Танец

      Бальный зал залит светом лампад. Они слепят глаза, нагревают ледяной мраморный пол, блестят на каждой поверхности. Золотое сияние сливается с льющимся откуда-то с потолка оркестром, ласкающим слух и вкус особых ценителей.       Цзянь чувствует себя некомфортно в такой обстановке. Обычный он совсем не подходит для такого рода помещений, даже находиться около них, в одном здании — нонсенс. Он опускает глаза в пол, чувствуя себя каким-то шутом, переодетым в ослепительные и завораживающие своим видом одежды хозяина. Его волосы зачëсаны и покрыты чем-то — то ли лаком, то ли маслом, он не разобрался. Белая рубашка душит, с каждой секундой выглядит всё нелепее и нелепее по мнению И.       Парень любит свою матушку, готов сделать для неё что угодно, но, стоя сейчас посреди божественных хором, он хочет сбежать, плюнуть на просьбы матери и никогда больше не появляться на глазах у людей, которые анализируют его и каждое его действие. Они не пытаются скрыть это, они осматривают каждый милиметр тела, ни одно малейшее движение или эмоция, пролетающуая на лице Цзяня, не остаётся незамеченным. Эмоциональному и экспрессивному подростку контроль своих чувств кажется невозможным, нереальным, абсурдным. Но так работает высшее общество, и оно не нравится молодому сердцу.       Мать Цзянь И стоит поодаль, между еë бровей пролегло едва различимое волнение, но в глазах, как и всегда, твёрдая решительность, будто она знает то, что неведомо никому более в этом зале. Одета она на манер греческих богинь и выглядит также изящно, не менее. Золотые украшения придают ей особый шарм и роскошь, совершенно не умаляя своим тяжёлым видом ею красу.       И мать, и сын, одинаково красивые и ангелоподобные, притягивают к себе внимание всех собравшихся. Они — лучшее украшение в светлом зале, самые живописные картины, красой которых нельзя не восхититься. Застенчивые и сдержанные гости лишь наблюдают, украдкой смотрят на идолов, а те, что посмелее, не медля ни секунды, облепили со всех сторон восхитительное семейство. Цзянь, по мнению родительницы, держался просто прекрасно. К нему, молодому и юному, было уделено особое внимание. Особы его возраста пытались получить долю его внимания, обратить его взор на себя, заинтересовать, влюбить, даже некоторые незамужние дамы почтенного возраста не гнушались флиртовать с совсем ребёнком, учитывая их разницу в возрасте. Женщины замужние предлагали и рекламировали ему своих дочерей как товар, расписывая все мнимые плюсы и достоинства своих детей. На все порывы и домогательства со стороны представительниц женского пола Цзянь И старался отвечать вежливо, показывая пример галатности и любезности, которая должна быть присуща каждому мужчине высшего общества, а потому отказывать девушкам и женщинам было очень трудно, ведь каждое неаккуратное слово могло ранить или оскорбить собеседниц. Будь Цзянь на своём месте, имей он возможность быть собой, он бы определённо не выдержал, в грубой форме отшил бы каждую, но на кону стояло положение его горячо любимой матери, а потому осрамить еë образ своим поведением он не мог.       Госпожа И сочувствовала сыну, вина, казалось, душила еë, а тяжёлые волнения камнями забили сердце женщины, но ни одна эмоция не показалась на еë холодном лице. Отойти и придти на помощь своему ребёнку мать не могла: старые друзья мужа, мужчины, считавшие, что достаточно хороши, чтобы покорить сердце вдовы, какие-то женщины всех возрастов отрезали ей все пути к отступлению. Только надежда на помощь другого рода успокаивала душу родительницы.       Телефон Цзянь И спасительно заиграл классическую мелодию, сонату какого-то композитора, которую парень предусмотрительно поставил на звонок. Одна из пожилых дам, окружавших юношу, в восторге воскликнула «Какой у Вас замечательный вкус! Не часто встречаются в наше время такие интелегентные юноши!», но была проигнорирована. Цзянь И не собирался отпускать такую возможность на бегство, отвергая все просьбы отстаться, он, говоря пылко и страстно, погрузившись в счастье и надежду на передышку, убедил девушек, что разговор его ждёт важный и серьёзный, никак не терпящий отлагательств, а потому ему срочно надо отлучиться. Под полные разочарования вздохи и ахи он выбежал из зала, на бегу достал телефон, и спасительный звонок стал ещё более царственным — на экране телефона высветилось фото и имя Чжань Чжэнси. Однако же ответить на звонок он не успел. Человек на той стороне провода появился перед ним воочию, немного удивлённый появлению Цзянь И, но невероятно сильно воодушевив последнего.       — Сиси! Чжань Чжэнси! Дорогой мой! — Кричал Цзянь так, будто ещё немного и крик этот перейдет в истерику, — ты не представляешь, как я рад тебя видеть! Ты ангел, не менее! Только ангел мог придти мне на выручку в такой злосчастный момент!       Кричавший парень упал в объятия «ангела», который предоставил своё тело в его полное использование. Он успокаивающе гладил, слушал, не перебивал и обнимал Цзянь И. Когда наконец тот выплеснул все накопившиеся чувства и мысли, и голос его стих, повисло минутное молчание. Чжань ждал возможного повтора страстной речи, давал возможность отдышаться, но молчание не нарушалось ничем, кроме громкого дыхания.       — Твоя мама рассказала о твоём незавидном положении, — начал тихо Си, — и намекнула мне, что помощь не помешала бы. Меня, конечно, не надо было просить, но такое доверие со стороны свекрови очень радует, — нежно улыбаясь, шутил в попытках вновь возбудить энтузиазм угасшего настроения Цзяня.       — Клянусь, если бы не ты, то я бы прямо там лёг на пол и заистерил как ребёнок! — Чжань справился с поставленной для себя задачей, И явно чувствовал себя лучше. Он всё так же полулежал на своей паре, улыбаясь как кот, объевшийся сметаны.       Влюблённые ещё пару минут простояли так, тихо и мирно, слушая громкий оркестр, но всему хорошему иногда суждено закончится, а потому Цзянь, гложемый чувством ответственности перед матушкой, медленно оторвался от тела напротив, потянулся и, ещё раз с любовью взглянув в тёплые глаза, коротко шагнул в сторону зала.       — Ты, — аккуратно, будто говоря о чём-то запретном, — составишь мне компанию?       — С удовольствием, — коротко и ясно.       Возвращение «принца», как его уже окрестили в обществе, чаяли, а потому, как только Цзянь вошёл, то сразу оказался в кругу девиц разного возраста. Появление другого красавца ещё больше распоясало особ, и Чжань тоже попал под шквал вопросов, заигрываний и флирта. Долго, однако, он не длился, ибо торжественно раздался вальс, и все девушки и женщины сразу замолчали, полные возбуждения и ожидания, уверенные, что именно на них падёт взор юношей.       Планам их не было суждено сбыться. Чжань Си, полный невозмутимости и хладнокровия, присущие его личности, подал руку Цзяню. Девушки, не веря в происходящее, сильно сконфузились, нервно начали хихикать, глазами вопрошая парней. Цзянь улыбнулся так ярко, что, казалось, сейчас уголки его губ полезут на блистающие глаза. Он резко взял поданную ему руку и, совсем не по-джентельменски, но по-цзяновски, оттолокнул людей, преграждавших им путь.       За громкой мелодией совсем не было слышно шелеста разговоров и смешков, поднявшихся в том момента, когда необычная пара начала движение. Огорчённые, но при этом ещё более восхищённые Цзянь И женщины и мужчины судачили о том, что он, весь из себя высокоморальный и одухотворенный просто не хотел оскорблять ни одну из дам своим выбором, а потому и пошёл на такой непристойный поступок! Если бы Тянь и Мо слышали эти пустые разговоры, то точно бы рассмеялись в лицо этого сборища.       Мать Цзянь И могла только со смешинками в глазах и любовью в сердце наблюдать за своими детьми, неумело, но уверенно, строящих из себя истинных аристократов, пытаясь подражать рядом танцующим парам. Для юношей же в этот момент пропали все и сразу. Они видели только друг друга и их совсем не волновали окружающие люди, что пожирали их глазами. И только под конец ощущение пространства и времени вернулось к ним, возвращая с небес на землю. Они, счастливо улыбаясь, отошли и, пока высшее общество не отобрало их друг у друга, тихо прошептали:       — Я так люблю и благодарен тебе, Сиси.       — Я тоже люблю тебя, «принц». И раздался звонкий смех.