О бабочках и стервах

Здесь не будет слащавых девочек, влюбляющихся в героев и спасающих их от смерти, от главных злодеев и прочего. Здесь не будет принцесс и их принцев, не будет хорошего финала и счастливой свадьбы. Это не красивая история о любви и верности, о победах и поражениях. Тут все поголовно несчастны. Как будто можно надеяться, что мир перевернётся и станет прекрасным. Я давно перестала надеяться на то, что смогу вернуться домой, зарыться носом в пушистую кошачью шерсть, обнять родителей. Желание быть дома отошло на второй план и в голове постоянно крутилась пирамида Маслоу. Потребности, которые нужно закрыть. Проблемы, которые нужно решить. Всё просто, блять, прекрасно. Лучше и быть не может. Я сплёвываю смешавшуюся со слюной кровь на пол и поднимаю голову. На меня со злостью смотрит мужчина и чёрт только знает, что помогает ему сдержаться и не убить меня. Он сжимает кулаки, ногти наверняка впиваются в ладони, зрачки расширены и расфокусированы и я для него словно бельмо на глазу. Здесь, кажется, скоро не будет и меня. Может быть это и хорошо? Какая разница существую я или нет? Нет человека — нет проблем, верно? Верно. Прописная истина, как «нет тела — нет дела». Но, так уж и быть, обо всём по порядку. Мужчина передо мной — отец девочки, в которой я по случайности оказалась. Умерла один раз, так умру и второй, не привыкать. Юзуха, в чьём теле оказалось моё естество, в чём–то провинилась и около двух–трех месяцев назад была избита так, что попала в больницу. В больнице пришла в себя я, но уж точно не оригинальная версия девочки. До сих пор содрогаюсь от ужаса, когда понимаю, что засыпала у себя дома, а проснулась среди белых стен и приятного запаха медикаментов. Просто заснула, чтобы скрасить переход от одного дня в другой, а в итоге получилось то, что получилось. Переход из одного мира в другой. Говорили мне подруги, что ретроград планет это полная жопа, а я не верила. Теперь буду хоть в кого верить, лишь бы всё вернулось как было. Но вот интересно, а оригинальная Юзуха попала в российскую меня или взошла в Вальгаллу для перерождения? Если в моё тело, то наверняка она испытала не меньшее потрясение, чем я. Потерять сознание от побоев и проснуться в свежей постели с кошкой под боком… Словно в Рай попала. Если честно я не знаю, перерождаются в Вальгалле или нет. И какая, блять, в Японии вообще религия? Я без понятия, никогда не интересовалась такой составляющей чужой страны. Может Сансара? Ну, это вообще всё, Баста, раз уж на то пошло… Я буду петь голосами моих детей и голосами их детей. Нас просто меняют местами… И ведь, сука, поменяли. Только мы даже не родственники! У меня немцы в семье, немцы! Ну и немного татары, раз уж на то пошло. Всё, что у меня заслуживало внимания про Японию, так это манга, аниме и странные сладости с маркетплейсов. Остальное зачем, если в Японию я не стремлюсь ни жить, ни предаваться туризму? Из моего города долететь можно только с пересадками. Долго, дорого и муторно для безработной девчонки среднего класса. Но это не так важно. Важно, что синяки почти сошли и отец Юзухи понял свою ошибку. Теперь он редко трогает моё лицо и бьёт в спину или по бёдрам. Видимо не хочет, чтобы социальные службы снова пришли в наш дом. Но сейчас я слизываю кровь с разбитой губы и улыбаюсь, словно дикий зверёныш. Стресс, какой же стресс. Меня дома никто никогда не бил. Только психологическое насилие, только хардкор. Но тут, в японском мире, я словила кэшбек на всё: и на это и на то. Побои и моральное насилие? Дайте дважды! Папаша не сдержался, врезал мощным кулаком прямо в поганый рот. Стоит иногда фильтровать свою речь, но я так привыкла к тому, что в родном доме не стоило этим обременяться, вот и не сдержалась. Мне всё же больше годков, чем этой Юзухе. Но у этого мужика все дети, кажется, поганые от кончиков волос до внутренних полостей костей. Частенько упоминал о том, какие мы вышли отвратительные и не оправдываем возложенные ожидания. Каков папаша — таковы и дети, по себе судит. Вот только младшенький характером весь в маму. Но био–родителю и от этого тошно. Хах, братишка найдёт такую же как отец абьюзивную жену и будет под каблуком, что-ли? Ладно, до этого, знаете, ещё бы дожить. Сладкое слово и несбыточная мечта в таких-то реалиях. Папаша смотрит словно сквозь меня, собравшуюся в защитную позу на полу. Я на коленях, типичное поведение для Японии, и должна упасть лицом в пол, разбивая лоб в извинениях. Но я не японка. И я не стану так унижаться перед человеком, который несколько минут назад был готов размозжить голову двенадцатилетней дочери. Если появляется дома, чтобы проспаться после очередных загулов, то какого чёрта качает права, будто самый главный? Главнее него старший брат. Но он где-то шляется со своей бандой и домой заявляется не в пример чаще. Я и Хаккай единственные люди, что действительно живут в этом доме. — Такая же как мать, — выплёвывает отец, — такая же высокомерная сука. О, дорогой, для меня это самый лучший комплимент, пусть моя настоящая мать и святая женщина. Выжить в подобном гадюшнике мало кто может. Я скалюсь и смотрю на мужчину снизу вверх. Разбитая губа заходится болью и из неё сильнее начинает сочиться кровь. Не больнее, чем разбитая об стену голова, потерпеть можно. Папаша так часто поминает лихими словами мать, что мне даже интересно познакомиться с этой женщиной. Она была тряпкой или на самом деле кошмарила всю семью? Теперь это тайна за семью печатями, потому что мать троих детей давно гниёт в сырой земле. Небольшой пыльный алтарь где-то в шкафу о том свидетель. Помню, как смотрела на него в недоумении, едва вернулась из больницы, пока Хаккай не оттащил меня подальше. Наверное над ним даже дышать запрещено. — Не смотри на меня её глазами! — вспыхивает мужчина и рвётся меня пнуть, но пошатывается и оседает на стул. Он бледный и потный, нажравшийся алкоголем до соплей, и, кажется, сейчас блеванёт на этот же самый пол, на котором сижу я. С трудом поднимаюсь на ноги. Голова звенит, но показывать слабость в этом доме запрещено. Этого не упустит папаша, этого не забудет брат. Я ухожу из комнаты, пока отец справляется с приступом тошноты и не может мне ничего сделать. Слышу звуки рвоты, когда даже не дошла до выхода и не раскрыла традиционные японские двери. Ну, это не моя проблема. Возможно… А возможно и моя, если брат решит, что убирать за алкашом это работа единственной девочки. Младшенький из нашей семьи стоит за дверью, сжимая руки за спиной и сдерживает слёзы. Я хлопаю его по плечу и ухожу на второй этаж. Мальчишка следует за мной как приклеенный и молчит. Как получилось, что я стала нянькой этому ребёнку? И почему я вечно получаю за него, как лучший друг принца? Дерьмово, если честно. Под одеждой кроются старые пожелтевшие синяки и бледные сетки шрамов. Самый большой на плече — будто меня расцарапало дикое животное. Интересно откуда он взялся… Я ничего не помню до того момента, как проснулась в больнице. Если там и можно было разыграть больную и глупую дурочку, то в этом доме нет. Животные приспосабливаются к ареалу обитания. А люди своего рода тоже животные. В наличии: отец–алкаш–абьюзер, исправно приносящий деньги на оплату коммунальных услуг, одна штука; старший брат, который бьёт меня за то, что ему не понравилось поведение… Не важно чьё. Он просто бьёт, а потом смотрит как будто на котёнка, измазанного в мазуте. С жалостью. Мне не нужна жалость неполовозрелого придурка, но дать отпор моё тело не в силах: слишком слабое, слишком травмированное, слишком женское. В копилку прибавляю себя: средний ребёнок, единственная девочка. Копия матери, что так раздражает отца. То, как я смотрю, то, как я двигаюсь, дышу, готовлю, одеваюсь… Этот ублюдок видит во мне женщину, что породила нас на свет. Но едва мне стоит оскалить ровный ряд зубов, смежить веки в узкие щёлки, то я сразу становлюсь копией старшего брата. И это отбивает желание бить меня дальше. Отец боится старшего ребёнка, а я этим беззастенчиво пользуюсь. Венец творения — Хаккай. Младшенький, за которого я постоянно получаю. Он постоянно со мной и пытается делать вид, что опекает, но всё так по-детски навязчиво, что меня пробирает на смешки всякий раз, когда замечаю эти «очень тайные взгляды». Пару раз старший брат говорил, что Хаккай очень похож на мать, за что бить его особенно неприятно. Не знаю, что случилось с матерью, но старшенький относится к ней по особенному. Но не смотря на это бить меня, внешнюю копию мамаши, он не перестаёт. Отыгрывается за несчастливое детство что-ли? Я захожу в комнату. Младшенький следует за мной и прикрывает дверь, словно верный пёсик. — Прости меня, онэ-сама… — я сжала переносицу пальцами, но не стала перебивать младшего брата, — это я во всём виноват! О боги, он «всегда во всём виноват», даже если ничего не сделал! Но в этот раз получала я и получала несколько... Заслуженно. Я усадила брата на стул и присела на край стола. Мелкий смотрел на мои окровавленные губы и подбородок. Этот ребёнок не смотрит с жалостью, он смотрит с болью. Интересно, а какой у меня взгляд? Не знаю, я не ощущаю желания проявлять эмоции. Внутри уже давно стало как-то пусто. — Успокойся. Сколько раз мне говорить, что ты ничего не сделал? Это начинает надоедать, словно зажёванная кассета. Мальчик опустил глаза. Я тяжело вздохнула. Ох, как ненавижу эти разговоры по душам. — Я не встретила отца после загула должным образом, за что и получила. Не тебе же кланяться при нём в пол и готовить рис? Хаккай, не забивай себе голову моими проблемами, ладно? Я справлюсь со всем, что тревожит как меня, так и тебя. Ты мне отото, а значит я должна тебя защищать. Блять, а кто защитит меня? Это тело не русское, со мной нет Бога. Но русский это по духу, а не по крови. Буду отталкиваться от этого понятия в таком случае. Хаккай выглядит ещё более подавленным. Ну да, его защищает старшая сестра. Он словно мальчик, которого пытаются оторвать от маминой юбки. С одной лишь разницей, что матери тут и в помине нет. Я положила руку на макушку брата и потрепала его по голове. Его волосы уже сбриты под ёжик, как я помню было в аниме. Интересно когда наступит тот момент, в котором этот милый и добрый мальчик станет звездой Токио Манджи-кай. Какой там отряд боевого назначения? Не помню, не важно. Главное, чтобы он дожил до этого момента. Там и друзья появятся, надеюсь. — Онэ-сан, ты в порядке? — осторожно сказал Хаккай, не уворачиваясь от моей руки. Ему было странно получать столько внимания от сестры, которая часто впадала в задумчивое состояние и не замечала ничего вокруг. Я вздохнула. Не, братишка, нихуя не в порядке. Ещё не в полной жопе, но через пару дней, возможно, буду там. — Да, не беспокойся, — я убрала руку и слегка улыбнулась, чтобы не тревожить пострадавшую губу. Ладно, нужно убрать кровь с лица, одежды, пола… И блевоту папаши. Фу, Боже. Как я до этого докатилась? Всё же было хорошо. Я жила в своём маленьком уютном мире с родителями и кошкой, бед не знала, друзей имела. Мне было хорошо, я и не думала о смерти, как Белла, не промышляла мошенничеством как Софья Блювштейн и вообще вела жизнь по заветам конституции. Что за хрень? Какого чёрта я свалилась в этот мир? Боги со мной не вели задушевных бесед, предназначение не сказали, систему геймера не выдали. Я просто неучтённый фактор. И что прикажете с этим делать? У меня нет особого желания тут жить, терпеть эту семью и вообще быть в ответе за кого-то, кроме себя. Я косо смотрю на Хаккая. Да его забьют свои, Боже! И что мне теперь спасать его, когда я не могу даже спасти себя? — Иди погуляй. Или, не знаю, посиди в комнате, — я собираю волосы резинкой, которая по старой привычке находится на руке. Хаккай первое время смотрел на меня подозрительно, словно его сестру подменили. Нет, это действительно так — я не его сестра, — но он даже не попытался со мной это обговорить. Хаккай просто принял всё, что случилось, за данность! Я ведь полный антипод Юзухи. Даже взять то, что до сих пор не могу приучить тело писать другой рукой. В голове одно, а на деле другое, выходит ровно ничего, поэтому ручки и карандаши я в руки не беру, но надо бы. Тяжело… Тяжело. Хаккай смотрит на меня, кивает и выходит. Какой-то он… Странный. Впрочем, это не мои заботы, как говорится, главное чтоб не пиздили. Не всегда получается, но мы стараемся. Собираюсь с духом и спускаюсь на первый этаж. Там в зале в луже собственной рвоты лежит отец. Хорошо бы, захлебнись он, но тогда нас троих распределят по приютам и будет гораздо сложнее выживать. На такой квест я не подписывалась. Честно — я вообще ни на какой квест не подписывалась! Прошло не меньше получаса прежде чем я закончила убирать всё то дерьмо, что мы оставили на полу. В горле до сих пор стоит комок желчи и сблевать самой хочется ещё больше. Отец был транспортирован на диван и протёрт тряпочкой. Тяжёлый ублюдок, пусть и приходил в себя на некоторое время, передвигая ногами. Да–с, в комнате ещё витал удушливый запах, но окна и вентилятор должны со временем помочь. По крайней мере я на это надеюсь. — Я к Мицуе, — буркнул младшенький и скрылся в небольшом коридорчике близ входной двери. Отлично, теперь в доме только я и пьяный отец. Что же ему за хлебом не захотелось сходить сегодня, ну? Я потёрла переносицу двумя пальцами и прикрыла глаза. Не время заниматься самокопанием, когда можно выкопать яму другому. Например, отцу. Да, пускай старшему брату глубоко плевать на всё и мир он завоёвывает кулаками, а не словами, но пьяное тело в гостиной терпеть не станет. О, братец ненавидит две вещи: алкоголиков и тех, кто оспаривал его авторитет. Если всё сходится в одну точку, то где-то роется новая могила. В какой-то степени я его понимаю, потому что такие люди до добра не дойдут. Как и эта пропащая семья. Боже, почему ты не забросил меня в Хинату Тачибану? Да, подумаешь она просто каждый раз умирает, но зато в будущем у неё счастливая жизнь, семья, дети, наверное, в количестве двух штук. Я может быть тоже этого хочу? Самокопание по поводу и без всё равно продолжается, а мысли скачут с одной строчки на другую, пока я бесцельно смотрю на отца. Взгляд расфокусировался со временем и мне приходится нервно дёрнуть головой, чтобы вернуться на круги своя. Обед. Нужно приготовить обед, а там посмотрим. Если старший брат сегодня вернётся домой, то можно будет натравить его на отца. План надёжный как швейцарские часы. Вот только брат яшкается со своей бандитской шпаной и куда его занесёт ветер кто бы, конечно, знал. На завтрак рис. На обед рис. На ужин рис. Не то, чтобы я сильно удивлена этому распорядку за последние месяцы, но есть одну крупу чертовски надоело. Нет, серьёзно, Юзуха — то есть я — сбросила порядка пяти килограммов, питаясь только этим чёртовым рисом. У нас не было другой еды, только залежи грёбанного… Ладно, спокойно. Если похудела, то хорошо, вот какая красивая стала, да? Нет, нет, нет. Резкое похудение это плохо. Юзуха и так была худышкой, а теперь совсем станет вешалкой. Такую только тронь и сломается, а мне надо ещё как-то выжить в этом абьюзивном Аду. Я же стану ходить со сломанными костями от одного неудачного движения. Руками трогаю бока и плоский упругий живот. Зарядка и проста планка помогают держать тело в порядке. Да, я в раннем подростковом возрасте, у меня нет нужных округлостей в нужных местах, но и быть палкой тоже как-то не очень хорошо… Надеюсь гены возьмут своё и тело вырастет достаточно красивым. Некоторое время я бесцельно шатаюсь по дому, пытаясь себя чем-то занять. В прошлом у меня было много хобби, перепробовала кучу вариантов, чтобы найти то единственное по душе. Итог таков, что в этом мире я могу заниматься только… ничем. У меня банально нет денег на себя и разные хотелки. Да и откуда их возьмёт двенадцатилетняя пигалица, едва выживающая на остатки пособий по потере кормильца и многодетности? То, что отец не пропивает, уходит на оплату дома. А японские деньги я в глаза не видела ни разу. Но вот как-то же живёт старший брат… Бандит он и есть бандит, что уж тут. Почему Юзуха не озаботилась раньше более близкими отношениями с потенциальным кошельком? Хотя иметь финансовую зависимость от субъекта домашнего насилия не совсем верное решение… Но если накопить достаточно денег и сбежать по достижению совершеннолетия, то возможно, тактика хорошая. Правда до совершеннолетия ещё идти и идти, неизвестно, что случится. И где мне в любом случае хранить деньги? В ящике с трусами? Смешно и только. Время тянется долго. Почему бы не выйти на улицу? В районе ориентироваться за эти месяцы научилась, пока хватает. Но скоро закончатся каникулы, придётся возвращаться в школу. Я даже не смотрела на тот объём работы, что мне выдали по «пропуску по болезни» и на «отпуск» в целом. Ну не могу! Это тело пишет не той рукой, что я привыкла. Карандаш не встаёт между пальцев как надо, а если и идут попытки начертить кривые иероглифы, то голова начинает болеть от нагрузки. Рукой, что привыкла пользоваться оригинальная Юзуха, я по аналогичным причинам использовать не могу. Выходит, что вообще не могу ничего написать. Мне словно нужна третья рука для таких задач. Не быть мне амбидекстром, ох не быть. Так много вопросов и так мало времени, чтобы всё решить.