Замаливание грехов

Прямо сейчас Достоевский находился в храме освещенный свечами, во время Таинства Покаяния. Он стоял на коленях, склонив голову перед священником, а в руках держал свою шапку. Рука второго поглаживала тому лопатки, пока тот каялся перед Господом Богом. Около стоял аналой с крестом и евангелием. Куникида Доппо, священник, чуть приобнимал грешника, выслушивая все его грехи. На вид он был спокоен, но про себя же он успел перекреститься уже пару десятков раз. Фёдор закончил свой монолог и посмотрел на священнослужителя из под занавеса своих тёмных волос. Глаза Доппо блеснули не добро, от чего темноволосый выгнул вопросительно бровь, слегка склонив голову. «Прости меня Боже за это», —тем временем пронеслось в голове священника. Рука Куникиды медленно переместилась с лопаток на голову. Ладонь сжалась в кулак, цепляясь пальцами за локоны прямых тёмных волос, оттягивая назад. Послышалось шипение из уст Достоевского, что вызвало смешок у Доппо. –Одного Покаяния не достаточно на такое количество грехов. Позвольте мне помочь. Второй рукой светловолосый поправил свои очки в прямоугольной оправе, и посмотрел прямо в глаза грешнику. На его лице натянулась улыбка, что стала обнажать белый оскал зубов. Кажется, уже догадывается, к чему всё это идёт. А всё шло к самобичеванию. Но не плетью, как думал Фёдор. Далеко не плетью. –Раздевайся. —Приказал церквоник, стягивая с себя рясу. Теперь он стоял в одном чёрном подряснике, что подчеркнул его груди. От такого у Достоевского прошлись мурашки по коже, и он никак не смел ослушаться. Темноволосый отложил шапку в сторону, и принялся исполнять приказ. Он начал расстёгивать пуговицы своей белой рубашки, после чего медленно стянул. Та висела на предплечьях ещё некоторое время, после чего упала с тихим шорохом на холодный пол. Полуобнажённый Фёдор посмотрел на Куникиду, вскинув брови вверх, мол: «И где же плеть?». В ответ на этот немой вопрос грешник получил лишь сдавленный смешок. Его подозвали к себе, махнув рукой. Грешник послушно подошёл ближе к Доппо в полном недоумении. Всё же шло к самобичеванию, что происходит? Чужая ладонь легла на его талию, и данное действие заставило Достоевского вздрогнуть. Она скользнула ниже, и теперь касалась бедра через ткань брюк. В них, брюках, становится тесно. Церковнослужитель слегка оттолкнул от себя Достоевского, и оглядел его вновь. Было ясно, что нужно было продолжить исполнения приказа, что был выдан ранее. Пара движений, и брюки так же спали с его бёдер. Теперь Фёдор стоял лишь в одних трусах. Он снова глянул на Куникиду, но тот давал понять одним своим взглядом, что и их, трусы, нужно снять. Опять пара движений, и грешник теперь полностью обнажён. Доппо взял с аналогия крест, что до этого мирно на нём лежал. Так же он захватил свечу, закатав перед этим рукава подрясника. Фёдор же застыл на месте как скульптура, может даже почти и не дышал. Хотел было он уже попятиться назад, да только его опять схватили за волосы, сажая на колени. Темноволосый решил не сопротивляться, ибо смысла такого и не было. Было замечательно видно его эрекцию, а потому и не было причин делать что либо. Только подчиняться. У самого Доппо член тоже был в эрегированном состоянии. Но это хорошо скрывал подрясник. Светловолосый встал за спину грешного, и рука что цеплялась за волосы легла на плечо. Он расставил его ноги в разные стороны и задул свечу. Воск с неё медленно стекал тоненькой струйкой, а потом маленькие капли стали падать на пол, иногда задевая спину Достоевского. Это вновь доводило темноволосого до тихого шипения, что очень нравилось священнику. Он встал на одно колено, не убирая свою руку с плеча Фёдора, и стал тереть свечу об ягодицы, оставляя на них небольшие мазки воска. Мученик тяжело дышал и прикусывал нижнюю губу. И рука, что была на плече, быстро переместилась на левую ягодицу, сжав её и отводя в сторону, после чего было прекрасно видно колечко мышц. Церковнослужитель нагнул Достоевского и вставил тому в анус ту свечу. Грешник снова зашипел прикусывая губу. Его слегка розоватое лицо, что обычно бледное как смерть, так и горело. Доппо начал трахать темноволосого мужчину этой свечой, что не так давно горела. Тяжёлые выдохи и вдохи мученика были просто раем для его ушей. Конечно, после такого поступка врата в рай ему закрыты, но кого это волнует? Это продолжалось ещё некоторое время, и из Достоевского всё же вышло пара тихих стонов. Из грешника вытащили эту свечу, и дали в руки крест, который Куникида до этого взял с аналогия и отложил в сторону. Парень выебанный свечой сел на свою пятую точку, которую совсем недавно как раз таки и долбили и посмотрел на крест у себя в руках. За тем на священнослужителя и снова на крест. Ясно, этот хрен хочет чтобы он себя выебал крестом. —Неужели все таинства самобичевания в этом месте проходят именно так? – медленно проговорил Фёдор, засовывая себе в анус крест, прикусывая губу. Необычное чувство, что между приятных и не очень ощущений. Темноволосый мужчина одним резким движением пропихнул в себя этот крест настолько, сколько он сам и позволял. —Нет, ты у нас первый кто испытывает данный способ очищения. – тем временем прокомментировал очкастый хрен, что до сих пор был в подряснике. Надо бы это исправить. Пока Фёдор беспощадно долбил себя, очищая себя полностью от грехов, Куникида стал медленно расстёгивать пуговицы тёмного подрясника. Потом он плавным движением руки развязал небольшой узелок, после чего одежда аккуратно сползла на пол. Полностью обнаженный церковнослужитель, даже без нижнего белья, сейчас подходил к всё ещё ебущему себя грешнику. У него, Куникиды, снова появилась в руках свеча. Только вот её он не собирался тушить и засовывать кому-нибудь в зад. Вместо этого , он начал капать на живот Достоевского только растаявшим воском, медленно переходя к груди. От этого мученик громко простонал, и на некоторое время перестал безжалостно иметь самого себя, пока пара капель воска не попала ему прямо на соски. Доппо убрал руку мужчины с креста, и начал сам им его ебать ещё небольшое количество времени, пока не вытащил бедный предмет что теперь был весь в воске. Достик уже расслабился и собирался потихоньку сваливать, да только в его жопу резко вставили уже давно стоявший колом член и начали втрахивать в тот же холодный пол. Потом этот хер откуда-то достал Библию и начал ею шлёпать грешника. Эти двое ещё долго замаливали грехи, и Господь Бог всё ещё в полном ахуе.