Ты не обязан был спасать меня

Во круг было слишком громко, музыка отдавалась резкой болью в висках, создавая неприятные ощущение, что скоро придется снова сидеть около туалета и жалобно стонать, выблевывая все содержимое в желудке. Ноги ели передвигались, но все еще держали на земле двух метровое тело. Все здравое мышление уже давно скрылось куда-то в глубь мозга, давая полный контроль пьяным и накуренным мыслям. Кашин давно забыл, где и с кем он находился, а в прицепи зачем? Он на левой хате, во круг веселые подростки как и он, которых не заботят проблемы, они живут моментом, беря от него все, что могут. Даня снова на вписке, снова пьяный, снова терял себя тут. Большую часть своей подростковой жизни, Кашин помнил лишь с тусовок. Ни однин трезвый день он не запомнил, ему это не надо. Даня понимал, что потерял себя в таких местах, понимал, что именно так убегать от проблем или любых забот не лучший вариант, но по другиму рыжий не мог. Ведь, кому будет интересен задумчивый и серьезный Кашин, с трезвыми мыслями и не накуреными глазами. Никому. Даня веселый, Даня всех расмешит, Даня поможет шуткой, Даня, Даня, Даня. А обратная связь? Ее не существовало, никто о ней не думал, не знал, что клоун может веселить не смеясь сам, пожирая себя изнутри и закрывая грустную физиономию глупой и "беззаботной" улыбкой, даря ее всем. Кашин актер, плохой, но актер, только дешевого театра, с не очень написаным сценариям, который не нравился лишь одному Дане, зато всем другим вкатывал, а кто спрашивал рыжего? Никто, никому не интересно мнение какого-то тупенького мальчика, который ведет себя как шут, развлекая толпу, теряя себя на тусовках и умирая внутри, все больше и больше забывая себя настоящего, трезвого, разумного и не претворяющегося тупым. Даня заебался, устал, но и оставаться дома он не мог. Дома Даня груша для битья, губка для слез и криков, неблагодарная свинья и просто хуевый сын. Дома Даня был ненужным, вспоминали о сыне, только тогда, когда мозг женщины затмевал алкоголь. Дома Даню не люблю. На тусовках и компаниях Даню тоже не любли. Даня сам себя не любил. А зачем вообще он еще оставался тут? Для кого он нужен был? В чьих глазах, рыжий, был всем? В темных зрачках, в которых можно было утонуть, потерять себя там, в глубокой темноте. Кашин оставался тут, со всеми, лишь из-за Руслана. Тушенцов был рядом, всегда, на любой хате, пил так же, курил принимал так же, но рядом с рыжим. Даня заботился о нем, нашел маленький смысл своего проживания, старался не сделать из Руслана копию себя, а взамен получал кучу лекции, что с такой жизнью, Кашин не доживет до 20. Руся любил его, любил так, что сам загреп во всем этом дне, стараясь выбраться от туда. Получалось, только Кашин оставался там, не пытаясь завязать со всем этом. Тушенцов много разговаривал с ним, но вечером снова лежал на коленях рыжего, затягиваясь самокруткой и смотря куда-то в потолок, ищя что-то там, пустым взглядом, слыша громкую музыку, и чувствуя рядом большое количество людей. Кашина часто преследовали мысли избавиться от образа клоуна, души компании и стать тем самым ярким воспоминаниям в лицах людей, а сейчас быть тенью большой компании. Даня часто венил себя, что стал таким, требовал много внимания так, что прямо щас опять развлекает людей, неся полный бред, зато смешной бред. Может и правда все закончить? Как и хотел Руслан, по чуть-чуть спасая своего рыжего мальчика. Спасая его, он сам становился таким, что мало радовало Даню. Он боялся больше всего, что шатен повторит путь, потеряет себя, забудет Кашина, и будет вечно забываться на разных тусовках, ищя тут что-то, а что именно, никому не известно. Выбрасывая бычок в даль балкона, рыжий точно был уверен, пора уходить от сюда, по немногу отстраняться от таких времяпрепровождений, пусть будет трудно, пусть он будет срываться, но в глазах Тушенцова он будет видеть гордость за себя. Даже если Руслан многое не знал, рыжий понимал, что результат будет важнее, чем путь становления потеряного человека. Кашин уверен, Руся будет рад, Кашину нужна та улыбка, те светящиеся глаза и легкий румянец на щеке. Но слабость снова взяла вверх. — Дань, может уйдем, - под боком, сквозь звонкие голоса и смешки, рыжий расслышал его голос, молящий остановить, но Кашин слаб, слаб морально, - тебе будет лучше, если уйдем прям сейчас, - отстраняясь от парня, Руслан перевел все внимание на себя. Даня бы и не против, Даня только за, Даня не может. Ноги будто прикованы к дивану, тело полностью раслаблено, трудно вставать. Зрачки были расширены, лицо полностью спокойно, ни один нерв не двинулся, лишь легкая улыбка, не такая как обычно, вызванная под действием травы и сомнительных порошков, вызывала странные чувства внутри Тушенцова. Руся устал спасать его, прям щас готов был уйти, оставить рыжего дальше гнить в таких местах, но не мог. Любовь зла, полюбишь наркомана и алкоголика, который не мог выбраться из такого состояния. — Дань, ты слышишь меня? - уже переживая, шатен положил ладони на бледное лицо, с мало заметными, но милыми веснушками, - але блять, тебя разъебло? - смотря прямо в глубезну глаз на против, Тушенцов не видел отдачи на свои слова, только недопонимание и все та же улыбка, не Дани, а нарика Кашина. — Русь, засунь пожалуйста свою заботу глубоко кому-то в очко, я бы с радостью, но останусь, - улыбаясь противно, Даня отодвинулся от парня, сразу же вливаясь в компанию рядом, озаряя их улыбкой какой-то глупой шуткой. Шатена больше нет там, он где-то на улице, с красными глазами, мокрыми щеками и жуткой болью в ногах. Даня знал, что сделал больно, больно самому близкому человеку в своей никчемной жизни, который спасал, помогал рыжему, в ответ получал тоже самое. Кашин знал все прекрасно, поэтому и бегал по дворам, в которых когда либо гулял с Тушенцовым. Телефон второго был выключен, оставалось через силу бегать, иногда останавливаясь чтоб возобновить дыхание. Мозг был отключен полностью, мысли никакие не терзали голову рыжего, ноги сами направляли его к тому двору. Знакомый подъезд встретил уже трезвого Даню, а кнопка этажа уже горела синем. Люк на крышу был открыт, он там. Бледно-медные волосы сразу же запутались из-за сильного ветра, а тело по чуть-чуть залезало на знакомую крышу. Крышу лишь двух парней, которые спокойно поглщали тут свои тактильные потребности. Крышу, которая слышала много слов, ненужных и парой важных. Крыша Дани и Руслана. Тушенцов сидел около ограды, смотрел куда-то в небо, ни разу не повернув голову в сторону парня, который явно громко дал понять, что находится тут. Руслан хотел высказать все, сказать, что больше никогда не будет помогать ему, забудет как страшный сон и уедет навсегда из этого города, чтобы больше не встретиться с голубыми глазами. — Блять, - тихий выдох на конце развернул внимание шатена на Даню, - знаешь, я не из-за хорошей жизни прогниваю в тех местах, сука, я готов все отдать, чтобы вернуться назад и поменять все. Я ненавижу свою жизнь, ненавижу все что делаю, но так мне легче. Я заебался быть клоуном, устал всех смешит, я хочу чтоб я был интересен не как шут нахуй. Я блять знаешь что? - подходя ближе к Тушенцову, Кашин чувствал соленые капли на своих губах, - Я стараюсь тебя на втянуть в это, я боюсь за тебя. Руслан блять, я боюсь именно за тебя, не за себя, понимаешь? - выдыхая, Кашин закусил губу, отводя уже мокрые глаза в другую сторону, лишь бы не в карие. — Я хочу видеть тебя трезвым, не накуреным, не клоуном. Ты не обязан туда бегать всегда, развлекать толпу и теряться в веществах и алкашке. Дань, я переживаю о тебе и твоей жизни. Я хочу помочь тебе, ты мне важен, важен не как друг, - подходя все ближе, Руслан чувствал напряжения со стороны рыжего. Объятия самое здравое действие, что мог сделать Тушенцов. — Спасибо, но ты не обязан был меня спасать, тем самым убивая себя, - улыбнувшись куда-то в небо, Даня знал, что его где-то любят, знал, что о нем заботятся, знал, что этот парнем с коричневыми волосами и темными глазами боиться за него. Даня любил его, любил делая ему же больно. Только вот, больше такового не хочется. Кашин будет исправляться, ради шатена, пусть и не ради самого себя.