Void

      К падшему ангелу снова приходит пустота.       Она опускается на плечи неслышной тенью посреди снежного, пасмурного дня, чтобы напомнить ему о падении. Напомнить о мокром и горячем снеге, окрасившемся его кровью, о судорожно дёргающемся, почерневшем крыле. И заставить с грохотом взорваться в голове одну простую и навязчивую мысль.       «Меня не должно быть здесь».       От этой вспышки Гакт испуганно подскакивает в кровати. Тусклыми, помутневшими глазами судорожно осматривает комнату, в которой лежит уже… Он даже не знает, сколько, потерял счёт времени, которое для него теперь идёт слишком медленно. Запоздалая боль в ране на месте вырванного крыла хлыстом с размаху ударяет его между лопаток, и он шипит, стиснув зубы. Нельзя кричать, Гакт разбудит своими воплями спящих вампиров — они в своих спальнях, но всё же совсем рядом, да и слух у них, как у летучих мышей. И ангел замирает, сжав пальцы на плече и глядя перед собой остекленевшим взглядом голубых глаз.       Пустота. Холодная, безжизненная. Такая привычная для ангела, но непривычная существу, в котором от этого ангела осталась лишь половина. Гакт чувствует её, как и свою оторванность от этого мира. Так остро, что ему хочется умереть.       Откинув одеяло, он медленно встаёт с постели. И, покачиваясь, едва переступая босыми ногами, подходит к арочному окну. Отдёргивает тяжёлую бархатную портьеру — Ками закрыл ею стекло, чтобы дневной свет не мешал Гакту спать — и бездумно смотрит перед собой.       Снаружи всё белое. Если прикрыть глаза и не присматриваться, может даже показаться, что он вернулся в родной мир. Туда, где окружают похожие на снег облака, небо сливается с ними, а вода прозрачна и неподвижна, как поверхность стекла. Но это лишь иллюзия. Небо, правда, и впрямь белое, вот только с него сыплются снежинки, какие-то нереальные, огромные, каждая размером с ладонь и с чётким узором. Ветер кружит их, поднимает лёгкие горстки снега с земли. И даже бросает легонько в окно. А где-то далеко в снежном тумане едва проглядываются очертания полуразрушенной маленькой церквушки. Умиротворяющий пейзаж. Даже слишком.       Когда Гакт упал с неба, шёл точно такой же снег. Он помнит, как смотрел в небо и думал о поющих лебедях в серебряных коронах. Звал их, чтобы они спустились и забрали его, как и всех его падших сородичей. Но птицы так и не появились, вместо них явились охотники, которые зачем-то его спасли. Подобрали и продали, как вещь, вампирам. Прямо как был, полумёртвого, в разорванной окровавленной одежде. А кровопийцы теперь тоже непонятно зачем выхаживают его, поливают эликсирами рану, которая должна была стать для Гакта смертельной. Тянут его буквально за волосы, пытаясь удержать, не дать свалиться в зовущую его пропасть. А Гакт всё чаще просыпается среди дня с ощущением, что он оказался там, где ему быть не положено. Не зря ведь падшие ангелы погибают. Им здесь просто нет места.       Пустота обволакивает его, словно обнимая за плечи. И Гакт тихо следует за ней.       Древний замок погружён в сонный беловатый туман. Днём он кажется абсолютно вымершим и пустым — просто старая заброшенная постройка посреди густого чёрного леса. Гакт не боится, что его увидят и помешают. Если действовать тихо, не кричать и не падать, то Ками, Кози и Мана ничего не заметят и не высунутся из своих комнат до заката. Спустившись по широкой лестнице и миновав полутёмный холл, он упирается руками в огромную дверь. Толкает её, тихо кряхтя.       Гакт весь дрожит. Сил у него мало, рана буквально высасывает их, пытаясь зарасти. Слишком большая белая рубашка, кое-как, криво застёгнутая, болтается на худом теле, открывая шею и часть груди, на крыле топорщатся, как иглы, вставшие дыбом перья. Тусклые голубые глаза наполнены слезами, бескровные губы трясутся. И когда дверь наконец поддаётся и его окутывает холодный вихрь, он густо сглатывает, обнимает себя за плечо и, закрыв глаза, шагает ему навстречу.       Снег под ногами и вправду мокрый и горячий, да и снежинки, коснувшись кожи, оставляют мелкие саднящие ожоги. Но Гакт этого почти не замечает. Он просто идёт вперёд. Даже не зная, куда направляется, думая лишь об одном — надо уйти подальше, чтобы его не нашли раньше времени и не спасли, как в прошлый раз. Хотя он знает, что далеко не уйдёт. Ками рассказывал ему, что замок окружён заклинанием — Мана наложил его, чтобы случайные люди не вторгались в их маленький тёмный мирок. Впрочем, побег Гакта и не интересует. Ему хочется просто спрятаться от всех и спокойно послушать лебединую песню.       Дождавшись, пока замок скроется за чёрными деревьями, он останавливается. И медленно опускается на землю, укладываясь на бок и сворачиваясь в клубочек, укрываясь своим крылом. Мокро, жарко. Тихий вздох сам собой вырывается из груди, длинные ресницы опускаются на глаза. Всё хорошо. Гакт даже не заметит, как пустота заберёт его. Просто уснёт, чтобы больше не чувствовать себя чужим в незнакомом мире, который никогда не примет его. Вампиры, может, погрустят немного и забудут о нём. Так ведь надо… Но почему-то слёзы продолжают скапливаться в глазах.       — Ты уверен, что хочешь этого?       Незнакомый низкий, бархатный голос раздаётся в голове ещё одним взрывом. Снег за его спиной, совсем рядом, едва слышно поскрипывает от чьих-то шагов. А через секунду Гакта обдувает лёгким сквозняком, и он, вздрогнув, распахивает глаза. Это дуновение ему знакомо. Именно так чувствуется взмах крыла ангела. И мягкая рука касается его лба, убирая с него чёлку. А взгляд Гакта зацепляется за длинные чёрные когти. Такие же, как у него самого.       — Из пустоты нельзя вернуться дважды. Ты уже один раз это сделал, — вкрадчиво продолжает тот же голос, какой-то неземной, чарующий, вползающий в ушные раковины. — Может, она не так просто отпустила тебя?       Гакт морщится и зажмуривает глаза. Везёт же ему — только соберётся с духом и приготовится умереть, как тут же появляется некто и начинает активно ему мешать.       — Она не отпускала. Меня из неё вырвали зачем-то. Не надо было.       — Если бы она этого не хотела — не позволила бы вырвать. Поверь, я знаю.       Гакт вздрагивает и медленно поднимает голову. Снег снова скрипит, и перед ним присаживается на корточки чёрная тень. Огромное крыло расправляется позади неё; к зрению возвращается чёткость, и он видит, что это совсем даже не безликий сгусток тьмы, а молодой мужчина — бледный, черноволосый, с острым, аристократически точёным лицом, прекрасный, как сама Смерть.       — Кто ты?.. — севшим голосом хрипит Гакт, не веря своим глазам.       Ками говорил, что они видели в этом месте очень много мёртвых ангелов, которые зачастую падают, как птицы после грозового фронта, сражённые молнией, но никогда не видели живых. А это явно ангел. И явно такой же живой, как и Гакт. Как такое может быть?       — Это неважно, — спокойно отвечает ангел, и его чёрные глаза поблёскивают, как лужицы свернувшейся крови. — Меня вырвали из пустоты, как и тебя. Вот только я успел побывать в ней. И видел, что там нет ничего хорошего. Поэтому, если она позволила тебе вырваться, тебе следует спрятаться от неё подальше. И не поддаваться, когда она зовёт тебя.       Гакт тянет к нему почти онемевшую руку, касается лица самыми кончиками пальцев. Кожа прохладная и гладкая, словно у мраморного изваяния.       — Но ведь мы должны идти за ней… Должны слушать её.       — Это правило касается лишь ангелов, верно? — Гакт испуганно вздрагивает. — А если тебя лишили крыла — ты уже не ангел. Вот и подумай, стоит ли подчиняться правилу, которое тебя не касается.       Гакт нервно глотает слюну.       — Не ангел… — шепчет он. — А кто же я тогда? Чьим правилам мне подчиняться?       Он качает головой. И улыбка вдруг трогает его красивые изогнутые губы.       — Ты так наивен… Это очаровательно. Жить можно, и не подчиняясь правилам. Придумать их самому. Позволить кому-то придумать их для тебя, если так будет легче. И это решать только тебе.       Слёзы вновь наплывают на глаза, и Гакт сжимается в комочек.       — Я не могу ничего решать, — всхлипывает он. — Не умею. У меня никогда не было свободы, и я не просил о ней, задумался лишь один раз. И эти человеческие эмоции… Ну зачем, почему они появились во мне? Они мне мешают, не дают думать! Почему, за что мне такое проклятье…       Так долго сдерживаемые рыдания захлёстывают его с головой, мелкие солёные капли скатываются по щекам, попадают на губы и падают в снег под ними. Эти эмоции — главное, что раздражает его всё это время, что он здесь. Что-то чёрное, удушливое, поднимающееся из глубины души. Постоянно влажные глаза, сжатые кулаки, прикушенная губа. И ощущение, что это что-то такое, чему ты просто не можешь сопротивляться. Точно так же, как тогда, когда маленькая белокурая девочка внезапно взяла его за руку и спросила, будет ли такой же свободной, как он. А Гакт задумался. Буквально на мгновение — чуть поднял брови. И в итоге это стоило ему его крыла и белых одежд.       — Если ты будешь так думать, пустота снова затянет тебя, — спокойно тянет ангел, выжидательно глядя на него своими чёрными глазами. — Ты ведь этого не хочешь. Ты сейчас напуган. Рассержен. Ты так страдаешь от того, что тебе непривычно, что не можешь смотреть вперёд.       Он гладит рыдающего Гакта по голове, смотрит так мягко… Почти так же, как Ками, искренне сочувствующий ему и старающийся помочь. И Гакт кусает губу, изо всех сил пытаясь успокоиться. При одной мысли о том, как жалко он сейчас выглядит, пока ревёт перед незнакомым существом, ненависть к себе просто захлёстывает его с головой, топит и уничтожает.       — …А ведь у тебя уже появился кто-то, кто о тебе беспокоится, — продолжает ангел и легонько помахивает крылом. Его кончик задевает крыло Гакта, и он вздрагивает. — Это уже повод дать этому миру шанс. Ты так не думаешь?       Потрепав легонько по волосам напоследок, он медленно встаёт на ноги, поправляет плащ, пряча в нём нижнюю часть красивого лица, и идёт прочь. Гакт, приподнявшись на локте, заплывшими слезами глазами смотрит ему вслед. Ветер треплет длинные чёрные волосы, спина прямая, крыло величественно расправлено, и видно, как между перьями переливаются серебряные струйки; он идёт так тихо, будто не касается снега, а летит над ним. Наверное, именно так должен выглядеть тот ангел, которого отвергла сама пустота.       — Не поддавайся её голосу, — доносится до Гакта приглушённо, будто сквозь толстое одеяло. — Не зови её к себе сам. И не цепляйся за небо, в которое не можешь вернуться.       — Эй! — у Гакта вырывается громкий вскрик, и он из последних сил тянет руку. Только сейчас он вдруг осознаёт, как сильно замёрз, покрасневшая кисть еле слушается его и почти сразу падает на снег. Он бессильно всхлипывает. — Как мне отблагодарить тебя?.. Ты ведь… Даже не сказал мне, как тебя зовут…       Ему кажется, что в шуме ветра на верхушках деревьев он слышит мягкий смешок. И Гакт обваливается в сугроб, уже привычно сворачиваясь в клубок и закрывая глаза. Если один падший ангел живёт в этом мире, почему бы не найтись месту для второго? А ответить на зов пустоты Гакт успеет всегда. Если только вампиры позволят ему — судя по хрусту снега совсем рядом, кто-то из них уже спешит к нему.