Беспамятство

Освальд знает, что ему стоит забыть о куске льда. Речь не о замороженной фигуре в клубе, вовсе нет. Этот чёртов кусок льда в груди Эдварда; холодный и мутный. Пыльная взвесь в кристаллах. Мусор. Но он не может. Освальд сам всё знает: он обсессивен. Пассионарий, истерик, одержимый столь немногими вещами и людьми — это не раз спасало ему жизнь, вообще-то. Здоровая паранойя, которая дала сбой, когда он глупо влюбился. Беда в том, что обсессии не отступают просто так. Их не победить логикой, от них не избавиться, даже если действовать правильно. Нет, Освальд не хочет Эдварда разморозить. Ему это не нужно. Но было бы ложью сказать, что ему не нужен Эдвард. У него не хватает сил сопротивляться, и он знает: нельзя держать себя в узде без конца. Кто не гнётся — тот ломается. Освальда ещё никому не удавалось сломать, и у Эдварда не выйдет — особенно теперь, когда он больше похож на экспонат выставки достояний Ледникового периода. Освальд смотрит на танцующий в камине огонь и думает о том, как лёд тает, заливая растопку, капли не долетают — испаряются, шипя. Освальд закрывает глаза, жар камина лижет его веки и запястье руки, которой он скользит под ремень. Он тощий, это не скрыть даже костюмом-тройкой и перьями на вороте; это легко скрыть тем, как он не вздрагивает от отдачи и с первого удара пробивает ножом чью-то грудную клетку. Обманчивое калечное тело. Это удобно. Он стонет, запрокидывая голову, трётся затылком о бархатную обивку. Эдвард знал, на что он способен. Всегда знал, не вёлся ни секунды. Было бы проще, если бы вёлся? Освальд ненавидел жалость к себе. Он сжимает головку подушечками, растирает смазку. Ведёт цепкими пальцами по стволу и царапает ногтями у основания. Жарко, но камин здесь ни при чём; Освальд не расстёгивает даже верхние пуговицы рубашки. Этот фальшивый баланс между сдержанностью и голодом — Освальд боится, что когда-нибудь именно это поставит ему подножку. Сделает уязвимым. Но пока у него нет сил бороться с желаниями, и без того подавленными. Он прикусывает губы, хотя знает, что один в доме. Он точно не уверен никогда. Эдвард уже поигрался с его разумом однажды; Освальд не хотел бы повторить ещё. В этом доме многие умерли, но он не суеверен. Поленья внизу прогорают, и верхние падают с тихим стуком, искры взлетают в воздух, когда Освальд всё же стонет, спуская в собственную ладонь. Он дышит через нос, переводя дух, продолжая до боли оттягивать крайнюю плоть, будто это поможет ему сгладить мерзкое чувство: он всё ещё одержим человеком, который его предал. Всё ещё одержим другом, которого никогда не было. Плевать. Пламя отражается в его зрачках; глыба льда парит в темноте закрытого клуба.