Пять любимых ругательств Радека Зеленки

Радек Зеленка — человек спокойный, обладающий просто безграничным терпением. Родни знает. Ведь с ним могут работать исключительно терпеливые люди, не желающие попасть в тюрьму за убийство в состоянии аффекта. Или те, кто плохо понимает английский. Мико Кусанаги язык в итоге выучила. И явно познала дзен, потому что перестала реагировать на вопли Родни, замирая оленем в свете фар. Родни проникся к ней уважением. Ну а талант и работоспособность и у Мико, и у Радека на высоте. Это опция по умолчанию: на Атлантиде никого не станут держать за красивые глаза. Даже Питер Кавана не безнадёжен, а это о чём-то говорит. Но вернёмся к Радеку. Кажется, мало что способно его задеть. Однако, когда он волнуется или выходит из себя, то начинает размахивать руками, а голос приобретает особую выразительность. Девяносто девять процентов участников экспедиции не знает чешского. И всё же… Морской пехотинец, которому было поручено записать последние видеописьма из Пегаса перед атакой рейфов без перевода понял, что описывал доктор Зеленка. Радек рассказывал о том, как прорвав толщу воды, Атлантида устремилась вверх, к солнцу и свету, как, переливаясь всеми цветами радуги, капли стекали вниз по витражам, и как отчаяние сменилось надеждой. Ругаться же Радек предпочитает на нескольких языках. Чаще всего он пользуется английским «чёрт возьми». Это сигнал, что он чем-то недоволен, но ситуация ещё не вышла из-под контроля. — Чёрт возьми, Родни, обязательно было доводить Лизу Симпсон до слёз? — Нет, повар не мечтает тебя убить. Апельсиновый соус он подал только к курице, а в меню были ещё и стейки, чёрт возьми! — Чёрт возьми, здесь кто-нибудь разбирается в том, как работают кристаллы?! — Нет, я не могу включить эту консоль самостоятельно. У меня нет гена активации технологий Древних, чёрт побери! Второе по частоте ругательство — испанское hijo de puta. При женщинах Радек принципиально не употребляет нецензурных выражений. Наоборот: он очень, очень вежлив. И Родни он тоже никогда не обзывает сукиным сыном. Не потому, что боится — Родни как-никак его начальник. Просто… ругать человека, который практически ежедневно вытаскивает Атлантиду и свою команду из задницы… простите, безвыходного положения, не сказать чтоб красиво. По отношению к остальным Радек не стесняется. — Сандерсон, немедленно положи детектор на место! Он неисправен и… Hijo de puta!!! Детектор воспламеняется в руках несчастного Сандерсона. Повезло, что учёные держат в лаборатории много огнетушителей. Карсон, когда к нему приводят жертву собственной глупости, выдает несколько ругательств на гэльском. — Согласен, доктору Сандерсону следовало быть более осторожным, — поддакивает Радек. — Я уже высказал этому hijo de puta всё, что я о нём думаю. Также звания сукиного сына удостаиваются вождь одного из племён (он захватил команду Лорна в плен и потребовал, чтобы они провели в его хижину водопровод), шаман второго племени (который подозревал всех носителей гена АТД в колдовстве) и Коля. Хорошо, что все трое не знают испанского. А вот лидер дженаев Лейдон Радим что-то определённо подозревает. Третье ругательство Радек подхватил от пехотинца Мишеля Леблана. — Я родился и вырос в Монреале, — объяснил Мишель в ответ на удивлённый взгляд Родни. — Там всё ещё говорят на французском. — И вы решили научить доктора Зеленку плохому, месьё Леблан? Французский — язык любви и всё такое, разве нет? Мишель пожал плечами. — Брань запоминается лучше всего. И Родни не может не признать: есть что-то в том, как Радек морщится, наблюдая за неудачным экспериментом коллег, и выдыхает: — Ça me casse les couilles. Произношение у него безупречное. Мишель постарался. И Радек прав: смотреть, как учёные, пусть не гении, но не обделённые мозгами люди, пытаются нарушить законы физики (да, они в галактике Пегас, где возможно всё или почти всё, но тем не менее…) — действительно как серпом по яйцам. Три упомянутых ругательства Родни не раздражают, скорее развлекают. Он сам иногда вставляет в речь что-нибудь вроде merde или mongol. Второе слово оскорбительное до крайности, употребляется исключительно канадцами, и Родни заменяет его более мягким imbécile, когда настроен благодушно (и при условии, что подчинённые ничего не взорвали). Немецкое ругательство в исполнении Радека Родни откровенно ненавидит. — Verdammte Scheiße! — кричит Радек. По щеке струится кровь, вокруг сыплются искры, пол усеивают осколки витражей. Родни и Шеппарда каждые пять минут вызывают по рации, Элизабет в критическом состоянии… Verdammte Scheiße идеально описывает вышедшую из-под контроля ситуацию. Родни ругается с Шеппардом. В полсилы. Ему некогда доказывать, что наниты были единственным способом спасти Элизабет (витраж обрушился на неё всей силой инерции, и она потеряла слишком много крови). МНТ в любую секунду может окончательно разрядиться, и Родни не представляет куда выкинет Атлантиду. Без щита они — покойники, потому что живым существам необходим кислород, чтобы дышать. Этот закон физики не обойти даже в галактике Пегас. Родни и Радек изучают список планет, где — теоретически — может находиться МНТ. Родни известно, у кого указанный МНТ точно есть и не один. Он показывает Радеку адрес. Реакция предсказуема. — Verdammte Scheiße! Это планета репликаторов, Родни. — Я в курсе. Грабанём? — Ты сошёл с ума. Мы все сошли с ума. — Репликаторы к нам ближе всего. У нас есть шанс. Так что пожелай нам удачи. — Verdammte Scheiße!!! — Буду считать, ты пожелал ни пуха, ни пера. Шеппард, есть идея! — Надеюсь, это хорошая идея, МакКей! — На самом деле идея плохая, но нам перебирать не приходится… — Что? — Так, мысли вслух. Расскажу по дороге к джамперу. Им удается забрать МНТ. Но цена у ограбления высока: Элизабет. Поэтому ругательство на немецком означает, что ситуация патовая и победителей не будет. На родном языке Радеку нравится одно выражение, и он произносит его с какой-то нежностью, грустно вздыхая. Тогда, когда Родни открывает глаза на больничной койке. — Блбец. Родни уже слышал это слово и понимает, что оно — не комплимент. Они помнит, как его ломало после энзима рейфов. Да, вколоть себе двойную дозу инопланетной дряни было великой глупостью. Родни чудом остался в живых. Чудо звали доктор Карсон Беккет. Вероятно, надо было придумать менее рискованный план побега. И он не забыл бы, куда увезли Шеппарда. Жаль, что история не знает сослагательного наклонения. Радек тогда провёл у постели Родни чуть ли не сутки. Читал ему вслух статьи из научных журналов. В галактике Пегас они давно устарели, но Родни слушал голос с чешским акцентом, сосредотачивался на фразах, их смысле, и боль отступала. — Блбец, — говорил Радек, откладывая журнал и открывая следующий. — Ты напугал нас до полусмерти, знаешь? Сейчас Родни долго моргает. С трудом поворачивает голову. — Да, я сознаю, что сам дурак. Но что случилось-то? Радек сидит на неудобном стуле (Родни уверен: это заговор, чтобы посетители надолго не задерживались в медотсеке), нахохлившись, как воробей. — Ну, ты отправился чинить проводку в дальней башне. Сектор затопило. И тебя шандарахнуло током. Ты счастливчик. Атлантида запустила твоё сердце и позвала нас на помощь. Похоже, не только Шеппард нравится городу. Родни фыркает. Он чувствует слабость, голова немного кружится и хочется спать. — Блбец, — ласково повторяет Радек, и Родни, успокоенный, закрывает глаза.