Чертёнок

      За стенами замка гулял пронзительный северный ветер и шёл холодный мелкий дождь. Всё утро Тим скучал. Все интересные книги были прочитаны, барона надо было бы попросить дать ещё несколько, зарисовки угольным карандашом не удавались — дождь размывал все очертания. В замке тоже было холодно и словно туманно. Мурашки ползали по спине и по рукам, несмотря на мягкую рубашку и достаточно свободный пиджак. Ноги Тима были наполовину голые — шорты в клеточку, такие же мягкие, как и рубашка, и чулки. Хотелось закрыться пледом, уткнуться лицом в пышную подушку и спать. Но постель бы так и осталась холодной…       Мальчик слез с диванчика. Шаги особенно гулко звучали по плитам коридора, которые всегда были пусты, так что ему стало немного тревожно. Он шёл к барону. Даже если он работает, внимания хотелось с отчаянной силой. Руки становились холодными, даже слегка влажными. От нервов или от прохлады?       И дверь кабинета барона. За ней (Тим знал) — тяжёлый роскошный стол, глубокое кресло, в котором Тим тонул чуть ли не с головой, но для барона с его громадным ростом это ничего не значит, шкафы с толстыми книгами, письменные приборы и подобие ковра, сшитое из каких-то чёрных шкур. Тим помнил, как хорошо на нём лежать и перебирать в бледных пальцах мягкий мех. И тут же всплыло воспоминание, которое казалось бы иному мальчику постыдным — как приятно чувствовать на себе ногу и жгучий взгляд…       В животе стало тепло и тяжело, словно осторожная, но крепкая рука сжала его. По телу пробежала лёгкая дрожь. Тим выдохнул и толкнул дверь, чтобы оказаться в тепле и сигарном дыму.       Барон склонился над бумагами, лежащими на столе, периодически стряхивая пепел и подписывая что-то авторучкой. Казалось, что он даже не заметил мальчика, который постарался войти, издавая как можно меньше шума.       Нежные, мягкие руки вдруг обхватили сильные плечи. Барон даже не повернулся. Тим взглянул на бумагу в его руках, очевидно, важный документ, правда, написанный от руки. Почерк барона ему было трудно читать — острые линии, непривычные соединения букв, глаза быстро уставали. — Папочка… — тихо проговорил на ухо барону Тим, чувствуя приятную ткань под ладонями. — Что такое? — Я к тебе.       Странно, но барон не повернулся к нему и после этого. — Я пока занят, — сказал он, снова затянувшись.       Тим помолчал только одну минуту, но не отпустил тёплые плечи. — Папочка, приласкай меня…       Нет ответа. Пришлось действовать наверняка.       Мальчик прополз под руку в знакомой тёмной рубашке, слегка потёрся лбом о плечо, слабо мурлыкнув, впитывая в себя родной запах. Такой интимный. — Ну папочка…       Сигара оказалась у тонких жёстких губ, вернее, крохотный окурок, Тим тут же осторожно вытянул его из длинных пальцев, затянувшись с нарочитым видом игривого котёнка. Окурок начал гаснуть. В чёрную пепельницу опустился догорающий красный огонёк, но барон опять не обратил ни малейшего внимания.       Необходимо было действовать наверняка.       Тим подтянулся на руках и сел на край стола прямо на бумаги, оказавшись перед самым лицом барона. Ножки в чулках опустились на подлокотники, так, что напротив барона была лишь туго обтягивающая пах ткань шортиков. И что-то слегка дрожащее внутри. Уже хотелось наброситься на такого наглого мальчишку, закусать, отшлёпать как следует, а может быть, и выпороть ремнём по молочно-белой пухлой попке…       Все мысли растеклись, когда эта маленькая ножка в чулке коснулась члена барона.       Тим слегка задрожал от предвкушения невозможного удовольствия, от жёсткого, холодного взгляда прямо в глаза, от змеиной улыбки и от прикосновения к груди. Барон осторожно взял его за пуговицу, притянул к себе так, что равновесие на краю стола, да ещё и с расставленными ногами, стало держать очень сложно. Мальчик зажмурился в ожидании поцелуя, но…       В глазах заплясали искры, а руки почувствовали под собой не дорогую ткань, а мех. Головка была напряжена настолько, что чуть ли не рвала шорты по шву. Барон нависал над мальчиком, стягивая с себя рубашку. — Ну что, чертёнок, доигрался? — спросил он хрипло, вжимая Тима в мех и тяжело дыша в самое ухо.       Мальчик сжал зубы, слегка завыгибавшись под давящей рукой барона. Тот разделся сам и начал обнажать своего воспитанника. Эта восхитительная белизна, это невинно-похотливое, почти страдальческое выражение на лице, эти судорожно сжатые руки и прелестный, небольшой член, налитый соком — всё настолько соблазнительное, что барон с трудом сдержался, чтобы не накинуться на Тима тут же.       Рука нащупала тяжёлый пузырёк в кармане брюк, влага, липкая, вязкая, полупрозрачная, полилась на пальцы. — Папочка-а-а, — захныкал Тим и выгнулся навстречу. — Что такое? — барон ввёл один палец, пристально глядя на мордашку своего подопечного. — Папочка, быстрее, пожалуйста. Ах! — вскрикнул мальчик, когда подушечка пальца прошлась по простате.       Каждый раз для Тима был как первый. Узость, даже стянутость, напряжённые мышцы, но затем — сладостные судороги, крики, постанывания… И поцелуи. Барон целовал его, не давая дышать, поглаживая свободной рукой самые чувствительные местечки, сжимая головку и яички в ладони.       Барон почувствовал, как у него крепнет член со страшной силой. Да, это было чистое, неподдельное желание этого маленького тельца, бархатной белой кожи. А тихие, мягкие постанывания в губы, громкие вздохи и разливающийся кровью членик — просто сводило с ума.       Первый толчок заставил мальчика вскинуть ножки и судорожно заметаться, пытаясь не отрываться от горячей груди. Неимоверный жар в сердце, дрожь внизу живота… — Папочка-а-а… — Тим прижался мордашкой к плечу барона и начал целовать, присасывать, стараясь потереться членом о живот.       Зрачки Тима закрыли собой почти всю радужку. В их глубине вдруг сверкнул какой-то лукавый огонёк. А в следующий миг барон не смог сдержать утробного мягкого стона — внутри стало узко, невозможно узко, член оказался зажат так, что невозможно было даже выйти из разнеженного тельца. Мальчик захотел поиграть со своим папочкой. — Какой ты тугой, — прошептал барон в красное маленькое ушко. — Чертёнок маленький, знаешь, как папочке приятно…       Тим сдавленно всхлипнул, сжимаясь ещё сильнее. Ему было настолько же хорошо, насколько и мучительно. Мучительно ждать разрядки, первых и последних секунд после неё. А барон тем временем, не щадя своего мальчика, вторгался глубже и глубже в узкую дырочку. Тим оказался побеждён в этой игре, сдавшись барону на милость. Но её можно было не ждать — толчки становились всё сильнее, чаще и жёстче.       Тим кричал. Распахнутые пухлые, раскрасневшиеся от поцелуев губы хватали воздух, которого не хватало. Глаза намокли, но всё тельце охватило такое удовольствие, что контролировать себя мальчик не мог, да и не хотел. Внутри стало нестерпимо горячо, почти больно, такое напряжение было ему хорошо знакомо. — Папочка, я… Я кончаю, — простонал Тим, закатывая глазки и насаживаясь на всю длину. — Попроси разрешения, как хороший мальчик, — барон прижал к себе двумя руками дрожащее горячее тело, изгибаясь вместе с ним, чувствуя, что оргазм его Тима будет и его оргазмом. — Пожалуйста, — почти взмолился Тим, прошу тебя, папочка!..       Держаться ещё не было сил. — Разрешаю, — прошептал барон на ухо своему мальчику, — кончай.       Тим поджался и зажмурился, своего голоса он не слышал, не мог слышать своих собственных скулящих, вымученных и долгих стонов, внизу стало так горячо, что небольшая струйка спермы словно расплавила его. Оргазм почти заставил потерять сознание, но Тим ощутил, как внутри его наполняет горячая, обильная струя, почти поток семени, как барон тяжело дышит ему в ушко и мягко, ласково целует…       Тим пришёл в себя, уже сидя на коленях барона за письменным столом. — Ну что, чертёнок, посидишь со мной?       Тим не мог ответить. Вместо этого, он только прижался всем телом к рукам барона, к его груди, животу. Так спокойно и тепло… Сон пришёл тут же, обволакивая, как последний почувствованный им поцелуй…