер холодом заползает под кожу, и Мори, поежившись, поднимает ворот плаща. Это движение не укрывается от взгляда Фукудзавы. Чуя и Дазай, собравшиеся было на крышу полюбоваться городом, долго спорили, застав в коридоре второго этажа две тени. Осаму, без особого рвения, утверждал, что это были главы организаций. Накахара, отчего-то уверенно считавший догадку Дазая бредовой, настойчиво доказывал, что им обоим вовсе почудилось. Куникида, заставший разговор парней, вернувшихся спустя какое-то время в кафе, от комментариев воздержался.* * *
Фукудзава и Мори не спали до самого утра, увлечённые тёплыми душевными разговорами. И пусть глаза уже закрывались сами собой, у мужчин ещё оставалось одно незаконченное дело. Рассвет выдался безветренным, но морозным. Утренняя дымка медленно ползла по городу, а над ней возвышались полупрозрачные облака. Мори обвёл сонным взглядом город. Из-за горизонта медленно выползало первое солнце. Фукудзава сначала засмотрелся на него, потом перевёл задумчивый взгляд на Огая. Он выглядел непривычно расслабленным, открытым даже, и оттого Юкичи казалось, что если спросить сейчас – он ответит честно. – Мори? – М? – Что ты загадал в Новый год? Огай чуть хмурится привычно, недолго рассуждая прежде, чем ответить: – Чтобы ночь не заканчивалась. Фукудзава окидывает его внимательным взглядом, читая эмоции по лицу и голосу. После короткой паузы Мори продолжает: – Жаль, что это невозможно. Юкичи хочет ему что-то возразить, но не успевает. – А Вы что загадали, Фукудзава-доно? Юкичи ни секунды не размышляет, отвечая честно: – Чтобы эта ночь повторилась. Мори переводит на него взгляд, выглядя совсем немного удивлённым. – Правда? Ответом ему следует короткий кивок головы и почти незаметная улыбка.* * *
Солнце стремительно поднимается вверх, яркими лучами разгоняя утренний туман. Но здесь, в маленькой комнатке в стиле сёин-дзукури, оно не сможет помешать двум людям наконец отдохнуть. Мори, к своему и Фукудзавы удивлению, практически валится с ног, устраиваясь поудобнее на небольшом футоне – достаточном, чтобы хватило места для двоих. Юкичи подмечает, как Мори забывает обо всей привычной сдержанности и отстранённости, уткнувшись носом ему в плечо. Тихо хмыкнув, Фукудзава мягко обнимает мужчину одной рукой, притягивая его ближе. Проснувшиеся пополудни детективы, как и сотрудники Мафии, ещё долго будут вспоминать события прошедшей ночи. И никто, кроме скрупулёзного Куникиды не заметит, как ближе к вечеру, уверенные в своей незаметности, из кабинета Директора выскользнут две тени. Всё так же "незаметно" они на мгновение соприкоснутся, сливаясь в одно целое, и быстро разойдутся. Одна тень скроется во тьме прохода, а вторая пройдёт по коридору, и в кабинет, под оживленный шум толпы, войдёт Фукудзава, со всех сил пытаясь вернуть себе невозмутимый вид.