Взгляд рождает вздох

Просторный светлый зал, большие окна, и огромные зеркала, занимающие три из четырех стен. Балетные станки вдоль этих зеркал, и валяющийся в углах зала инвентарь. День клонился к закату, но они никуда не торопились, в этом театре никто никогда не торопился домой, но конкретно эти двое, пожалуй побивали все рекорды по задержкам. Рокэ Алва и Ричард Окделл готовы были жить в театре, если бы это было возможно. Музыка лилась из колонок, наполняя зал. Они подходили друг к другу медленно, глаза впивались в глаза. Рокэ взял Ричарда под спину, они совершили эффектный разворот. Ногами Алва и Окделл выполняли сложные и даже на первый взгляд неуловимые комбинации шагов, словно это было совершенно неважно. Горящие страстью глаза Рокэ держали Ричарда крепко, отвести взгляд значило поражение, но Дик не собирался проигрывать. На очередном развороте, вырвавшись из рук Алвы, он прижался к нему спиной и медленно опустился почти до пола в чувственном выпаде, далеко отставив ногу назад. Руки Рокэ обхватили его за талию и хозяйски провели в вверх по рёбрам и до груди. Ричард едва сдержал стон. Плавные, но динамичные движения музыки не допускали остановки ни на секунду. Дик поднялся, и они закружились по комнате. Смотря со стороны невозможно было бы разобрать где и чьи ноги, так быстро мужчины двигались. Дикая скорость вращений, выверенные движения, полагаясь на инерцию, Рокэ на мгновение поднимает Ричарда в воздух и тот исполняет эффектный перебор ногами. — А ты стал хорош в танго, — заметил Рокэ, чувственно проходясь рукой по бедру Ричарда. — Твоими стараниями, — Дик вернул колкость и ужом вывернулся из рук. Они расходятся, но танец взглядов не прерывается ни на секунду, именно во взглядах заключается страсть. Каждый выполняет несколько движений по отдельности, двигаясь параллельно. Они не зависят друг от друга. И Рокэ, и Ричард в одиночку способны приковать к себе все взгляды, но в этом совместном танце для них не существует больше никого. Решительно, Алва плохо влиял на этого надорского мальчика, пробуждая в Ричарде самые неожиданные стороны. Словно коварный искуситель, он показывал ему все, заставляя хотеть больше. Кто бы заподозрил в Дике страстную, такую падкую на ласку душу еще хоть пару лет назад? Они снова сходятся. Движения становятся дерзкими, позы меняются. Шаг, шаг, разворот. Музыка ускоряется, накаляется воздух. Рокэ наклоняет Ричарда над полом, и тот запрокидывает голову, тяжело дыша, доверчиво открывая грудь. Рокэ держит его крепко, он никогда не позволит Дику упасть. Пульс на шее Ричарда судорожно бьется, и Алва склоняется к нему, с совершенно хищным выражением лица припадая к ней губами. Ричард доверчиво трепетал в его руках, наслаждаясь происходящим. Пара секунд передышки, Рокэ поднимает Ричарда, и танец продолжается вновь. Им не нужны слова, чтобы понять друг друга, достаточно взглядов. Движения Алвы были резкими, даже довольно грубыми, пылкими. Рокэ бывал таким, когда злился или ревновал. Все это Ричард чувствовал в танце. — Что с тобой, Росио? — встретившись с ним взглядом сказал Дик. Закружившись в очередном па, Алва не ответил. Он подхватил Ричарда, покружил, и, вернув на землю прижался к его спине. Окделл чувствовал жар его тела, рваное дыхание на своем затылке и сильные руки, что так крепко прижимали к себе. Иногда ему хотелось просто сдаться им, не думая ни о чем. Хотя чаще всего так и случалось, Дик чувствовал, что сейчас нужно не это. — Не молчи, — Ричард запрокинул голову, прижимаясь щекой к щеке Рокэ, накрывая его руки своими, — я ведь вижу, что-то тебя тревожит. Алла выдержал паузу, прежде чем ответить, и с полминуты они двигались по залу вальсовыми квадратами. — Танец — непостижимое искусство. Через него можно рассказать что угодно, но и скрыть ничего нельзя, — словно посетовал он. — Этот Колиньяр. Ты делал поддержку с ним сегодня на репетиции, мне сказали. Мою поддержку. C удивлением Ричард высвободился из его рук и повернулся к Рокэ лицом. — Ты серьезно? — Ричард был в недоумении. Он же не обижается, когда Рокэ сам ужас что с Катариной в Ромео Джульетте вытворяет. Новая постановка, на неискушенный взгляд Дика, была уж слишком откровенной. — Это наша поддержка, мы должны отрабатывать ее вместе, — холодок в его голосе явно говорил о скрываемой обиде. Дик не верил своим ушам. — Ты, твари тебя задери, ревнуешь?! — вспылил он, — Тебя не было на репетиции, но эту поддержку ты умеешь делать, а я нет. Мне нужно отрабатывать. Я попросил Эстабана помочь, чтобы не грохнуться потом как идиот когда ты меня поднимешь! Не мне объяснять тебе, что у партнер по танцу — это партнер, а не любовник! — О, правда? Наш бледный гиацинт считает иначе, — Алва подошел вплотную, так, что между их телами оставались жалкие сантиметры, подчеркивая двусмысленность слов Дика. Тот нахмурился и расправил плечи, являя фамильные черты Окделлов во всей красе, и Рок бы соврал, сказав, что эта твердость во взгляде Ричарда не будоражила его. — Не пытайся задеть меня этим, твое прошлое — это твое прошлое, и что бы вас не связывало с Катариной Ариго, меня это не волнует, пока ты сам не захочешь рассказать. Дик пытался понять, почему Рокэ так ведет себя, и смог. Кэналлиец выглядел напряженно, крутил кольца на пальцах — которые не снимал даже на репетициях, позер — и невооруженным глазом было заметно, как ему хочется провести руками по глазам. Весь его яд — защита. Тот скрестил руки на груди и демонстративно отвернулся от Ричарда. Иногда он, в самом деле, вел себя хуже ребенка. Подметив все это, Ричард резко смягчился и аккуратно обхватил лицо Рокэ в руками. -Ты боишься, mi amor? Все еще? Я ведь говорил — никто кроме тебя, — Ричард с нежностью смотрел в тревожные синие глаза Рокэ, который все еще с трудом принимал свои чувства. Им обоим было не просто, а Алва как ни пытался, не мог сдерживать в себе собственнические порывы. О, как Дик мечтал, чтобы Рокэ поверил в его слова, в его любовь. Они совсем забыли о музыке, о незавершенном танце, и последний аккорд либертанго отзвучал в тишине. — Тебе я верю, как никому, и ты прав про поддержку — Рокэ ткнулся лбом Ричарду в ладонь, словно грешник, ищущий искупления. Дик в ответ успокаивающе гладил его по чуть влажным волосам. — Но эти мысли…невыносимо думать о том, что он касался тебя, как он касался тебя, — в голосе Алвы звучали злость и отчаяние. — Мальчишка, он ничего не понимает, — он продолжал, — Дикон, ты ведь не просто танцуешь, — на аристократичном лице отразилось такое вдохновенное выражение, из тех, что бывают у художников, говорящих о картинах, или у истинно верующих, говорящих о Боге, — ты одновременно создаешь искусство и являешься им. Ведь танец это далеко не только тренировка и заучивание движений, но в первую очередь чувство, а чувствовать сейчас не умеет почти никто. — О чем ты говоришь? — Ричард ждал, что Рокэ заговорит об Эстебане или об отце, но не о нем. Как Алва не мог до конца поверить в то, что его искренне и беззаветно любят, так Ричард не мог верить в похвалы своему «таланту» оценивая себя лишь на уровне «приемлемо» для лучшего театра Талига. Эти мысли — червь живущий на подкорке сознания, паразит от которого не избавиться. Они есть у всех, но кто-то борется с ними, а кто-то, не сопротивляясь, капитулирует, погрязая в тревоге и страданиях. В детстве, когда Ричард занимался в маленькой надорской балетной студии, против воли матери, все вокруг, кроме сестры Айрис, говорили, что у Дика ничего не выйдет, а из-за своего педагога он к четырнадцати и вовсе заработал расстройство пищевого поведения. Однако Ричард всегда был упрямым и не отступился от своей мечты. Когда на одном из выступлений в местной филармонии его заметил балетмейстер лучшего театра Олларии, жизнь юноши изменилась. Новая труппа, состоящая из звезд балета первой величины, и репетиции-репетиции-репетиции — все это было похоже на сказку. Дик был счастлив, даже находясь в запасном составе, и танцуя в кордебалете. Заканчивая репетировать поздними ночами, когда в театре, кроме охранников, никого не оставалось, он гулял по богато украшенным коридорам, по закулисью, а иногда вовсе позволял себе пробраться на главную сцену. Расписной потолок, золотая лепнина тут и там, акустика и свет — зрительный зал являлся сосредоточием всех искусств. Королевская ложа, украшенная статуями нимф и муз, и хрустальная люстра под потолком. Дик мог просто сидеть здесь в тишине часами, представляя себя жителем другого времени, героем романа. А сколько историй хранил сам театр… У Ричарда каждый раз захватывало дух от осознания того, сколько аплодисментов слышала эта сцена, сколько видела слез и падений, оглушительных успехов и провалов. Дикон мечтал, что когда нибудь и он сможет танцевать здесь. Одним поздним вечером, когда театр был пуст, и почти весь свет выключен. Ричард танцевал, один на сцене, партию умирающего лебедя, увидев которую еще в раннем детстве влюбился в балет. В Надоре он и мечтать не смел о том, чтобы самому станцевать ее на этой сцене. Но теперь… Несколько па дэ буре, аттитюд, жэтэ, пируэт. Пауза, поза, потом реприза. Ричард выгибал спину и руки легко и плавно, словно знаменитая Беатриса Борраска. Гибкий от природы, он не выглядел безвольно — стальные мышцы скрывали эти хрупкие плечи и тонкие бедра. Он вкладывал всю любовь, всю надежду, всю боль в свои движения. Все страдания, через которые прошел на своем пути. Он ни о чем не жалел, он готов был выдержать еще столько же и даже больше, чтобы по настоящему станцевать на этой сцене. Замерев в финальной точке и переводя дыхание, юноша вдруг осознал себя в реальном мире глубокой ночью посреди пустой сцены. Мышцы ныли, он не мог представить сколько так протанцевал, но был абсолютно и по-детски счастлив. Тихонько забирая свои вещи и уходя в общежитие, Ричард Окделл не мог заметить, что все это время из дальнего угла королевской ложи за ним, затаив дыхание, наблюдал премьер театра. Проснувшись от странного шума, мужчина удивился, увидев юношу, которого лишь пару месяцев как взяли. Очередной каприз Дорака, так он думал… и как ошибся. То, как танцевал этот мальчишка разбудило в Рокэ что-то давно забытое. Тот танцевал отдавая себя, и у Алвы впервые, быть может, в жизни сжималось сердце, при виде чужой истории, которой он стал невольным свидетелем. Перед ним танцевала не Одетт, но Ричард Окделл, и через умирающего лебедя он рассказывал о своем тяжелом пути к мечте. Алва не мог оторвать взгляда от юноши, кажущегося таким хрупким и одиноким на этой огромной сцене, и твердо решил сделать все для того, чтобы этот не ограненный алмаз стал бриллиантом. Ричард готов был плакать от счастья, когда через неделю его утвердили на роль принца Зигфрида в «Лебедином озере». Тогда и начались их совместные репетиции с Рокэ Алвой, что исполнял роль злого колдуна и, надо сказать, смотрелся в ней органично как никто. Дик просто не мог в него не влюбиться. Он понял это, как только увидел как Алва танцует. А от взглядов, которые Рокэ кидал на него, неискушенного в романтических вопросах Ричарда просто бросало в жар. Они бы наверное еще долго ходили вокруг да около, привыкали, притирались друг к другу, если бы к Окделлу не начала проявлять внимание их Одетт и Одиллия в одном лице, Катарина Ариго-Оллар — прима и жена директора театра. Алва понял, что нужно действовать, пока «старая подруга», охотница до милых мальчиков не сцапала его. Ну а Ричард… долго не мог поверить, что достоин внимания такого человека, но необратимо пропал в этих глазах, губах и руках. Рокэ заговорил вновь. — Я боюсь того, что однажды ты поймешь, что тебе не нужен такой отвратительный эгоист как я, потому что так случалось всегда — меня просто не могли выносить, — горько рассмеявшись, Рокэ схватил Ричарда за плечи, словно боялся что тот исчезнет действительно прямо сейчас. — Но карты на стол, ты знаешь, я всегда до неприличия правдив, не промолчу и теперь, он взял пауз, собираясь с мыслями. — Я боюсь потерять кого-то первые за долгие годы. Ты ведь оживил меня, Дикон! До встречи с тобой я думал, что мое время уже прошло, что я отработанный материал и мне больше нечего делать в балете, но ты дал мне силу, энергию вновь бороться, показал, что я не еще не бледная тень себя прежнего. Это все ты, Ричард, твои блестящие глаза и, — Рокэ запнулся, будто сам себе не поверил, — твоя любовь сделали со мной. Он смотрел в глаза своего юноши, на его еще нежные черты лица и слегка порозовевшие скулы и слова признаний будто сами лились из его рта. Рокэ никогда не был романтиком, по крайней мере не считал себя им, но с этим мальчишкой… Начиная все это, Алва и представить себе не мог, что пропадет в Дике настолько сильно. Но то, какой жизнью наполнял Ричард все вокруг себя — поражало и просто не давало, словно наркотик, отказаться, когда уже попробовал. Рокэ отступил, пытаясь не давить, чтобы Ричарду было проще осознать его слова. Это был важный шаг, они еще не говорили о чувствах столь откровенно, и Рокэ с замиранием сердца все ждал того момента, когда Ричард пожалеет, что связался с ним, но этого не происходило месяц, два, полгода, так что Алва решился, хотя уже сто тысяч раз успел обругать себя за то, что так бездарно начал. Любой на месте Дика уже давно послал бы его, учитывая, что моментами Рокэ не мог выносить сам себя. Как это удавалось Ричарду — непостижимая загадка. Дик стоял оторопело, не в силах ничего произнести и просто смотрел в эти до невозможности синие глаза. Чем же он заслужил такое, Создатель? Не иначе в прошлой жизни натворил чего-то. Рокэ каждый раз было физически больно от того, что Дик считает будто не достоин любви или похвалы, несмотря на все усилия, которые тот прилагал. Но у них все будет по другому, оба знали. Сбросив оцепенение, Ричард не в силах облечь свои чувства в слова порывисто обнял мужчину. — Рокэ, Рокэ, Рокэ, — Дик повторял его имя и целовал лицо, куда только мог дотянуться: орлиный нос, острые скулы, волевой подбородок, высокий лоб, — ничто он не оставил без внимания. — Клянусь, я никуда не исчезну, никуда не денусь от тебя, даже не смей думать об этом, слышишь? Это тебе придется постараться, чтобы избавиться от меня, — Ричард смеялся, но по щекам катились горячие слезы. Облегчения, счастья, неверия. Алва стиснул его талию и уткнулся носом в волосы. — А я тебя не отпущу. Придется терпеть меня вечность, Рико. — С твоим ворчанием и вечно больной спиной я точно смогу справиться. Пойдем домой? Алва фыркнул на замечание о своем возрасте и поцеловал Ричарда в висок, отпуская. ~~~ Дик аккуратно складывал лосины и чешки в рюкзак, когда услышал позади себя шаги. Он удивился, увидев Эстебана с его широкой, слегка кривой улыбкой. — Ты в порядке, Окделл? — он хлопнул его по плечу. — Вся сцена гудит о том, как Алва злился. Надеюсь у тебя не было с ним проблем из-за меня? Ричард солнечно улыбнулся Колиньяру, зная, что этот самый Алва сейчас стоит и греет уши за соседним шкафчиком. — Ну что ты, все в порядке, никаких проблем, — его голос смеялся. - Кордебалету же надо о чем-то сплетничать. Эстебан согласно угукнул, но в его взгляде читался вопрос к румянцу на щеках Дика. Впервые в жизни, он решил тактично промолчать на подобную тему, ибо связываться с Алвой себе дороже. — Ну, ты обращайся, если что. Молодой человек ушел с чувством выполненного долга, в то время как Ричард уставился на показавшегося из своего укрытия Алву взглядом «а я говорил». Рокэ, посмеиваясь, лишь поднял руки в сдающемся жесте. — Извини? У Алвы, казалось, отсутствовал стыд, немыслимо. — Ты невыносим, — улыбаясь бросил Ричард. — Именно об этом я предупреждал тебя. И в его голосе было столько самодовольства, сколько, казалось, не может уместиться в одном человеке. ~~~ Рокэ прижимал его к постели, не прекращая целовать. Ричард выгибался в его руках, уже не в силах выносить эти дразнящие прикосновения. Но Алва все никак не мог насытиться. Перед ним была его святыня. Чудо, которому он мог поклоняться не боясь быть сожженным заживо. Ради него он был готов даже обратиться в пепел. Пусть их объяснение получилось не совсем таким как он планировал, все было прекрасно. Он дразнил нежные соски Ричарда, уже припухшие от долгих поцелуев и все более настойчиво двигал рукой внутри. Из уст Дика вырвался длинный стон и он прекратил эту сладкую пытку, скинув мужчину с себя, и усаживаясь сверху на его бедра. Притираясь пахом к паху он склонился к лицу Алвы, который следил за ним удивленным и восхищенным взглядом. — О, Росио, ты был жесток, — от соблазнительных нот, что звучали в его голосе у Рокэ едва не поджались пальцы на ногах. Словно это он тут мальчишка. Дик провел рукой по его груди, слегка царапая, и проговорил Алве прямо в губы, не давая поцеловать себя, — я так страдал, а ты не помог мне, — притворно обиженно. Ричард просунул руку между их телами и обхватил оба члена. Они застонали синхронно. То к чему Рокэ не мог привыкнуть в Ричарде — насколько ярче с ним ощущались даже самые простые вещи, насколько более интимно, чувственно. — Я этого…так не оставлю, — говорить связно получалось с трудом, когда Рокэ вернул руку к ложбинке меж ягодиц и с снова начал ласкать его, — отыграюсь…будь уверен. Если Ричард хотел сказать еще что-то, все слова потонули в судорожном вздохе. Дика выгнуло дугой, когда он наконец почувствовал Рокэ внутри себя. — Я буду ждать с нетерпением, primor. Оказавшись внутри, Алва не сдержал облегченного выдоха, все это время ему было не легче, чем Ричарду не прикасаться к себе. Дик двигался на нем быстро и размашисто, желая получить больше, получить все. И Рокэ готов был отдать. Дик сжимал его плечи так сильно, что Рокэ удивлялся силе, которая скрывается в этом хрупком на первый взгляд теле. Ричард излился первым, но продолжил двигаться, сильно сжимаясь вокруг Рокэ, подводя его к разрядке. Чуть позже он лежал, изможденный, в теплых объятиях Алвы, засыпал. Рокэ гладил своего юношу по волосам и ощущал себя наконец полноценно рядом с другим человеком. Он, наконец, позволил себе успокоиться, не думать ни о чем. Покой. Это, наверное, называется счастье.