Букет ромашек.

      Тонкие бледные пальцы заляпаны розовой краской, ведь перчатки для слабаков. Собакин, одетый в свитер приглушённого жёлтого оттенка, был сосредоточен на своих действиях. Для удобства рукава закатаны на половину, давая возможность рассмотреть полупрозрачные предплечья с прожилками голубых вен. Саша методично прокрашивает прядки с одной стороны, пока мычащая какую-то мелодию Алина сидит на стуле и слабо дрыгает ногами. Антон просто залипает на руки Саши, пока тот умело управляется с кисточкой, словно первоклассный парикмахер. Хотя, судя по крашеным (сожжённым в прошлом) волосам Собакина — у него огромный опыт в подобном.       Антон тихо вздыхает и откидывается назад, на мягкую кровать. Он окружён Царством Розового и Плюшевого, что было закономерным в комнате Чайкиной. В нос утыкается какой-то белый кроль, которого юноша ставит чуть дальше, укладывая в сидячее положение. Тоша трёт глаза и прикрывает веки, пока Саша продолжает красить Алину. Тело медленно расслабляется, пока мысли превращаются в консистенцию тягучей карамели.       Тяночкин чувствует в последнее время себя уставшим.       Всё началось с простого и привычного — с оценок. С первым днём весны все будто с ума посходили, принимаясь с особым рвением напоминать про скорые итоговые экзамены. Учителя стали задавать громоздкие домашние задания, подкрепляя как бы подготовкой, хотя вряд ли это вообще помогало. У Антона бухла голова, появлялись синяки под глазами и вялость, но он продолжал старательно учиться, раз за разом делал одни и те же действия — садился и часами корпел над домашними заданиями и подготовкой к ОГЭ.       Поначалу это действительно приносило плоды — пробник был написан на высокий балл, вроде как даже учитель русского отметил его старания и похвалил. Но после этого марафона Тоша едва ли мог сесть за уроки. Сама мысль об этом вызывала отвращение.       Он брал ручку в пальцы, смотрел на задание в учебнике. Вздыхал. Буквы расплывались перед глазами, а усталость накатывалась с усилием. Приходилось тереть виски, чтобы согнать головную боль, а потом, приняв бесполезность действий, тянуться к блистеру болеутоляющих.        Оценки вновь снизились. Успеваемость напоминала американские горки, что выматывала Тяночкина, привыкшего за последние года к стабильности.       Конечно, родители были недовольны. Атмосфера в доме стала напряжённой, слово натянутая тетива. Избегая вопросов об учёбе, парень закрывался от родственников ещё сильнее, боясь их разочаровать. Он чувствовал угрызения совести, что не мог справиться со своими обязанностями. А после винил себя ещё сильнее за то, что случилось.       Слово за слово, они ругались. Каждая ссора родственников отпечатывалась в сознании юноши, бессилие больно отзывалось в сердце. Родители разговаривали на высоких тонах, на что Антон не мог обратить внимание, пусть он и был на другом конце квартиры.       Тоша тихонько вышел в коридор и подобрался к двери, подслушивая.       — А кто в этом виноват, Ань? Это ты должна заниматься его воспитанием, не я! — Антон напрягся, задерживая дыхание. — Девятый класс, большой лоб уже. Я никогда двойки не получал! Да меня б за такое выпороли бы уже! А ты его всё жалеешь. Вот это ваша порода, что ты, что он! — слышался мужской гневный голос.       — Я тоже устаю! Я тоже работаю! Ты вообще в жизни сына не участвуешь! Вечно со своими друзьями и шахой, тебя дома вообще не бывает! — Мама с отчаянием восклицает. Они повышают голос в попытках достучаться. Почему родители не слышат друг друга?       — Кто, как не женщина, должна заниматься его воспитанием?! Матери и бабушки наши этим занимались — и ты тоже должна! Какая из тебя мать! Он не сдаст, и всё будет твоя вина! — Отец ударил кулаком по столу, раздался грохот. Мать всхлипнула, послышались скорые шаги к выходу из кухни. Антон со страхом попятился назад, убегая к себе.       Юноша мерил шагами свою комнату, теряясь. Ему было больно, страшно и стыдно, что он стал причиной ссоры родителей. Если бы Тоша продолжал хорошо учиться, то такого бы не случилось.       После того разговора все стали обоюдно игнорировать друг друга. Каждый злой или уставший взгляд убивал в Антоне частичку себя, возлагая на это место чувство вины, ответственность за свою ошибку и желание всё исправить. Но он банально не знал как. Даже хорошая оценка или сданное ОГЭ не помирило бы родителей.       Он боялся своими словами сделать хуже, так что молча садился за математику и заставлял себя перебарывать лень и неприязнь, чтобы принести отцу или матери хорошую оценку в дневнике. Чтобы хотя бы не сделать всё плачевнее, чтобы никто никого не обвинял из-за неудач сына.       На «отлично» в дневнике отец самодовольно говорил: «Стоило лишь мужику сказать — и вот результат». Его слова вызывали отторжение. Но это же его папа, он не может быть плохим.       Мать лишь кивала, пытаясь показать, мол, молодец. И принималась дальше заполнять бесконечные отчёты, пытаясь быть полезной хоть где-то.        В случае того, как Антон получал неудовлетворительную оценку, она просто молчала. При отце — игнорировала. Антону казалось, что дело не в отметке — мама скорее была приверженцем того, что её можно исправить, но от чего-то вела себя по-другому.       В общем-то, в квартире находиться не хотелось. Словно места, где царил покой, больше не существовало. Это заставляло сторониться и отца, и матери.       Саша тоже выглядел в последнее время хуже. Ещё до ссоры родителей он стал чаще напрашиваться на ночёвки, а после неё не то чтобы гостей водить — самому дома находиться не хотелось. Было неловко отказывать, но Саша его понял.       Привычные синяки на бледном лице Собакина усилились. Он чаще стал пропадать, прогуливая уроки или просыпая их. Подросток стал более вялым, хоть и натягивал усталую, вымученную улыбку, но его взгляд был словно стеклянным. Если глаза — отражение души, то Сашины были разбиты на тысячи мелких осколков.       Собакин продолжал делать вид, что всё хорошо, но у него не выходило. Друзья всё видели и чувствовали беспокойство.        Алина, видя состояние ребят, предложила прийти к ней в гости, чтобы что-нибудь поделать, поговорить и развееться. Она и сама нуждалась в этом, ведь тоже чувствовала себя помято — сказывалась подготовка к ОГЭ и к куче мероприятий, запланированных на протяжении всей весны вплоть до выпуска.       Так что подобные тихие передышки в комфортной и родной компании стали на вес чистого золота.       — Тошка, сфотай как я её крашу, — мягкий голос Саши раздался совсем рядом.       Антон разлепляет глаза и находит телефон Собакина.       На нём привычные трещинки, разве что появилась ещё дополнительная: как-то давно парни дурачились на улице (подстрекателем был как обычно Саша) и, пока Антон убегал от щекочущих рук, у Собакина из кармана выпал телефон, ударившись об асфальт. Благо он не намок и не сломался, а в память об этом осталась та самая трещинка справа в углу.       Парень вводит пароль, разблокировав телефон. Когда-то давно Саша показал его другу, то ли в качестве шутки, то ли ещё чего.       Настраивает камеру и фокус, пока ребята улыбаются, Алина подставляет Саше рожки, а сам Собакин показывает заляпанные в розовой краске пальцы, сложенные в жесте мира.        Теперь это ещё одно маленькое воспоминание из сотни других, которые бережно хранятся на Сашином телефоне, в особой папке в галерее. От этого у Антона теплеет сердце. Своим отношением к фотографиям Собакин как-то приучил Антона относиться к ним так же трепетно. В этом действительно было своё очарование.       — Опа, покажи, как получились! — Саша подскочил к Тяночкину и опустился рядом, укладывая голову на плечо. Тоша демонстрирует экран с изображением подростков, на что Собакин довольно лыбится. — Шикарно, за рожки отдельный респект!       Алина довольно хмыкнула, поправляя бледную прядь на некрашеной стороне волос.       — Может, включим что-нибудь? Мы вроде начинали смотреть прохождение четвёртой «Five Nights at Freddy’s», — Тоша медленно кивает на предложение Алины. Не то, чтобы он против, просто для него эта часть одна из самых страшных, а Саша как назло его подкалывал каждый раз, когда Тяночкин вздрагивал. Собакин растягивает губы в своей кошачьей улыбке и щурит глаза, пока смотрит на Тошика. Кажется, у него в голове была та же мысль.       — Лин, врубай! Всё равно нам ещё полчаса ждать, прежде чем придётся краску смывать, — Саша тыкает пальцем чуть хмурившегося Антона в щеку, забавляясь. Тяночкин фыркает.        Ладно, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало.       Спустя некоторое время, ушедшее на поиск нужного видео, ребятки укладываются на кровати. Втроём немного тесно, но уютно: Саша вытянул ногу и привычно посягает на личное пространство Тоши, обнимая его. Антон в полулежащем положении находится посередине. Теребит в руках того самого белого кролика, тиская. К слову, как поделилась Чайкина, плюшу так и зовут — Мистер Кроль. Слева уселась Алина, утыкаясь светлой некрашеной стороной в плечо Тоше.       На экране напряжённо, Маркиплаер что-то комментирует, проверяя в игре обе двери по бокам. Алина тянется за кружками с чаем для ребят и кофе для себя, стоящими на столе. Её рука слегка вздрагивает, когда на экране резким и неожиданным движением выскакивает Кошмарный Фредди. Антон, полностью сосредоточенный происходящим на экране, от неожиданного скримера машинально поддаётся назад, дёргаясь и стукаясь об стенку макушкой.       — Осторожнее, Тош. Ушибся? — Саша, наверное, пытался выглядеть обеспокоенным, но безобидная глумливая улыбка всё напрочь портила. Тяночкин лишь вздыхает, поглаживая макушку.        — Всё норм, просто стукнулся, — юноша качает головой, принимая от Алины кружку с Хеллоу Китти. Хлебает чёрного чая, успокаивая нервы. После скримера даже как-то легче стало, будто душу отвел.        Чайкина ласково поглаживает парня по голове, мягко улыбаясь. Наверное, для них это выглядело забавно. Тяночкин слабо ухмыльнулся, смирившись. Компания вернула внимание на экран, ведь видео никто не останавливал.       — Но третья часть мне больше нравилась, там хотя бы спрингтрап был, — подмечает Тоша, моргая.       У Антона чешется нос — верный знак того, что в голову его чудесного друга взбрела новая шедевроидея. Саша расплывается в улыбке, уж слишком хитрой и довольной. Он приближается к Тяночкину (хотя, казалось бы, куда ещё?), лохматит его отросшие волосы и привычно шутливым тоном предлагает:       — Тошик, давай тя тоже покрасим. Присоединишься в наш стан нефоров.        У Алины от такого возникла улыбка на лице. Кажется, у неё в голове возник забавный образ какого-нибудь зелёного, синего или красного Тошки, напевающего «О-щи-хи-те-о, щи-хи-те-о» в характерной позе.       — Антош, а тебе бы пошло. Только, наверное, не весь рост волос, а лишь пару прядей покрасить. Зелёным, думаю, будет идеально, — кивает Алина.       — Не-е-е… Меня отец потом налысо подстрижёт… — Тяночкин улыбнулся, качая головой.       Но вместе с тем смотрит на прокол Саши, прикусывая свою губу.       Ребята в своём амплуа выглядели просто восхитительно. Их можно было легко заметить в толпе: высокий юноша с длинными белыми волосами и очаровательной улыбкой, закованной пирсингом. Да и сам Саша обладал природной харизмой; нежная девушка с бело-розовым сплитом и уверенным, нежным взглядом.       Они оба обладали каким-то уникальным стилем или выделяющимися чертами, чего совершенно не было у Антона.       Нет, Тяночкин не завидовал, просто… желание выделяться свойственно подросткам, да? Это нормально же, что ему хочется так же?       Но участь быть оттасканным отцом за уши из-за крашеных волос и «пидорский» вид, а потом, возможно, ещё и ходить побритым налысо как-то не прельщала Тошу. Родители вряд ли поддержат его «нетипичный» вид. Хотя, вроде бы, мама спокойно реагировала на внешность Собакина.       Саша ловит взгляд Тяночкина на своих губах, по-птичьи наклоняет голову, забавляясь. В компании ребят он даже как-то оживился, что было редкостью в последнее время.       — Что, Тоша, поцеловаться хочешь? — Антон, ничуть не разочарованный в шутках друга, только вздыхает, щипая переносицу. Собакин моментально капитулирует, — Ладно-ладно, шутки шучу. Раз покраску в зелёный ты отверг, то давай тогда тебе прокол сделаем? Вижу же, как смотришь.       Антон думает. Чуть зависает.       Хочется проколоть бровь. Ему, вероятнее всего, очень подошло бы.       И хочется, и колется.       Ну, блин.       — Я не против, просто… Родители… Я не знаю, в общем. Извините, — Тоша хмурится, выглядя как-то потерянно.       Саша и Алина сочувствующе переглядываются.        Тяночкин успокаивающе махает рукой, мол: «Не стоит переживать, ребят». И вообще, хэ-э-эй, они сюда расслабляться пришли! Время ограниченно, хоть и светлеет теперь намного позже.       — Что-то мне подсказывает, что краску пора смывать, — Тоша мягко улыбается, а ребята проверяют время на телефоне. Действительно, полчаса уже прошло. — А на счёт прокола не беспокойтесь, я его не очень-то и хочу, — отводит взгляд Антон. Он не был уверен, что это правда.              

***

             Прогулки вместе стали неотъемлемой частью общения, фактически традицией. Саша привычно тащил Антона на свежий воздух на рандеву. За последний учебный год они облазали многие места — хаотичного Собакина тянуло буквально куда угодно: от театра — он приобщал Тяночкина к высокому искусству, а потом воодушевлённо цитировал стихи и строчки из просмотренного спектакля, до подъездов, крыш и заброшек. Антону заброшенные здания казались особо жуткими, хотя едва ли они хоть раз видели что-то этакое и сверхъестественное. Разве что пентаграммы, нарисованные красными баллончиками на манер крови, от которых Тоше становилось не по себе. Вот тогда Сашенька, включив фонарик и поместив его под своим лицом, расходился в какой-нибудь страшной легенде об очередных жертв сект.       С Сашей скучать не приходилось, даже если они просто гуляли по узким улочкам или сидели в подъезде чужого дома. Они развлекались разговорами о том, о сём и историями Собакина из прошлого. Так Тоша смутно знал, каким хулиганом Саша был в прошлом, и в какие передряги тот попадал, какие ошибки совершал. Порой от этого у Тяночкина дух захватывал, а порою и передёргивало. Во всяком случае, радовало, что Собакин больше не занимался подобным, а останавливался на мелких шалостях, которые, кажется, были частью его характера: ну, было просто необходимо что-нибудь выкинуть.       Сегодняшний день не был исключением, Саша как обычно позвал Тошу на рандеву.       Сначала ребята направились за сухариками в магазин. Рассматривая стенды с разными вкусами, Саша указал пальчиком с чёрным ноготком на одну из пачек. Антон скептично посмотрел на лыбившегося друга с синяками под глазами, ставшими уже чем-то привычным.       — Нет, Саш, мы не будем брать сухарики со вкусом шпротов, — юноша покачал головой. Собакин театрально приуныл, на что Тоша лишь фыркнул. Саша указал на другую пачку, — со вкусом… Казы? Это что вообще… — Тяночкин нахмурился, в попытках понять, не было ли тут опечатки. Но даже если допустить её присутствие, то понятнее не становилось.       — Возьмём и попробуем, — важно кивает Саша. Антон щурится. Он бы не хотел есть козу, даже если это просто химическая приправа.       И всё равно любопытство берёт верх, Тяночкин лезет в телефон, чтобы выяснить, за что козу казой обозвали.       — Пиздец, это конская колбаса с жиром, — У Антона комично пустое лицо, будто бы он разочаровался в человечестве. Саша кивает, соглашаясь. Да и вряд ли вкус химозы совпадал с настоящим вкусом казы, каким бы он ни был.       — Ладно, сегодня без гастрономических экспериментов. Давай просто со сметаной и луком — Собакин улыбается, капитулируя. Ребята, захватив две пачки и что-то из напитков, направились на кассу.       Следующей точкой в их прогулке был подъезд, двор или куда-то еще, куда потянет активного друга Антона.       Усаживаясь на бетоне одной из лестничных площадок, Тоша расслабился. Ему в целом было всё равно на пыль вокруг — он аллергиком не был, а если что можно быстро отряхнуться — дело минуты.       Саша подсел рядышком, открывая одну из пачек и деля её на двоих. Антон хрустит снэком, умещая свою голову на чужом плече.       Спокойно как-то.       Тихо.       Антон вздыхает.       — Саш, а вот… Твои родители когда-нибудь ссорились? — Саша немного напрягается. Это не видно, но из-за тесного контакта это можно почувствовать телом. Антон смотрит на друга, а у того какой-то нечитаемый взгляд.       Стало как-то не по себе.       — С чего такой вопрос, Тошенька? — Собакин вновь принимает вид умиротворения, если только не обращать внимания на его странности, которые он попытался замять.       Саша ставит почти законченную пачку снэка на пол.       — Да у меня родители разругались, совета хотел спросить… Ты в порядке? — Тоша мягко берёт друга за бледную кисть невесомым касанием.       — Не, не, всё оки, — Собакин активно качает головой. — Просто задумался, свои таракашки в голове, ты знаешь. Что у вас произошло? — Тяночкин смиряется с тем, что Саша не расскажет.       — Ам-мх, покажусь, наверное, банальным. Помнишь те две контрольные в среду? Я по ним низкие оценки получил, это вскрылось, ибо наша НеТамара родителям позвонила по поводу моей успеваемости. Скандал был, всё как обычно. А потом они как-то… — Ладони Антона покрылись потом, и он отпустил Сашу. Тот внимательно его слушал, кивая в тех или иных местах. — В общем, вечером рассорились из-за моих оценок, мол, кто за кем не уследил. Отец наговорил лишнего, душа в пятки. И не знаю, как родителей помирить, хотя, по сути, они начали ссориться именно из-за меня и моей успеваемости. И, чёрт. Я не знаю даже как к матери подступиться. Я просто… Не знаю какие слова подобрать. Я как-то избегаю разговора, но от этого, кажется, всё только хуже.       Саша поднимается и садится на корточки перед парнем. Смотрит в оливковые глаза, Антон неуверенно поднимает взгляд в ответ. Серые, туманные глаза с тонким кругом зрачка излучают непоколебимость.       — Попробуй, не знаю… Выслушать её. Если хочешь, то можешь ей помочь в чём-нибудь, домашние дела, например. Обязательно поговори с ней, — Саша смотрел с серьёзностью. — Просто сядь и поговори с ней. Не убегай. Не оставляй её одну, — Антон чувствовал себя не по себе, когда обычно беззаботный Собакин реагировал вот так. Но совет был действительно полезный.       Тоша кивает, показывая, что понял.       — Я поговорю с ней, — утверждает Тяночкин.       — Это хорошо. Молодец, — На лице Саши нет привычной улыбки.       Собакин отходит, опираясь спиной о стену. Тянется к карману парки, доставая помятую пачку сигарет, а потом, взглянув на Тошу и даже не открыв, убирает её обратно. Тяночкин ловит эти движения.       — Саш, я не против. Отец тоже какое-то время курил, я вполне привычен к дыму. Но, гм, спасибо за заботу, — На лице Антоши мягкая улыбка. Друг многозначительно мычит и кивает, принимая к сведению данный факт его биографии.       Саша вновь достаёт пачку, а из неё сигарету с кнопкой. Зажигает. Нет, Собакин не собирается злоупотреблять этим в компании друга, просто… Просто хочет успокоиться.       Серые глаза избегают контакта, Саша смотрит в стену. Тяночкин кусает губу.       Отец начал курить, когда его уволили. В семье тогда настал кризис, папа стал время от времени прикладываться к бутылке и чаще стал пропадать в гараже, со своей любимой шахой. Сейчас всё стало относительно лучше — отец устроился охранником, и время от времени чинит машины, подрабатывая в салоне своих знакомых.       И всё же тот период хорошо отпечатался в памяти подростка.       — Саш, я вижу, что ты сам не свой. Что случилось? — Собакин поворачивает голову к Антону.       — Всё нормально, просто не выспался.       — У тебя вторую неделю синяки с лица не сходят.       — Бессонница. Кошмары всякие. Ну, ты знаешь, когда везде страшные ебаки-зомбаки и вирус, а у тебя только винтовка и собака по имени Сэм, — Саша слабо улыбается, пытаясь увести всё в шутку.       Антон хмурится.       Понимает, что дело не в кошмарах. Или, по крайней мере, не только в них. Собакин просто не готов делиться какой-то проблемой, которая терзает его душу.       Чуть-чуть обидно, что Тоша не заслужил достаточного доверия друга, чтобы тот ему что-то рассказал. Но вместе с тем… разве это вина Собакина?       — Саш, пожалуйста, позвони мне в следующий раз, когда будет сниться что-то плохое. Если не уснёшь, то хотя бы один не будешь, — Антон затихает. А потом всё равно считает важным добавить, и говорит это совершенно искренне — Ты мой друг, Саша. Чтобы ни было, мы вместе.       Они смотрят друг другу в глаза.       Собакин тушит сигарету, медленно кивает.       Кажется, тема закрыта.       Саша дышит свободнее, взгляд чуть-чуть живее. Он о чём-то задумывается, а после садится рядом, укладывая свою голову на колени Антона. Тот лишь беспокойным взглядом окидывает друга, мягко зарываясь тёплыми пальцами в корни льняных волос.       Тяночкин опускает взгляд на губы. Точнее, он не уверен, на губы или на пирсинг. Отводит взгляд, предпочитая остановиться на втором варианте.       — Саш, а вот… Есть какие-то незаметные пирсинги? Чтобы при желании можно было скрыть, — всё же решается парень.       — А-а-а, ух ты… Ты решил обойти родителей? — Тоша кратко улыбается. — Ну, можно проколоть «смайл». Это, типа, уздечка верхней губы, — Саша тыкает себе между губой и носом, мол, где-то тут.       — Не-не, как-то… пугающе, наверное. Нет. Есть какие-то другие варианты?       — Может прокол ушка? Хеликс называется, он вот тут, — Саша трогает Антона за ухо, тыкая на верхнюю часть ушной раковины. — Так-то он долго заживает, но, зная твою щепетильность, ты справишься. Ну, а если страшишься боли, то это едва ли чувствуется.       — Хм-м… — Тяночкин ловит пальцы Собакина, тот его направляет. Тоша ощупывает кожу своего уха, думая. — Я хочу, это определённо хороший вариант, потому что его вполне легко скрыть волосами, но… Не знаю, как-то страшно, первый раз же. Хотя, у Алины вроде тоже проколоты уши, только уже мочка… Да и кто мне сделает, пятнадцатилетке, без разрешения родителей, — неуверенно мотает головой юноша.       — А вот тут в ход идёт твой любимый и самый лучший друг! — Саша довольно лыбится, поднимаясь. Что-то быстро ищет в телефоне, а потом показывает парные украшения для хеликса. На экране написан материал — титан. Они простые, но довольно симпатичные — Антону определённо нравится.       — Сделаем парные. Тебе не будет так страшно, а я давно хотел ещё что-нибудь себе сделать. Касательно мастера… Тут будет посложнее, но у меня есть кое-какой вариант, — Саша вновь принимается печатать что-то в телефоне. На экране высвечивается контакт: «Ульяна». Их общая одноклассница, довольно инициативная и милая.       Тоша узнал её по профилю, ведь у такой яркой личности была такая же яркая аватарка. С лицом. Ну…       — А она чем нам поможет?       — Так ей брат, Рома, пирсинг делал. Я его видел пару раз, он её со школы забирал, — Сашок улыбнулся, — Короче, вместе с Улей можно попробовать уговорить его, чтобы он нам сделал пирсинг. Я довольно обольстительный, как думаешь?       — Са-а-аш??? — Вопросительно выгнул бровь Тоша. На что это Собакин намекает?       — Шутка, Тоша! — Саша часто-часто моргает со своей глумливой улыбкой на губах.       — … — Тяночкин щурится, но молчит. Собакин, довольный своим планом, выключает телефон. От одноклассницы пока что нет ответа, так что его остаётся лишь ждать. Саша вновь возвращает свою голову на чужие бёдра. Ну, нравится ему, что вы поделаете.              

***

             Антон нервно бродит по квартире, проверяя, не допустил ли он где-нибудь ошибку. Может где-то не увидел пятно, или плохо посуду помыл, или бельё прогладил недостаточно хорошо. По кухне и коридору разносится приятный запах еды — Антоша расстарался, приготовив запечённую картошку с мясом.       Тяночкин в последний раз протирает стол тряпкой, а её укладывает рядом с раковиной. Моет и сушит руки, а после проходит в коридор. Опирается спиной о стену и кусает губу, мучительно ожидая.       С минуты на минуту должна вернуться мама, ведь уже перевалило за восемь вечера.       Долгожданный поворот ключа в скважине.       Тягостное ожидание. Антон поправляет домашние шорты и приближается к выходу.       Дверь открывается, впуская в дом женщину, а следом закрывается вновь.       Антоша помогает повесить мамино тёмное пальто. Быстро забирает пакеты из рук женщины и, поставив их на пол, юноша крепко обнимает её.       В нос тянется родной сладкий аромат. Накрывает волной приятной ностальгии. Он будто снова маленький мальчик, тянущий юбку матери, чтобы показать рисунок с родителями-каракулями, хотя с того времени прошло порядком десяти лет. Сквозь года мама продолжала покупать одни и те же духи, один и тот же любимый флакон с ароматом, оставляющим какой-то цветочный шлейф вокруг неё.       — Мам, я ужин приготовил. Совсем недавно из духовки забрал картошку с курицей. Ты же, наверное, жуть какая голодная, давай тебе наложу? — Юноша отстраняется, но всё продолжает её обнимать. На лице матери растерянность, смешанная с усталостью бессонных ночей. Она кивает, а после уточняет:       — Тош, всё хорошо? Ты что-то натворил? — Женщина берёт сына за щёки своими мягкими ладонями, осматривая на предмет повреждений. У неё такие ласковые руки, хоть пальцы немного грубы от постоянной работы.       — Не-не, мам, наоборот, я хорошую оценку получил. И математику пересдал, — Антон улыбается, отпуская её.       Они доходят до кухни, где Тоша включает чайник. Тот зажигается приятным синим свечением, начиная свою работу.       Юноша накладывает пищу в тарелку. Антон до боли чешет себе ногу, нервно смотря на то, как мама пробует блюдо. Та пробует слайс картошки, а после натыкает на вилку кусочек курицы, отправляя в рот.       — Не пересолил?       Анна Тяночкина мягко улыбается, качая головой.       — Ты хорошо справился, милый.       Антон выдыхает. Он рад, что ей понравилось.       Чайник привычно щёлкает и выключается, пока в нём журчит и кипит вода. Юноша, суетясь, заваривает матери её любимый чай с жасмином, а потом садится на стул вновь, неловко выламывая руки.       — Кхм, мам, я тут… — Антон застывает с открытым ртом, пытается подобрать слова. Анна внимательно смотрит на сына в ожидании, пока тот соберётся с мыслями, — Прости, пожалуйста.       Она хмурится в непонимании. Что-то всё же произошло?       — Я не хочу, чтобы вы с папой ссорились, — выпалил вторую фразу Антон, чем пугает свою чуткую мать. — Я понимаю, что тут виноват только я. Учёба, оценки — с этим я вас подвожу, мне так жаль…        Парень — в глазах матери даже, наверное, ещё мальчишка — опускает голову, виновато теребя конец бледно-зелёной футболки немного потными пальцами. Женщина поднимается с места и мягко обнимает сына за плечи.       — Ох, милый, — она мягко качает головой. — Ты вовсе не виноват в нашей ссоре. Мы взрослые, мы должны сами разобраться. Тебя эта ссора сильно тревожит, да? — она мягко поглаживает сына по голове, ласково смотря в глаза и соблюдая зрительный контакт. — Я сегодня поговорю с Серёжей, мы обязательно помиримся. Ты моё счастье, Тоша. Не расстраивайся, всё обязательно наладится.        Анна целует юношу в лоб, мягко растирая его щёки.        — И я очень горжусь тем, что ты учишься. Я очень люблю тебя, милый.       Они так давно не говорили этого друг другу.       В последние года их общение заключалось в редком обсуждении успеваемости, школы и каких-то поверхностных тем. Как-то… просто не находилось повода сесть и что-нибудь рассказать, поделиться чем-то. Наверное, самое время было это изменить.       У Антона щиплет глаза, но он сдерживает влагу, ведь мальчикам плакать не положено. Он крепко-крепко обнимает маму.       — Мам, я тебя тоже очень люблю, — она улыбается, в её уголках глаз копятся слёзы счастья.       За беседой они проводят на кухне ещё много времени.       Им очень не хватало какого-то толчка, чтобы впервые за долгое время сесть и поговорить.       Антон делится довольно невинными историями, случившимися с ним и его компанией, Сашей и Алиной, за этот год. От заинтересованного взгляда и смеха от некоторых шуток (офигеть, мама заценила его шутки!!!) у младшего Тяночкина учащается биение сердца и улыбка сама лезет на лицо. Анна рассказывает пару ситуаций-казусов с работы, чем очень веселит сына.       Разговор вяжется сам собой, они оба чувствуют себя довольно уютно. Хоть поначалу было немного трудно находить точки соприкосновения, просто страшно было поднимать ту или иную тему за незнанием реакции собеседника, но они как-то перешагнули порог. И Антон собирался сделать это ещё раз.       — Мам, слушай, а вот как ты относишься к пирсингу Саши? — Антон наводит пальцем на свои губы. Немного нервно.       — Ну, знаешь, он же ещё молодой, да и парень неплохой. По юности всё прощается, я в своё время тоже оторвой была. Родителям пару седых волос я явно прибавила, — в её глазах смешинки, а Тоша неверяще моргает. Тяжело было представить, чтобы его мама, примерный семьянин до мозга костей, была «оторвой». — Ха-ха, понимаю твою реакцию. В юности я и волосы красила, и с девочкой под ручки ходила. И видишь — ничего. Познакомилась с твоим отцом — он так красиво ухаживал! Ты не представляешь! Цветы носил, фрукты дефицитные, вниманием одаривал. Вышла замуж, и была самой счастливой невестой. А потом и сынок любимый родился, — мама с нежностью улыбается. Она, несомненно, была сильным человеком, безумно любящим и нежным.       Немного мечтательным, даже. Мама словно молодилась, пока рассказывала о своих ярких годах юности, о той скоротечной живости, когда все горы и бури можно нипочём, а сердца горят огнём.       Антон поджал ноги, укладывая руки на колени, а подбородок на предплечья. Юноша слушал дальше, как родители впервые пошли на свидание, как кружилась у неё голова от всех страстей. Кажется, мама не была обделена вниманием от других ухажёров, но отец смог стать именно тем самым.       Возможно, та красочная картинка потёрлась и полностью выцвела под влиянием времени, но мамино сердце горело к любимым до сих пор.              

***

      По мере приближения к дому Романа лицо юноши приобретало нездоровый окрас: Антон то бледнел, то зеленел, то краснел. Как-то от нервов стало нездорово жарко.       — То-оша, — Саша повис сзади на шее друга. Антон мягко старается отцепить от себя Собакина, ведь они находятся на улице и подобное вроде как некультурно. Не то, что в пустом подъезде или вообще дома у Тяночкина.       — М… Да?       — Ты всегда можешь остановиться, сказав «нет».       — Что?       — Никто тебя не осудит, если ты откажешься от процедуры прокалывания. Сказать «нет» не стыдно, все тебя поймут, — Собакин шепчет на ухо.       — Я не отказываюсь, мне правда хочется. Но… Спасибо. Знаешь, просто… нервно. Всё точно пройдёт гладко? Я, конечно, искал в интернете информацию и примерно понимаю «что» и «как», но вживую с подобным сталкиваться…       — Мандраж бьёт, да? — Антон не видит, но Саша ухмыльнулся.       — Ха-а, что-то вроде того. А тебе было страшно? — Антон поворачивается, и ребята сталкиваются лицом к лицу. Лямка рюкзака Собакина чуть спадает с его плеча и Антон её поправляет.       — Губу прокалывать? Вообще, не особо! Но, Тошик, — юноша резко, но не сильно, щёлкает Антошу по носу, — я сам себе прококол ночью в ванной назло родителям. Кра-а-айне не советую повторять подобное. — Собакин сощурился, — а подцепишь что-нибудь и пиздец тебе! — Саша ухмыляется в глумливой, ласковой улыбке, а потом начинает щекотать друга в воспитательных целях. Ну, или от балды.       — Да не буду я, ХА-ХА-ХА! НЕ БУДУ, САША! ХЭЙ, КУДА ПОЛЕЗ! ХА-ХА, СОБАКИН! — Антон ускорился, уматывая от одного очень шаловливого Собакина, который залез своими ледяными пальцами под куртку Тяночкина.       Путь дальше — довольно мирная атмосфера и подозрительные взгляды Тоши, внимательно следящего за руками друга. А то вдруг снова защекочет, или за зад схватит с какой-нибудь нелепой фразой про орехи.       — О-о, смотри, вроде это именно тот дом! — Саша подскакивает, тыкая в бело-бежевый многоэтажный дом.       Ребята всё это время направлялись по адресу, оставленным самим Ромой. Ещё тогда, пару дней назад, Ульяна с радостью поддержала просьбу ребят, загоревшись идеей (она потом попросила скинуть результат, наспамив стикерами с котятами), и помогла связаться и договориться с самим Романом. Сказать, что Антон — и Саша вчего не сказать.       Антон набирает цифры, пока Саня диктует номер квартиры со своего телефона. Открывают довольно быстро, но вместе с тем Тяночкин невольно начинает считать, сколько времени осталось до его «смерти».       «Саша сказал, что я могу отказаться. В любой момент. Значит… Всё будет хорошо?» — Тоша неуверенно смотрит на друга, пока они едут в лифте. Собакин ловит его взгляд и, будто читая мысли Тяночкина, мягко улыбается. От этого внутри теплеет и становится спокойнее.       — Тош, выдохни, — просит расслабиться Саша. Юноша лишь кивает, и вправду выдыхая. Раз Собакин рядом, то всё точно будет хорошо.       Антон мнётся на пороге, но Саша его мягко подталкивает ладошкой и парень делает первый шаг в квартиру.       Их встречает молодой человек, спокойный, с твёрдым взглядом обсидиановых глаз. Антон застывает, рассматривая чернильные кляксы-татуировки, тянущиеся по всему ему телу. Глаза парней дразнила чёрная футболка, скрывающая под собой остальную часть рисунка.       Это… Вау.       — Ха-а-ай! Вот тот самый Антон, — Саша указывает на Тяночкина, — а это тот самый Рома! — юноша лучисто улыбается, указательным пальцем наводя на темноволосого молодого человека.       — Здравствуйте. — Рома кивает, складывая руки на груди. Антон мямлит приветствие.       Из-за спины с цоканьем когтей о ламинат выбегает золотистая собака, намереваясь полностью обнюхать незнакомцев. Она сначала знакомится с Антошей, а тот в свою очередь мягко поглаживает её по спине.       — Какая сладкая! А-й-й, Дынька моя! Дынька же? Мне Уля про неё рассказывала! — Саша присаживается рядом, принимаясь ласкать её, словно маленький играющийся ребёнок. Жмякает её, чешет за ушком — отношения у них устанавливаются сразу же чуть ли не полюбовные. Даже Рома мягко улыбается.       — Проходите, ребят. Интересно вы выбрали, парный прокол. — Рома приглашает их в кабинет. Он для удобства завязывает свои густые чернильные волосы. Радостная от почесушек Дынька вяжется за ними, счастливо махая своим хвостом туда-сюда, но, к сожалению, её лишь мягко тыкают в нос, в последний раз чухают за ушком и оставляют за дверью, в коридоре квартиры. Она остаётся покорно ждать там, ложась у входа.       Кабинет предстаёт собой простенькую, довольно стерильную комнату с нужными инструментами и яркой лампой. Рома достаёт из упаковки одноразовые перчатки и пшикает на них антисептиком, растирая.       — Итак. Александр, конечно, мне рассказал, что вы оба в курсе обо всех мерах предосторожности, но я как старший обязан вам напомнить. Не снимайте украшения из места прокола до заживления, — перечисляет молодой человек, — минимизируйте контакт с ним. Не крутите и не проворачивайте его, ради бога. Соблюдайте гигиену, не трогайте прокол грязными предметами, исключите посещение бассейна, сауны и прочее, — Рома смотрит скорее на Антона, ведь тот, очевидно, в первый раз на подобном мероприятии. — Алкоголь вам и так нельзя, а про купание в грязных водоёмах вы и сами догадаетесь. Первые две-три недели нельзя спать на свежем проколе. Кто из вас пойдёт первым?       — Та-ак, давай сначала я? Увидишь, что это не больно, — Саша приветливо улыбнулся.        Антон кивает, и Собакин садится на стул рядом с Ромой. Тоже завязывает свои волосы в хвост, ведь просто убрать свои непослушные светлые лохмы не получается. Они быстро выбирают украшение и юноша прикрывает глаза.       Тяночкин с замиранием сердца смотрит, как угрожающе блестит игла на свету и как опасно она приближается к помеченному месту. Рома, мастер своего дела, сосредоточен и внимателен. Ещё пара секунд и он прокалывает ухо Саши. Без криков, без волны крови. Сущий пустяк.       Юноша всё так же мирно лыбится, подмигивая Антону. Собакину дают зеркало. Выглядит он очень довольным, рассматривая свежий прокол.       — Красиво… — Тихонько прошептал Антоша, смотря на прокол и ожидая того, что у него будет точно такой же.       Было и страшно, и как-то по-особенному восхитительно.       Он встаёт с места и усаживает туда же Антона, размещаясь рядышком. Антон тыкает на какое-то симпатичное украшение и оно отправляется на обработку.       — Что по болевому порогу? — спросил Рома, открывая новый стерильный набор для прокалывания.       «Э-э-э… Болевой порог? Я не знаю…» — он растеряно смотрит на пирсера. Тот лишь ухмыляется, понимающе кивая. Он щипает Тяночкина за шею, Тоша лишь вздрагивает от неожиданности, но не чувствует особой боли, о чём и сообщает.       — Мг-м, значит достаточно высокий. Всё нормально будет, — Рома поворачивает голову Антона боком к себе, протирая ухо спиртовой салфеткой. Это немного щекочет ухо, но не более. Пирсер продолжает, вновь брызгая антисептиком на свои перчатки и иглу. Нос щиплет от запаха. Маркером помечает точки, по которым будет делаться прокол.       Игла снова, как и с Сашей, приближается к уху. Прикладывается к одной из точек.       Его мягко берут за руку. Антон сжимает пальцы друга сильнее, нервничая.       — Вдох, — приказывает Рома. Антон послушно вдохнул и задержал дыхание.       Рома быстрым, умелым движением двигает рукой, прокалывая ухо, и сразу же вставляет нужное украшение.       Антон чувствует, что скоро упадёт.        Было почти не больно, лишь лёгкое жжение. Или быть может он её пока не чувствует из-за прилива адреналина.       — Эй, эй, куда побледнел? — Саша поглаживает чужую тыльную сторону ладони большим пальцем, волнуясь, — Тоша, Тош, ты герой, всё закончилось. Ты справился! — Юноше протягивают зеркало, он осматривается. Тяночкин неуверенно улыбается, пока Рома начинает прибирать принадлежности.       Он пока, наверное, не готов вставать. Ноги ж ватные, совсем не держат.       Но, чёрт возьми, он на все сто уверен, что не жалеет.       — Спасибо большое Вам. Мне ужасно нравится, — Антон восхищён, ему как-то не верится, что это все действительно произошло. Рома лишь кивает.       Процедура завершена. Его выпускают из кабинета, пока Саша о чём-то продолжает говорить с Ромой.       Юноша встречает заскучавшую Дыньку. Чешет за ушком, она в ответ приветливо махает хвостом. Он фыркает от ощущения, что это собачья версия его близкого друга.       Тоша садится на пол, продолжая тискать Дыньку до тех пор, пока его знакомые не договорят.       — Какая же ты всё же милая, Дынька, — мягко улыбается парень. Из двери выходит довольный Саша и чухает Тяночкина по голове.       — Ты тоже милый, Тошенька! — Они оба улыбаются всё ещё счастливые от проделанной процедуры, — К сло-о-ову, у меня для тебя небольшой подарочек за храбрость!       — а?.. — Антон вопросительно выгибает бровь, пока Саша достаёт из своего вместительного рюкзака что-то.        — Я подумал, что тебе без меня будет, ну, су-у-у-у-упер одиноко спать. Поэтому тебе в помощь придёт вот это вот чудо! — Саша хихикает, вручая плюшевую игрушку.       Оливковые глаза заливаются восторгом.       — ОХУЕТЬ, ЭТО РЕАЛЬНО СПРИНГТРАП? — Он забирает игрушку из рук друга, пока всё тело переполняет такое ужасающее своим размером тепло и счастье. Это словно ураган. Тоша не сдерживается и тянется к чужой шее, крепко-крепко обнимая, — Саш, боже! Спасибо тебе огромное! Вообще за всё! И за подарок такой чудесный! И за сегодняшний день в принципе! И вообще, это самый лучший год в моей жизни, Саш! Ты просто… такой восхитительный! — У Тяночкина наплыв чувств, он пиздец как растроган. Кажется, он сейчас заплачет.       — Ну, ну, тише, Тошенька, ха-ха… — у Собакина горят уши. Наверное, он растерян, но Саша всё равно обнимает его в ответ, поглаживая по макушке.       И сегодня оба — самые счастливые в мире люди.              

***

             — Алина!!! Я СДЕЛАЛ ЭТО! — Антон улыбается во весь экран. Чайкина на другом конце провода, как слышно, тоже рада.       — Показывай, Антоша!!! — Она поддерживает его, вглядываясь в пиксели его изображения. Голос чуть искажается из-за очередного глюка дискорда.       — Во-о-от! Это пока временное украшение, его надо будет сменить на другое через пару недель, — Тяночкин приблизился к камере, показывая своё ухо, стараясь к нему не прикасаться.       — Антошка, тебе идёт! Я тебе обязательно чуть позже, как заживёт, пригоню какое-нибудь красивое украшение. Там же из титана нужно вроде, да? — Антон смущенно улыбается, поправляя волосы. Кивает, — вообще, ты довольно смелый. Правда, молодец! Как родители отреагировали?       — Ха-ха-ха, они не знают… пока что. Я, наверное, матери расскажу.       — А-а… Постой, вы же с Сашей парные делали. А фотки его прокола есть? — Антон мотает головой, но успокаивает:       — Ты с больничного выйдешь и всё увидишь, Алин. Честно, ему огонь как идёт! Он еще хочет прокол языка себе сделать…       — У-у-у, да он серьёзно настроен! А тебе как? — Улыбнулась Чайкина.       — А? Ну, мне нравится. Я бы бровь ещё себе сделал, но-.       — Родители?       — Верно, — хмыкает Тоша.       А потом тускнеет:       — Алин, ты что-то выяснила касательно того, что с ним происходит?       Алина качает головой.       — Он молчит. Я его пробовала расспросить совсем недавно, но он отшутился.       — Мне кажется у него проблемы с родителями. Такое ощущение, что его дома не бывает, — Они оба мрачнеют. Алина молча соглашается с ним. — Да и ты видела его состояние. Может, поссорился? Или чего похуже… — Антон кусает губу, отводя взгляд.       — Мы в любом случае не можем его заставить насильно нам рассказать, он наш друг. Просто… Надо дать понять ему, что он не одинок в этом, - Алина растирает глаза.       — Угу. Я не знаю, как подступиться. Наверное, надо мелкими шагами, но я боюсь что-то ляпнуть и надавить на больное.       — Хе-е-ей, я буду рядом. Мы все справимся, да? Тош, не вешай нос, — Алина мягко улыбается, стараясь успокоить. Вопреки своим тревогам она пыталась взять себя в руки и действовать правильно в сложившейся ситуации. Чайкина казалась морально намного сильнее, чем Антон.       — Алин, спасибо тебе. Без тебя я бы не справился.       — Не за что, Антош. Друзья ведь для этого и нужны, да?