***
— Доча, неужели ты действительно его любишь? — причитал глава семейства, заглядывая в каждую из верхних полок. — Да где ж эти ее проклятые фужеры... кхм... То есть, я имею в виду, что вокруг тебя столько... более достойных и презентабельных... — Па-ап, — я облокотилась копчиком о столешницу, сложив руки на груди, и наделила отца серьезным взглядом. — Мы уже это обсуждали. Само собой, люблю. — Да-да, конечно-конечно. Просто я волнуюсь за тебя. Гело сильно отличается от привычного... — разум мой уже не слышал папу, его голос превратился в размытое бормотание на фоне. А все потому что вниманием случайно зацепилась за кусочек комнаты, который было видно через узкий коридор. В той комнате Гело помогал семейству со сборкой праздничного стола, сидя на застеленном ковролином полу. Мои мама и бабушка застыли над ним с суровыми лицами надзирателей и иногда обменивались взглядами, говорящими "толку от него не будет". Лучше бы салаты резали, ей богу, а не стояли над душой. Что Гело не хотят принимать в семью я поняла еще, когда попыталась рассказать о нем родителям, а первое общее знакомство только послужило тому прямым доказательством. Их не устраивало то, что вместо классического жанра, джаза или хотя бы популярной музыки он предпочитает тяжелый инструментал, что не делает себе солидные короткие стрижки, а носит густой короткий хвостик. А еще им не нравилось то, что вместо официального трудоустройства за фиксированную зарплату Гело выбрал творчество. Он рисует невероятные картины на заказ, устраивает собственные выставки. А его завидный заработок отнюдь не смягчал их отношения. "Сегодня он обеспечивает тебя, а завтра вы доедаете последнюю корку хлеба!" — любила периодически заявить мама, не учитывая того факта, что для меня это звучало не так страшно, как, например, провести всю жизнь с чужим сердцу человеком. — ...и имечко у него тоже какое-то странное, Гело. — наконец закончил свой монолог отец, и я вынужденно повернулась к нему лицом. Настроение мое все же немного подпортилось. Мало того, что в последние годы все члены моей семьи грызутся между собой, так теперь они еще и травят этим ядом меня и моего жениха. Немая пауза затянулась достаточно, чтобы папа понял — что-то не так. Но я не позволила ему успеть задать вопрос, который заставил бы меня как-то объясниться. — Пойду помогу Алине нарядить елку. Фужеры в крайнем шкафчике на второй полке, пап. Они всегда там лежали.***
— Ну куда ты ставишь шампанское на стол?! На балкон отнеси, пусть сначала остынет! — ругалась мать, отдавая распоряжения отцу. Мы с Алиной, как сговорившись, переглянулись, а затем продолжили копошиться в коробках с елочными украшениями и световыми гирляндами, сидя перед высокой искусственной елкой. Алина была младше меня на пару лет. Только через пару месяцев ей исполнится двадцать один год. — В этом году я заканчиваю институт и хочу съехать от родителей. Я уже устала от постоянного негатива. Я с одобрением взглянула на сестру. Она рылась в большой коробке, цепляя себе на пальцы самые красивые шары. Недлинные пшеничные волосы поглаживали ее худенькие плечи. — До сих пор не понимаю, как все так скатилось. Раньше ведь жили душа в душу. Все было так хорошо. — Может, мы просто раньше были детьми и не замечали этого? — с легкой скорбью в голосе предположила я, наблюдая за тем, как Алина развешивает игрушки, соблюдая только ей одной понятный принцип распределения. — Возможно ты права. — ее голос звучал совершенно безмятежно. Расправившись со всеми пятью игрушками со своих пальцев она с легким укором поглядела на меня, отошла к коробке, достала оттуда коробочку поменьше и вручила мне. — Ты, давай, не халтурь, раз вызвалась помогать. Развешивай тоже. На моем лице расплылась невольная улыбка. Сейчас Алина так мне напомнила бабушку во времена нашего детства, особенно когда она деловито подоткнула руки в боки. Коробочка была довольно легкой. Я плавно открыла ее, и мою улыбку будто ластиком стерло. Внутри лежало несколько стареньких игрушек из стекла. Где-то на них подтерлась краска, где-то не хватало крепежки для того, чтобы повесить. Но все они были мне прекрасно знакомы. — Мы столько перебили в детстве, когда помогали родителям наряжать елку. Удивительно, что эти как-то сохранились. — с легкой веселостью подметила сестра и вернулась к своей большой коробке. Елку нужно было нарядить до вечера. — Да... точно... — совершенно пораженная, я с трудом нашла в себе силы подняться с пола и присесть на табуретку, которую мы использовали, чтобы развешивать украшения наверху елки. Рука сама потянулась к одной из игрушек. Пальцы бережно подхватили стеклянного солдатика, и сердце мое, кажется, пропустило пару ударов от давно забытых воспоминаний...***
То была тихая зимняя ночь. Я ворочалась под одеялом и не могла заснуть. Мне не снились кошмары, и накануне не случалось никаких происшествий, но отчего-то сердце все никак не хотело униматься, яростно барабаня по грудной клетке. В какой-то момент терпение лопнуло, и я тихонько сползла с кровати, чтобы не тревожить спавшую на соседней кровати младшую сестру. Ступив на ковролин босыми ногами, подхватила своего любимого мишку Фреда под лапу и потянула за собой. Все давно уже мирно спали, я не рисковала включать свет в коридоре между комнатами или в прихожей, чтобы никого не разбудить и не отхватить нагоняев за ночное бдение. Мы с мишкой решили остановиться в прихожей, так как именно здесь стояла большая елка, и горевшие на ней огни гирлянды не только побуждали залюбоваться, но и неплохо разгоняли темноту в пределах метра. А темноту я не очень любила, как и многие дети. Придерживая одной рукой плюшевую игрушку, я встала перед елкой и принялась разглядывать ее с затаенным дыханием. Помимо гирлянды на ней висело множество разных стеклянных игрушек, которые мы с сестрой нередко били из года в год по неосторожности. Взгляд мой корыстно скользнул по основанию, высматривая нет ли под нижними пышными ветвями подарков. Конечно же их там не было. До Нового Года оставалось еще несколько дней. Но мне всегда казалось, что Дед Мороз не дурак и как-то заранее начинает разносить подарки детям. В то, что можно это сделать за одну лишь ночь, мне совсем не верилось. А потому иногда надеялась, что окажусь в числе счастливчиков, которые первыми получают свои хотелки. В этом году я загадала себе бейби-бона. С мишкой играть в няню уже было как-то постыдно, а вот бейби-бон к тому же умеет пить воду и писаться в подгузник. Я довольно улыбалась, уже предвкушая этого малыша у себя в руках, и вдруг отвлеклась на заманчивый блеск. В игривом перемигивании светодиодов то и дело сверкала одна из елочных игрушек. Простой стеклянный солдатик, похожий на щелкунчика, с нарисованными усами и красивыми пуговицами на военной форме. Вокруг было так тихо, так спокойно, словно время замерло на часах. Почему-то казалась, что эта умиротворенная ночь никогда не закончится, поэтому я даже не боялась, что кто-то из родителей или же наша строгая бабушка могут проснуться, застать меня здесь. Мой детский и восторженный взгляд выцепил еще несколько необычных игрушек, а дальше мое воображение разыгралось. Прижав медведя к груди от поднявшегося волнения, я снова уставилась на солдатика. Мне даже казалось, что он на самом деле живой и только притворяется игрушкой, а сам смотрит на меня. Будто все они живые. Недалеко я заметила две похожие друг на друга фигурки. Мальчик и девочка в белых шубках болтались над моей головой. Осторожно подхватив петельки, я сняла их и перевесила поближе к домику с нарисованным оранжевым цветом окошком. Крыша его была заснежена, и снег этот красиво блестел на свету. От чего-то мне подумалось, что это дети солдатика, поэтому их нужно было спрятать в дом. Но что до самого солдатика? Еще раз оглядев его красивый мундир и большую голову, я поняла, что он точно не поместиться в дом. Поэтому пересадила его на болтающийся на соседней ветке корабль с красивыми дутыми алыми парусами. Ему нужно было отправиться в дальний путь и совершить нечто... Нечто... Взгляд мой забегал по всем сверкающим игрушка, пока не остановился на изящной фигурке балерины, отлитой из хрусталя. Среди всех украшений, она единственная не утратила прежнего лоска и блеска. Прямо над ней болтался извивающийся зеленый дракончик, чьи стеклянные детальки были сшиты вместе. Из-за огранки его тело выглядело чешуйчатым, а красные глаза устрашающими. Это чудовище похитило у солдатика его невесту — прекрасную балерину и будущую мать их детей. И теперь он должен отправиться в плавание и вызволить красавицу из когтистых лап, пока дети ждут его в маленькой избушке. Глубоко вздохнув от разыгравшегося в голове ажиотажа, я прижала плюшевого медведя к груди и потрясла перед чудищем кулаком. Как вдруг мне стало ужасно страшно. Я широко распахнула глаза и вжалась подбородком в мягкую макушку плюшевого друга от мысли, что дракон окажется сильнее. Он новенький, совсем недавно подаренный бабушке, как раз на предстоящий Год Дракона. А вот все остальные игрушки старенькие, еще мою маму ребенком видели. Опасаясь, что солдатик может не справиться с чудищем и не вернуться к своим детям, я приподнялась на носочки и потянулась рукой ветке елки, чтобы перевесить дракона. Но из-за маленького роста рука не доставала. Времени было мало, думать нужно было быстро. И я побежала на кухню, откуда с медведем подмышку принесла низенькую табуретку. Взобравшись на нее, без труда сняла дракона с ветки, нарочно спрятала его с задней стороны, чтобы чудище уже никогда не добралось до балерины. Я еще долго стояла у елки, разглядывая снежинки и представляя, что всю мою волшебную историю осыпают крупные хлопья снега, похожие на пух. Потом как следует потянулась и почувствовала внезапно накатившую на плечи усталость. Возвращаться в спальню не хотелось. Я просто не могла позволить себе так легко расстаться с этой чудесной сказкой. Казалось, если я уйду, она рассыплется, потеряет свой дух и исчезнет навсегда, а солдатик так и не выполнит свою важную миссию. Потому я не придумала ничего лучше, кроме как сползти с табуретки и сесть на полу, облокотившись спиной о холодную стену. Ощущая на себе мигающий свет горевшей гирлянды, мне чувствовался и созданный мною дух. Дух сказки. Дух Нового Года. Дух надежды. Я заснула. И перед тем, как утром меня найдут спящей под елкой, мне приснится сон. Солдатик доплыл до балерины и забрал ее к себе на корабль, на котором они вместе вернулись к детям и всей семьей жили долго и счастливо в том маленьком заснеженном домике, а на улице вечно ссыпал снег, так похожий на воздушные хлопья.***
Я повесила последнюю фигурку и отошла на пару шагов, чтобы оценить общий вид украшенной елки. Алина вставила вилку от гирлянды в розетку, и перед нами зажглась невероятная красота из множества теплых огоньков и отблеск от гладкой поверхности пластиковых елочных игрушек. — Зачем ты навесила их на одну ветку? — недоумевала сестра, стоя позади меня. — Это же некрасиво. Переведя взгляд на то место, где висели единственные в своем роде игрушки из стекла, я улыбнулась. За небольшим заснеженным домиком еще слегка покачивались солдатик, балерина и двое детей в белых шубках. Рядом с домиком висел красиво разукрашенный корабль. Кто знает, может, он им еще пригодится. Вдруг они захотят когда-нибудь уплыть туда, где солнце и песок? — Так надо. — с важностью дела пояснила я, сложив руки на груди, и улыбка моя стала шире. Наверное, Алина скосила на меня недовольный взгляд, ведь она так любит, чтобы все смотрелось эстетично, но меня это не смущало. На плечо мне легла чья-то рука и, прежде чем я обернулась, рука сползла по спине и остановилась на изгибе талии. Гело улыбнулся мне и поцеловал в висок. Я прижалась к нему спиной, чувствуя родное тепло. Посмотреть на готовую елку он пришел не один. Папа с мамой и бабушка тоже стояли позади и с довольными лицами оценивали нашу с сестрой проделанную работу. Кажется, результат всех устраивал даже несмотря на мое спонтанное дизайнерское решение. — Танечка, только посмотри, — бабушка расплылась в добродушной улыбке, обойдя маму, и взглядом указала на скопление стеклянных игрушек. — Когда ты маленькая была, ты этими игрушками елку наряжала. Много тогда таких было... Я обернулась и увидела, что бабушка обнимала маму, а та в задумчивости смотрела на мои любимые стекляшки и приподнимала уголки губ. — А потом и Аська с Алинкой стали наряжать. — продолжала она. — Побили много только. Хорошо хоть эти сохранились. Память какая будет. В груди моей застыло странное и неприятно щемящее чувство. Само собой, я прекрасно знала, насколько старые эти игрушки. Но именно мыль о том, что они повидали не одно поколение, пугала меня. — Как все-таки летит время. — с толикой грусти изрекла мама, и озвучивала мои мысли. Папа приблизился к бабушке и маме с зади и ненавязчиво погладил их по спине, а затем привлек Алину чтобы по-отцовски приобнять за плечи. Мне даже стало немного страшно. Порой мы сами не замечаем, как проходят годы и десятилетия, а потом с ужасом оборачиваемся назад. Сейчас мы с Алиной молоды, но когда-нибудь нам будет по шестьдесят. Будем ли мы тогда благодарны за все, что уготовила нам судьба? Наверное, именно поэтому так важно не зацикливаться чересчур на будущем или прошлом, а отдаваться тому, что происходит сейчас — настоящему моменту. А в настоящем мы все злимся и обижаем друг друга, как будто мы враги, а не семья. — Давайте этот Новый Год проведем в доброй и любящей обстановке? — я уложила голову на плечо Гело и добавила. — Не будем больше ссориться и ругаться, а просто насладимся праздником? Как сказала мама — время летит очень быстро. Так побережем же его? Все молчали, но в этом молчании я чувствовала общее согласие. Каждый из нас смотрел на елку и думал о чем-то своем, делал выводы. Алина, должно быть, думала о своем желании переехать и понимала, что это крайний Новый Год в кругу семьи, где она еще может почувствовать себя неотделимой частичкой и младшим ребенком. Мама с папой тоже это понимали, как и то, что наша бабушка невечна. Важно, чтобы последними ее воспоминания были о чем-то хорошем и приятном. Они также понимали, что когда-нибудь у меня появится своя семья, и видеться мы станем еще реже. Поэтому для всех так важно было вложить в этот день и эту ночь все самое доброе и теплое. Ну и, конечно же Гело. Для него этот праздник тоже имел очень важное значение, как я узнаю немного позже.***
Мы все стояли вокруг стола и слушали обращение президента. Я с улыбкой оглядела, как Алина заранее подготовила себе зажигалку, ручку и клочок бумаги, на котором будет писать желание. Очевидно, какое желание. Мама с волнением следила за отцом и боялась, что он откроет принесенную с балкона бутылку раньше положенного. По ее четкому плану "Бабах" следовало сделать в самом конце поздравления. Бабушка, присев на подлокотник стула с мягкой обивкой, сложила руки на коленях и поглядывала то на нас, то на президента. Гело же стоял позади меня и, приобняв под ребра, тоже слушал обращение. Все были в преддверии чего-то особенного, волшебного. И вот мы начали считать вместе с боем курантов. Один... Два... Папа с тихим ворчанием стал открывать бутылку. Мама причитала над его душой. Мы все жутко нервничали. Три... Четыре... Пробка со свистом вылетела и ударилась в потолок. Алина быстро чиркала свое желание на бумажке. Пять... Шесть... Гело помогал разливать шампанское по бокалам так, чтобы оно не пролилось на новую праздничную скатерть. Я стала раздавать всем бенгальские огоньки. Семь... Восемь... Папа воспользовался суматохой и утянул с тарелки подкопченную колбаску, спрятал во рту. Мама все же заметила, и с улыбкой хлопнула его по руке. Девять... Десять... Глядя на то, как сестра бросила в бокал почти догоревшую бумажку, я перехватила у нее зажигалку и выставила руку с огоньком на центр стола. Все протянули свои руки, чтобы коснуться кончиком бенгальского огня язычка пламени. Над едой стали разлетаться яркие искры. Все охали и смеялись. Одиннадцать... Двенадцать... По гостиной раздался бой курантов, оповещающий о наступлении Нового Года, а затем наш общий возглас: — Ур-р-ра-а-а-а! Мы все смеялись и кричали, поздравляя друг друга с наступившим Новым Годом. Размахивали догоравшими бенгальскими огнями и залпом выпивали шампанское из бокалов. Допивая свое, я ощутила, как по зубам мне щелкнуло что-то металлическое. Стоило вынуть изо рта — стало ясно, что это кольцо с небольшим камушком. Я покрутила в пальцах находку и подняла вопросительный взгляд на Гел, имея возможность только предположить, когда этот проказник умудрился мне его подбросить. Он спокойно улыбался, вероятно, все это время наблюдая за мной, и наклонился чуть вперед, чтобы произнести на самое ухо. — Ты выйдешь за меня? Чего угодно я ожидала от этого праздника. Чего угодно, но не этого... Пораженная таким поворотом событий, я смогла только кивнуть головой и продолжать изумленно таращиться на жениха, пока он с мягкостью в движении надевал мне кольцо на безымянный палец. Члены семьи, конечно же, заметили этот жест и заулюлюкали еще громче, чем с с последним боем курантов. Стали осыпать нас поздравлениями. Я в безмолвном шоке бросала взгляды по радостным лицам и до сих пор не могла поверить в происходящее. Теперь язык не поворачивался сказать, что еще совсем недавно все они грызлись между собой. И пусть, им еще далеко до той идиллии, что мы с Алиной видели в детстве, начало уже положено. Дальше будет только лучше. А еще я, кажется, выхожу замуж. — Ну и ну, — Алина сложила руки на груди и широко улыбнулась, пока бабушка тискала меня в своих объятиях и размазывала поцелуи по моим раскрасневшимся щекам. — Поздравляю, сестричка! И во всем виноваты игрушки.***
Я сидела в мягком кресле в нашей уютной гостиной и придерживала на коленях ту самую коробку, осторожно перебирая старые елочные игрушки и предаваясь теплым воспоминаниям. Перед внутренним взором проносилось множество сюжетов, начиная с самого детства, продолжая юностью и уже более взрослыми годами. Время было позднее. Легкий полумрак комнаты разбавляла игра света на украшенной к новому году елке. Увлеченная собственными думами, я и не заметила тайком пробравшуюся тень маленькой девочки. Она стояла около елки, разглядывая мерцающие в свете игрушки. — Мам, а что это у тебя там? Конфеты? — одетая в нежно-голубую пижаму, с плюшевым зайцем в руках, моя доченька Злата с детским любопытством приблизилась к креслу, на котором я сидела, и попробовала заглянуть в коробку. Я подняла на нее внимательный и самую малость строгий взгляд. — И почему мы не спим в такое время? — Не получается заснуть. — честно призналась дочь и присела ко мне на подлокотник. Она так была похожа на мою маму, такие же серые глаза, пусть и унаследованные от отца. Ведь у меня были болотные. Я улыбнулась — нельзя было не улыбнуться, глядя на то, как она обнимает свою игрушку и с едва уловимой хитростью во взгляде высматривала: что же такого лежит в этой секретной коробке — и погладила ее по ноге. — Это не конфеты, милая. Это игрушки елочные. — выцепив одну из игрушек за петельку, я протянула ей кораблик. — Можешь посмотреть, не разбей только. — А почему они не из пластика? — Потому что это очень старые игрушки. Еще твоя бабушка наряжала ими елку, когда была в твоем возрасте. Представляешь, сколько им лет? Злата с задумчивым выражением лица крутила дутый кораблик у себя в руках, подмечая кончиками пальцев места, где изрядно подтерлась краска. Было видно, как она пытается представить себе весь масштаб того пути, какой прошли эти игрушки. Сколько они пережили, кого повидали. — Но зачем их так долго хранить? Почему просто не выкинуть? — дочь протянула руку к коробке, чтобы положить туда одну игрушку и взять другую. На этот раз ей попалась балерина, изготовленная полностью из хрусталя. — Ой, а эта красивая очень. — Ты что? Нельзя выкидывать! Они все по-своему прекрасны, — я погладила узкую спинку Златы, переложила коробку на свободный подлокотник и притянула к себе дочь, усадив на коленях. — Ты не смотри, что многие из них не выглядят, как новые. Зато у них така-а-ая история! — История? Что за история? — она подняла на меня свои большие серые глазки и зажглась еще большим любопытством. Что-то подсказывало мне, что без ответа на вопрос дочь теперь ни за что не уснет. И я рассказала ей о том, как однажды тоже не могла заснуть ночью, как брела по коридору тайком от родителей и бабушки, как фантазировала у елки, где и заснула. Поведала историю о крохотном солдатике, что хотел спасти прекрасную балерину из лап ужасного чудища, с которой они вернулись на корабле к двум своим маленьким деткам, дожидающимся родителей в крохотном заснеженном домике с оранжевого цвета окошком. Рассказала и о том, что эти игрушки стали важным символом нашего семейного примирения. — А тот дракон, почему его здесь нет, мам? — Потому что солдатик с балериной и их детьми теперь должны жить счастливо. — я безмятежно улыбалась, с бережностью расчесывая мягкие темно-русые волосы дочери. — Хочешь повесить их на елку? — Хочу! — глаза Златы загорелись, заискрились, и она практически сразу спрыгнула с моих ног. Потянула меня за руку, вынудив подняться с кресла и чудом успеть подхватить коробку с игрушками. Мы сидели на ковре возле елки вместе ее наряжали. Попутно я делилась тем, как мы с сестрой наряжали елку вместе, когда были детьми, и как разбивали несколько из игрушек каждый год, пока не выросли. А это — все, что осталось от целого ящика, огромного как посудомоечная машина. — Дорогая моя, зачем ты их свесила на одну ветку? — с довольной улыбкой поинтересовалась я, указывая рукой на елку. — Но, ма-а-ам, ты же сама сказала, что они должны быть счастливы! А счастливы они будут только в месте в своем домике! — Ты ж мое солнышко маленькое, — все так же сидя на полу, я привлекла к себе дочь и поцеловала в висок. — Завтра папа увидит — будет рад.