07.05.24

Уткнулся гравий самыми острыми краями в коленки. Я машинально прижимаю к груди свой пустой рюкзак, взятый с собой просто так, чтобы было не так одиноко. Сердце в глубинах грудной клетки бьётся стремительно, мешая дышать и создавая беспокойные волны, заставляющие каждый замочек, булавку и значок на рюкзаке дрожать и звенеть. Пейзаж назло статичен, лишь редкие деревья вдали и свежая, наполненная новой жизнью трава покачиваются в такт порывам озорного майского ветра. Всё внутри меня замирает и покрывается приятной прохладой в ожидании очевидного, долгожданного конца, для которого я хранила себя несколько месяцев. Взгляд отрывается от бесконечного благоухающего простора, по которому стальным швом прошли железнодорожные пути. Я делаю очередной глубокий вдох и медленно закрываю глаза. Всё вокруг сразу погружается во тьму — солнечный свет, пробивающийся сквозь чёрные прямые линии проводов над головой, чуть заметные вдали верхушки родных многоэтажек в левой стороне, деревья в правой, и бесконечная дорога рельс, пересечённая поперёк многотысячными шпалами, гравий под ногами и любимый рюкзак в руках. Последний я приобнимаю ещё сильнее, ласково поглаживая плотную, выцветшую ткань. Тут, в пустую, холодную и трезвую голову внезапно прорывается шумная и истеричная мысль и том, что мне придётся расстаться без шанса на новую встречу со всем, что меня окружает. Всё это я вижу в последний раз. Жизнь — организм из тысячи мышц и органов, артерий, вен и капилляров. Каждая самая маленькая трубочка с бегущей по ней кровью живёт сама собой, помогая общей жизни. Перезая одну из таких, остальные будут работать несмотря ни на что. Вся жизнь вокруг прекратится, но лишь для меня. Лишь я одна перестану существовать. Вдали слышится надвигающийся стук колёс поезда. Я вздрагиваю, и тело будто прошибает ледяным электрическим зарядом. Отшвырнув рюкзак, на ватных ногах я приближаюсь ближе к рельсам. В такой тёплый майский день начинает вдруг морозить, и по лбу скатывается пара предательских капель холодного пота. Поезд приближается ко мне быстрее и быстрее, грохот колёс усиляется и усиляется, неся с собой скорую смерть. Машинист сигналит мне, чтобы я отошла дальше от рельс. Чем ближе железная гусеница ко мне, тем протяжнее и громче становятся гудки. Страх перед неизвестностью сковывает тело стальными цепями: а вдруг не получится, вдруг я не умру? Но, из последних сил разорвав оковы, я с трудом сглатываю ком в пересохшем горле и камнем падаю на железные пути. Кусачий, острый гравий не очень радушно встречает лицо, которое от безысходности и ужаса закапывается в пыльные каменные осколки, а мягкую кожу шеи обжигает холод металла рельс. Сигналы и грохот колёс уже оглушают меня. Я жмурюсь до ярких пятен и узоров на чёрном фоне и в мыслях настраиваю себя на то, чтобы просто лёжать и ждать, пока мой конец доедет до меня. Мысли вопреки всем законам анатомии быстро просачиваются из мозга в горло и выходят наружу лишь в виде цикличного шептания одной-единственной фразы: «не вставай». Чем ближе рычание железной машины, тем сильнее тело и земля вокруг дрожат. Тут, мне чудится, что раскалённые колёса поезда настолько близки ко мне, что их жар уже опаляет кожу. В этот же миг, в голову пулей влетает, размазывая в фарш остальные мысли осознание того, что я не хочу умирать. Я резко распахиваю глаза и внезапно потускневший, безразличный, но такой любимый свет солнца старается выколоть мои глазные яблоки. Жмурясь и отплёвываясь от песка и пыли, я за доли секунд приподнимаюсь на локтях и пытаюсь вскочить, а в голове, проеденной психозом, на фоне результатов многомесячных истерик, в болоте безответных вопросов и утопленного в нём почти разложившегося трупа моей личности вертится единственная разумная мысль: «Поздно. Даже если встанешь — ветряным потоком затянет под колёса и размажет по рельсам, это ничем не лучше». Сдавленные, угнетённые бешено бьющимся сердцем лёгкие раскрываются, наполняются воздухом и изо рта вырывается последний вопль, тут же прерываемый безжалостным грохотом раскалённых колёс, отделивших дурную голову от слабого тела. Будто тисками сдавило черепную коробку. Запаянную горячими колёсами шею пронзала толстая игра нестерпимой боли. В нос будто залили расплавленный металл, и ощущались последние, фантомные страдания в каждой мышце. Слёзы катятся из глаз, окропляя пыльный гравий. Последний раз попытавшись отхаркать кровь, я чувствую, как мутнеет разум и мозг резко вырубается. И больше не кричит в голове совесть, жалость к моим друзьям, родным, которые, может быть, будут скучать по мне, больше нет отчаянья по поводу того, что голову обратно к телу я не пришью. Только яркие, мелькающие узоры, чьи-то лица, гремящее пододобие музыки, заполняющее ушные каналы. И ещё ты, стоящая на этих рельсах и протягивающая руку.

***

Опознали. Бледную грудь буквой «Y» пересекал шов от вскрытия. Голова лежит отдельно и на безмолвных, синеватых губах запеклась кровь. «Закончилась первая неделя мая, и я надеюсь, она узнает об этом и будет счастлива, день рождения же у неё, как никак». — Что это значит? — Записка кому-то. В кармане джинс у неё лежала.