Есенинское облако

Вечерняя Москва в то время отдавала холодом. Но когда ты смотришь на неë через окно, сидя в тëплой квартире, она становится неимоверно уютной. - Серëжа, а почему ты никогда не называл меня ласково? - только сейчас, в полной тишине, к Маяковскому пришли такие мысли, сильно терзающие его сознание, - Я вот тебя часто называю- он выдержал паузу- солнышком, пастушком, барашком. - Владимир опустил голову и посмотрел на дно почти опустевшего стакана с чаем. -Нуууу, -Есенин вдруг начал думать. Действительно, почему? - А как я могу тебя называть? Даже не знаю... - парниша слегка поник. -А я то откуда знаю как ты можешь меня назвать- Вова усмехнулся, подняв взгляд на Сергея, - это зависит от того, кем ты меня видешь. Вот Лиля видела во мне щеночка, и называла Щеном.- Футурист поджал губы- не очень приятно, конечно... -Глупость какая. С чего это ты щенок?-Серëжа улыбнулся. Его улыбка всегда была одной из красивейших в мире! По крайней мере, так думал Вова -Ну... Потому...- Маяковский нахмурился, - Да это не важно! Что было - то прошло! - он махнул рукой, показывая всю незначимость этой ситуации. Сейчас ему было всë равно, лишь бы имаженист продолжал улыбаться. Казалось, что в его улыбке было всë! Всë то, что нужно было Володе для полного счастья. - Ладно - Есенин сделал последний глоток чая и с грохотом поставил чашку на стол, - Кем я тебя вижу? - говорил он это себе под нос, смотря куда-то в стену- Ну, ты высокий. Большой. Хмууурый такой - интонацией он выделил букву "у"- не подвижный как... Как глыба!- Выпалил поэт не подумав. Через мгновение к нему пришло осознание. Какой же он идиот. Хотел по хорошему, а получилось как всегда. По есенински! Он только и успел тихо сказать, - ой... Прости! - Спасибо, Сергей Александрович! Мне очень приятно! - иронично произносит Маяковский с шумом и грохотом поднявшись из-за стола. Сейчас к нему не пришло осознание того, что Серëжа не хотел его обидеть. Просто это Серëжа. Серëжа Есенин. Который сделает не подумав, но не специально. В этом он был похож на наивного деревенского мальчика. Но Владимир в данный момент находился в некой нерване, и до него не доходили никакие слова Сергея. Он просто удалось в комнату и решил занять себя написанием новых стихов. Обычно, он писал, когда испытывал какие-либо бурные эмоции. Он не понимал какие именно в нынешней ситуации, но точно знал, что ему написать. А Сергей продолжал сидеть в ступоре. Как? Как он мог такое выпалить?! Своему самому любимому человеку! Тому, кто всегда рядом! Такого чувства Нсенин его не разу не испытывал. Ему хотелось запилить себя самого по полам. Разорвать себя на кусочки, но не только из-за стыда, а ещё и из-за страшного чувства вины. Хотелось бросится за ним, сказать, извиниться. Но Есенин не знал как себя оправдывать... А вы скажете: "Какая это мелоч! Достаточно извиниться и объяснить всë как есть. Мол, дурак, не подумал. Не хотел обидеть и плохого ничего не имел в виду". Но Маяковский очень раним, (хоть и не выглядит как человек, которого легко обидеть, скорее он сам кого-то обидет) а Есенин любит раздувать из мухи слона. Поэтому сейчас его голова была забита дурными мыслями: А что если он сейчас собирает вещи и потом уйдëт?! Опять будет тут Серëжа один! Опять за бутылку возьмëтся! Опять в участок попадëт! Опять все деньги в кабаке оставит... Ему искрене не хотелось возвращаться к укладу прошлой жизни, но без Владимера он так и сделает. Ох нет! Нет! Он сейчас же пойдëт к футуристу и извиниться! И на колени перед ним встанет! Лишь бы простил любимый его! Лишь обид никаких не держал и не сомневался в любви Есенина! Но, почему-то, он не мог заставить себя встать. Его как будто приковали к стулу, а так хотелось вырваться. И вот, просидев в одной позе минут 15 и потерзав свою светлую головушку, Сергей поднялся и огромными шагами стал приближаться к комнате. А Вова его 10 минут назад понял, что обижаться не стоит. Что мальчишка не хотел сделать ничего плохого. Не хотел ранить и задеть его. Это не была язвительная шутка, просто Серëжа не подумал и ляпнул не то. Даже смешно стало. Услышав, как скрипучая дверь начала медленно открываться, Маяковский не вольно улыбнулся. Повернувшись, он увидел кудрявую макушку и такое виноватое личико, что захотелось сжать его в объятиях и никогда не отпускать, -Видемо, он сильно винит себя. На Серëжу не похоже- подумал про себя Владимир. -Я не обижаюсь, солнце! Я ведь люблю тебя, как я могу на тебя обижаться! - начал футурист, а Есенин продолжил. -Прости. Я сказал не думая. Я глупый. Самый-самый глупый! Ты не глыба, ты мой самый любимый человек! В моей голове это было не так обидно... - он продолжал стаять в дверном проëме, опустив глаза в пол. Никогда ещё Сергей не испытывал чувство вины. Всегда себя правым считал! А сейчас вдруг совесть заиграла в сердце. Он же совсем другой в нитри. Не такой как был в кабаке, не такой какой был на сцене. Всё же мы разные в обществе и дома. Вот и Серëжа такой же. - Я на тебя не обижаюсь. Я понимаю. У меня тоже подобное случалось и не раз! Ты не глупый, ты простой. Мне это нравится! - Маяковский встал с табурета и раскинул руки в стороны, своим жестом показывая, что готов заключить Есенина в объятия. Имаженист тихонько подошëл к агитатору и обвил его руками, носом тыкаясь в грудь. -А если бы обижался, то простил бы? - Владимир так и не понял зачем Сергей задал ему такой вопрос. С какой целью? Хотя, это не важно! Он просто ответил - да - и зарылся своей рукой в пшеничных волосах. На этом и закончился вечер. И вот минуло 2 недели. Володя и забыл уже об этом инцидента и об этих мыслях. Но вот Сергей нет. Зайдя в комнату, он громко и радостно произнëс: -Вова! Я знаю! Знаю как буду тебя называть! Маяковский слегка удивился. Футурист стал вспоминать, с чего это вдруг Есенин решил дать ему какое-то прозвище. Он поинтересовался: - Какое же? -Облачко! Большое облачко!- вдруг воскликнул Сергей, активно жестикулируя руками. - Облачко? Дождливое? -по доброму усмехнулся Владимир. Да даже если и дождивое,то всë равно! Из уст светловолосого это звучало очень мило и ласково. - Неееет! - Серёжка улыбнулся. Он явно оценил шутку Маяковского, - не дождивое! Ты обычное облачко! Большое обычное облачко! Моë большое облачко! Такое, которое кажется таким грозным сначалл, но на деле оказывается самым пушистым и мягким! - Есенин широко назвал руки, заканчивая свой монолог. Маяковскому хотелось смеяться и плакать от счастья и миловидности всей этой ситуации. Светлый, низенький крестьянский поэт рассказывал ему, огромному, хмурому мужику футуристу, о том какое он милое и пушисто еблачко в его глазах. И ведь в этом нет лжи. Владимир и правда был таким человеком, характер которого совсем не подходил к его внешности. Может он на людях борзый любитель колкостей, но в домашней обстановке он был ранимым и пушисты облачком. Большим облачком. Есенинским облачком. - Это и правда очень мило... -последнее, что произнёс Володя, перед тем как расплыться в улыбке и налететь на Есенина с объятьями. Такими долгими и тëплыми. Теперь в Московской квартире живëт маленькое солнышко и большое облачко