your face

Мне было всего 7, когда я впервые поняла, какую горечь может принести мир. Услышав от родного отца, слова о том, что мать, больше не будет греть меня своими ласками, я впала в истерику. Только в тот момент, когда мы стояли у пастырей, у тех кто читал молитвы о прощании, я заплакала, по настоящему и как ребёнок. Что бы все родственники, кто оплакивал смерть мамы, могли почувствовать какого это, быть свидетелем сломленной души. Помню только, как он сжал мое плечо, потрепал как собачонку, и развернул к себе в объятия. Такие тёплые, но такие чужие. Дрожащими руками, я пыталась схватится за него в ответ. — Не бери в голову, — он милосердно гладил меня по волосам, прямо как мать, что заставляло меня чувствовать себя поршивее. — Мы поедем ко мне, и поиграем в приставку, как раньше. Видимо его совсем не учили состраданию, ведь улыбка, на его обветренных губах, только раздражала меня. Я отпустила его, и побежала в машину отца. Я считаю, все понимали как я чувствовала себя на тот момент, кроме него. Он всегда был избалованным пасынком, но отнюдь, я не была уверена что готова терпеть это. Проснувшись у себя дома, я слышала как за столом в гостиной, все весело обсуждали новости. От меня оторвали кусок живого мяса, а они сели ужинать дарами, купленными на деньги подаренными на поминки матери. Выбежав, после нескольких часов рыданий, я встала перед всеми гостями, и ощущала всю их предательскую натуру. Хоть я и могла выглядеть маленькой и хрупкой, внутри у меня все горело огнём. — Оу Асахи, ты уже проснулась? — слова моей тёти, если ее можно так назвать, будто вгрызлись в мою глотку, в то время как она, беззаботно передавала напитки. — Присаживайся, потрапезничай вместе со всеми. Наберись сил. В ушах прозвучала сирена, возможно в тот момент, произошла моя первая паническая атака. Проглотив вязкую слюну, я осипшим голосом проговорила; — Как вы можете так безмятежно радоваться, после случившегося с мамой, — ее настигла мгновенная смерть, после остоновки сердца, а затем и мозга. — я бы посмотрела на вас если бы ваши родные лежали, и давились сырой землей. Хоть мама и не была никогда больна, всегда носила платья подчеркивая свою утонченную фигуру, радовалась и не ругалась на нас с отцом, ее смерть мне объяснили именно так. — Асахи! — отец силой ударил по столу, казалось, он совсем не был подавлен смертью своей жены. — Прекрати нести чушь. Увидев смешки родственников, совсем не поникших как я, я побежала на второй этаж. Для маленькой семьи, наш дом был слишком большим. У меня было две спальни, на двух разных этажах. Это, давало мне больше уверенности что монстры, не настигнут меня ни в одной из комнат, хотя сейчас я в этом мало уверенна. Я села на кровать, слезы не шли и не бежали. Мой детский траур, утихомирился в тот же миг, как только он постучался в дверь. Десятилетний, худощавый мальчишка, в чьих глазах царила гармония, и толико безсердие, к окружающему миру. Он аккуратно вошёл в комнату, и с усмешкой делал вид, что не замечает меня. Он бродил по комнате, его длинные пальцы проходились по коркам книг, венчавших в себе только гнусные воспоминания, и наконец таки его взгляд остановился на мне. — Не стоило тебе говорить такое, — он выглядел слишком серьезно, для своего рода характера. — Твой отец, рассердился не спроста, ему тоже тяжело свыкнутся с гибелью. Как и нам всем. — Уж ни тебе ли этого знать, — не знаю откуда, но я нашла силы огрызаться с ним. — я думала ты хоть чего полезного скажешь Он рассмеялся. Он смеялся, а я черезмерно внимательно слушала его голос. Мне стало приятно на душе, и взгляд мой, превратился снова в юношеский. — Джонхан, — тыкая ему в плечо, не поспевая за его действиями усиждения на моей кровати. — Почему? Почему мама вдруг решила уйти? — рядом с ним, мои чувства вновь возобновились. — За что этот мир решил поиздеваться надо мной? — Над нами, — большим пальцем, он собрал всю соленую влагу с моих глаз. — Я тоже не могу понять, почему папа, решил уйти от нас с мамой. Так и было. Когда ему было 6 а мне 4, тетя рассказала нам, что папа Джонхана уехал далеко и надолго. Вопросов не было только у меня, казалось я все понимала, даже тогда. — А может, — от мысли, пришедшей мне в голову, я совсем немного засветилась. — мы сведём наших родителей, и будем братом и сестрой. Не нужно будет переживать о неполной семье, мы будем больше играть, и всегда ходить вместе. Представь как нам будет хорошо. Я несла сущий бред, наполняла его голову идеями, выходящие за рамки. А он, терпеливо выслушивал, и делал вид будто хоть что то сказанное мной, имеет смысл. Мне было не о чем думать, кроме глупостей, я теряла связь с реальностью, и шла иллюзиями. Но в каждой из моих желаний, был он — Хани, ты тут? — тетя Марсель постучалась в дверь, это было ее воспитание. Мать и тетя, учились вместе, а затем и переехали из Чикаго в Корею. Тут, они нашли свой покой, тетя Марсель вышла замуж раньше чем мать, за чистокровного корейца. Сама она была метиской, мать ее кореянка родившаяся в Чикаго, а отец американец, оттуда же. А мама, выбрала отца, наполовину японец, а на другую кореец. Через 3 года, после рождения Джонхана, родилась я. Мы с детства ходили вместе, хоть мне он казался завышенным. Ему прощали все, что бы он не сделал, он оставался неприкасаемым. Хоть мамы наши выглядели европейками, разрез наших глаз родной, азиатский. -Асахи, прости за сегодняшнее, Джонхан, нам уже пора быть дома. — посмотрев на меня напоследок, он прикрыл дверь, и побежал по лестнице. Мое детское сердце трепеталось, после него, всегда остаётся некий осадок. Его приучили быть вежливым, но для меня, он всегда казался до тошноты шероховатым и усложнённым. Капризный, приставучий и в тоже время приветливый. Я бы описала его как холодные лучи солнца. После смерти матери, они с тетей стали чаще ходить к нам. Он играл со мной, гулял, и я слепо верила что это его привязанность ко мне, не осознавая, что он пытался отвлечь меня от потери. В один июльский вечер, после посиделок друзей, нас позвали в гостиную и боязливо усадили за стол. На тот момент, мы с Джонханом, играли в мой компьютер, подаренный с честью отцом, на мое недавнее восьмилетние. Услышав зов, мы быстро побежали вниз, соревнуясь кто быстрее. — Нам нужно с вами серьезно поговорить, — начал отец, а я улыбнулась в ответ Джонхану, который в это время корчил серьезное лицо отца. — мы приняли важное решение, как и для нас, так и для вас. — Мы хотим понимания с вашей стороны, — тетя выглядела нервной, от того и отец положил свою руку на ее ладонь. От этого жеста, мы оба выпрямились, ожидая пояснении. — долго думая, мы решили поженится. Во мне что то дёрнулось, я посмотрела на Джонхана, чтобы последовать его реакции, но он быстро скривился. Мне стало не по себе, он вдруг побледнел, и по ощущениям похолодел. Он со злобой посмотрел на меня, а затем и на родителей. На его глазах, выступили слезы, а я в непонимании винила себя. Его молчание — было моей пыткой, я глазами просила его не морить меня отсутствием своих чувств. Но он убежал в гостевую комнату. — Хани, — в ответ послышался лишь звук захлопнувшейся двери. Я, уже грустным взглядом посмотрела на «родителей» но воспринимать их слова, которые прозвучали позже, я не смогла. — Мы будем жить в их доме, завтра же начнём собирать вещи. — отец погладил меня по голове, они точно не ждали такой реакции, ведь мы всегда были неразлучны. Мы были заколоты в их цепи, и выберемся мы точно не скоро. . Всю ночь я не могла уснуть, я была рада этому, но почему он нет? Мои эмоции бушевали, когда я с чемоданом стояла у порога их дома. Да я была тут неимоверное количество раз, но в этот момент все было по другому. Джонхан, сразу же убежал к себе в комнату, дав понять, что ему совсем не интересно. — Земля, приём! — Марсель, щёлкает пальцами у моего лица, и я перестаю думать о нем, хоть на миг. — твоя комната, будет на втором этаже, рядом с комнатой Джонхана. Если вдруг тебе будет неспокойно, можешь пойти к нему. Ложь, он не примет меня. Позавчера мы весело играли, и я ощущала себя снова живой, вчера мечтала умереть, а сегодня я растеряна, и боюсь завтрашнего дня. Лишь бы он не был тем днём, что попросту добьёт меня. — Папа, а что будет с нашим домом, я не хочу покидать его. — правда, я была сломлена воспоминаниями, но отпускать островок своего детства мне не хотелось. Я была обижена на него, он поступил эгоистично по отношению к своему ребёнку, но для взрослой меня, нет. — Мы продадим его, Асахи, прошу, пойми меня хоть ты, ты же знаешь что я тоже человек. Сейчас, ты обижена на меня, но потом, я надеюсь ты меня поймёшь. Я обняла его, впервые с любовью за все это время. Мне было жалко его, а жалеть себя, у меня не было сил. Ночами, лёжа на «своей» уютной кроватке, я надеялась на спасение от самой себя. Я, не так представляла себе обстоятельства в будущем, но винить кого то, было бы слишком ущербным. Уснуть не получалось, но я не разрешала себе плакать, это было бы безрассудием, но все же одного мне очень хотелось. — Хани, открой пожалуйста, мне страшно. — наконец пуская свои слёзы наружу, но меня позорно игнорировали, и я засыпала прямо под дверью. Утром, я снова просыпалась в привычной для меня комнате, с серыми стенами, и бежевым потолком. Джонхан забирал меня к себе, укладывал на кровать, а сам засыпал на ковре, под мое беспокойное сопение. Приятное удивление, я засыпала нежнее и приятнее, только после нескольких часов рыданий. Для родителей, этот жест выглядел очень мило, как бы братская любовь, хоть и не к родной сестре. А вот мне, каждый раз было неимоверно стыдно, я то знала что ему было тяжело. Мне решили нанять репетитора по английскому, ведь в школе, мои попытки не увенчались успехом. Мне не нравилось заниматься, все это казалось мне невыносимо скучным и приторным. Слушать голос Джонхана, читающего мне книги по вечерам, было куда умилительнее чем это. — Асахи, тебе нужно знать это, в будущем, ты будешь благодарна. — из раза в раз повторял мистер Лоун. — Зачем мне что то для будушего, вдруг к этому времени, меня не будет. — раздражённая не без причины. — Я поговорю с твоими родителями на этот счёт. — и продолжал он как ни в чем не бывало. Мне хотелось плакать от счастья, а не от его отсутствия. Уже четырнадцатилетний Джонхан, продолжал катать меня на эмоциональных качелях, вечером делая со мной домашнее задание, так как Лоун не мог приходить каждый день, а утром кидать косые взгляды на меня за столом. Только ближе к одиннадцати, я начала понимать его частые фразы, говоря на грамотном английском «мам, когда ты наймёшь ей няню, я устал с ней сидеть» он продолжал улыбаться, и нежно гладить меня по волосам. Я не держу на него обиды, но вспоминая те же слова, только перефразированные, я чувствую обрезанным цветком, на могиле мертвеца. В очередной день, когда дома оставались лишь мы с ним, он уходил гулять с друзьями. Обычно, его всегда просят брать меня с собой, и он раздраженно подбирал мне одежду потеплее. Он брал с меня обещание не рассказывать родителям, а я умело притворялась что не боюсь сидеть в огромном доме совершенно одна. На тот момент, это был наш единственный секрет, и я хранила его, как свой последний кусок хлеба. Не расскажу об этом никому, но пару раз я подсматривала за Джонханом, смотрящего видео о том, как делать разные прически на девчачьи волосы. На тот момент, я считала что у него появилась девушка, делала вид что меня это нисколько не колышет, но когда он делал эти причёски мне в школу, мое сердце светилось нежнорозовым. Он уставал, тащил на себе идеальную успеваемость, и свою и мою, играл со мной и учил новому. Я слышала пару раз как родители кричат на него, дают пощёчины, говоря что я его сестрёнка, и мужчине нельзя уставать, и в такие моменты, мне хотелось сказать что он самый сильный. Наши отношения не менялись, даже в мои 13, потому что даже через глубокую обиду, я лезла к нему, но ночью засыпая в своей комнате, я слушала его всхлипывания, и вой душевной боли. Я так же плакала, не надеясь на свое ничтожество, и чувствовала вину, потому что это все из-за меня.

><><><><

Бледная кожа, пару лет назад сияла здоровой смуглостью, глаза поникшие и потускневшие, уже не те что были ранее. Запястья и бёдра, раскрашены темно алым цветом. А на шее пунцовые отметины и укусы, напоминающие о себе при касании, хотя сейчас, ее крепко держит мужская ладонь. Проговаривая английский шёпот, прекрасно зная как меня это возбуждает, он продолжает вдалбливается в оттопыренную задницу, пока я лью слезы. Но мой переполненный гормонами организм, принимал это как что то любовное, и уязвимое. С моего шестнадцатилетия, прошло месяцев восемь, но каждый раз с того момента, как только нам удосуживалась оставайся одним, он продолжал не касаясь тела, всю душу мою лапать. А я, трусливо принимала всю нашу платоническую любовь. В семь лет, я питала к нему любовь, ссылаясь на свое одиночество и отсутствие внимания. А в шестнадцать, эта любовь перешла черту, и с каждым днём выходит за границы. — Ну чего ты плачешь, слезы горькие глотая, — потянув меня за волосы, и войдя придельно глубоко. — мама не узнает, или может мне ей показать. Он закрыл мне рот руками, ведь ему так нравится мой испуганный взгляд. Жертва — вот кем я считала себя в такие моменты, совсем забывая что это я, выбрала придти к нему в комнату, прося хоть капельки ласки. Мои тонкие кисти, тянутся к его лицу что бы подарить смазанный поцелуй. Он толкается глубже, и я прижимаюсь к мокрым губам. — Хани, мать должна вернутся по раньше, — шепчу я, а он лишь усмехается моему скулежу. — родной быстрее. — Раздвинь ноги шире — пока я хаос в его голове, он яд в моем сердце. Кто если не он, покажет и войну и мир мою. На шее ближе к подбородку синеет засос. И его самолюбие ликует. Он вновь цепляет мои губы своими, нежничает, облизывает и оттягивает. Его губы сладкие, словно переспелая вишня, и, пухлые, как калорийная булка. Он берет меня под бёдра, и закидывает длинные ноги на свои плечи. Я выгляжу незащищённо, но так прекрасно в его глазах, ударяя своими вздохами под дых. — Когда то, я так же целовал тебя перед сном, а ты этого даже не замечала — «и я так же не замечала твоих слов, о том чтобы найти мне няньку» Больно вспоминать, но каждый раз смотря на его лицо, в голове лишь это. Сложно воспринимать ложные слова от того, кто каждую ночь перед сном желал мне смерти. — Тебе нужно подучить арифметику, — Джонхан натягивает футболку на всё ещё вздымающуюся грудь и идёт к столу, где стоит незакрытая банка со смазкой. Он прячет её в комод и берёт в руки учебник за девятый класс. — Не хочу, — я ною, лёжа на кровати в одной лишь футболке. — у меня нет желания делать то, до чего я не доживу. — а Юну обидно, он все детство посвятил тому, что бы пытаться образумить меня. А все мое детство, это его взросление. — Что значит не доживу, — он ставит книгу обратно на стол, и бросает на меня серьёзный, осуждающий взгляд. — начни уже собирать соленый раствор, ты ведь только и делаешь что плачешь. Уходя из комнаты, он закрывает за собой дверь, оставляя меня на истерзаете своими же мыслями. Он полюбил мое тело, но никак не полюбит душу. И пока я рассказываю секреты, он успевает глазами потрогать каждый сантиметр моего бездушного тела. Проходит меньше пяти минут, а я уже слышу родителей, которые только вернулись из поездки в Сеул. Спускаюсь медленно, придумывая на ходу наш диалог, что бы лишний раз не наткнуться на скандал. Джонхан забирает пакеты с рук матери, да я называю ее как положено, но той же любви и ласки как в детстве, и я вспомнить не смогу. — Ты придумала тему для сочинения? — даже не здороваясь спрашивает Марсель, а я лишь пожимаю плечами и ухожу на кухню. Мы не виделись три дня, но даже по приходу она успевает упрекать меня вопросами об учебе. Но вспоминая что было за эти дни, их приходу я была только огорчена. — Ты можешь поесть нормально, милая, — смотря на то, как я доедаю чипсы, говорит отец. Он каждый раз пытается заботиться, но я не считаю что это важно. — ты ведь совсем не следишь за здоровьем, совсем исхудала. Я же переживаю. Причиной тому было совсем не питание, а нахождение рядом со мной моей зависимости. Родители, каждый раз думают почему я не взяла пример с Джонхана, почему я не могу быть прилежным и как он. Но быть паскудой и терпилой — не в моих пририоритетах.