***
— Стой, Карамон! — Рейстлин, упав на одно колено, вытягивает вперёд руку с судорожно растопыренными пальцами. — Устал? — обеспокоенно спрашивает Карамон. — Может, стоит тогда прекратить на сего… — Нет! — как-то испуганно выкрикивает Рейстлин и пытается встать. — Сейчас, дай мне минуту. Я только отдышусь немного… Рейстлин с трудом поднимается на ноги и крепче сжимает рукоять вспотевшими ладонями. Карамон сумел отыскать среди тренировочного оружия самый лёгкий и изящный клинок, но даже такой кажется магу непомерно тяжёлым. Он представляет, как смехотворно его тощая, трясущаяся от напряжения фигура смотрится для заглядывающих иногда в огромный боевой зал слуг, и презрительно фыркает. — Я готов. Что было не верно? — Во-первых, расслабь кисть. — Карамон легонько постукивает пальцем по окаменевшему запястью брата, чтобы тот немного расслабил хватку. — Ты так только скорее устанешь и дашь противнику выбить меч. Кулак сожмёшь сильнее, только если почувствуешь, что оружие совсем выскальзывает из рук. Попробуем? Несколько точных движений — и по залу разносится громкое эхо от упавшего меча. Рейстлин непонимающе моргает, глядя на приставленный к животу клинок брата, и едва не падает от лёгкого подталкивания. — Ты слишком неустойчиво стоишь, Рейст. — мечом Карамон направляет его колено чуть вперёд. — Согни немного ноги, вот так, и пружинь в коленях. С прямыми ногами ничего не выйдет. Рейстлин послушно выполняет все указания, но, едва согнув правое колено, шипит от боли и едва не падает. Жестом он останавливает попытавшегося помочь брата и возвращает равновесие. — Не надо смотреть на меня, как на подбитую птицу, брат! Я всё понял. Давай продолжим. — через боль Рейстлин встаёт в нужную позицию. Маг тяжело дышит, пот пропитывает волосы у лба и воротник рубахи, заливает глаза. Меч норовит то и дело выскользнуть из взмокших ладоней. А Карамон, кажется, и вовсе не запыхался. Он наносит лёгкие, неторопливые удары по судорожно мечущемуся клинку брата и очень обеспокоенно глядит на выдающее дрожащие руки подрагивание деревянного лезвия. — Карамон! — гневно кричит Рейстлин, пытаясь сделать отчаянный выпад вперёд. Брат с лёгкостью отбивает удар. — Перестань поддаваться, словно я барышня, с которой ты решил поиграть в бой! Бей по-настоящему! — Рейст, но ты же… — Карамон предпринимает попытку вразумить, казалось, сошедшего с ума братца. — Не смей! — Рейстлин неожиданно яростно замахивается, так что Карамон едва успевает выставить для защиты свой клинок. — Я и без тебя знаю, что никогда! Не смогу! Владеть мечом! Как! Ты! — каждое слово сопровождается неловким, но резким ударом. Карамон решает дать брату выпустить пар. Он и сам бьёт теперь чуть сильнее, потому что знает: подвох Рейстлин непременно заметит. Несколько минут они молчат, лишь только глухо стучит дерево по дереву. Карамон особенно не задумывается над своими ударами, привыкнув к неслабому сопротивлению со стороны разбушевавшегося брата, и уходит в свои мысли. Пожалуй, Рейст мог бы вполне сносно овладеть мечом, если бы только не эта его болезнь, не дающая житья. У него неплохая реакция, он поразительно быстро учится, с силой удара вопрос решается тренировками, но вот колено… Карамона вырывает из раздумий стук дерева об пол. Он не успевает остановить меч, и тот глухо врезается в руку брату. — Рейстлин! — Карамон откидывает оружие и бросается к осевшему на пол, держась за плечо, Рейстлину. — Всё н-нормально. — маг дрожит и немного заикается, но едва ли это замечает. Он похлопывает брата по плечу, как бы говоря, что всё действительно хорошо. Приступ кашля заставляет Рейстлина буквально упасть Карамону на руки. Тот заботливо накидывает на него мягкую ткань, чтобы обтереть пот и размять напряжённые от непривычной нагрузки мышцы. — По-моему, теперь точно хватит. — Карамон сосредоточенно растирает сведённое судорогой предплечье брата. — Опять ты словно нянька… — досадливо бурчит Рейстлин сквозь зубы. Рука горит от боли, ещё и плечо ноет после щедрого удара, и это не считая коленей, которые всенепременно припомнят ему вечером весёленькую тренировку. — Прости меня, Рейст, задумался, не рассчитал… — Оставь, Карамон. Не оправдывайся. Я тебя сам просил и не жалею. — уняв наконец дрожь, Рейстлин поднимается и благодарно глядит на брата. Карамон ёжится под непривычно открытым и тёплым взглядом голубых глаз. Забыл уже настоящего Рейстлина… А жрица ведь, смотри-ка, разглядела его под всеми теми колючками, что братишка нарастил за долгие годы в пыли башни. Удивительная девушка! Хромая сильнее обыкновенного, Рейстлин уходит к себе. Он слишком измотан, чтобы думать о кажущейся безысходности своего положения. Все силы он направляет на то, чтобы без травм дойти до комнаты и повалиться без сил на постель.***
— Г-господин М-маджере, вас очень п-просит к себе госпожа Крисания. — служанка Элейн заставила себя говорить громче, но голос предательски дрожал. В комнату к братьям Маджере она старалась лишний раз не ходить, а уж особенно быстро пробегала мимо, когда угрюмый маг оставался у себя. Но Крисания настаивала, чтобы она позвала Рейстлина в её покои, хотя обыкновенно всегда заходила к братьям сама. Посылать прислугу по такому мелкому поручению было на неё очень непохоже, но Эли смиренно поклонилась и отправилась к страшной дубовой двери башни. Так пугавший служанку "ужасный тёмный маг" спал, уткнувшись лицом в подушку и свесив одну руку через спинку кровати. На звонкий голос Элейн он никак не отреагировал, пошатнув уверенность девушки в чрезмерной чуткости своего сна. Переборов себя, служанка прошла в комнату и с ужасом в округлившихся глазах коснулась плеча Маджере выпавшей из веника веточкой. Снова ничего. И только когда она набралась храбрости и позвала его снова, одновременно подёргав за рукав, он завозился, выбираясь из глубокого сна. — Чего тебе, Карамон? — сонно пробормотал Рейстлин без тени раздражения. Элейн застыла от страха и удивления. Прояснившийся взгляд мага остановился на дрожащей, как осиновый лист, фигурке. — А, Элейн, это ты. Что случилось? Тике передай, что Карамон отправился в деревню, а ей не сказал, потому что не нашёл нигде. — М-меня не хозяйка послала. Вас хочет видеть госпожа Крисания. — Эли очень удивилась, увидя на лице Рейстлина сложную смесь эмоций. Ей казалось, что "волнение", "радость" и "стыд", которые ей удалось считать, недоступны этому страшному человеку. — Она не сказала, зачем именно? — тихо переспросил Рейстлин. — Нет, только просила поскорее прийти. Извините, я могу...идти? — осмелилась спросить служанка, глядя на мага уже более с интересом, чем со страхом. — Да... Да, конечно. Ступай. — Рейстлин задумчиво глядел на золочённое наступающим закатом весеннее небо. Видеть мир таким, какой он есть, а не каким будет через час, год, десятилетие, всё ещё казалось невероятным и странным. К кажущемуся незнакомым взгляду в зеркалах он почти привык, но к тому, что теперь цветы не рассыпаются на глазах, а человеческие лица не испещряются в мгновение морщинами, привыкнуть было сложнее. После той ночи, когда бездна забрала его магию в обмен на зрение Крисании, он часто приходил к жрице и подолгу смотрел на неё спящую, любуясь мягкими линиями тела и расслабленным выражением благородного лица. Неудачное движение рукой и последовавшая за ним пронзительная боль в плече напомнили Рейстлину о реальности мира и необходимости быстро шагать в сторону покоев прекрасной жрицы. Последнее время Крисания вела себя немного непривычно. Возможно, раньше Маджере просто не замечал за ней подобного поведения, но факт оставался фактом: благоухающие венки из полевых трав, вдруг оказывавшиеся на его склонённой над книгой голове, косички, удивительным образом появлявшиеся в седых волосах после длинных разговоров со жрицей, и неожиданные прикосновения Крисании были для Рейстлина величайшей тайной. Поначалу он пытался разгадать столь несвойственное ей поведение, объяснить его себе и классифицировать, но каждая его невысказанная догадка ударялась об удивлённый взгляд тёплых карих глаз, после чего одним новым поступком или словом Крисания рушила все его предположения. Со своей стороны, маг давно признал, что искренне полюбил Крисанию, но, по его мнению, любовь, ради которой он пожертвовал целью своей жизни и самым ценным, что у него было, иного подтверждения не требовала. Поэтому он не позволял себе лишних жестов и слов. Жрица же порой вела себя подобно деревенским девушкам, заливистый хохот которых Маджере иногда слышал в лесу. С мыслями о том, не любовь ли свою Крисания выражала столь странным ему образом, Рейстлин подошёл к её двери. Не изменяя привычке, маг постучал и вошёл сразу же, не дожидаясь ответа. Тотчас раздался высокий испуганный вскрик, а потом опешившего Маджере возмущённо вытолкали обратно за дверь. — Теперь входи. — несколько взволнованно позвала его жрица. — Прости, я переодевалась. — Ты звала меня, Кри... — Рейстлин замер, разом потеряв все связные мысли. Крисания хитро улыбалась ему. На стройной фигуре вместо привычного белого одеяния теперь было надето коричневое платье и светлая рубашка, открывавшая остро торчащие ключицы. По талии вилась изящным узором шнуровка кожаной жилетки, из-под которой спускалась на подол ещё одна юбка, ярко-синяя, аккуратно присобранная на бедрах. Крисания медленно подошла к застывшему магу и мягко опустила руки ему на плечи. — Это мне Тика помогла перешить её платье. Белое уже совсем износилось, а другого у меня ничего не было. — просто объяснила Крисания. Её узкие ладони скользнули по плечу, по основанию шеи, одна рука почти невесомо провела вдоль позвоночника. Кокетливый взгляд — глаза в глаза. Хитрые чертята пляшут в глубине, в самых зрачках, так что едва разглядишь. Очнувшись, Рейстлин спешно спрятал взгляд. Он чувствовал, как начало покалывать и заливать румянцем щёки. — Ну же, Рейстлин, ну посмотри на меня хотя бы, пожалуйста. Отчего не смотришь мне в глаза, глупый? — Тебе не нравится? — ему показалось, или голос жрицы звучит обиженно? Но Рейстлин ничего не мог с собой поделать и упрямо отворачивался от старавшейся заглянуть ему в лицо Крисании. Пальцы предательски дрожали, а дыхание сбилось. Как она красива... И как чудовищно похожа на те кошмары, что вытащила из его сознания Такхизис. Только в бездне его хищно пожирала взглядом Тика... Нет, нет, не Тика, а чудище из бездны, принявшее её облик! Это всё кошмары, не более. Тени бездны. Они были не реальнее тех, от которых он мечется каждую ночь в постели. Разве я тебе не кажусь красивой? Не упрямься, мальчик, не гляди букой. Маджере дёрнулся и резко побледнел. Чуть грубее, чем рассчитывал, он оттолкнул от себя Крисанию. Её взгляд растерянный и испуганный. У него в глазах — ужас и боль. — Рейстлин... — настоящая Крисания наконец-то вернулась. Чертята в глазах исчезли, губы не изгибались больше в кокетливой ухмылке. Она нерешительно тронула его за руку. — Что-то случилось? Мне показалось, будто ты что-то вспомнил. Или кого-то... Маджере лишь устало покачал головой. Он пришёл в себя и досадливо поморщился. Идиот! Так позорно трусить от туманных воспоминаний...! Похоже, вместе с магией ты лишился и своей гордости. — Прости, мне не следовало так резко... — Рейстлин держался за её ладонь, будто то была его последняя надежда на спасение. Её рука прохладная, мягкая. Его — горячая и сухая. — Тика подобрала тебе замечательное платье. Ты прекрасна в нём. Ладони Крисании приятным холодом обняли его горящие щёки. От осторожности её движений и непоколебимой нежности во взгляде у Рейстлина начала кружиться голова. Ему ни за что не привыкнуть к этой искренности. Лишь Карамон всегда и во всём был на его стороне. Немыслимо, чтобы кто-то другой мог так же слепо верить в него, любить и прощать, несмотря ни на что... — Ты выглядишь устало, Крисания. Тебе следует отдохнуть. — маг спешно отстранился, почувствовав, как мысли начинают плыть и путаться. — Пускай кошмары не потревожат тебя этой ночью. — Рейстлин, постой! — Крисания успела схватить его за плечо у самой двери. — Прошу, останься. Я... нисколько не устала. Мы могли бы... — Маджере видел, что она ещё не придумала, почему же он должен остаться у неё, но смиренно ждал. — Может...Ты любишь старинные песни? — выпалила она наконец, умоляюще глядя на мага. Рейстлин растерялся, но виду не подал. Он рассеянно кивнул, как бы говоря: "Да, вполне. Но всё же моя пыльная библиотека мне дороже". Меж тем в сознании его рождались объяснения одно удивительнее другого. Песни? Какие такие песни? Не заставит же жрица его петь, в самом деле? Возможно, ей нужен его совет для какого-то ритуала, но почему тогда она спросила об этом так, будто такая мысль только что пришла ей в голову?... — Недавно я прогуливалась в деревне и услышала, как женщина что-то напевает. Она очень красиво пела, но я всё не могла понять, на каком языке. — рассказывая свою историю, Крисания незаметно тянула Рейстлина за мантию к аккуратно заправленной кровати. Рейстлин же, заслушавшись, послушно шёл за жрицей и без сопротивления позволил усадить себя на покрывало. — Я запомнила небольшой отрывок и, вернувшись, попросила помощи у Тики. И, знаешь, она ведь узнала! Она спела мне её полностью и поведала, что это очень древняя баллада варваров. Ну и... в общем... Крисания смущённо замолчала. Солнце переливалось в её аккуратно заплетённых волосах и блестело на золочёных украшениях, и уже ни одна её черта не напоминало тот жуткий и странный кошмар бездны. Рейстлин облегчённо вздохнул и расслабленно прикрыл глаза. В конце концов, если жрица так просит, он может остаться у неё на вечер. "Пора бы уже признаться хотя бы себе, что ты с великой радостью спал бы хоть на прикроватном коврике, только бы этот коврик был в её комнате!" - заметил ехидный голос в голове. Маг стиснул зубы. Почти постоянно остатки прошлого напоминали о себе подобным образом: иногда это были сожаления об отвергнутой цели, иногда — презрение к своей "слабости". Порой из самых тёмных закутков сознания выползала ядовитой змеёй мысль бросить Крисанию и брата и податься к диким колдунам, вернуть себе былое могущество любой ценой... Но обычно все терзания прерывала жрица, одним своим прикосновением исцеляя замученную душу. Она искренне улыбалась — и на бледном лице Маджере эхом повторялась эта нежная улыбка, а в груди расцветало тепло. — Я возле фьорда знаю лес Высокий и густой. Большие деревья радуют глаз Невиданной красотой. Стройные липы там растут, Развесистые ивы. Олени и лани бегают там, Неслыханно красивы. Рейстлин удивлённо сморгнул морок воспоминаний и обратил взор к Крисании. Она негромко пела, глядя в окно на потемневшее вечернее небо. Песня на странном языке лилась из её уст, как звенящий ручей, а лицо приобрело необычайно вдохновенное выражение, будто то была не баллада варваров, а молитва в храмовых стенах. Маг невольно залюбовался ей. Благородный покатый лоб, нос с изящной горбинкой, высокие скулы и манящие губы, говорящие незнакомые слова, пленяли воображение. Такая прекрасная, мудрая и добрая, она всецело принадлежала ему. Вся, без остатка. Жрица верила ему до бездны и после, вопреки ожиданиям самого Маджере, лишь укрепилась в этой вере и благодарила за спасение трепетной заботой. Привыкший верить только Карамону, Рейстлин по началу щетинился и не принимал её искренность. Он никак не мог смириться со своим порывистым выбором, со своей неудачей. И, конечно же, не признавал, что его сердце заходится каждый раз, как жрица без приглашения является в его комнату с целебным поднимающим силы отваром, вовсе не от неожиданности, а от того, что именно её тёплые ладони касаются его плеч. Маг незаметно начал засыпать, убаюканный мелодичным пением. Он встрепенулся, когда вокруг повисла тишина и недовольно открыл один глаз. Тут же Рейстлин едва не упал на пол — как оказалось, он, не отдавая себе в том отчёта, устроился головой на коленях у жрицы. — Рейстлин? — с мягкой тревогой окликнула Крисания нахохлившегося Маджере. — Ты прекрасно поёшь, но мне всё же пора... — очередная героическая попытка уйти. После его слов Крисания заметно погрустнела. —Рейстлин... прошу тебя, останься со мной. — отчаянная просьба в её глазах заставила мага со вздохом вернуть себя на кровать. — Так и быть. — по лицу Маджере нельзя было сказать, как он отнёсся к её просьбе, но Крисания облегчённо выдохнула — раз уж остался, значит сам того хотел. В иной ситуации ушёл бы не задумываясь. — Давай спать. Я очень устал. — Постой. — Крисания настойчиво надавила на напряжённые плечи и быстро стянула с них мантию. На Рейстлина же навалилась дневная усталость, и он никак не среагировал на нежный поцелуй в лоб и ласковые слова, отдавшиеся мутным эхом в голове. Чёрная вода плещется у самых ног. Он смотрит на мелкую рябь, как заворожённый, до ушей доносится только мерный плеск. Сквозь него вдруг начинает прорываться голос, далёкий, тихий, но явно зовущий его. Голос кажется очень знакомым, он делает шаг — и проваливается по шею в воду. Теперь он замечает, что озеро до краёв наполнено вовсе не тёмной водой, а кровью. Он уходит с головой, начинает барахтаться и, отплёвываясь, выныривает. Голос звучит отовсюду, печальный, плачущий, умоляющий. Берега не видно, хотя только недавно он был здесь, рядом, песчаный берег с мелкой галькой... — Рейстлин... Маджере проснулся резко, как от толчка. Сначала ему показалось, что он всё ещё тонет в чёрном озере, но скоро глаза привыкли к темноте, и он разглядел что-то тёмное совсем рядом с собой. Ещё секунда — и Рейстлин понял, что это макушка Крисании, придвинувшейся к нему вплотную под одеялом. Она хмурилась и бормотала его имя; маленькая ладонь заползла под просторную рубаху мага и прижалась к худому боку, изредка стискивая рёбра сильнее. Он совершенно точно помнил, что лёг на одеяло сверху как раз для того, чтобы избежать тесного контакта и сохранить себе хоть немного личного пространства. Первым порывом Рейстлина было скорее отодвинуться, прочь из смущающих объятий. Тем не менее, по здравом размышлении, он решил, что так только свалится с кровати. Да и, к тому же, будить мирно устроившуюся рядом с ним жрицу как-то... не хотелось. От её тела исходило приятное тепло, и Рейстлин с удивлением отметил, что впервые за последние дни ему не холодно. Обычно даже одеяло не спасало его от мерзкого апрельского сквозняка. Однако, Крисания не просто так льнула к нему. Наученный собственным опытом, Рейстлин скоро определил, что жрица попала в цепкие объятия кошмара. Она мелко дрожала и бормотала что-то невнятное. Иногда она начинала говорить громче, и тогда Маджере различал нечто вроде "...не оставляй...", "...люблю..." и "...умоляю... рядом...". — Крисания, открой глаза. — Рейстлин требовательно потряс её за плечо. Кожа под пальцами вся была липкая от холодного пота. — Это всё неправда, не ведись на обман теней. Слова не подействовали, и Крисания только крепче схватилась за его руку, да уцепилась пальцами за ворот рубахи. Рейстлин, поколебавшись с минуту, обнял её поперёк лопаток и принялся мерно поглаживать спину, выводя не имеющие теперь смысла руны. С тоской Маджере подумал о том, насколько бессилен он теперь, лишившись магии. Даже против кошмаров жрицы ему оставалось одно только старое проверенное средство — молча быть рядом и надеяться на скорый рассвет. Утром он постарается исчезнуть из комнаты до того, как она проснётся, а пока что, если немного подвинуться и растянуться в полный рост... вытянуть наконец уставшие ноги и высвободить одну руку из цепкой хватки... Рейстлин поймал себя на мысли, что, должно быть, так уютно ему было только в детстве, когда он сворачивал себе гнездо из двух одеял и мирно спал в нём до утра. — Спасибо тебе. Всё было таким... настоящим. — Крисания протянула руку и погладила оторопевшего мага по щеке. — Я даже испугалась, что мы снова в Бездне, а всё, что произошло в крепости, мне просто привиделось... Но ты вернул меня обратно. — И ты веришь, что сейчас всё реально? — Рейстлин тоже перешёл на шёпот, хотя так говорить было значительно труднее. Он знал, что такое кошмары, не понаслышке. И много раз пугался, проснувшись, что реальна Бездна из снов, а не мирная жизнь в Замане. — Почему? — У тебя голубые глаза. — улыбнулась Крисания. Ладонь скользнула по плечу Маджере. — Осторожнее, жрица. — Рейстлин настойчиво отодвинул её руку от себя. — Что такое? Больно? — Крисания суетливо откинула одеяло и села, наклонившись над магом, так что её шелковистые волосы защекотали Маджере нос. — Ничего такого, просто ушиб... — Разреши, я взгляну? — Её пальцы невесомо, словно летний ветерок, порхнули по коже и развязали шнурки, расслабляя рукав. — Какой большой синяк... У меня где-то была мазь, ускоряющая заживление, я сейчас... — Не стоит. До утра хуже не станет. — осторожно Рейстлин поймал её запястье и сплёл свои пальцы с её. В темноте, при неровном лунном свете, всё казалось другим, и он начинал понимать казавшиеся раньше странными поступки жрицы. Взять за руку, пригладить шелковистые волосы, поцеловать в лоб — это же так естественно, это необходимо, как воздух. — Где ты так? — Утром в тренировочном зале. — уголки его губ поползли вверх при взгляде на изумлённое лицо Крисании. — Я попросил Карамона научить меня драться на мечах, но, как видишь, я бесполезен не только в рукопашном бою. Фехтование мне тоже вряд ли поддастся. — Но зачем же, Рейстлин? Зачем тебе это? — Без магии в бою я беспомощен, Крисания. Мне не помочь ни тебе, ни брату, если что случится. Я не смогу защитить ни вас, ни себя и буду в любом деле лишь помехой. — Рейстлин. — она не дала магу отвернуться, вкрадчиво посмотрела в глаза и нежно, но уверенно прильнула к сухим губам. Маджере замер в страхе, что этот сон рассыплется. Слишком хорошо. Слишком спокойно. Так не может быть, он всё ещё не верит. Они оба целовались неумело, как дети, и поцелуем это можно было назвать с трудом: просто соприкасались губами в попытке объяснить друг другу то, что не могли выразить словами. — Пускай даже и так, пускай ты не сможешь нас защитить. Но я без раздумий закрою тебя собой. Теперь мы связаны, Рейстлин. Я не оставлю тебя, пусть даже теперь ты и не сможешь показывать нашим детям фокусы. — засмеялась Криснаия. Рейстлин никак не показал, что его сердце дрогнуло на словах "наши дети", и лишь улыбнулся ей в ответ. Должно быть, став снова просто человеком, он начал неуловимо изменяться и скоро станет совершенно иным. Возможно, это даже к лучшему. Возможно, прожить счастливую жизнь можно и без магии и великих стремлений. Возможно, только так и можно быть счастливым. — Спи спокойно, Крисания. Каждую ночь, до последнего своего вздоха, я буду охранять твой сон. — тихо пообещал Маджере и заснул с искренней и счастливой улыбкой на губах. С той ночи им больше не снились кошмары.