Не/мой и не/любимый

- Скажешь всем, что я в летней резиденции, ну чего ты пристал? Сам говорил, что поддержите меня, так будь добр следовать своим обещаниям! - - Откуда же мне было знать, что вам в голову взбредет? Жить здесь небезопасно! Если кто узнает, что господин тут один и без охраны, как я спать ночами должен? - Как обычный влюбленный олух в обнимку со своей ненаглядной, вот как! Мы ругались шепотом, так чтобы жильцы дома, что оставался за моей спиной не слышали. - Я одежду сниму дорогую и никто во мне не признает господина, они ведь лица моего не помнят толком, поживу здесь и может, может мне все ясно станет. - Тогда я тоже буду жить здесь. - Да куда ты, - толкая его в грудь я чувствовал, как мне не хватает силы устоять под этим напором, - взгляни на себя, откуда у них деньги прокормить такого зверя? Да и не нужен ты здесь, спать негде или девчушку на улицу выгонишь? Нет? Вот и все. Чтоб спокойнее тебе было можешь заходить время от времени, но на части, иначе все и без одежд поймут, что дело здесь не чисто. Я не задержусь надолго, старикам хворать за радость, оправиться и сразу же вернемся. - А дела ваши, с ними что прикажете делать? - Считай, что я взял отпуск в честь своего совершеннолетия, ушел в уединение для молитвы, чтобы принять милость богов! - Я останусь здесь! - Нет! - Да! - Нет! Три пары глаз смотрели на меня как на умалишенного. Мои волосы заметно потрепались в перепалке с этой несносной статуей, но все же я отстоял свое право поступать так как посчитаю нужным. Хозяин дома лишь безмолвно возмущался, но отрубил резкое «Оставайтесь. Словно могу отказать господину». Я сидел с ними за одним столом, девочка любопытно разглядывала меня, а Хан все еще недоверчиво морщил брови. Каша была самой простой, в ней даже не было россыпи ягод или меда. Но такой простой и чистый аромат приятно манил. - Чем богат дом, господин, - виновато произнес дядюшка, прикрывая рот в приступе кашля. - На вид и правда не очень, - я скривился от собственной глупости, - но аромат стоит приятный, да и на вкус уверен отлично. Просто горячая пока, я подожду. Старик недовольно пожал плечами принимаясь сёрбать. А Хан, сидевший напротив меня выжидая замер приложив ладони к своей тарелке, будто пытался прощупать, что означало мое горячо. Я, как и обещалось съел все, стоило ей остыть. Было пресно, но до непривычного вкусно. - Уми прибери со стола, а я с вашего позволения вернусь в постель, - обращаясь ко мне кивнул старик. - Чем-же мы займемся? – поднимая руки от стола, с которого ловкая девчушка сметала посуду я посмотрел на Хана, который кажется разочаровано выдохнул. Он завел меня за собой и принялся рыться в одном единственном ящичке, стоявшем в его маленькой комнате. Она действительно была ничтожно мала, длинной, но узкой, так что раскрыв руки я мог коснуться двух противоположных стен. Одно небольшое окно освещало ее. А в углу была убрана постель. Больше и ничего. Он обернулся ко мне осматривая и безмолвно ругаясь достал рубашку светло-коричневого цвета и черные штаны, передал мне их пожимая плечами. - Думаешь налезет? – пусть он и был лишь немногим меньше ростом, но значительно уступал в плечах и тем более в талии, надежду давало то, что одежду носил свободную, часто рубашки поясом подбирал. Он отвернулся к окну, пока я осторожно сложил светло-зеленый шелк и сменил его на простой хлопок. - Неожиданно. Хан обернулся на меня и изумленно хлопая глазами кивнул, не скрывая улыбки. Я действительно влез, пусть и на плечах было заметно туго, а пояс с рубашки и вовсе снял, он здесь словно ради смеха, но все же я не чувствовал себя скованно и судя по его реакции не выглядел глупо. Волосы я тоже переплел, собрал их в хвост зажимая простой серой лентой. Смотрю на себя в маленькое зеркальце, что принесла мне смущенная госпожа и удивляюсь, от чего-же ничего не изменилось…. И цвета эти глухие идут мне куда больше, кожа жизни набралась и глаза, что прежде блекло скрывались за ресницами теперь светятся, как янтарь со солнце. От самолюбования меня оторвал Хан, он поманил ладонью подзывая на улицу. - Спасибо, сестрица, - возвращая зеркало малышке Уми я погладил ее по волосам. Хан вновь вел меня за дом, теперь же, когда переживания отступили я начал неугомонно улыбаться. Неужели я и правда решился на такую глупость? В мои руки вложили вилы, а я поднял вопросительный взгляд, словно отныне я здесь нем. Хан лишь указал на копну сена словно между прочим и взяв в руки косу принялся убирать высокую траву. Стояло раннее утро, но солнце в первые дни июня было жарким. На его коже быстро появлялись испарины пота. Впервые видя его за столь непростым трудом, я растерялся. Он виделся мне худым и изящным. На деле же каждая мышца на жилистой спине вздрагивала с новым замахом. Его тело было крепким и пугающе выносливым. Ведь пока я только и делал, что глазел, он успел скосить участок в десять шагов. Учуяв мой взгляд, парень выпрямился и ухмыльнулся. Подошел и указывает мне словно прислуге на траву подсохшую, что ждет своей очереди оказаться на вершине стога. Я шикнул. Взял вилы двумя руками, ткнул ее в траву с размахом, да видимо не рассчитал, так что та в землю, рыхленную вошла. Надавил на ручку деревянную, а после недовольно стряхивал с себя грязь, что прилетела в меня от собственной глупости. Хан смеялся. По-настоящему вслух. Лишь рот прикрыл, будто боится меня обидеть. Я же вновь попытался, теперь вилы держу чуть поверх, вымеряю где земля начинается. Древесина у ручки неприятная, неотесанная и впивается в кожу. Чувствую, от заноз не отделаюсь я так просто. Злюсь, что трава непокорно спадает, но виду подавать не хочу. Чужие руки касаются моих ладоней. Хан встал рядом и невозмутимо поправляет ручку ставя ее удобнее к моему плечу, а после передвинул ладони, выворачивает их так, что у меня едва судорога не схватила у пальцев. Глаза на меня поднимает, возмущаясь и продолжает. Он как лучше хочет, а мои руки не слушают. Выхватывает вилы и показывает, как нужно, а я забираю их и ворчу: - Я тебя деревяшку и вовсе писать учил, имей терпение! Он вновь смеется, но теперь беззвучно, лишь улыбку свою скрашивая. Руки мои теперь покорнее, а его прикосновения дурные помыслы рождают в голове. Хочется еще долго притворяться, что я ничего не понял, лишь бы ладони эти так и продолжали по моим гулять. Но он наконец уверенно кивает. К сожалению, схитрить не удалось. Теперь в действительности удобнее, правда ручка все также колет, да и в плечо жмет. Но первый успех за плечами. Я радуюсь, как ребенок, загребая свежее сено, а он облегченно уходить косить дальше. Конечно я тренирую тело и отдых активный люблю. Но и представить не мог как немощен окажусь перед подобной работой. Спустя час улыбка сошла с моего лица смывая удовольствие потом. Солнце смеясь обжигало, а в глазах темнело. Но парень рядом продолжал невозмутимо работать и дальше, а моя гордость не могла быть задета. - - Вот, братец, возьми, - Уми протянула мне соломенную шляпу, нелепую и с дырами по краям. - Благодарю, вас, - я кивнул ей и присел, девочка одела на меня головной убор спасающий от жары и не то от простой заботы, не то этот чудо прибор действительно сработал, но мне стало гораздо легче. Она отнесла, что-то похожее, но более потрепанное Хану. А спустя пару мгновении вынесла нам воды. Я продолжал упрямо работать, но видят боги, все, о чем я думал это перерыв. Нам вынесли обед, какой-то овощной суп, но даже не позвали внутрь. Мы сидели втроем, прячась в тени одинокого дерева, украшающего это поле. Я стянул шляпу проводя по потной полосе у своих волос, а Хан с сестрой переглядываясь улыбались. - Ну изнежен я, и что с того? – возмутился, схватил тарелку с супом и поджал губы. Вновь горячий, да и занозы в ладонях пекут. Длинные пальцы замерли на моей руке, я повернулся к Хану, от чего-то чувствовал себя обиженным, словно меня никто здесь не пытается понять. Он мягко улыбнулся и надавил на руки забирая тарелку. Я думал мы торопимся идти дальше работать пока световой день не закончился, но они с сестрой терпеливо ждали, когда же моя еда остынет. Мы ушли с поля лишь с закатом. Я безмолвно сидел на пустой бочке позади дома, пока двоица хлопотала за живностью, живущей здесь. Пожилая кобыла с красноватым окрасом и горделивым взглядом. Куры и наглая коза, что так и стремилась обнюхать меня. Усталость проникла в мое тело, в душе таилась обида, что я так стремился им доказать нечто, что упустил возможность полюбоваться тем, чего так желал. Хан продолжал улыбаться, толкая гордую красавицу, что никак не хотела давать чистить копыта. Малышка вновь и вновь приносила мне кур, словно я и правда должен был упомнить каждую. Тело пекло от пыли и пота. Мне хотелось обмыться, но эти двое продолжали бегать в заботах. - Она ведь холодная, - трогая воду в большой бочке я вопросительно взглянул на них. Мы стояли в небольшой пристройке, здесь пахло влагой и мылом. Скамья, не зажжённая маленькая печь и пара пустых бочек, все что было вокруг. - Не холодная, а теплая. Мы ставим воду на солнце, и она сама греется днем, на горячие источники ходим по субботам, а неделю моемся так, - строгим голосом объясняла мне девочка, снаряжая меня ковшом, белым полотенцем и куском мыла, - если хотите горячую, то нужно затопить печь и подождать, а еще и дров насобирать, у нас с зимы все запасы кончились. - Ну холодной так холодной… Она вышла, а Хан, скрестив руки недоверчиво смотрел на то как нелепо я разворачиваюсь из стороны в сторону, не зная куда сложить всю утварь, что мне дали. Подошел ко мне забирая полотенце и повесил на крючок, что я даже не приметил в этой темноте, с которой едва справлялась одна зажжённая свеча. Взял ковш опуская его в воду и смотрит на меня. Вздыхает тяжело от моего бездействия и неожиданно дергает низ рубашки поднимая вверх. Я покраснел хуже фонарей, что украшают улицы. Хотел прогнать его, но если хочет мне помочь, то пусть. Грани стыда я не перейду. Не смутит же его мой оголенный торс, а с остальным я и сам справлюсь. Снял одежду убирая на лавку. Серые глаза точно застыли, разглядывая меня, от чего сразу стало холодно. Благо штаны на мне иначе бы вовсе со стыда провалился. Он подзывает меня к себе и душа в пятки уходит. Хватает за шею наклоняя и пока я не успел выругаться ополаскивает голову этой водой. Говорил же холодная! Я пытаюсь выровняться, но крепкие руки держат шею продолжая поливать меня. Кожа покрывается мурашками, а тонкие полосы холода скатываются по воспаленной коже спины, что пощипывает. Чужие пальцы вплетаются в мои запутанные волосы, он убрал мою ленту наматывая себе на запястье и проводил мылом по рукам вновь запуская их в мои темные пряди. Я стою покорно. Дышать тяжело. Холодная вода приводит меня в чувство. Теперь она касается не только головы, но упрямо льется по спине потоком и спадает вниз. Штаны начинают прилипать к телу, а я держусь, чтобы не прикрыть веки в ожидании, когда же его руки коснуться и обнаженной кожи. И они касаются… плеча. Он отдает мне мыло, кланяется улыбаясь и выходит прочь. Мои волосы облепили лицо, оно горит, а капли спадают с витиеватой пряди перед глазами. За ужином все молчат. Девица не сводит с меня взгляда и становится ясно, что новый сосед ей приглянулся. Пусть я и могу признать, что стоит ей подрасти она разобьет ни одно сердце, но боюсь стоит ей намекнуть, что даже мужчин смущают такие пристальные взгляды. Пока Хан поил дядю лекарствами я рассчитывал посидеть без дела наслаждаясь отдыхом. - Поможешь убрать посуду, братец? Серые глаза смотрят на меня с таким теплом, что я злобно оборачиваюсь к ее брату, а тот в ответ обдает морозом. Покорно киваю и следую за госпожой. Точно прислуга. Мыть посуду мне понравилось. Мы набрали несколько тазов с водой и окунали ее по очереди в разные. Где-то была примешана соль, в других же холодная и чистая. По итогу получали тарелки, что скрипели. Я действительно увлекся этим делом, под увлекательный рассказ о том, как Уми любит сливу, что растет на заднем дворе. Когда мы вернулись в дом хозяин уже спал. Комнат здесь было мало, он лежал на постели разложенной не поделку от обеденного стола. - Крепких снов, братец, - девочка улыбнулась мне скрываясь за одной из двух дверей. Я поставил чистую посуду на стол, вытер руки о рубашку и приоткрыл вторую дверь. Луна сквозь окно бережно освещала мне путь. Две постели были разложены рядом, и лишь тонкая дорожка деревянного пола разделяла их. Хан безмятежно спал, сложил одну руку под щеку, а вторую выпрямил так, что она лежала аккуратно возле моей подушки. Лента на волосах сползла, темные локоны непослушно выбивались, вырисовывая узор на белых простынях. Я на цыпочках подошел и сел на свою половину. Размял шею и улыбаясь взглянул в окно. Лег. Чужая ладонь оказалась возле моих губ совсем близко. Я посмотрел на то, как игриво дрожат его ресницы во сне. Коснулся чужой руки, а после не увидев реакции обхватил ее своей ладонью и прижал к губам. На устах отразился холод чужой кожи. Я прикрыл веки и слышал лишь собственное сердце. Приложил его ладонь к своей щеке и ласково провел по обжигающе горячей коже. - Я больше не могу не думать о тебе, - едва слышно прошептал я.