***
Сентябрь 2007.
Это началось в сентябре, на пятом году их совместной работы. — Мисс Бэрби, — выразительную, протяжную речь Малфоя можно узнать за километр, — объясните, пожалуйста, почему в этот раз ваше эссе хуже, чем обычно? Гермиона замирает на полпути, её мантия плотно прилегает к задней части бёдер. Желание развернуться и покинуть подземелье непреодолимое, но она пообещала Минерве и… Что ж, пойти — значит доказать, что ведьма права. Но им с Малфоем не нужно ладить по-настоящему, так ведь? Они вполне приветливы друг с другом, если не считать перепалки в коридоре, свидетелями которой стала группка третьеклассников. На второй неделе семестра, Гермиона. Ты вела себя как мегера! Непонятно, её это голос или же Рона напоминает о собственной склонности к придиркам. Вздохнув, Гермиона заворачивает за угол, держа в руках свиток. Костяшки пальцев побелели, выдавая дискомфорт, и взгляд Малфоя сразу падает на них, когда она заходит в его класс. — Извините, директор просила меня передать это вам. Прошу прощения, что прервала. Она кидает свиток ему на стол, вот и всё. Но это не так. — Г… Профессор Грейнджер, не могли бы вы задержаться на минутку? Мисс Бэрби, пожалуйста, возьмите это и найдите время, чтобы переделать. Бумага шелестит, когда девушка хватает её и чуть ли не выбегает из кабинета, небрежно закидывая сумку на плечо. Гермиона не ждёт, пока он заговорит первым. — Чего ты хочешь? Малфой встаёт из-за стола, будто хочет иметь преимущество перед ней, что вполне вероятно. — У тебя есть время поговорить про мисс Бэрби? Что? Чего бы она ни ожидала, это было не оно. Очевидно, это заметно по её лицу, потому что он смеётся. От смеха у него появляются морщинки в уголках рта и под глазами. И это удивляет, потому что она никогда не считала его весельчаком, поскольку он почти не смеётся рядом с ней. Драко прислоняется к столу, новому, который он сам поставил, и складывает руки на груди. — Её оценки неутешительны, но она сообразительная. Я пересмотрел её оценки за последние два семестра, но она всегда была старательной. Я не… — кривится Малфой. — Я делаю что-то не так. Грейнджер смотрит куда угодно, но только не на него. На кончике языка оседает обида. Она буквально ощущает её вкус, а потому прикусывает щёку изнутри, сдерживаясь. — Это настораживает. На моих занятиях её оценки не пострадали. Какие темы ты им даёшь? Что-то слишком продвинутое? Он закатывает глаза. — Сейчас третья неделя семестра. Что, по-твоему, я заставляю их делать? Варить оборотное зелье? Проглатывая реплику о том, что она делала это в юном возрасте, считая, что ему действительно не стоит знать этого, Гермиона игнорирует его. — Я могу поговорить с ней завтра после занятия, если хочешь. Серьёзно, без обид, но я не думаю, что она захочет что-то обсуждать с тобой. Его ноздри расширяются, и она понимает, что задела за живое. — Почему это, Грейнджер? Не хочешь обосновать? — Слова Малфоя пропитаны кислотой. Гермиона думает о том, чтобы переспросить, потому что она совсем не это имела в виду. После войны прошло много времени с момента, как его заклеймили, и несправедливо осуждать его за это. — Я не это имела в виду, — мямлит Гермиона. — Честно, не это. Я хотела сказать, что понимаю, как страшно может быть молодой девушке говорить с тобой про её проблемы. Ответ ни капли не успокаивает его. У Гермионы есть плохая привычка говорить не то, что нужно в неудобных ситуациях. — Ты пугаешь, вот и всё. Уголок его рта дёргается. Прекрасно, теперь он смеётся. — Тогда ладно, — размышляет Драко, едва сдерживая смех. — Я буду благодарен, если ты поговоришь с ней. — Слова слетают с его уст, и они адресованы ей, и это… странно.***
Проблема Миранды Бэрби настолько раздражающе проста, что Гермиона внутренне кричит. Парень. Ну конечно, это парень, саркастично думает Гермиона. Сотрудники видят это весь год, в разных лицах, на разных курсах, но это, по-видимому, худшее, что Гермиона когда-либо видела. От Малфоя она узнаёт, что зельеварение у девушки обычно первым уроком, поэтому Гермиона предполагает, что это лишь потому, что она засиживается допоздна. Закрытая в своём общежитии в башне Когтеврана, с включённым светом, но Бэрби смотрит не в книгу. — Я запала на него, — нервно признаёт мисс Бэрби, раз за разом посматривая в сторону кабинета Защиты от тёмных искусств. Её одногодки собирают вещи, чтобы уйти, и никто на неё не смотрит, но девушка никак не расслабляется. Её пальцы, сжимающие маггловский блокнот в руках, дрожат. — Профессора Малфоя. Мысленные насмешки Гермионы внезапно прекращаются. — Простите? Юная девушка переминается с ноги на ногу. — Он секси, — откровенно говорит мисс Бэрби. Это какая-то грандиозная шутка? Гермиона прочищает горло, захлёбываясь собственным удивлением. — Хватит так неуместно думать о своём профессоре, — тихо говорит она, и кабинет пустеет. — Мисс Бэрби, вы же не специально плохо выполняете свои задания, правда? На её лице мелькает смущение, а губы поджимаются. — Это невероятно сложно. Вопросы такие простые, и… Гермиона обрывает её неожиданное откровение: — Мисс Бэрби, ваша умышленная попытка плохо выполнять задания является прямым отображением репутации профессора Малфоя как учителя. Должна сказать, я разочарована вашими действиями. Ученики начинают заходить в класс на следующий урок, и Гермиона понимает, что не может больше тянуть с этим разговором. К тому же, судя по тому, как Бэрби вянет под её словами, она не думает, что ей есть что добавить. Гермиона наклоняется и тихо проговаривает: — Я не собираюсь наказывать вас за это. Мне придётся назвать причину, и я не хочу, чтобы вы чувствовали себя смущённо. Но я не хочу больше слышать о том, что ваши оценки ухудшились по каким-либо другим причинам, кроме усилий Малфоя. Глаза Бэрби расширяются, а губы распахиваются в ужасе. — Он вам сказал? — Он был обеспокоен вашими оценками. Профессор Малфой очень печётся о своих студентах, — спорно, но это стирает ужас с её лица, — так что я надеюсь, что вы подойдёте к нему и попросите переделать те задания, которые можете. Он согласится. Девушка кивает, и её глаза слегка слезятся. — Простите. Когда Грейнджер выводит девушку в коридор, Гермиону грызёт чувство вины. Когда-то давно она была влюблена в профессора. — Это вполне нормально, мисс Бэрби. Влюблённости случаются, но могу ли я посоветовать вам остановиться на ком-то вашего возраста?***
Проблемная рыжеволосая когтевранка именно так и поступает, не теряя времени. На следующей неделе Гермиона с одобряющей усмешкой проходит мимо мисс Бэрби, которая держится за руки с мистером Блэйтом — гриффиндорцем с её же курса. Обычно Гермиона не интересуется личной жизнью учеников — хотя между профессорами часто случаются пари, когда дело доходит до парочек, и она, как правило, выигрывает, — но это даже к лучшему. Прижимая к себе запакованный свёрток, Гермиона слегка кивает и направляется в свой кабинет, где сталкивается с Малфоем. — Доброе утро, — здоровается она. — У меня не было времени рассказать тебе про… Грубо, как и всегда, он перебивает её, проводя пальцами по волосам. Он избавился от своей склонности перебарщивать с гелем, и, к сожалению, она это заметила. — Я закрою глаза на этот промах, потому что её оценка в моём классе возросла вдвое. Она пришла ко мне на следующий день и попросила переделать все задания, а потом сдала их днём после. Гермиона не упоминает, что это была её инициатива. — Что ж, я рада, что она исправилась. Там была такая глупая причина, чтобы плохо выполнять задания. Он кивает. — Она поделилась с тобой этой причиной? — Всё было из-за парня, — мужчины, — но мы уже уладили это. Не думаю, что у неё есть какие-то другие проблемы. — Гермиона отклоняется, желая сбежать от него. Возможно, Драко уже не тот парень, которым был в юности. Гермиона тоже не та, кем была раньше, но он всё ещё цепляет её за живое так, что она не может понять. — Это всё? Вид Малфоя говорит о том, что он собирается молча пройти мимо неё, но его взгляд падает на свёрток в её руках. — Что это? — У меня день рождения. Рон и Гарри прислали мне книги, которые я просила, — говорит она, ожидая, что Малфой отнесётся пренебрежительно, что неудивительно, ведь это были книги. Вместо этого его глаза немного расширяются. — Ты хочешь сказать, что сама выбрала себе подарки? Её щёки горят. Именно это она сделала. Выбор двоих её лучших друзей всегда падает на книжки, будто это единственное её увлечение в жизни, поэтому после стольких лет получения одинаковых подарков Гермиона просто даёт им список. — Я… да, — она осекается, — это лучше, чем получать «Хогвартс: История» десяток раз. Никому не нужно столько экземпляров! Драко фыркает. Глухой звук раздаётся в её ушах, и Гермиону сильно удивляет, что он не смеётся с неё. — Мне нужно идти, — говорит он, и ученики начинают заполнять коридоры, проносясь мимо них. — Они хоть когда-нибудь перестанут бегать? — бурчит Малфой, и уголок его рта дёргается. Она прячет усмешку за рукавом. — О, я сомневаюсь. Они стоят в неловкой тишине, которая растягивается на одну, две, три секунды. Как только она думает, что ей следует уйти первой, он бормочет: — С днём рождения, профессор Грейнджер. — Малфой оставляет её наедине с этим, а после исчезает из поля зрения, заворачивая за угол. У Гермионы пересохло во рту от постоянных сглатываний, пока она спешила в свой класс. Все её ученики уже сидят на своих местах, и большинство из них с идентичными улыбками. — Профессор Грейнджер, у вас есть тайный поклонник, — блондинка за первой партой указывает на стол, и Гермиона останавливается на полпути. Это странно. Она не получала цветов раньше, если не считать цветов с извинениями от Рона. Хоть они и красивы, они не были продуманы так, чтобы Гермиона полностью их оценила. Протянув руку к красиво перевязанному букету роз, она вытягивает карточку из цветов. Имени нет, но записка написана аккуратным почерком, без единого брызга чернил там, где их быть не должно. С днём рождения. Я понял, что со мной происходит только тогда, когда уже был на середине пути.***
Неделя превращается в две. Эти недели обращаются месяцем, и к Хэллоуину Гермиона всё ещё не имеет ни малейшего представления, кто прислал ей на день рождения цветы и записку, которую она перечитывает каждый вечер. Это безусловно цитата из книги «Гордость и предубеждение». Но кто угодно мог знать, что это её любимая книга, учитывая, что она всё время либо у неё на столе, либо в руках во время обеда. Не в силах наложить заклятие, чтобы отследить магический след, Гермионе остаётся только гадать. Приближается Хэллоуин, и в Большом зале парят декорации. Несмотря на жизнь в замке в течение шести лет в качестве ученицы и ещё шести в качестве профессора, трепет внутри остаётся всё тем же. Ученики общаются, обсуждая планы на Хэллоуин. Повезло, что он выпал на субботу и выходные в Хогсмиде. Когда ученики спешат на следующие занятия, преисполненные нетерпением перед предстоящими выходными, разговоры у всех одинаковые: cливочное пиво, поцелуи, костюмы, Визжащая хижина… И Гермиона тоже собирается насладиться праздником. Каждый раз, когда она и Невилл вместе патрулируют, они в конце концов оказываются в «Кабаньей голове» после того, как успокоят всех величайших сорванцов и оставят их под присмотром старост. Она не часто пьёт. Гермиона считает, что в этом нет смысла, и уже давно прошли те дни, когда она не просыпалась без похмелья. К счастью для Рона и Гарри, они даже не знают, каково это. Посмейся над ними. Но Невилл цепляет вирус, который уже неделю ходит по замку, и Гермиона получает служебную записку во время проверки эссе. «Профессор Грейнджер, Профессор Лонгботтом не в состоянии патрулировать вместе с вами на этих выходных. Однако двое профессоров всё ещё нужны, поэтому профессор Малфой присоединится к вам вечером. Минерва МакГонагалл». Гермиона дымится за столом, сминая пергамент в руках. Провести обязательный час в компании язвительного блондина кажется ужасным, и она срывается с места, не успев даже подумать о том, куда её несут ноги. Гермиона врезается в твёрдую поверхность, когда поворачивает за угол, во что-то крепкое, — чью-то грудь. — Простите меня, я просто… — Шла орать на меня, я предполагаю? — протяжно говорит он. Гермиона отскакивает, разглаживая складки на мантии, пока пялится на него. — Я бы не орала на тебя. — Её голос звучит слишком высокомерно даже для неё. Малфой трясёт куском пергамента перед её лицом, текст которого сбегается с тем, что всё ещё смят в её руке. Смех легко срывается с его губ, а плечи потряхивает. — Это абсолютно гениально из твоих уст. Обещаешь, что не будешь? — Его тон дразнит так, как никогда раньше по отношению к ней, и это раздражает её настолько, что она просто не может это проигнорировать. Гермиона скрипит зубами. — Думаю, мне хватит твоих насмешек на всю жизнь, — огрызается она. Очевидно, это было слишком. Он смыкает челюсти и выдыхает. Малфой проводит пальцами по волосам, оставляя их взъерошенными, и свет отбивается от его перстня с печаткой. — Это не то, что я имел в виду… Чем она думала? Прокладывать путь к подземельям было ни к чему, а спор с ним о тех событиях, что уже давно прошли, лишь усложнит год. — Забудь об этом. Мы плохо ладим, и совместное патрулирование кажется ужасной идеей, как по мне. Он кивает, но движение прерывается. — Я понимаю, что Минерва не оставила нам выбора, но, может, мы можем патрулировать разные стороны деревни? Его пальцы, долгие и утончённые, аристократично бледные, постукивают по камню. — Ты и правда терпеть меня не можешь, так ведь? — шепчет Малфой. Гермиона понимает, что не должна была этого слышать. Он выпрямляется, разглаживая свою мантию, и смотрит куда-то выше её головы. — Я постараюсь держаться подальше от тебя на этих выходных и до конца семестра. Когда Малфой оставляет её, чувство вины настигает Гермиону, и ей приходится опереться о стену на какое-то время, чтобы собраться с мыслями.***
Отлёживаясь утром Хэллоуина, Гермиона заставляет себя сознаться в некоторых вещах. Первое: она прячется в своей комнате, потому что, если бы пошла на завтрак, Малфой был бы рядом. Это было бы неудобно и напряжённо. Это трусость. Второе: дело не в том, что она терпеть его не может. Совсем нет. Поворачиваясь на бок, Гермиона прижимает одеяло к груди. Если бы не проблема мисс Бэрби, она бы, скорее всего, никогда бы не раздумывала над тем, насколько привлекательным Драко Малфой был на самом деле. Она знала это, такое сложно не заметить. За последние пять лет она настолько увязла в своей неприязни к нему, что перестала замечать ключевые вещи. Её темперамент вспыхивает, когда он вежлив. Гермиона подозревает, что это из-за её собственного разочарования, потому что он приятный, а ещё не такой ужасный, каким она хочет его видеть. Она такая, когда он рядом. Несмотря на всё это, Гермиона смущённо осознаёт, что имеет плохую привычку пялиться. За ужином он читает так же, как и она. Он носит очки — такие симпатичные, и куда только её заносит эта мысль — и постоянно сдвигает их ближе к переносице. Он постоянно постукивает пальцами, словно при нервном тике, и имеет плохую привычку жевать нижнюю губу до тех пор, пока она не покраснеет и не опухнет. Это не делает его менее привлекательным даже в её воспоминаниях. Гермиона прячет лицо в подушку. Это вовсе не ненависть, и несправедливо так к нему относиться. Это страстное увлечение. Было бы легче, если бы это была ненависть. Дело не в том, что она терпеть его не может. Она не выдерживает того, как он действует ей на нервы, постоянно раздражает и никогда не покидает. Гермионе не нравилось то, какие чувства он в ней вызывал, и это должно было прекратиться.***
Гермиона остаётся на своей стороне Хогсмида, как они и условились. Она едва замечает его волосы, когда ученики заполняют улицы. Грейнджер дисциплинирует две целующихся за зданием пары тогда, когда одежда становится уже почти что необязательной, и возвращает их в поле собственного зрения, хотя она не уверена, что их это сдержит. Девушка из Когтеврана спорит с подругой о парне, насколько Гермиона понимает, и отходит от них. Ей не с кем об этом поговорить. Рон бы взбесился. Он мог бы избавиться от большинства собственных убеждений, поскольку работа профессором требует объективности, но это всё ещё Малфой. Тут целая история, сплетённая из ужасных воспоминаний, которые она хотела бы отпустить, но он вытягивает всё на поверхность так, что у неё в голове не укладывается. В конце часового патрулирования Гермиона направляется в «Кабанью голову». Оказавшись внутри, она ищет пустой столик, и понимает, что есть всего одна кабинка со свободным местом. Там сидит Малфой, перед ним — куча пергаментов. Нужно быть вежливой. Это так по-детски — плохо к нему относиться из-за одностороннего увлечения. С этой мыслью Гермиона платит за два бокала огненного виски. Приближаясь к его столику, она ругается себе под нос, потому что он в очках — снова. — Можно присоединиться? — тихонько спрашивает Гермиона. Он пялится на неё какой-то миг, а потом моргает и указывает на пустое место. — Ты планируешь сблизиться со мной с помощью огненного виски? Её губы сжимаются в тонкую линию. — Ты хочешь сказать, у них тут нет твоего любимого бренда и года выпуска? — рычит Гермиона. Её разочарование сочится наружу, прежде чем она тяжко вздыхает. — Ну… — он цокает языком, — если ты правда хочешь знать… Гермиона дёргает рукой. — Клянусь, если ты закончишь это предложение, я откажусь от своих извинений и вылью это тебе на голову. Ты понял? Он самодовольно ухмыляется и тянется к бокалу. Его утончённые пальцы сжимают ножку, Малфой делает длинный глоток. — Спасибо за это. Это мило с твоей стороны, даже если ты немного стервозная. Её смех удивляет его. — Хорошо, я это заслужила. Прости, что так часто срываюсь на тебя. Ты просто… Он снова пьёт, серые глаза смотрят на неё поверх ободка бокала. Прочищая горло, он ставит бокал на место с глухим звуком. — Пугаю? — хрипло добавляет он. Не совсем. — Не меня. Возможно, девушек, которые не достигли полового созревания, но я думаю, что справлюсь с тобой. Он выгибает бровь. — Думаешь? Это смахивает на озорные насмешки, словно они переходят на совершенно новую ступень. Это неизведанная территория, и поэтому Гермиона держится за свой бокал обеими руками, большими пальцами проводя по бокам. — Один из нас — профессор Защиты, а другой — нет. — Хорошо, ты будешь слишком занята, пытаясь обезоружить меня, а я уже отравлю тебя. — Уголок его рта дёргается. — Твой ход, Грейнджер. Она фыркает. — Во-первых, я бы не обезоруживала тебя. В этом нет смысла, когда ты этого ожидаешь. С тобой лучше всего — атаковать. — Теперь я ожидаю, что ты сделаешь именно это, — протягивает он. — Я просто считаю твои движения, прежде чем ты их сделаешь. Гермиона делает жадный глоток огненного виски, позволяя ему обжечь горло. — Ты проиграешь, — утверждает она. — Но я уверена, ты сможешь варить зелье около меня. Ох, постой, — она усмехается. — Я всегда была лучше тебя на Зельеварении. Смех Малфоя удивляет её, и она откидывается на кожаную спинку диванчика. — Мило, — его взгляд бегает по ней сверху вниз, либо так кажется, — но это я владею Мастерством Зельеварения, — мямлит он. Теперь абсолютно очевидно, почему она ослеплена страстью. Гермиона усмехается и смотрит вниз, на свой напиток. — Невероятно, — говорит она, и её голос звучит неуверенно даже для неё самой. — Я слышала, что среди всех магистров зельеварения в Англии ты самый лучший. Он подносит бокал к губам и едва улыбается. — Спасибо, Грейнджер. Что-то крутится на кончике её языка. Возможно, это извинения за то, как она относилась к нему с тех пор, как он вернулся в Хогвартс, или какое-то признание, или, быть может, она скрывает что-то совсем другое. Неизведанное. Ужасающее. — Отвали! — снаружи «Кабаньей головы» слышится грохот, который эхом раздаётся во всём Хогсмиде. Оба моментально вскакивают на ноги, и Малфой догоняет её, когда Гермиона выбегает на улицу. Двое учеников злобно смотрят друг на друга, палочки вытянуты, и у одного из парней на шее нездорово выпирает вена. Сбоку у ведьмы-шестиклассницы щёки в слезах, и за секунду становится понятно, что это ссора из-за девушки. Когда Малфой проносится мимо Гермионы, кончики его пальцев скользят по её бедру. — Адамс! Дэвис! — Исчез тот мягкий голос, которым он делился с ней, и сердце Гермионы замирает. У неё большие неприятности.***
Она идёт с Малфоем, когда они ведут обоих парней назад в замок. Он угрожает обоим ученикам заклятием немоты после того, как им приходится услышать об отвратительных подробностях того, для чего используют шкаф на четвёртом этаже, и Гермиона кашляет. Минерва смотрит им вслед с лёгким изгибом губ, когда они оставляют с ней Адамса и Дэвиса, чтобы они получили своё наказание за драку. — Ты не такой уж и плохой. — Слова срываются с её губ, когда они стоят в конце коридора. Там они должны разделиться: он пойдёт в подземелье, а она — в свою спальню. Малфой не отходит от неё. Он фыркает, пряча ладони в карманах брюк. — Такая высокая похвала. Её щёки, должно быть, горят. — Ты тоже неплохая, — отвечает Драко, в его голосе исчезает потеха. — Хотя… Я должен спросить, что привело к таким изменениям? Гермиона сглатывает и обхватывает себя руками, когда мимо них проносится холодный воздух. Он даже не поднимает свою палочку, чтобы наложить согревающие чары, но ей в одно мгновение становится тепло с головы до пят — заклинание накладывается на её одежду. Отвечая на незаданный вопрос, Малфой бормочет: — Ты замёрзла. — Я… — Гермиона вытирает ладони о джинсы и жалеет об этом, потому что его взгляд следит за каждым движением. — Я поняла, что относилась к тебе ужасно с того момента, как тебя наняли. И даже раньше. Он бросает на неё странный взгляд, внезапно холодный и весёлый одновременно, когда шестерёнки в его голове приходят в движение. — Так это ты — единственная, кто выступала против решения Минервы нанять меня, не так ли? — его глаза строгие, тёмно-серые, и ей хочется соврать. Но она уже достаточно врала в последнее время. Гермиона поднимает голову и кивает. — Я ошибалась, теперь я это понимаю. Выражение его лица нечитабельное. В лучшие дни читать Малфоя всё ещё сложно, эмоции редко отображаются на его лице. Но сейчас не тот случай. Проблема в том, что эмоций настолько много, что она не может отличить одну от другой. — Да, ты ошибалась, — говорит Драко и отворачивается от неё. — Это неважно. Гермиона возникает перед ним, когда он полностью поворачивается. — Подожди! Я ошибалась, я признаю это. Я хотела извиниться за свои действия. Мы никогда не враждовали друг с другом, но я не облегчала тебе жизнь. Малфой смотрит на неё, и её сердце колотится в груди. — Как смело с твоей стороны предполагать, что твои действия как-то влияют на мою жизнь здесь, — шипит он, и над её головой мерцает фонарь. — Но, думаю, было смело с моей стороны предполагать, что ты понимала, что я заслуживаю второго шанса. Его слова сильно цепляют её, и она осознаёт всю серьёзность того, насколько всё испортила. Он не даёт ей шанса ответить и продолжает: — Минерва конфиденциально сказала мне, что один профессор воздержался, но я всегда предполагал, что это кто-то другой. Я никогда не думал о том, кто это мог быть, это не принесло бы мне никакой пользы. Но я бы не поверил, что это ты. — Выражение его лица сочится разочарованием. Малфой отворачивается от неё, а она шатается на каблуках. Чёрт.***
Неделя канет в небытие, а Гермиона остаётся наедине со своими мыслями, теряясь в днях. Её занятия имеют тенденцию сливаться воедино, и она сосредотачивается на практических уроках, чтобы занять себя. Её ученики тоже никогда не жалуются на возможность выплеснуть немного шока. Но это не совсем дуэли. Она вынуждена повторять это в начале каждого урока. Её ученики устраивают спарринг, а она оценивает их, обходя класс. Так проходят дни до середины ноября, и о Малфое она думает только ночами. Они видят друг друга за ужином и на рабочих собраниях раз в две недели. Удобно, Малфой всегда уходит, прежде чем она успевает его остановить, или он с Невиллом, а это не тот разговор, который она хотела бы вести на людях. Во время оценивания эссе про аконит дверь её кабинета распахивается. Гермиона подскакивает на стуле — её колено ударяется о нижнюю часть стола и пергаменты разлетаются во все стороны. — В гроб меня сведёте! — не соизволив поднять взгляд и посмотреть, ученик ли это, слова сердитым рычанием срываются с её уст. — Прошу прощения. Два слова превращают её внутренности в лёд. Вся её вина вспыхивает, плотно сворачиваясь в желудке, и Гермиона уверена, что её сейчас стошнит. — Чем могу помочь, профессор Малфой? Он без мантии. Одет в штаны, которые сидят на нём так, как она не должна замечать, а рукава закатаны до локтей. Когда Малфой хватается за край стола и нависает над ней, Чёрной метки нет на его предплечье. Её глаза метаются к незапятнанной коже, прежде чем она успевает остановить себя. — Это гламур, — говорит он ей, его голос преисполнен гневом, и неясно, то ли это из-за её взгляда, то ли из-за чего-то другого. — Встретимся в подземельях сегодня вечером. Она втягивает нижнюю губу между зубов. — Прости? — Мисс Флетчер и мистера Эймса поймали час назад, когда они пытались пробраться в кабинет профессора Флитвика. Они хотели украсть ответы на предстоящий опрос. Её глаза расширяются, а губы распахиваются от гнева. — Они что? — повторяет Гермиона, хотя прекрасно понимает, что он сказал. — Подростки, — сетует Малфой. — Хоть это и непозволительно, не понимаю, почему я должна идти в подземелье вечером? У него сводит челюсть. Какую бы новость он ни собирался ей сообщить, очевидно, что он этому не рад. — Поскольку они наши ученики, Минерва попросила нас проконтролировать их наказание. Увидимся в восемь, профессор Грейнджер. Дверь закрывается с тихим клацаньем, и она остаётся думать, сможет ли ещё раз попробовать извиниться до конца вечера.***
Гермиона дважды переодевается, что бессмысленно, учитывая, что на ней будет мантия, но она по крайней мере ощутит эту кроху уверенности. Независимо от того, приведёт ли её интерес к Малфою к чему-то когда-нибудь (она подозревает, что нет), он заслуживает прощения. После первого месяца первого семестра его преподавания в Хогвартсе, Гермиона поняла, что ошибалась. Делать поспешные выводы, основываясь на детской неприязни и решениях, принятых по принуждению, когда он сам был ребёнком, — то самое отношение, которое с лёгкостью получила бы она, если бы война не закончилась. Это было бы намного хуже, признаёт она, учитывая аспект массового геноцида, но дело не в этом. Гермиона разглаживает свою юбку-карандаш, глядя на голубую блузку, которую выбрала прежде, чем завернулась в мантию. Дорога к подземельям недолгая, но Гермиона едва успевает сделать первый шаг на ступеньках, как они начинают двигаться. Факелы освещают путь, и её тень скачет между полом и стеной. Малфой уже сидит за своим столом, а для неё поставлен стул чуть поодаль. Гермиона тихонько садится, поднимает голову, чтобы увидеть, как двое учеников уже драят казаны. — Они будут чистить казаны два часа, — бормочет он рядом с ней. — Если вдруг они закончат, то будут сортировать зелья в шкафчиках. — Малфой не отрывается от оцениваемых эссе, и её желудок скручивает. Если бы он только мог взглянуть на неё. Гермиона открывает книгу, и кусочек пергамента изнутри падает на её колени. Лёгкая усмешка появляется на её губах, когда она перечитывает слова. Когда Гермиона кладёт пергамент на стол, её рука задевает его. Малфой замечает бумажку, его глаза едва расширяются. Это остаётся незамеченным Гермионой, потому что она начинает книгу с начала.***
Его нога несколько раз цепляет её ногу, и в этот момент Гермиона уверена, что он делает это специально, хоть и не понимает зачем. Эймс и Флетчер и близко не закончили с казанами, когда наказание заканчивается: парень симулирует болезнь и Малфой угрожает ему ещё одним вечером отработок. Их ученики сбегают в тот же момент, когда часы отбивают десятый час, а Гермиона, ну… она задерживается. Стоя напротив Малфоя, пока тот с немым вопросом смотрит на неё, она всё ещё не знает, что сказать. — Ты можешь идти, — тихо говорит он. — Могу я извиниться перед тобой? — Её голос надламывается, и она ждёт, когда он скажет ей убираться прочь. Его руки лежат на столе. — Ты не должна извиняться передо мной. У тебя есть право на собственное мнение. Гермиона качает головой. — Пожалуйста, просто выслушай, что я скажу. Он вздыхает. Проходит несколько секунд. — Что ты хочешь сказать? Она едва усмехается. — Я не представляла, что зайду так далеко. Мне всё ещё сложно подобрать слова. Малфой хохочет. — Грейнджер, ты не должна мне извинений. Мы можем вернуться к тому, что ты меня ненавидишь, и прикинуться, что не было того времени, когда мы были дружны. От одной мысли об этом её желудок сжимается, и она думает, что её стошнит. — Я не хочу этого. — Гермиона тяжело сглатывает. — Это последнее, чего я хочу, Драко. Сейчас они намного старше, думает она, и обращение к нему по имени не должно ощущаться как большой шаг. Но она обращалась к нему по фамилии больше десятилетия. Его глаза расширяются, и очевидно, что они думают об одном и том же. И это смешно, что даже Минерву она может назвать по имени, хотя она её бывший преподаватель, а не кто-то её возраста. — Я плохо к тебе относилась, и этому нет оправдания. Я постоянно осуждала тебя, исходя из того, кем ты был в детстве. Ты уже не тот человек, который не нравился мне во время войны или даже до неё, но я относилась к тебе именно так. Выражение его лица смягчается, и Драко обходит стол. Он возвышается над ней — выше на целую голову, а может, и больше. — Грейнджер… Она качает головой. — Что я за человек, если дискриминирую кого-то за плохие поступки? Я ничем не лучше… — Гермиона, остановись. Слова застревают в горле, и что бы она ни хотела сказать, оно исчезает на кончике языка. — Мне так жаль. Я жалею об этом больше, чем могу выразить словами. Он кладёт руку на её плечо и сжимает. — Тебе нужно дышать, или у тебя случится гипервентиляция, — шепчет он. Между ними дюйм, если не меньше. Гермиона слушается, делая несколько вдохов, прежде чем сглотнуть. — Я не просила прощения, потому что думала, что это сделает нас друзьями, но тогда, в «Кабаньей голове», мы так хорошо ладили. Я просто хотела знать, возможно ли… Драко усмехается. Это не самодовольная ухмылка, которую она ожидала. Его рука падает с её плеча, и бедро упирается в стол. — Думаю, это реально. Её ладони потеют. — Так легко? Он посмеивается. — Да, но я должен попросить прощения за свою реакцию. Она была слегка… слишком, — бормочет Драко, и его рука дёргается в её сторону. — Были и другие профессора, которые не согласились, но приняли моё присутствие. Я заслужил их уважение, но я всегда думал, что у меня есть твоё. Наверное, это предположение кажется невероятным, учитывая нашу историю, но я был ошеломлён, когда понял это. Вот и всё. Гермиона берёт свою книгу вместе с запиской. — Я ошибалась на твой счёт. Я считаю, что ты один из лучших профессоров здесь. — Её рука замирает над эссе, которое он оценивал. Где середина вашего эссе? Она вполне может представить, как он задаёт этот вопрос ученику в своей саркастичной манере, но её внимание привлекает почерк. Гермиона открывает свою книгу, доставая оттуда бумажку. Тот самый почерк, она в этом уверена. Даже без заклинания для сравнения, слово середина — один в один. Когда Малфой растворяет эссе в её руках, это разом выбивает весь воздух из её лёгких. Его щёки порозовели, и она знает. — Что ты делаешь? — спрашивает он, но его голос надламывается на последнем слове. Гермиона не знает, что выбрать, кроме прямолинейности, хотя то, к чему это может привести, ужасает. — Ты подарил мне цветы на день рождения? Его грудная клетка поднимается и опускается с каждым тяжёлым вдохом. — Абсолютно нет… возможно, — тихо признаётся Драко, почёсывая затылок. Её сердце вот-вот выпрыгнет из груди. — У тебя не было причин быть в той части замка в тот день, — выдыхает Гермиона. — Мерлин, как я раньше не догадалась? Ты шёл из моего кабинета, не так ли? — Да. — Я читаю эту записку каждую ночь, — чистосердечно выдаёт Гермиона. — Это самая романтичная вещь, которую мне когда-либо говорили. Он сглатывает, и его горло заметно пульсирует. — Какой позор. — Но я не понимаю. Я думала, ты ненавидишь меня, — даже звучит бессмысленно. Ей двадцать семь, а звучит так, будто на десять лет меньше. — Драко? Он качает головой. — Я не ненавижу тебя уже много лет. Иногда ты раздражаешь, но, должен признать, что обычно лишь потому, что заботишься об учениках. Её сердцебиение гулко звучит в ушах. — Грейнджер, ты не должна ничего делать. Всё в порядке. Я никогда ничего не ожидал от тебя, и ты никогда не должна была узнать… Гермиона сжимает его мантию в кулаках, притягивая к себе движением, которое никак нельзя назвать утончённым. Его губы врезаются в её, и сначала Малфой даже не отвечает взаимностью. Но потом его пальцы путаются в её волосах, пока он сметает всё со стола. Он усаживает её туда, грубо целуя, а она держится за него. — Не то чтобы я жаловался, — шепчет Драко, прежде чем её губы снова накрывают его. — Но что это? — Это называют поцелуем, — усмехается она. Его смех пронизывает её. — И вправду, я понятия не имел. Она стягивает мантию с его плеч, широкая усмешка играет на её губах. — Возможно, тебе нужно практическое занятие. — Да иди ты, — рычит он. Её мантия исчезла, растворилась, и она не думает, что когда-либо увидит её снова. — Иди сюда, — шепчет она, обхватывая его лицо ладонями, а ногами — талию. — Нет ни единого шанса, что сюда кто-нибудь зайдёт, ведь так? Драко пожимает плечами. — Филч всегда был любопытным кретином. — Он снова наклоняет её голову, его губы касаются её. — Если бы я знал, что всё пройдёт так хорошо, то, наверное, не мучил бы себя так сильно. Его горячие губы на её горле, а руки сжимают бёдра, удерживая на месте. Она сбита с толку всем этим, но ей нужно знать. — Как долго? — спрашивает Гермиона, но это больше походит на скулёж, когда он прикусывает нежную кожу там, где шея переходит в плечо. — В прошлом году, — покусывает он, его руки поднимаются по её бокам, большие пальцы касаются груди. — Я не знаю, когда именно, но ты точно спросишь. Просто в один день я не смог перестать думать о тебе. Пуговицы на её блузке отлетают вплоть до того самого места, где она была заправлена в юбку. Тогда он замолкает, его глаза темнеют. — Закрой двери, — шепчет Гермиона. — Наверное, чары тишины тоже не помешают. Он делает и то и другое безмолвно, взмахом палочки в направлении двери, прежде чем накинуться на неё. Её блузка падает на пол, пока она нащупывает его рубашку. Гермиона замечает шрам, который тянется вдоль самой широкой части его груди, склоняет голову, чтобы припасть губами к каждому дюйму, к которому сможет дотянуться. Ей вдруг приходит в голову, что она ненавидит мантии, которые всегда были частью их униформы, потому что хочет видеть его таким всегда, даже если рубашка всё же будет скрывать его широкую грудь. — Блядь. — Его голос грубый, когда её бра спадает, а руки мимолётно касаются его штанов. Драко падает на колени, поцелуями впиваясь посреди её груди, обхватывая обе руками. — Роскошная, — бормочет он, и его губы смыкаются вокруг соска. Быстро. Они движутся слишком быстро даже после внезапных откровений, но Гермиона знает, что, если он остановится во имя порядочности, она ему никогда не простит. Гермиона скулит, когда пальцы Малфоя скользят по нежной коже сквозь тонкую ткань трусиков. — Перестань. Он замирает. Она хочет ударить себя. — Нет, я имею в виду, ты можешь сделать это позже. Я хочу тебя. Драко задирает её юбку вверх, и ткань собирается около её бёдер. — Как же мне чертовски повезло, — мямлит он себе под нос, и она едва слышит это. Он разрывает её трусики, бормоча, что купит новые, если ей жаль эти. Гермиона упирается каблуками ему в поясницу, побуждая к действиям, пока тянется вверх, чтобы поцеловать его. — На всякий случай скажу, что тебе следует наслаждаться этим, потому что я больше не буду заниматься с тобой сексом на твоём столе. — Она кусает мочку его уха. Он смотрит на неё с вызовом. И она не против поиграть. Драко одним толчком наполняет её, стонет, когда она ногтями впивается в его спину. Гермиона прижата к нему, и скулёж срывается с её губ, когда он задаёт темп. Все эти признания полушёпотом, и она цепляется за него, когда он говорит, что она такая идеальная под ним и… Когда его пальцы касаются клитора, она почти сразу же распадается в наслаждении.***
Гермиона остаётся с ним на ночь и шутит, что обычно так не делает. Он смеётся, а потом прижимает её к матрасу и вытягивает из неё ещё несколько оргазмов. И она не против больше никогда не покидать его кровать, но утро настаёт слишком быстро. Слишком быстро, потому что они поздно просыпаются. Она будит Малфоя, и его пальцы ныряют между её ног, где неприятно ноет. — Нет, Драко, мы опаздываем. Он резко садится, его волосы взъерошены и спутаны после ночных событий. С той стороны стены можно услышать учеников, спешащих на занятия по подземельям. — О боже мой, они узнают, — простонала Гермиона. Он целует её в лоб. — Трансформируй одну из моих мантий в свой размер. — Если бы ты не растворил мою! — Что-то я не слышал, чтобы ты жаловалась на то, что было потом, — саркастично отвечает он. — После того, как сделаешь это, можешь выскользнуть отсюда под заклинанием невидимости. Звучит ужасно, но это единственный план, который у них есть. — Перестань пялиться на мою грудь и одевайся, — огрызается Гермиона. Одевшись, она идёт за ним, оставаясь рядом под заклинанием невидимости. К счастью, дверь в его кабинет всё ещё открыта и она проскальзывает незамеченной. Но ученики безусловно замечают красующийся на его шее засос, который не видела даже она.***
Хогвартское сарафанное радио работает на ура, поэтому Гермиона не удивляется, когда некоторые способные ученики складывают два и два к концу дня. Профессор Малфой и профессор Грейнджер пропустили завтрак. У профессора Малфоя на шее засос размером с небольшую страну! (А вот это преувеличение, клянётся Гермиона. Даже эго Малфоя не достигает размеров небольшой страны.) Ты когда-нибудь замечала, как он смотрит на неё за ужином? Когда я упомянула это во время урока, он сказал нам, что профессор Грейнджер не та ведьма, о которой можно сплетничать, а потом в его глазах возник такой отстранённый взгляд. Я на спор спросил, что она носит под своими мантиями, а он назначил мне неделю отработок. Но я выиграл галлеон, так что оно того стоило. К концу своего последнего урока Гермиона была истощена. Ученики всегда любопытствуют, и то, что профессора обычно не состоят в отношениях, не помогает. Она присоединяется к ужину, проводя руками по волосам и ощущая, как желудок скрутило от нервов. Малфой улыбается ей. — Все знают. Нервозность Гермионы испаряется сама по себе, когда она садится рядом с ним и улыбается в ответ. — Думаю, это было неизбежно, но вполне можно было обойтись без обсуждений засоса на твоей шее, который предположительно оставила я. — Ох, — ответил он, поправляя свои очки. — Его точно оставила ты. Я был там, знаешь ли. Невилл напротив них давится. — Ни в коем случае! — кричит профессор Флитвик, и Гермиона наклоняется, чтобы увидеть Минерву, которая протягивает раскрытую ладонь. — Ты можешь выиграть банк, потому что ты специально сталкивала их лбами, чтобы увеличить свои шансы! Улыбка Минервы растягивается до самих ушей. — Это не моя вина, что профессор Лонгботтом заболел в прошлом месяце. И уж точно не моя вина, что они должны были проконтролировать наказание учеников. Как воспитатели своих общежитий… — Это бред и ты это знаешь! Минерва победно усмехается, когда в её руке возникает маленький ключик. — Уверена, вам интересно, что происходит. Это ещё мягко сказано. — На протяжении пяти лет принимались ставки на то, когда вы двое наконец-то сойдётесь. Мы делали из зарплаты взнос в фонд ежемесячно, и я выиграла. Гермиона замирает от шока, а Драко глупо сидит с открытым ртом. — Вы поставили на нас? — Гермиона пытается осознать. Невилл злобно зыркает в их сторону: — Не могли подождать до Рождества? Драко переплетает свои пальцы с её, когда их руки одновременно оказываются на столе. — Это всё, конечно, невероятно познавательно, но не против ли ты пойти со мной в Хогсмид на этих выходных? На этот раз — никаких патрулей. Гермиона кивает, и кажется банальным то, что в следующую секунду Большой зал взрывается криками и аплодисментами. Но она вовсе не против.