***
Из дворца пришел молодой мужчина, рядом с которым семенили слуги. Он придирчиво рассматривал стоящих девушек, но его взор все никак не мог зацепиться ни за чье лицо, пока он не увидел среди них Анастасию. Она, в отличии от остальных пленниц, уверенно стояла с гордо поднятой головой и смотрела прямо перед собой. Паргалы Ибрагим остановился напротив, посмотрел в упор на её лицо, ожидая когда же славянка смутится, и испуганно опустит голову вниз, но Анастасия продолжала держаться уверенно и непоколебимо, что грека и подкупило. Сам Ибрагим когда-то был таким же: гордо смотрящий в лик своей жестокой судьбе. Его позабавила исходящая от славянки уверенность, поэтому Паргалы с усмешкой указал на нее пальцем. Женщина-торговка запричитала, что эта непокорная и на теле есть росчерки от кнута, мол сгодится только в служанки, а к самому султану это убожество подпускать нельзя, дабы не омрачать этим видом его ясные очи. Паргалы только хмыкнул, согласно кивая головой, и продолжал рассматривать девицу перед собой. Анастасия наконец перевела свои глаза на Ибрагима, посмотрела открыто с ненавистью и презрением, которые совсем не вязались с ее текущим положением, тем самым, вызвав уже неприкрытый смех грека. Выбрав еще несколько девушек, Ибрагим развернулся, чтобы покинуть рынок, но тут за его спиной раздался истошный вопль. Обернувшись, мужчина увидел, как за руку славянки цепляется маленькая девочка, громко рыдает, прося о чем-то. Сама же рыжеволосая поднимает глаза на Ибрагима, в которых теперь отчетливо читается мольба. Анастасия начинает говорить на непонятном ему языке, но по интонации понятно, о чем она молит. Паргалы Ибрагим опускает глаза на малышку и кивает, разрешая взять её с собой. Пока ещё от власти его сердце не зачерствело и в гареме даже для этой девочки найдется место. Всяко лучше продажи ребенка в чьи-то другие руки. В гареме о ней смогут позаботиться. И возможно однажды она сможет стать свободной, выйдя замуж.***
Дни понеслись ярким калейдоскопом событий. Анастасию стали обучать турецкому языку и азам того, как должны вести себя прислужницы. Учили стирать, рассказывали, как нужно убирать покои, а главное — гаремной иерархии. Лишь единожды за эти месяцы славянке удалось увидеть венценосных особ. В гареме был праздник, чарующие звуки багламы сладкой патокой растекались в душе, а плавные изгибы девушек в танце приковывали к себе взгляд. На расшитых подушках сидели женщины невиданной красоты. Как позже объяснила ей Нигяр-калфа, что заправляла их обучением — то были Махидевран Султан, главная фаворитка султана и мать его сына, а также его сестра Хатидже Султан, которую пока еще не выдали замуж. А во главе этих женщин была мать султана. Анастасия невольно залюбовалась ею. Женщина была одета в роскошный атлас фиолетового цвета, а грациозные движения её рук, вызывали желание подражать. Валиде Султан, так её называли все вокруг, была самой главной женщиной этой империи. Она заправляла гаремом и фактически была властительницей их судеб. Как позже выяснилось, когда Анастасия сидела за чисткой музыкальных инструментов, а заботливая Нигяр-калфа была рядом, погружая её в рассказы о жизни здесь, сама Айше Хафса Султан некогда была Крымской принцессой, дочерью небезызвестного на родной земле славянки, Менгли Гирея-хана. Ее выдали замуж за почившего ныне султана Селим-хана, которого в народе просто называли «грозным». Теперь, когда султан умер, то власть перешла к их сыну — султану Сулейману. Анастасия спросила почему еще никогда не видела падишаха, на что Нигяр-калфа рассмеялась. — Султана ты не увидишь, моя дорогая. Он человек занятой, управляет огромной империей и в гарем почти не приходит. Это Валиде султан отправляет к нему девушек из гарема. Правда еще со времен его бытности шахзаде, в покоях и сердце султана живет только Махидевран Султан. — Анастасия забавно сморщила нос, памятуя как это так, что у него целый гарем. — Да, здесь совсем другие устои. Султаны никогда не женятся на девушках из гарема — они служат только для продолжения священного рода династии Османов. Либо заключают браки ради политических целей, как это было с нашей Валиде Султан. И как это происходит с султанскими дочерьми. Здесь нет места для любви. — Какие ужасы ты мне рассказываешь, Нигяр-калфа. — хатун снова смеется, слушая турецкую речь с таким грубым русским акцентом. — Не смейся! Я выучу этот варварский язык и буду говорить хорошо! — теперь смеется уже славянка. Её колокольчатых смех привлек мужчину, который проходит мимо музыльной комнаты. В этой части дворца обычно нет никого, поэтому и стража не объявляла приход падишаха. Сулейман останавливается у двери, заглядывая в оставленную щель и видит перед собой Нигяр-калфу, рядом с которой сидит рыжеволосая девушка. Они о чем-то переговариваются, смеются. На коленях девушки лежит баглама, по струнам которой она нежно пробегается тонкими пальчиками, любуясь. — Нигяр-калфа, а можно мне научиться играть на этом инструменте? — в голосе славянки слышна неприкрытая мольба и надежда. — Боюсь, что нет. В твои обязанности не входит развлечение господ. — видя, как омрачилось лицо Анастасии, калфа все же смягчается. — Ох, вьешь ты из меня веревки своим жалостливым личиком. Я попробую поговорить с Сюмбюлем-агой, возможно, получится что-то придумать. Лицо Анастасии светлеет, сияет, как тысячи звезд и она снова смеется, счастливо выдыхая. — Повелитель, — обращается к Сулейману Паргалы, — что-то случилось? — Нет, можем идти дальше. Сулейман смущенно опускает голову, взволнованный своим любопытством, и велит идти дальше. Но занимаясь государственными делами, слушая своих пашей и подписывая документы, продолжает вспоминать звук переливчатого смеха звенящих колокольчиков. А образ улыбчивой девушки, ее жгучие рыжие волосы, оседают трепетом в душе, и цветение нежной влюбленности прорастает в сердце. В этот вечер он впервые за многие годы, не позвал к себе Махидевран.***
Аннушка вновь жмется к Анастасии во сне, едва заметно хмурясь. Скорее всего — мучают кошмары, мешающие ребенку спать. Девочка взяла за привычку каждую ночь перебираться к старшей в постель, жаться, как можно ближе. Первые дни во дворце обе боялись спать в темноте, оставляя на ночь одинокую свечу. А потом это увидел один из евнухов, отругал их, сетуя, что спалят дворец, и с тех пор они спят вместе, отгоняя кошмары друг друга. Славянка не может уснуть, наполненная эйфорией от того, что Сюмбюль-ага, который с самого первого дня оберегающий ее, разрешил учиться играть на багламе. Сказал, что будет развлекать своей игрой венценосных особ и жительниц гарема на праздниках. Анастасия уже предвкушала, как коснется своими пальцами струн и сможет подобрать на слух мелодию, которую любила напевать у себя на Родине. Они с Аннушкой часто говорили между собой на родном языке, отчаянно скучая по ржаным колосьям пшеницы, по полям подсолнухов и дружным посиделкам у костра теплыми летними вечерами. Настя рассказывала девочке на ночь сказки, которые услышала от бабушки. А когда оставалась в одиночестве, тихо, но горько плакала, вспоминая свою убитую семью и жителей деревни. Перед сном вспоминала их лица, надеясь, никогда не забыть…***
Ловкие пальчики пробегаются по струнам, в попытке подобрать нужное звучание старой колыбельной, которую тихими зимними ночами, напевала маленькой Анастасии мать. Получается не сразу, но девушка не оставляет своих попыток, упрямо двигает пальцами, едва ощутимо дергая струны. Мелодия спустя время складывается, славянка добавляет к звучанию свой мелодичный голос и тихо напевает. Анастасия сидит в окружении десятка свечей, тусклым светом, наполняющих комнату. Атмосфера волшебная, по-родному сказочная, ведь зима пришла уже и в Оттоманскую Порту, и навевает дорогие сердцу воспоминания. Улыбаясь своим мыслям, между словами, Анастасия поет песнь своего детства, а одинокая слезинка падает на дерево инструмента, и это так похоже на осознанное прощание с юностью… Только сейчас, спустя многие месяцы рабства, ей удалось понять, что родной земли никогда больше не достичь, ведь из дворца не получится выбраться. Но им с Аннушкой повезло, — они в относительной безопасности, спрятанные в самом сердце этой варварской империи, занимаются делами дворца и далеки от интриг одалисок, мечтающих посетить султанское ложе. Славянка сильно удивлена желанию пленниц попасть в руки пленителя. Самое главное, что ей удалось усвоить за время жизни во дворце — чем дальше ты от султанского ложа, тем безопаснее твоя жизнь. Анастасия находится в музыкальной комнате, которая отдалена от населенной части дворца, чтобы никому не мешать своими попытками обучиться красивой игре на багламе. Поэтому без каких-либо стеснений, славянка начинает играть громче и петь. Поет она детскую колыбельную, из глаз падают одинокие слезы. Прощается с нежной юностью, открывает дверь женщине, которой стала, так рано повзрослев. Теперь она умеет противостоять многому. А всему, что уготовила для нее судьба, она ответит лучезарной улыбкой! Увлеченная потоком красивой песни, девушка не слышит, как тихо отворяется дверь, и не замечает, что в комнате она больше не одна. Султан Сулейман, оставив стражу позади, намеренно отправился в эту часть дворца, ведомый зовом своего сердца, наполненного надеждой увидеть пленительницу всех его мыслей. И словно сама судьба внемлет его желаниям, когда он слышит пение, а теперь и видит девушку. Она сидит с закрытыми глазами, а мелодичный голос очаровывает своей нежностью. Из плена закрытых век, по бледным щекам бегут дорожки слез. В свете танцующего пламени свеч, она выглядит, как порождение Иблиса, со своими рыжими волосами, бледной кожей и дивным голосом, захватывая в плен душу султана. Он не в силах отвести глаз, откровенно любуется красотой девушки. Спустя долгое время, Анастасия понимает, что больше не одна: она открывает глаза и видит перед собой незнакомого мужчину. Девушка резко замолкает, обрывая песню, вскакивая на ноги. — Кто вы? Мужчина сел прямо на пол у двери, сложив нога на ногу, а его темные очи смотрят словно в саму душу, заставляя щеки славянки пылать от смущения. Анастасия видит перед собой простоволосого молодого мужчину. Весь его вид говорит, что он — важный человек в гареме. Возможно, это главный евнух. Но потом тут же отметает эту мысль, ибо в отличии от евнухов, у него на лице небольшая борода. Одежда на нем пусть и простого кроя, но выполнена из дорогих тканей. Руки усеяны драгоценными перстнями. Осознав, что находится в помещении с мужчиной наедине, девушка совсем бледнеет, понимая, что в случае чего накажут именно её. — Вам нельзя находится со мной в одном помещении! — Мне — можно, — просто отвечает её собеседник, а в тусклом свете свечей, видны его глаза, в которых пляшут смешинки. — Значит, мои мысли были правильные и вы тоже евнух? — робко спрашивает с надеждой славянка. Заданный ею вопрос, рассмешил мужчину и он громко засмеялся. У него глубокий смех, вызывающий мурашки. Девушка смущенная этим проявлением эмоций, стыдливо закрывает глаза. Но немного овладев собой, снова смотрит на него и отмечает больше деталей: мужчина красив, в каждом движении видна стать и элегантность. При всем уважении к знакомым ей евнухам, этот человек точно к ним не относится! Первым желанием после осознания того, что мужчина — не евнух, было — бежать без оглядки, чтобы не получить наказания. Но упрямая часть ее личности упорно начала сопротивляться. Если наказание все равно последует, то Анастасия хотя бы закончит свою тренировку. Из-за бесконечных дел, которые ей дают калфы и аги, неизвестно когда такая возможно еще представится. Поэтому девушка опускается на подушки, берет в руки багламу и продолжает просто играть, больше не обращая внимание на таинственного незнакомца. Враждебности не проявляется — и ладно. — Могу я тебя попросить сыграть и спеть мне ту песню, которую ты пела до моего прихода? Она из твоих родных земель? Славянка ничего ему не отвечает, молча трогает струны и начинает петь. Султан счастливо улыбается, прижимаясь спиной к деревянным створкам двери, слушает нежный голос и смотрит, не отводя взгляда. Слушая песню, он испытывает такое забытое чувство спокойствия, умиротворения и гармонии. Когда заканчивается одна песня, тут же начинается другая, но уже знакомая ему — турецкая. Акцент, звучащий из уст славянки, не режет его слух, а напротив — дарит песне какое-то удивительное очарование. Она поет ему еще несколько песен, а когда решает, что на сегодня достаточно — заботливо убирает инструмент, накрывает шелком. Встает на ноги, разглаживая складки на своем платье и идет к выходу. Сулейман просто наблюдает за ней, а когда она проходит совсем рядом с ним, ловит за руку, оставляя едва ощутимый поцелуй на запястье. — Спасибо. — благодарность звучит искренне и от всего сердца. Девушка вырывает руку, прижимая к груди. Румянец ползет от её шеи к щекам. Анастасия убегает, смущенная до ужаса таким поведением незнакомого человека, а уже в коридоре слышит бархатный смех и невольно улыбается тоже.***
В гареме сегодня знаменательное событие — Валиде Султан решила устроить праздник для своего сына-султана. Подготовка к вечеру началась с самого утра, евнухи и калфы носились по дворцу, раздавая указания девушкам, желая подарить своему падишаху достойный праздник. Анастасию попросил Сюмбюль-ага сегодня музицировать, разбавляя атмосферу в общем зале гарема, быть аккомпанементом для танцующих наложниц. Никто не верил в то, что сердце султана заденет хоть одна из них, зная, как он привязан к Махидевран Султан, которая была женщиной красивой, статной и они все — гаремные птички — ей не чета. Славянка кивает на просьбу евнуха с большим энтузиазмом, а в душе разгорался интерес, как же выглядит султан? Сегодня она сможет его увидеть. А еще, её мысли совсем не покидал тот загадочным мужчина, которого она видела пару недель назад, в той дальней комнате в конце коридора, разделяя с ним вечер, наполненный музыкой, пением и теплотой. Никто не наказал её за это, значит он промолчал, за что она была безмерно благодарна. Анастасия думала, что на празднике будет Валиде и её свита, но как ей потом объяснили, тут будет присутствовать только они и султан, а еще он может выбрать себе из наложниц одну девушку, кинув ей фиолетовый платок — знак своего расположения. Такая девушка отправится к нему ночью в покои, возможно, станет фавориткой и даже родит ему ребенка. Для наложниц высшей радости и быть не может! Анастасия, прижимает к себе Аннушку, тихо хихикающую, которой она рассказала про сегодняшний вечер. Сама же славянка радуется, что будучи служанкой, ей эта участь быть приглашенной в султанское ложе не грозит. Аннушка немного расстроилась, услышав, что ей посмотреть на праздник будет нельзя, взяла со старшей обещание обязательно все рассказать, и только после этого спокойно отпустила ее. Первыми в зал прибыли именно девушки-музыкантки, которым разрешили надеть сегодня свои лучшие наряды, собрать волосы в прически и выдали каждой украшение на голову. Славянка красовалась перед зеркалом, любуясь блеском камней в своих волосах. А сейчас глядя на остальных застенчивых и милых девушек, лучезарно им улыбалась, подбадривая. После них в залу вошли наложницы — одна краше другой, пестрящие разными красками своих одеяний. Они вели себя немного надменно, отчего-то считая, что чем-то лучше остальных, ведь могут стать фаворитками самого султана! На это их поведение славянка только рассмеялась, но стоило услышать оповещение стражи, что прибыл султан, замолкла, а когда она рассмотрела, как он выглядит, то испуганно захлопала глазами, не веря, что это тот самый человек, которому она пела песни и играла. Склонившись в поклоне, она не отводила взгляд, отметив, что и он смотрит только на неё. Смущение затопило девушку с головой, вызывая мурашки по всему телу, но первой отводить взгляд не стала, и упрямо продолжала смотреть прямо в его карие, почти черные, глаза. Султан ей улыбнулся и прошел к своему месту, — опустился на мягкие красные подушки, расшитые золотыми нитями. Праздник для славянки проходил, как в тумане: руки едва ощутимо тряслись от волнения, но в душе расцветала тихая радость от внимания, которые падишах ей дарил. Весь вечер, когда вокруг султана кружились очаровательные одалиски, привлекая внимание плавными изгибами своих тел, Сулейман смотрел только на Анастасию. Любовался ее надменным видом, который она старательно напустила на себя, будто ей все равно! Вот только яркий румянец смущения на ее щеках, — выдавал с головой. Сулейман смотрел на нее и улыбался искренне, очарованный видом славянки. А настроение мужчины было на высоте. Анастасия же была удивлена тому, насколько султан был прост при всей этой помпезности, которая его окружала. Тот мужчина, с которым она разделила свои песни, молчаливый слушатель ее откровения, султан огромной империи, сейчас виделся просто человеком. У него не было дьявольских рогов, длинных когтей и красных глаз, которые славянка нарисовала в своем воображении жестокому варвару. Весь этот дьявольский образ растворился: перед ней был просто красивый мужчина, смотрящий с нежностью и теплотой. Между ними потянулась нить, которая словно связала их души. И во всем зале, как и во всем мире, не существовало ничего, кроме звуков ее багламы и его мягкого внимания, прикованного к ней. Незнакомое доселе чувство, которое наполняло ее сердце, казалось ей чудом! Чарующе-теплым ощущение согревающее заледеневшую душу. Смотреть на него было приятно. Быть в центром его внимания было приятно. Знать, что ее внешность ему нравится, было приятно. Однако колкая шпилька, ударившая в голову, напомнила, что для нее это все недоступно. Она — обычная служанка, выполняющая уборку дворца и иногда помогающая на кухне. Она — бесправная рабыня, которой никогда не стать для него чем-то большим. Ей никогда с ним не быть. Анастасия мечтала когда-то выйти замуж и родить детей. Но теперь ее положение таково, что все это — несбыточная блажь ее сердца. Султаны на рабынях не женятся, так ей сказала Нигяр-калфа. Улыбка, весь вечер гостившая на ее лице, сползла. Движения пальцев на струнах стало машинальным. А от былого окрыленного настроения, не осталось и следа. Сулейману такая резкая перемена в ее настроении очень не понравилась. Мужчина гадал, что же так расстроило его робкую госпожу? Как только он вошел в этот зал и увидел славянку, то знал, что сделает в конце вечера. Поэтому когда музыка закончилась, а танцующие девушку замерли перед ним в ожидании, султан поднявшись на ноги, подошел прямо к Анастасии. Девушка растерянно посмотрела на него, не понимая, чего он хочет. А Сулейман достал из рукава шелковый фиолетовый платок, опустил его прямо на тонкие пальцы, и ушел. Все в зале замерли, не ожидая такого поворота событий и смотрели на славянку в немом удивлении. Сама же Настя смотрела только на этот фиолетовый платок, не способная видеть ничего другого вокруг…***
Нигяр-калфа коршуном возвышалась над девушкой, прижимая ко рту руку. Женщина была в глубочайшем шоке, раздумывая, что же она скажет Валиде Султан, как же так?! Султан не выбрал никого из предложенных ему наложниц, а отдал свое предпочтение обычной служанке! Славянка сидела на тахте, понуро опустив голову, отказываясь подтверждать факт того, что видела султана раньше, утверждая, что это была первая встреча. Ей казалось, что это правильно — сохранить себе трепетный момент их свидания. — Анастасия, ох, пока выговоришь твое имя, язык сломаешь! Ты правда не видела падишаха раньше? Чем же ты его привлекла? — Не знаю, Нигяр-калфа… — Ох, крику-то будет. Валиде Султан с меня шкуру сдерет! — А в чем ты виновата? — удивленно спросила Настя. — Это ведь воля султана. Разве вы можете пойти ему наперекор? Нигяр хитро прищурилась и внимательно посмотрела на девушку перед собой. — Посмотрите как она заговорила! Раньше и думать не думала о султанском ложе, а тут, видите ли, его воля! Живо признавайся, виделась с ним раньше? Ты понимаешь, что с тобой сделают? Нигяр-калфа давила на нее, и когда Анастасия уже был готова рассказать, как все было на самом деле, пришел Сюмбюль-ага. Евнух оттеснил Нигяр от славянки, та досадливо покачал головой. — Что у вас тут происходит? Почему хатун, — Сюмбюль указал кивком головы на славянку, — еще не отправили в хамам, готовиться к ночи? — Да вот пытаюсь узнать когда она задумала заманить падишаха в свои сети?! Она ведь обычная служанка! Почему он выбрал именно её? По гарему уже пошел слух, что ты порождение Иблиса, заколдовала нашего государя! Анастасия вскакивает на ноги, готовясь с пылом отстаивать свою непричастность к ворожбе, но тут евнух снова вмешивается. — Нигяр, Нигяр… Ты столько лет в гареме, должна была уже привыкнуть ко всему. Если падишах захотел её, мы обязаны подготовить и сопроводить. Воля нашего султана — закон. Прекрати напирать на девчонку! Вот станет госпожой и будешь локти потом кусать! Славянка не сдерживает истеричный смешок, а после старается взять себя в руки. — Не переживай, Нигяр-калфа, когда я буду госпожой, то не забуду твоей доброты и как следует тебя отблагодарю. Нигян-калфа тоже засмеялась, а из уголков ее глаз ушло напряжение. И правда — если султан сказал, то что она могла сделать? Так и скажет Валиде Султан. — Машаллах, машаллах! Иди уже, собирайся на хальвет. Не будем больше заставлять нашего султана ждать. Чарующий аромат жасмина, исходящий от тела Анастасии, разносится по покоям, и оседает сладостью в легких. Девушка уже облачилась в белоснежное платье, выгодно подчеркивающее пленительные изгибы фигуры, и теперь придирчиво рассматривает себя в зеркале. На ее щеках все еще сохранился румянец, а легкое волнение не покидает душу. Волосы славянки подняли вверх в не замысловатой прическе. Аккуратная подвеска с белым жемчугом на кулоне украшает тонкую белую шею, в комплекте к ней идут такие же жемчужины в уши, и тонкий браслет. Анастасия похожа на ангела, спустившегося с небес. Ей нравится то, что она видит. Теперь остается надеяться, что понравится и султану. Перед тем, как отправиться к нему в сопровождении Сюмбюль-аги, девушка просит предупредить маленькую Аннушку, что она вернется завтра. Евнух согласно кивает головой.***
Анастасию ведут по «золотому пути» к султанскому ложу. Здесь проходят только избранные фаворитки, коей на сегодняшний вечер является она. Девушка чувствует панику, наполняющую все ее естество, и старается взять себя в руки, чтобы не свалиться в обморок прямо в коридоре. Когда они доходят до последнего поворота к султанским покоям, то сталкиваются с Махидевран Султан и ее свитой служанок. На лице женщины отображается печаль, которую она никак не в силах скрыть. А когда албанка обратила внимание на Анастасию, то в глазах уже плескалась ненависть. Эту девчонку, которая украла у нее священную ночь четверга, Махидевран даже ранее не видела. Хранитель покоев развернул албанку прямо у порога покоев драгоценного султана, сообщив, что он ждет свою наложницу. В тот миг мир Махидевран разделился надвое: столько лет она была единственным цветком его сада, за кем он бережно ухаживал, даря свою любовь. А теперь вот так просто отказался от всего, выбрав другую. Конечно, Валиде Султан всегда твердит, что ее царственный сын волен выбирать себе новую наложницу хоть каждую ночь, а Гюльбахар не стоит обольщаться. Но Сулейман долгие годы выбирал только ее, называл «своей весенней розой», а теперь обратил внимание на рабыню, которую она даже не знала… Анастасия растерянно смотрит на женщину перед собой, наглядно видя себя в ней: сегодня ночью султан ее выбрал, а завтра — забудет… Девушка поклонилась султанской главной фаворитке, но Махидевран уже отвела свой взгляд от нее, и пошла дальше. Сюмбюль-ага сжал локоть славянки, подбадривая и девушку улыбнулась ему, благодарная за бесконечную поддержку и покровительство. Падишах весь извелся в ожидании: меряет шагами комнату, бросая взгляды на закрытую дверь. Но когда двери наконец отворяются, то он замирает, глядя на нежную девушку во всем белом. Она восхитительна: видны томные изгибы тела, а вырез платья дразнит, показывая ложбинку между грудями. Сулейман неосознанно облизывает губу, потрясенный красотой перед собой. Девушка неуверенно топчется на месте, не зная, что делать дальше. Султан решается ей помочь, подходит ближе. Славянка тут же склоняется в поклоне, опуская голову. Двумя пальцами Сулейман касается ее подбородка и поднимает лицо. Пораженно выдыхает, — голубое море ее глаз, пленяет его душу раз и навсегда. Стирая образы всех женщин, что были «до». Сулейман и слова не успевает сказать, когда волнение берет вверх над девушкой, и она, закатывая глаза, валится на бок. Но мужчина успевает ее схватить, поднимая на руки, и несет к своей кровати. Аккуратно опустив девушку на атласное покрывало, султан убирает выбившуюся из прически прядь, любуясь ее лицом. Невинная. Драгоценность, привезенная из далеких земель. Сулейман словно впервые испытывает влюбленность. То, как она завладела его мыслями и не давала покоя все это время с момента их первой встречи, дарит мужчине осознание — это любовь. Все эти ощущения несравнимы с тем, что было раньше: они захватывают его сердце, и впервые ему хочется обладать кем-то всецело и без остатка. Анастасия открывает глаза, смотрит на лицо склонившееся перед ней, не моргая. Султан опускает свою ладонь на её щеки, которые полыхают жаром смущения, но в голубых очах видна решимость. — Как очаровала Вселенная мои глаза! Кровавыми сделала она слёзы мои, что текут без конца. Даже в схватку со львом вступая смертную, я влюблён безнадёжно, до кончины своей, во Вселенную! — Чьи это стихи? Анастасия внимательно изучает его лицо: впитывая нежность его взгляда и красоту его лица. Она влюбилась — набатом стучит эту мысль в голове и сердце. — Муххиби. — Муххиби — это ты? — Я. Сулейман плавно опускается к ее лицу, смотрит, не моргая, и дает возможность отвернуться, если она не готова, и когда его дыхание щекочет ее губы, но Анастасия по прежнему смотрит в ответ, он нежно ее целует. Первые касания со стороны девушки робкие, неумелые, и это приводит султана в восторг! Поцелуй трепетный, нежный, первый… Его язык проникает в ее рот, лаская. Анастасия запускает свои нежные пальцы в его жесткие волосы, и Сулейман не сдерживает тихого стона удовольствия. Притягивает ее к себе вплотную, окольцовывая талию, ощутимо сжимает. Они бесконечно долго целуются, изучая тела друг друга руками. Славянке кажется, что пальцы Сулеймана везде: вот они сжали грудь, через секунду уже скользят по ее бедрам. И его губы. Они тоже везде: оставив истерзанные губы девушки, распухшие от ласки, Сулейман начинает выцеловывать ее шею, опускаясь все ниже. Анастасия издает ошеломленный выдох, утопая в наслаждении и чувстве искреннего счастья. Оставшись без одежды, в тусклом пламени свеч, изучают глазами тела друг друга. Потом девушка робко тянется к нему, сама целует в губы. Теперь она умеет, он научил… Сулейман охотно отвечает, сразу углубляет поцелуй. Они переплетаются руками и ногами. Первые движения немного болезненные и из глаз Анастасии текут слезы. Султан собирает их поцелуями, и останавливается, давая привыкнуть к новым ощущениям. Славянка смотрит на него с благодарностью, а потом кивает головой, разрешая двигаться дальше. Нежность, ласка и забота, с которой мужчина относится к ней, прогоняют боль, даря истинное наслаждение. Стоны удовольствия, разносятся по покоям, и звучат, как самая дивная музыка, которую им когда-либо доводилось слышать. Связь, которая ранее была тонкой нитью, протянутая от его сердца к ее, во время соития крепнет, превращаясь в стальную цепь. Она звенит от каждого движения и становится крепче — такую не сломать ни временем, ни обстоятельствами. Достигнув пика высшего наслаждения вместе, они все еще продолжают целоваться, не в силая оторваться друг от друга. Когда им это все же удается, оба глотают воздух, а после Сулейман тянет Анастасию за руку, укладывая рядом с собой. Он любуется разгоряченным голым телом, прослеживает путь своих исследований — следы от пламенных поцелуев. А после смотрит в ее глаза. — Когда я впервые увидел тебя, то понял, что пропал. Услышал твой смех, заполнивший вмиг мое сердце, я осознал — моя душа всегда ждала тебя. Хочу даровать тебе новое имя — Хюррем. Моя смеющаяся госпожа. — Хюррем… — произносит славянка, словно пробует на вкус это имя. И понимает, что оно ей очень нравится. — Спасибо, мой султан. Я тоже пропала, когда увидела ваш лик. Впервые, находясь в комнате с незнакомым мне человеком, я ощутила себя в безопасности. Словно я дома. Отныне я хочу верить в то же, что и вы. Идти путем, которому следуете вы. Быть с вами рядом, если позволите… Сулейман улыбается искренне, трепетно, вновь тянется к ее губам, сразу же впиваясь страстным поцелуем. Отвечает согласием на каждую фразу, сказанную ей. Анастасия гладит его по лицу, отрывается от губ и оставляет поцелуи везде, куда может дотянуться: лоб, нос, подбородок, бровь, глаза. Он — ее первый мужчина, ее первая любовь. Ей кажется, что весь этот тернистый путь для нее приготовила судьба только ради того, чтобы она встретила Сулеймана. Сейчас она тонет в искреннем счастье. Знает — горечь от испытаний останется в ней навсегда, но рваные раны на сердце заштопает чувство, которым она полна до кроев. Любовь…***
Ровно семь дней и восемь ночей провела новоявленная Хюррем в султанских покоях. Уходя каждое утро по своим государственный делам, Сулейман просил дожидаться его здесь, и никуда не уходить. Пока султана не было, Хюррем читала книги, которые он разрешил брать. Переписывала понравившиеся абзацы, чтобы тренировать ровные линии арабской вязи. Теперь ей очень хотелось в совершенстве овладеть турецким языком, чтобы красноречиво излагатьсвои мысли и складывать их в стихи. Под стать султану ее сердца. Но порой и грустные мысли посещали ее голову: Хюррем осознавала, что отныне этот дворец полон злых языков для нее и нужно быть готовой отбиваться от нападок. Вспомнились и слова Нигяр о том, что в гареме еще до их первой ночи, когда она только собиралась пройти по «золотому пути», Хюррем уже называли ведьмой. Вспомнилась и Махидевран Султан, чье место она случайно забрала. Хюррем по-женски понимала обиду на нее от албанки, искренне ей сочувствовала. Даже испытала неприязнь по отношению к самой себе, что забрала чужое. Вот только мир, в который она попала, — мир гарема был поистине удивителен: здесь был один мужчина, никому не принадлежащий, но кому принадлежали абсолютно все. Хюррем тогда от этих мыслей горько заплакала, не зная, что ей делать дальше. А когда султан, испуганно опустился перед ней на колени, вопрошая обидел ли ее кто-то, девушка потянулась к его шее и крепко обняла. Ответные объятия были крепкими, но нежными. И тогда она поняла — пока Сулейман вот так ее обнимает, она ничего не испугается и все вынесет.***
Когда Хюррем наконец вышла из султанских покоев, её тут же под руку взял Сюмбюль-ага и сказал — Валиде Султан велела явиться. Девушка испугалась, но выбора не было, поэтому она последовала за быстрыми мелкими шагами Сюмбюля-аги. Представ перед матерью султана, Хюррем чувствовала волны неприязни, исходящие от трех женщин: Валиде, Хатидже и Махидевран. Хюррем осмотрели с головы до ног, а когда заметили на шее пятна поцелуев султана, то и вовсе неприлично выпучил глаза. Первой в руки себя взяла Валиде Султан. Женщина выпрямилась, и подозвала ее ближе к себе. — То, что ты провела ночи с моим сыном, — Валиде Султан намеренно говорила по-русски, чтобы поняла её только она, дабы не унижать Хюррем еще больше, — не возносит тебя на пьедестал. Таких, как ты, вокруг целый гарем. Помни всегда о своем месте, Анастасия, поняла меня? — Хюррем. Отныне мое имя — Хюррем. Мне повелитель его даровал. — И тем не менее, ты все еще остаешься рабыней без прав. Не поймешь сама — я укажу тебе твое место, втоптав в грязь, и даже глазом не моргну. Думаешь мой сын между тобой и мной выберет тебя, Анастасия? Поди прочь с моих глаз! Сиди тихо и не высовывайся. Но вопреки словам сиятельной Валиде Султан, султан самолично вознес на пьедестал свою любимицу, одаривая её несметными богатствами, писал для неё стихи и главное — закрыл двери в свои покои и сердце для всех, кроме славянки. Любовь, проросшая в их сердцах, была нерушимой стеной для невзгод. Сначала падишах приказал поселить её в отдельных покоях гарема на втором этаже. Но женское коварство и зависть не знает границ — даже отдельные покои не спасли Хюррем от нападков. К ней подбросили ядовитую змею, которая чудом не успела ее укусить. Султан требовал от всех служащих гарема немедленно найти виновного и бросить в темницу, а своей матери приказал выделить для фаворитки отдаленные покои от основной части гарема. Валиде Султан ничего не оставалась, кроме как эти самые покои подобрать для ненавистной гяурки. Сулейман лично проверил комнаты, и оставшись довольным их обстановкой, позволил Хюррем переехать. Славянке выделили личных служанок, среди которых — по ее личной просьбе — была маленькая Аннушка. Девочка была очень рада этому, а когда Хюррем даровала новое имя — Айшен, с благодарностью приняла и это. Ребенок был вынужден смириться с обстоятельствами, в которых оказалась. А зная, что остается рядом с дорогим сердцу человеком, была уверена в будущем. Айше Хафса приходила в неистовое бешенство от вседозволенности какой-то рабыни, но сын-султан ревностно охранял ее покой и оберегал ото всех. А сама Хюррем знала, что однажды дождется момента, когда сможет защитить себя, не опираясь на своего султана. Спустя недолгое время Хюррем-хатун понесла. Султан Сулейман пришел в дикий восторг от новости, задарил свою фаворитку несметными богатствами: мехами соболей, дорогими тканям, сундуками золота и драгоценностями, сделанными его руками. В то время, как Хюррем наслаждалась счастьем, дарованным небесами и ждала своего первенца, Махидевран пришла в неистовую ярость. Однажды женщина настолько обезумела, что набросилась на славянку прямо посреди коридора. Женщина расцарапала девушке лицо, надавала пощечин. Сюмбюль-ага еле оттащил султаншу от падишахской фаворитки, но ему удалось завершить драку до того, как Махидевран нанесет существенный вред самой Хюррем и ее ребенку. Султан Сулейман, услышав об этом, был готов тут же приказать обезумевшую наложницу Махидевран казнить, но Валиде Султан вступилась за албанку и потребовала помиловать ее, напомнив о маленьком Мустафе. Лишь маленький любимый сын остановил падишаха от этого решения. Вот только двери своих покоев и свое сердце от бывшей наложницы Сулейман запечатал. Обращаться к нему можно было только через хранителя покоев Паргалы Ибрагима. Сам грек, который однажды эту самую Хюррем во дворец и привел, мог лишь беспомощно наблюдать за возвышением обычной служанки до главной фаворитки. В силу своей привязанности к Мустафе и Махидевран, Ибрагим решил присматриваться к славянке и не давать ей высоко задирать голову. Поэтому однажды встретив Хюррем в коридоре, не отказал себе в желании поставить ее на место. — Твой ребенок не дает тебе никаких гарантий. Есть Мустафа, он старший наследник. Посему будь осторожна и не забывай, что от тебя по-прежнему легко избавиться. Хюррем застыла на месте, услышав его слова. Развернулась и зло посмотрела. Ибрагима она ненавидела за то, что он купил ее, как товар, которым она и была на том невольничьем рынке. Но, тем не менее, именно он привел ее к любимому Сулейману. — Ибрагим, насколько я поняла, изучая историю этой страны, султаном становится не всегда старший из наследников, а чаще тот, у кого сильная мать, способная свое дитя защитить. Я не позволю никому из вас больше так с собой обращаться. И знай, — шипит ему в лицо славянка, — я достаточно настрадалась, а значит отныне, меня ничто не сломает. Я растопчу каждого, кто встанет на моем пути. Ибрагим рассмеялся, не воспринимая слова Хюррем всерьез. А сама девушка поняла для себя, что на одного врага в этом дворце у нее стало больше.***
Когда Хюррем оставалась в покоях одна, то обнимая округлившийся живот, позволяла себе плакать. Она не сделала никому ничего плохого в этом дворце, но каждый хотел ее поддеть побольнее, но самое ужасное — ненависть к ее нерожденному ребенку. За себя ей не было страшно. Страшно было за малыша, который еще не родился на свет, а уже был в опасности… Эта несправедливость больно ранила ее душу. Казалось, что все круги ада были пройдены во время пути по Черному морю, на невольничьем рынке, первое время во дворце. Но оказалось, что самые страшные демоны прятались тут — теперь она будет спать, не смыкая глаз. Теперь Хюррем отвечает не только за себя и за Айшен, но и за своего будущего ребенка.***
Когда повитуха принесла с ней извивающегося ребенка, звонкий плач которого разнесся по покоям, Хюррем пораженно выдохнула. Взяла своего первенца на руки, баюкая в своих объятьях и любовалась. Правда потом стало очень страшно — как только славянка посмотрела на свое дитя, то испытала такое сильное чувство материнской любви и привязанности. Разве можно любить кого-то настолько сильно? Но в таких же темных глазах своего сына, она видела ответ — можно и даже полюбит еще сильнее. А еще Хюррем поняла, что если кто-то вознамерится причинить вред ее дитю, она, не задумываясь, убьет. Голыми руками и без сожалений. Сулейман даровал их первенцу имя — Мехмед, в честь своего предка, Великого завоевателя неприступного Константинополя. Хюррем молилась, чтобы и судьба её сына была столь же знаменательной, яркой и победоносной, как и у его предка. Они лежали втроем на огромном султанском ложе: Сулейман, Хюррем и Мехмед. В покоях стояла уютная тишина, прерываемая редкими кряхтениями младенца. Родители гладили его с обеих сторон, а когда пальцы случайно коснулись друг друга, то Сулейман взял руку любимой, переплетая их. Они смотрели в глаза друг другу, счастливо улыбаясь, и султан, едва слышно прошептал: — Люблю тебя. Хюррем ответила: — Я тебя тоже.***
Годы начали нестись неумолимой лентой событий. За Мехмедом родилась их славная дочь Михримах, имя которой придумала Валиде Султан. В тот день на небе сошлись Солнце и Луна. В гареме не судачил об этом разве что ленивый. Все надеялись, что султан отвернется от Хюррем, разочарованный рождением девочки. И все оказались неправы — впервые увидев свою дочь, султан тут же был ею очарован. И долгие годы спустя, именно Михримах была самым любимым его ребенком. После Михримах на свет появился малыш Абдаллах. Три счастливых года они провели все вместе, наслаждаясь каждым мгновением, пока горе не постучалось к ним в двери. В столице вспыхнула эпидемия оспы, которой заразила ребенка кормилица. Хюррем ночевала у дверей лазарета, там же молилась о его благополучии, но Абдаллах умер. И тут злые языки были беспощадны к материнскому горю. Твердили, что жизнью маленького шахзаде Хюррем расплатилась с шайтаном, с которым заключила сделку. За могущество — жизнь невинного дитя. Особенно ярых сплетников султан велел казнить, остальные — замолчали сами, страшась уже за свои жизни. Боль от утраты смог залечить родившийся на свет Селим. Ребенок был на султана не похож, имел такие же рыжие волосы, как у матери и голубые глаза. Шепот слухов был тих, но все же говорили, что Хюррем падишаху изменила. Сама славянка, давно привыкшая к грязной лжи в свой адрес, уже попросту не обращала внимание. Главное — султан ни в чем не сомневался и Селима любил. Особенно за его сходство с любимой женщиной. Потом родился Баязид. Ликом сильнее всех похожий на Сулеймана, а как показали годы, — и характером тоже. Ребенок был активный, принципиальный и очень ревнивый. Не готов был делить внимание родителей с кем-то еще. Особенно с Селимом. Дети часто ссорились, иногда даже дрались. Но Хюррем каждому из них твердила, что в ее материнском сердце хватит места для всех. И каждого из своих детей она любит одинаково. Баязида могла усмирить либо мать, либо старшая сестра Михримах. Только эти две женщины имели для него ценность, как и для его отца. А самым последним из детей Хюррем на свет родился малыш Джихангир. Беременность проходила тяжело, ребенок перевернулся в ее чреве, отчего роды прошли неправильно, и на спине ребенка образовался горб. Хюррем плакала, качая сына на руках. Она боялась, что именно его султан не полюбит, посчитает ничтожным. И когда гаремные сплетники снова начали говорить гадости в адрес самой славянки и ее новорожденного сына, их заставила замолчать сама Айше Хафса Султан. За годы, проведенные Хюррем в гареме, Валиде оттаяла, ведь видела, как счастлив ее сын. Поэтому невестку в обиду не дала и всячески проявляла свое расположение. И страхи Хюррем относительно любви Сулеймана к Джихангиру не оправдались. Султан сына любил не меньше, чем остальных своих детей.***
Внутри падишаха стало так много чувств к своей рыжей славянке, что ему хотелось кричать на весь мир о том, что эта женщина — его, с ним. Они многое вместе прошли, многое пережили, но чувства не угасли, наоборот — разгорались с каждым годом все ярче и сильней. Поэтому сначала для нее он придумал новый титул — Хасеки, означающий «жена». Потом даровал ей свободу и заключил официальный брак. Это был беспрецедентный случай в истории Османского государства: султан женился на простой рабыне. В этом не было политической выгоды, это была — любовь. Хюррем официально стала одна и единственная для него. Каждый король, император и важный вельможа по всему свету об этом знал. Послы разных государств каждый день приходили во дворец Топкапы, чтобы передать новоиспеченной Хасеки свои бесценные дары и глубочайшее уважение. Сама славянка своему счастью поверить долгое время не могла. Конечно, женщина надеялась, что сможет быть интересной Сулейману, как можно дольше. Но даже и мечтать не смела, что он впустит ее в свое сердце насовсем. Хюррем Султан смеялась, вспоминая слова Нигяр о том, что султаны на рабынях не женятся.Но оказалась, что если ты любишь человека, то будешь готов совершить невозможное. Как только в руках славянки оказалось достаточно власти, она мигом приступила к делу, о котором мечтала все эти годы. Обратилась к своему падишаху с просьбой разрешить построить свой собственный вакуф. Он ответил согласием. Хасеки Султан выкупила землю, где стоял невольничий рынок, куда ее однажды саму привезли, как товар. На его месте началось строительство благотворительного фонда ее имени. Хюррем выкупила всех невольных девушек и оплатила с собственной казны их обратный путь домой. Она хотела им дать шанс, которого не было у нее самой. Когда строительство вакуфа было завершено, каждый несчастный в столице знал, что может туда прийти. Ему окажут помощь, накормят и позаботятся. Простой люд свою Хасеки Султан любил и восхищался, но старая исламская знать не хотела принимать до сих пор. Долгие годы прошли, а толстосумы не могли простить ей статус рабыни, бесконечно сетуя об этом. Вот только все громкие высказывания, заглушал тихий и уверенный голос султана. Он говорил: — Какая разница, что они говорят? Ведь я повелеваю миром, а ты мной. И правда, какая разница? Хюррем Султан крепко сжимает руку своего мужа, и знает — вместе с ним она сможет противостоять всему миру. Не страшны злые разговоры, враги и ненастья. Они смогут все преодолеть. Вместе… Реальные стихи Сулеймана к Хюррем: Ты моя сила как сталь, моё уединение, смысл моего существования, любимая, луна моя, опора моя, Друг мой сокровенный, смысл моего существования, самая красивая моя султанша, Жизнь моя, ты как зеленые колосья пшеницы, прелесть моя, ты как вино — мой райский напиток, имя мое, Весна моя, красота моя, торжество мое, моя любимая картина, мой поток радости, Настроение мое, праздник мой, мое средство от усталости жизни, счастье мое, солнце мое, звезда яркая, Мой оранжевый цитрусовый фрукт, очаг моей спальни, Мое зеленое растение, мой сахар, молодость моя, весь мой мир внутри тебя, боль моя, Дорогая моя, госпожа моего сердца и стихотворной строки, Мой Стамбул, мой караван, земля моя греческая, Моя очевидность, моя кыпчаг, мой Багдад, мой Хорасан, Мои волосы, выразительные брови, безумие чистых глаз, болезнь моя, Я умру на твоей шее, ты помощь моя мусульманская, Я в твоих дверях, потому что ты моя любимая рассказчица историй, тебя восхвалять буду я всегда продолжать, Музыкальные гаммы моего чистого сердца, из моих глаз прольются чистой влагой, ты моя прекрасная Муххиби! Я пред тобой, как ночной мотылек. А ты, как свеча, своим светом манишь меня. Ты — напасть для меня, я сошел от любви с ума, Ты мое несравненное горе, моя самая страшная мука, мое яркое солнце и щедрости полные горсти. Я сам не свой, я слепо тебе подчинен, Ты — Султанша моя, моя Повелительница. Один твой локон заставляет петь мое сердце, Стенания мои уже долетели до неба, Дорогая, Мухибби болен. Мой целебный экстракт — это ты. Стихи Хюррем к Сулейману: Моему пронзенному сердцу нет на свете лекарств. Душа моя жалобно стонет, как свирель в устах дервиша. И без лица твоего милого я, как Венера без солнца Или же маленький соловушка без розы ночной. Пока читала ваше письмо, слезы текли от радости. Может, от боли разлуки, а может, от благодарности. Ведь вы наполнили чистое воспоминание драгоценностями внимания, Сокровищницу сердца моего наполнили ароматами страсти. Стихи Сулеймана к Хюррем: Я страстью сбит с пути. Брожу я, как в пустыне. Заботам нет числа. Мне ничего не снится. Моя душа больна. Но если кровь остынет, Твой взгляд меня спасет, любимая Царица! Я сердцем ощутил всю грязь, весь стыд гордыни — Чем выше возношусь, тем больше грех вершится. Кто щедрость сохранил? Кто благороден ныне? Лишь ты, моя любовь, лишь ты, моя Царица! И все же в мире лжи, где рушатся святыни, Я верю: свет придет, и нежность возвратится. Я горевал вчера. Кем я утешусь ныне? Тобой, моя любовь, тобой, моя Царица Не спрашивай Меджнуна о любви: он очарован. Не надейся, что тайну откроет тебе Ферхад: это только сказка. Спрашивай меня о знаках любви — я расскажу тебе. Милая моя, станешь свечой, а твой милый — мотыльком… Стихи взяты из просторов интернета. Перевод Натальи Щвец.