Я не болен. Я не болен. Я не болен.
Вновь глядит на себя в зеркало, вновь хочется разрыдаться. Выпирающие кости, бледная кожа. Ноги напоминают две спички, которые могут сломаться лишь от одного неверного движения. К торчащим рёбрам было страшно прикасаться — казалось, хватит малейшего контакта, и тонкая плоть разорвётся, выпустив кости наружу. Рельефные ключицы, четко вычерченный овал лица, впалый живот, тонкие запястья, которые можно обхватить двумя пальцами. Он тощий. До ужаса тощий. Словно скелет, выбравшийся из-под разлагающейся тела, вновь приняв облик человека. А Мире мало. Смотрит на своё телосложение, а сознание коварно шепчет: недостаточно худой, недостаточно... Он прекрасно помнит момент, когда это обрушилось на его плечи. Когда выцвели первые мысли о том, что он не подходит под стандарты, вырисованные обществом. Не смотря на высокий рост, свой былой вес Мира считал перебором, да ещё каким. Цель свою даже вслух произносить боялся, уже знал, что за неадекватного примут.45 на весах, и я остановлюсь.
Первой целью стали 45 килограмм, которые для роста парня уже были не нормой. Миру это не остановило, лишь наоборот, подогревало внутреннюю жажду достичь данной отметки. Думал, мол: похудею и стану идеальным для окружающих. О, нет. Это была ловушка. Ловушка, душащая принятие себя, и возможность вовремя затормозить. Получить желанные 45 он сумел, а прекратить терять вес... В какой момент самое обычно похудение переросло в боязнь употребить лишнюю калорию, а затем не сжечь её? — Ну-с, Мирослав, стал ли ты идеальным и полюбил ли себя? — врач ёрзает на стуле возле койки, сминая в руках какие-то записи, в то же время беседуя с негодующим пациентом. — Я не хочу разговаривать сейчас, — твердо отвечает, даже не удосужившись взглянуть на доктора, старающегося добыть из пациента хоть какую-либо новую информация для дальнейшего лечения. — Мира, послушай, — мужчина поднимается неспеша. — Даже начиная с твоих 45-ти, это уже была страшная затея. Сейчас, дай Боже, тебе 40 вернуть. А ниже — смерть. Решать тебе, но если ты хочешь продолжать терять вес, то я не вижу смысла заниматься лечением пациента, который намерено пытается умереть, — ворчливо манипулирует врач, собираясь покинуть комнату Колпакова. — Тебя вновь пришёл тот юноша навестить, хоть его прими дружелюбно, — бросает напоследок, скрываясь за дверью. Сейчас, лёжа в этой койке, Мира одет в какой-то белый халат, который от части напоминает смирительную рубашку. Его принимают здесь за психа, да, но он не видит себя таким. Он не считает свои намерения больными либо глупыми, и совсем не понимает такого беспокойства со стороны лечащих его специалистов. Он ведь всё держит под контролем, верно? Мирослав то ли со злобой, то ли с разочарованием потупил взгляд в окно, рассматривая людей снаружи. Они все о чем-то думают, куда-то спешат, что-то планируют. И они все выглядят такими... здоровыми? Да, они здоровы, ведь не находятся под круглосуточным наблюдением врачей, контролирующих их питание. "Везёт им, едят сколько хотят и когда хотят." — проносилось в мыслях Миры каждый раз, когда тот провожал взором очередного блуждающего человека за окном. По хрупкому телу пронеслась мелкая дрожь, как только звук, доносящийся от скрипящей двери выбил его из своих размышлений. Его пришли навестить. Мага пришёл навестить. Мира уже давно не подпускает людей близко к себе. Наверное, с того момента, когда впервые задумался над проблемой, тесно связанной с его внешним видом. Страх очередного осуждения брал власть над ним, он не мог позволить себе общение с социумом, пока не достигнет идеала, пока не станет совершенством. Но этот шустрый юноша, который постоянно крутился возле него... С Магой знакомство произошло ещё давно, до начала проблем Колпакова со здоровьем. Мира до сих пор не понимает, как такой активный паренёк сумел привлечь внимание такой хладнокровной натуры как он. Каждый раз, когда видит Халилов, мозг просекает миллион вопросов — как нам посчастливилось встретиться? Таким разным, совсем непохожим... В общении Мага оказался отличным парнем, гиперактивным. Всё ему было интересно, обо всём хотел выведать и услышать, в то время как Мира рос более замкнутой личностью, желая больше слушать, нежели говорить. Наверное, Халилов стал первым свидетелем разрушения Миры. Слишком внимателен к мелочам, поэтому изменения в Колпакове углядел сразу. Изменения то углядел, а самого Миру не смог разузнать. Перед ним был новый Мира. До ужаса истощённый Мира, чьё тело молило о помощи, а мозг отрицал любые попытки идти на контакт протянутой руке со стороны близких.Новый Мира его не пугает. Он любит этого парня любым. Он готов быть опорой для любого Миры.
— Мира, — звучит нежный голос в дверном проёме, который сразу же привлекает внимание пациента. — Можно войти? Я не потревожил? — беспокоится Халилов, сминая в кулаке ручку рюкзака. — Входи, — Колпаков тут же прячет вырывающуюся улыбку, которая при виде Маги пытается выползти на его обкусанные уста. Он рад видеть Магу, и хочет видеть лишь его, но желает придерживается образа равнодушного подростка, кой плевать хотел на окружающих. Образ, в который Мира замуровал свою личность с ранних лет. Халилов порог переступает аккуратно, за собой двери закрывает. Искреннее усмехается, как только в поле зрения падает Мира, скрестивший руки на груди. Он не меняется, но даже это не является причиной для потухания чувств Маги. Он влюбился в этого Миру. В недоступного и холодного Миру. Мага усаживается на стул, расположенный рядом с койкой, копошится в рюкзаке своем, а затем голос подаёт: — Как твоё самочувствие? Ты кушаешь? — Прекрати, — ворчит в ответ Мира, наблюдая за шустрыми руками Халилова, которые старательно что-то выискивают в сумке. — Я ненавижу этот вопрос, ты же знаешь, Мага. — Ты не меняешься. Я люблю это в тебе, — Халилов поднимает взор на Колпакова, будто обнимая того глазами. Зрительный контакт вызывает у Миры секундную ухмылку, которую он прячет в тот же момент, нахмуривая брови. — Вот, гляди, сколько накупил, — переводит внимание пациента на несколько пакетов с едой, которые тот разложил на тумбочке, рядом с койкой. Взгляд Миры меняется в момент, ведь ему хватит долю секунды, чтобы вычислить калорийность каждого продукта. Боязнь килокалорий вновь берёт вверх, дрожь окутывает костлявые руки. Он никогда не сможет нормально смотреть на еду. — Я думаю, что это вкусная еда, тебе должно понравиться. Ты главное ку... — обрывает монолог Мага, как только подаётся голос со стороны койки. — Мага, — хрипит Мира, подавляя тревогу в голосе. Халилов нетерпеливо переводит взор на пациента, но Колпаков тут же взгляд в окно переводит. — Если я наберу, ты не будешь любить меня, — он не хочет смотреть Маге в очи. Сглатывает ком, изображая вид, будто что-то выискивает глазами снаружи, за окном, пытаясь скрыть все эмоции, которые предательски пытаются вырваться наружу вместе со слезами, скапливающимися на уголках глаз. Набрать вес — главный страх для Миры. Все говорят лишь об одном — набери вес, набери вес, набери вес... Как, чёрт возьми, его набирать, когда ему тошно смотреть на себя даже сейчас? Недостаточно худой, недостаточно идеальный — единственное, что крутится на уме. Почему они не понимают этого? — Глупый Мира, — Халилов поднимается, нежно обвивая руками хрупкое, дрожащее тело Колпакова. Горячие слёзы скатываются по тощему лицу, пальцы вцепились в локти, а взгляд закаменел в одной точке. — Глупый. Я люблю тебя любым, Мира. Я не хочу тебе терять из-за твоих "стандартов", которые ты сам себе придумал, — Колпаков уже не в силах эмоции держать. Хнычет, опускает голову. Мага пытается полностью закутать Миру в своих объятиях, хочет успокоить.Он готов быть рядом. Готов любить Миру с любым телосложением.