У мужчин нет альмы

      Альма смеётся так, что Дазая посещает мысль — она чокнулась. И винить её в этом сложно.       — Какую цель ты преследовал, покупая для меня эту вещь?        — Девушки, вроде как, любят красивые шмотки.       — Ну и куда мне в этом выходить?       Дазай откидывается на спинку дивана и с удовольствием смотрит на Альму в коротком тёмно-изумрудном платье, расшитом пайетками. Оно неприлично короткое и обтягивающее, Альме кажется, что, сделай она вдох посильнее, раздастся треск ткани. Она бы, наверное, отлично вписалась в нём в бордель тёти, но никак не на корпоратив в Вооружённое Детективное Агентство.       — Тебе и не нужно. Оно только для меня одного.       — Придётся доплачивать, Дазай. Моё время — деньги.       — Меркантильная, — ухмыляется он. Звучит в точности как Сэра, даже интонации те же. Вот что значит «Кровь не вода». — Думаешь, я не найду, с кем переспать?       Альма улыбается.       — Тогда почему ты каждый раз оказываешься здесь?       Дазай не знает. Он смотрит на неё, стоящую напротив, в этом тёмно-изумрудном платье и с каштаново-рыжеватыми волосами, волнами рассыпавшимися по узким плечам. Он ведь должен был избавиться от неё — такая заноза, копающая под преступников. Он ведь должен был сомкнуть свои пальцы на её шее и придушить, чтобы все они зажили спокойно. Он смотрит на неё, вопросительно приподнявшую бровь и ждущую от него ответа. Они не пара, он не дарит ей цветов, а она — не ждёт приглашений на свидания. Между ними никаких чувств, только секс — таков был уговор, заключённый много лет назад.       Дазай знает, что хорош собой и может очаровать любую. Умный, молодой и симпатичный — то, что нужно. Ещё у него хорошее чувство юмора, порой переходящее в чёрное, но Альма готова закрыть на это глаза. Он приятен в общении, а ещё и галантен, и улыбается так, что ноги подкашиваются.       И в некоторых моментах прямолинеен.       Дазай, вздохнув, поднимается на ноги и подходит к Альме. Она не сводит с него глаз, пока он заправляет ей за ухо прядь волос и кладёт ладонь на спину, пальцами нащупывая язычок молнии.       — Я думал о тебе эти два года. Думал, как ты там. Чем занимаешься. Знаешь, какая была пытка тебя не видеть и не касаться?       — Засыпал и просыпался с мыслями обо мне? Куда мне столько, Дазай, — ехидничает она, но в глазах её читается серьёзность. Осаму склоняется к ней и осторожно прихватывает тонкую кожу возле бьющейся венки зубами. Альма прикусывает губу и прикрывает глаза, запускает пальцы в каштановый беспорядок на голове у Дазая, останавливая ладонь на затылке.       Когда-то она намеревалась стать грозой преступников и пересадить их всех за решётку, а начать собиралась с хитрого и изворотливого Осаму Дазая, члена Исполнительного комитета. У Альмы Доленс губа не дура — если играть, то по-крупному. Так научила семья: всё или ничего.       — Разве я тебе когда-нибудь врал, душа моя? — притворно удивляется он.       — Не стоило покупать мне такое дорогое платье, — тихо отзывается Альма, открывая глаза. — До зарплаты ещё неделю жить, ну зачем ты…       — Я хочу порадовать свою женщину, — пожимает плечом Дазай, утыкаясь носом в ей в ключицу, скрытую тканью изумрудного платья. — Знаешь, я передумал.       — Что?       — Снимай платье.       — Отличная идея, пойду в другом.       — Нет. Оно тебе не понадобится.       — Да какая муха тебя…       Вместо ответа Дазай поднимает голову и накрывает её губы своими, проводит языком по нижней и, не встретив никакой преграды, углубляет поцелуй, притягивая Альму ближе к себе, и улыбается, ощущая, как Доленс сжимает пальцами свободной руки его плечо, не желая отпускать.       На корпоратив они не попадают и на следующее утро получают выговор от Куникиды за «отказ укреплять коллектив». Альме, спавшей всего пару часов, плевать.