центральный парк

Рождественская пора. Звучит славно, а на деле же — полный отстой. Бесконечные пробки и толкучки во всех общественных местах, тошнотворные песенки и сияющие позитивом люди. Чонгук всё это ненавидит. Ненавидит, потому что завидует. Он бы и сам рад присоединиться к этой суете, да вот настроения как назло постоянно нет. Так бывает, когда ты вырастаешь, теряешь веру в чудо и у тебя нет детей, ради которых нужно было бы создавать атмосферу волшебства. А если твое детство прошло ещё и в детском доме, где из подарков можно расчитывать только на маленький набор самых невостребованных конфет, то сразу становится понятно, что рождественскому антуражу браться просто неоткуда. У Чонгука есть только его муж Тэхён, который, к удивлению, веру в волшебство с годами не растерял. Он и ёлку домой притащил на той неделе, и дом сам украсил. Накупил кучу всякой бесполезной атрибутики и даже нарыл где-то целую коробку с маршмеллоу, чтобы каждый вечер делать себе и Чонгуку самые приторные в мире какао-вечера. Чонгуку это всё не нужно, но для Тэхёна, который рос в большой семье и привык к традиционному празднованию данного праздника, это было очень важно, так что возникать по этому поводу не хотелось. Это только для него Рождество — обычный день, как и любой другой в году, но это не значит, что так должно быть у всех. На календаре двадцать четвёртое декабря — самый-самый канун Рождества. Чонгук сидит за рабочим столом дома и доделывает отчёты, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Тэхён ускакал куда-то ещё утром, заверив его, что у него есть неотложные дела; доставка их «праздничного стола» намечена только на девять вечера, так что сейчас остается лишь сидеть в ожидании ужина или мужа — тут уж смотря что доедет быстрее. На часах 20:40, кокетливо вредное сообщение Тэхёну о том, что если он не успеет раньше доставки, то будет есть мандариновую кожуру, остаётся непрочитанным. Это правда странно, ведь представить Тэхёна, который настолько трепещет от этого праздника, что за неделю до него берет отпуск на работе, и который впервые уматывает куда-то по делам, почти невозможно. Какие у него вообще могут быть сегодня дела? Когда на часах высвечивается ровно девять, тишину квартиры разбивает дверной звонок. А вот и доставка. Первый ступор за сегодняшний вечер случается, когда за дверью его встречает не курьер, а Санта, мать его, Клаус, в канонично красном костюме, с белой бородой и огромным мешком с подарками за спиной. Чонгук просто стоит на пороге в своей затасканной пижаме с пикачу и хлопает глазами, когда до боли знакомым голосом ему говорят: — Хо-хо-хо, в этом доме есть послушные мальчики? Санта правда очень старается изменить свой голос и придать ему больше той величавости и басовитости, что свойственна всем киношным пузатым старичкам. Чонгук правда старался, но не мог не прыснуть от этого зрелища. — Тэхён, ты головой ударился? Что это за маскарад? Ну разве мог Чонгук не узнать за всей этой клоунадой своего мужа? Ни одна бутафорская борода не скроет от него любимых черт лица и глаз, в которые и влюбился когда-то девятнадцатилетний Чонгук. — Разве ты не признал Санту, м? Малыш, ты, кажется, не очень хороший ребенок! Чонгук не хочет понимать, что тут происходит, ему бы просто поскорее пережить этот день да эту ночь, выйти на свои обыденные будни да не думать про всю эту кутерьму до следующего года, но если его великовозрастный ребенок снова нашел себе странное развлечение и хочет с ним поиграть, то выбора просто не остаётся — придётся подыгрывать. — Знаешь, Санта, я и правда в этом году был не самым послушным ребёнком. «Санта» под бородой довольно улыбается, но быстро стирает с лица это выражение, якобы задумчиво хмуря брови. — Чувствую я, что тебе недостает духа Рождества! Чонгук снова прыскает. Санты нынче проницательные пошли, прямо в точку попал. Вслух же он оставляет эту фразу без ответа. — Все достойны хорошего праздника сегодня, Чонгуки, так что беги собираться, и Санта покажет тебе настоящий дух Рождества! Планов выбираться сегодня из дома вообще-то никаких не было, но если честно, лезть в панцирь и портить Тэхёну его авантюру и настроение тоже до сих пор не хотелось. Он, кажется, что-то там уже напридумывал и всё распланировал, радостный вон весь стоит; кем себя будет чувствовать Чонгук, если сейчас просто спустит всё на тормозах? Разве будет лучше остаться одному дома и есть салаты из доставки? Которая, к слову, так и не приехала. Это Тэхён её отменил? Он провожает глазами Санту, который лишь просит одеться потеплее и предупреждает, что будет ждать его внизу в санях, а затем Чонгук лениво топает в их спальню, где наспех одевается в самое тёплое, что у него есть, и, заперев квартиру, спускается вниз, навстречу приключениям. У подъезда Чонгука встречает всё ещё его муж в нелепом костюме, который прыгает с места на место, стараясь согреться и, кажется, даже тихо матерится себе под нос о том, что нужно было выбирать подштанники потеплее. На лицо так и лезет улыбка от всей нелепости этой ситуации; мороз на улице кажется уже не таким уж суровым, когда на сердце теплеет от бесконечно родной придури самого близкого человека. Санта со своим спутником доходят до оленьей упряжки, и в этот раз ступор Чонгука выливается в неконтролируемую истерику. Новенькая BMW, на которую его муж полгода облизывался и купил её только этим летом, сейчас была увешана всякой мишурой и плюшевыми оленьими рогами, которые он приделал на боковые зеркала. Олений нос был приклеен над передними номерами машины, и с заднего сидения едва проглядывался свет от гирлянд. «Ну какая нелепость», — думается Чонгуку, пока глаза застилают слёзы смеха, а лицо грозится треснуть от улыбки. Интересно, если Чонгук сейчас кому-то скажет, что его мужу почти тридцать лет, ему кто-то поверит? Не знай Чонгук правды, сам бы себе не поверил. В «санях» на всю катушку работает печка, свет гирлянды с задних сидений приятно освещает весь салон, а из пакета с пряниками очень вкусно пахнет свежей выпечкой. Чонгук всё ещё не любит Рождество, но этот момент откликается в его сердце слабым трепетанием, которое стократно усиливается, стоит ему только подумать о Тэхёне. Просто приятно, что даже спустя столько лет совместной жизни его муж всё ещё не теряет надежды сделать этот день особенным для любимого человека. — Интересные у тебя сани, Санта, — лукаво щурится Чонгук, благодарно принимая в руки несколько пряников в виде человеков. Тэхён смахивает дворниками снег с лобового стекла и задорно хмыкает, горделиво выдавая: — А то! Последняя модель! «Очаровательная нелепость», — вновь думается Чонгуку, когда он пристёгивается ремнём безопасности и откидывается на пассажирском кресле, окончательно принимая любые правила сегодняшней игры. Чонгук всё ещё чувствует неприятные эмоции от этой предпраздничной суеты, от пробок, в одной из которых парочка находится уже как полтора часа, но представлять это всё и злиться — это одно, а вот переживать этот момент с любимым человеком и забавными рождественскими песенками на радио — совсем другое. В этом нет волшебного момента и эйфории, но есть что-то своё, особенное, что, к удивлению, даже хочется продлить. Всё это время Тэхён не выходит из образа и делает вид, что он самый что ни на есть настоящий Санта Клаус. Они не говорят о работе, о домашних делах, да даже о них самих — ничего такого. Тэхён изредка шутит и вспоминает странные тематические анекдоты, постукивает пальцем по рулю своих «саней» и тихонечко мурлычет эти праздничные песни себе под нос; он уже успел позабыть текст, но мелодия запомнилась достаточно хорошо. Сам Чонгук жуёт печенье, смотрит на украшенные улицы за окном да невольно вспоминает былые времена, когда он с несколькими ребятами сбегал из детского дома, чтобы посмотреть на яркие украшения в центре и покататься на ледяных горках в центральном парке. Только эти моменты приносили мальчишкам ощущение радости в этот семейный праздник, который им с раннего детства приходилось справлять без самого главного — без семьи. Никто никогда не жаловался вслух, давно уже смирившись, но и радоваться сильно было нечему, понимаете? Машина Тэхёна как раз стоит без движения вот уже десять минут в пробке в центре около того самого парка, где, будучи подростком, Чонгук каждый год бесился до упаду, пока воспитательницы его не находили. Конечно, они ещё с самого начала поняли, куда сбегают в такой день эти мальчишки, но спустя некоторое время «в погоню» отправлялись не сразу, понимая, что всем им нужно хоть что-то светлое в этом далеко не самом радостном мире. Сейчас, понимая это, Чонгук чувствует сильную благодарность перед воспитательницами и нянечками. Вот бы ещё раз увидеть их и сказать им всё это лично. Внезапный стук в окно заставляет вздрогнуть и отшатнуться в противоположную сторону, где Чонгука мягко придерживают за плечо в успокаивающем жесте. Слегка проморгавшись и отпустив пелену воспоминаний и шока, Чонгуку всё же удается присмотреться к нарушителю спокойствия, коим оказывается… эльф. Ну, вернее будет сказать, Хосок в костюме эльфа. Всё это ощущается настолько сюрреалистично, будто какой-то мефедроновый сон. Чонгук мефедрон никогда не пробовал, но благодаря тому, что видел в различных фильмах и сериалах, он имеет представление, как это должно выглядеть, и может сопоставить ситуации. Один в один. А проснуться как? — А вот и мой помощник! Тэхён другу семьи нисколько не удивляется, только радостно потирает лапки и тянется на задние сидения, вытаскивая с них какой-то небольшой красный мешок наподобие того, который он держал за спиной в первую сегодняшнюю встречу, разве что тот был больше в несколько раз. Тэхён-Санта без слов всучивает находку своему мужу и так же без слов выходит из машины. Вот так просто, посреди дороги. Благо, что пробки десятибалльные и движение встало. Хосок в костюме эльфа придурковато улыбается и на манер джентльмена открывает Чонгуку дверь, кидая обычное приветствие. Чонгук начинает сомневаться в правдивости происходящего, но из машины выходит, начиная испытывать любопытство от того, куда всё это может его завести. Если это странный сон, то он всегда успеет проснуться. Обойдя машину и оказавшись возле Чонгука, Тэхён торжественно расставляет руки в стороны, указывая на центральный парк. Это и была их конечная цель? Хосок в это время как ни в чём не бывало садится за руль машины вместо Тэхёна, оставаясь сторожить «сани» в пробке. Перейдя на территорию парка по указке «Санты», они останавливаются, и содержимое мешка перестает быть секретом: там аккуратной стопочкой сложен точно такой же костюм эльфа, как у Хосока, разве что колпак немного отличается. Чонгук дурачком никогда не был, потому с ироничным выражением лица пялится на мужа и приподнимает бровь, всем видом намекая, что участвовать конкретно в этом не намерен. Чонгуку ведь и самому уже под тридцать, не пристало в костюме сраного эльфа ему слоняться по центру города! Ну правда! Если Тэхёну настолько нечем заняться, то останавливать его Чонгук не собирается, но чтобы самому вот так вот щеголять? Ни за что. Пока Чонгук ведёт дискуссию сам с собой и пытается убедить себя в том, что он не поддастся на чары своего мужа, Тэхён нагло пользуется моментом и сам начинает наряжать своего супруга. Шапка сменяется на колпак — на удивление, достаточно теплый, — поверх пуховика «Санта» напяливает ему чудаковатый костюм. И ведь налезло же. Даже выглядит не «абы как». — Я на это не подписывался, — бурчит Чонгук, силясь стянуть с себя чёртов колпак и вернуть свою шапку. — Тэхён, ну правда, игры играми, а это уже перебор. «Санта» на препирательства внимания не обращает, только придерживает запястья, мешая снять шапку, да продолжает клоунаду, говоря что-то про то, что никаких Тэхёнов тут нет. В парке народу страшное множество. Кто-то пришёл компанией веселиться, кто-то целой семьёй. Некоторые прогуливаются перед застольем, а некоторые планируют встречать Рождество прямо тут. Чонгук как-то слышал, что Рождество там, где твои близкие. А уж само место большой роли не играет. Так значит, они будут праздновать тут? Часы в телефоне показывают без двадцати одиннадцать. Чонгука как маленького за ручку ведут к центру парка, хотя от маленького его отличает не только внешний показатель: нормальные дети сами носятся то тут, то там, едва успевая скакать от вагончика с игрушками до вагончика со сладостями, а его вон, приходится тащить чуть ли не насильно. Но стоит им только дойти до самой сердцевины парка, туда, где оборудовали небольшую сцену для уличных артистов и разных представлений, как шаг парочки замедляется вместе с дыханием Чонгука. Здесь всё осталось таким же, каким было в детстве. Кажется, будто за те пятнадцать лет, что Чонгук сюда не приходил в зимнее время, ничего не изменилось. Словно время застыло и сохранило для него одного тот самый момент, когда можно было порадоваться за просто так. Те же самые гирлянды, что тянулись от столба к столбу. Такие же ледяные горки, что стояли чуть левее от сцены. Да и сама сцена — вернее, её украшения, остались теми же. Пока мороз щипал щёки, слёзы начинали пощипывать глаза. Да, у Чонгука не было нормального Рождества до знакомства с Тэхёном. Да, этот парк был самым ярким событием для него в этот праздник. И да, очутиться сейчас, в эту самую пору в том самом месте из детства… до одури необычно. Ведь раньше Чонгук специально избегал центральный парк в период всех этих праздников. Он будто боялся, что, вернувшись сюда и посмотрев на всё это уже взрослым взглядом, он потеряет последнее теплое, что осталось у него от Рождества. Что даже та щемящая радость с примесью тоски и грусти будет переосмыслена, загнана в угол и растоптана, будто всего этого и не было. Он ведь всего раз рассказывал Тэхёну об этой традиции из прошлого. Всего раз он поделился своей историей и своими чувствами по этому поводу. Тэхёну этого хватило. Чёрт, такая мелочь, а разрыдаться хочется как маленькому беспризорнику, которого впервые не отругали, а похвалили и прижали к крепкой груди, выражая поддержку. Чонгук ведь и был тем самым беспризорником, которому не было пророчено светлого будущего или больших успехов. А он смог добиться высот в этой жизни и вырваться из круговорота отчаяния и безнадёги. Он нашёл своё крепкое плечо и уютный дом, впервые свой и впервые родной. С Тэхёном всё было впервые и пережить с ним впервые за долгие годы те самые чувства из детства, оказывается, тоже очень приятно. Чонгук до этого момента никогда и не думал, что ему это будет так нужно. Крохотная слезинка скатывается по щеке, и её тут же стирают пальцы любимого человека, который всё это время так и не смог отвести взгляда с чужого лица, пронизанного таким большим спектром чувств, что можно просто задохнуться. Тэхён ведь знает, как тяжела порой была жизнь маленького Чонгука, как рьяно он старался от неё убежать, будучи уже взрослым; сколько всего он прячет глубоко в себе и напрочь отказывается даже вспоминать многое из своего прошлого. Он постоянно говорил, что настоящее, которое он строит с Тэхёном, и будущее, к которому они идут, всегда будут для него важнее, чем всё остальное до этого. Но забыть тот взгляд, с которым его муж рассказывал именно об этих побегах в центральный парк, было просто невозможно. В том взгляде было слишком много всего — и хорошего, и не очень, — но понять всю важность момента это помогло на все сто. Чонгук многое пережил и со всем справился сам, пусть он и очень любит это отрицать, спихивая большую часть заслуг на Тэхёна. На самом деле только он сам смог побороть всё то, что взращивалось в нём годами и так же годами уничтожалось, он всё это сделал сам. При этом не утратил доброты и нежности по отношению к этому миру, не разучился любить и доверять. Тэхён им восхищается. Ведь на самом деле Чонгук не ненавидит Рождество, он просто так и не научился принимать его таким, какое оно есть. — Давай мы сегодня отыщем твою веру в чудеса и спрячем её в тебе так надежно, чтобы она больше никогда не исчезала? Шёпот в самое ухо звучит как самое сокровенное обещание на свете, а смысл, что в этот шепот заложен, заставляет сердце секундой замереть, чтобы после пуститься в безудержный пляс. — Ты и правда настоящий Санта, — Чонгук с трогательно блестящими от непролитых слёз глазами поворачивается к Тэхёну, утыкаясь лбом в его грудь и обнимая его настолько крепко, насколько получается это сделать через множество слоев одежды, мешающей двигаться. Этим вечером Чонгук наконец отпустит последнюю тоску, что проходила с ним сквозь годы и душила его стабильно раз в год, напоминая о том, как печально и тяжело ему было одному. Даже когда у него появилась своя семья, даже когда большие застолья с семьей Тэхёна не давали повода почувствовать себя чужим и одиноким, он всё равно помнил эту радость в центральном парке с примесью печали, когда смотришь на полноценные семьи, которые гуляют в парке и пьют горячий шоколад, делая фото для семейного альбома, и понимаешь, что так у тебя быть не может. Теперь может. И этим самым вечером Чонгук отпустит все печали, закрашивая серый цвет из воспоминаний яркими красками гирлянд и вкусом какао, оставляя для себя только радостные огоньки из прошлого. Вплоть до самой полуночи они как умалишённые катаются на ледяных горках, громко смеются и привлекают внимание детишек, что радостно вопят своим родителям о том, что Санта с его Эльфом катаются на горке и дерутся за ледянку. Родители детишек будут только посмеиваться со своих малышей и двух взрослых мужчин, которые, как им наверняка кажется, перебрали с алкоголем и увлеклись празднованием Рождества, но всё равно будут время от времени подходить и просить их сфотографироваться со своими детьми. В этот вечер и эту ночь они все становятся друг другу «своими» людьми. Когда со сцены будет дан обратный отсчёт до Рождества, Санта и его Эльф будут стоять в самом центре огромной толпы, что стеклась поближе к сцене, и, держа в руках зажжённые бенгальские огни, встретят праздник волшебства, забывшись в поцелуе. Здесь полно людей, но в то же время они здесь одни. Правильно говорят: Рождество — это праздник, который создаешь ты и твои близкие, а не место, где ты решишь его встретить. Заранее подготовленные подарки остались где-то там, в квартире, праздничный ужин где-то ещё дальше. Все заботы, проблемы и вовсе просто перестали существовать на эту ночь. Чонгук может поклясться, что теперь Рождество — это его любимый праздник. Любимый, пока рядом с любимым. Когда оба после полуночи по традиции придут к родителям Тэхёна праздновать уже в большом семейном кругу, они будут долго отмалчиваться о том, почему заявились в их дом в костюме Санты и Эльфа. Рассказывать об этом никто не будет: это только для них двоих, их тайное Рождественское чудо. Чонгук заснёт под утро с поистине счастливой улыбкой под боком у любимого мужа. Рождество там, где твой дом. А домом может быть что угодно. Или кто. Дом Чонгука — это Тэхён.