Зов костей

Антон подумал, что ослышался. В парке было людно и шумно — как и в любой выходной. — Я к ведьме ходил, — повторил Никита, отводя взгляд. "К ведьме". Сердце больно дёрнуло, и Антон задержал дыхание. "К ведьме. Ну и хорошо. Ну и отлично. Новая эра на дворе, каждый вправе верить, во что хочет, и поступать, как знает. Ходить к ведьме — тоже". Другое дело, что год назад Никита заболел — сначала физически, так что попал в больницу, а потом — иначе: Яибресой, героической землёй, такой далёкой и близкой. Выучил язык, обзавёлся какими-то знакомыми в сети. Антон допускал, что несколько месяцев в четырёх стенах какие-нибудь песни и правда могли утешать и согревать, но всё же закончилось — и закончилось благополучно. Болезнь отступила. Увлечения — это мило, если ободряет и развлекает, но какой толк от неясной, дурманящей тоски? — А эта ведьма в избушке в лесу живёт? — спросил он, уже не вполне понимая, в шутку или всерьёз. Ну правда — какая ведьма? Какая Яибреса, где она вообще? — Да почему в избушке? — Никита нахмурился. — Обычная городская квартира. Свечки и травы, конечно есть... Они прошли по мосту. Вечер сизой сетью спускался на воду, и бусины фонарей качались у берегов. — Так что она нагадала, ведьма твоя? — Антону казалось, что он ведёт настоящий допрос. — С чего тянет так туда? Никита пожал плечами. — Честно? Толком ничего и не сказала. Говорит, это зов костей — так, мол, только кости могут звать. Только могила. — И что это значит? Что предки твои оттуда? — Не знаю... Но это вряд ли. А может, кто-то из родных там сражался и погиб. Шли же наши добровольцами, и не раз в истории. Но я спрашивал и не нашёл никого из семьи. Голос его дрогнул. — В общем, ничего конкретного ты от неё не узнал, — усмехнулся Антон. Никита, напряжённый и сосредоточенный, ответил не сразу — будто с другого берега. — Выходит, так. Но, знаешь, далась нам эта ведьма... Я сам полечу и своими глазами посмотрю. — Куда? — вырвалось у Антона. Будто были варианты! — Слетай, конечно, — он старался, чтобы это звучало весело, безаботно. — Природа красивая, культура интересная. Опять же, кухня... Я бы даже с тобой хотел. —А я завтра вечером лечу, — сказал Никита, будто бросая в сторону. — Не обижаешься? Чего-то подобного следовало ожидать. — Я? Обижаюсь, конечно, — хотелось то ли взять за руку и не отпускать, то ли хорошенько встряхнуть этого бедолагу с его странными мечтами. — Но если тебе нужно, то так тому и быть. И если нужно одному, то я понимаю и принимаю. — Нужно, — Никита посмотрел ему прямо в лицо усталыми виноватыми глазами. Такие бывают у несчастно влюблённых. — Но ты же наберёшь мне, если что? — с надеждой спросил Антон. — Не заберёшься туда, где связь не ловит? — Не заберусь. — И не ввяжешься, куда не надо? — Нет. Да и зачем бы мне это? Я буду аккуратен и осторожен, как и положено путешественнику в незнакомую страну, — заверил друга Никита.

***

Он не соврал — остановился совсем не далеко, в каком-то десятке километров, от города. Хозяйка дома, принявшая его, была не очень-то и удивлена — будто однажды должно было появиться здесь такому гостю. В первую ночь Никита едва ли спал, и в полудрёме чудились ему странные звуки — похожие то на стрёкот, то на резкие, беспощадные порывы ветра над самой крышей. Дождавшись первого света, он вышел из дома. Мир был сер — был суровой тканью, пропитанной тихим сиянием. Река несла тяжёлые воды, и лозы стояли словно заплаканные. Мягкой дымкой окутало дали, и ничто не тревожило этой дивной предрассветной тишины. Никита поднялся на пригорок. Крест сначала показался ему молодым тонким деревом, тянущимся к небу. Могилу едва можно было различить. Он подошёл ближе, чтобы прочесть имя на кресте. Начертание — такое знакомое и в то же время необычное. Разобрать — легко, не составит труда. Всё светлее становилось вокруг, и Никита стоял там, поражённый. Наконец улыбка озарила его лицо. И легко, и радостно стало на сердце. Он спустился, зная, что больше не увидит никакого креста. Если обернётся — там снова будет лишь заросший дикий берег. Нужно было ещё позвонить Антону — раз уж обещал. Но — позже.