Happy yesterday to all, we were born to die

Дождь оседает прохладной влагой, заставляя Рудольфа передернуться. Он тренируется уже несколько часов, но выстрелы, отсчитывающие заветное мгновенье его свободы, с каждым разом раздаются все реже. Мальчик уже давно не чувствует усталость в теле, лишь нервное напряжение. С ним такое бывает. Бывает, когда он видит его. Кронпринц косится на быстро формирующиеся лужи, но также мгновенно отдергивает взгляд. Вода не может четко передавать отражения, но все становится проще, если ты знаешь, кто находится по ту сторону. Влага подергивается темной пеленой, и по гладкой поверхности пробегает уже столь знакомая усмешка. Рудольфу кажется, что этот смех раздается повсюду, но граф Гонрекур, лишь делает ему очередное замечание за невнимательность. Мальчик и не будет пытаться ему объяснить. Все началось относительно недавно, но, честно говоря, Рудольф давно потерял счет будням. Его мать любила отражения. Человеку, помешанному на внешности, не прожить без этого. Ее глаза горели радостью и удовлетворением, каждый раз, когда она оборачивалась к зеркалу. -Отражение показывает тебя, все твои недостатки и преимущества, -голос Элизабет отражался широких стен, заполняя собой пространство. Это будто бы добавляло ей величия. Несмотря на все желания, образ императрицы несомненно ей шел, -Если присмотреться, увидишь свою судьбу. Рудольф знал, как он выглядит — художники, которые к ним являлись, не внушали сомнения, да и немногочисленные фотографии, лишь подтверждали их версии. Но каждый раз, обращаясь к зеркалу кронпринц видел там нечто иное. Заволоченный тенями силуэт был скрыт, но с каждым разом становился все четче. Рудольф часто слышал его неразборчивый шепот, плавно вливавшийся в шушуканье теней. Дрожь, пробегавшая по телу в такие моменты, не успокаивалась еще долго. Кровь стыла в жилах от одного только вида чужой кривой улыбки, никогда не исчезавшей с противно ухмыляющегося лица. Кронпринц не видел его глаз, но чувствовал, что они неустанно следят за ним, куда бы он не пошел. Он грезил об этом существе почти все время, пока места для других мыслей не оставалось. Если обратить внимание, то можно заметить, что вокруг слишком много зеркальных поверхностей. Рудольф не чувствовал себя в безопасности, даже во время приемов пищи, видя, как темнеет серебро столовых приборов. -Ваше высочество, ваш костюм сегодня находится в неподобающем состоянии! -Как часто он это слышит. Но что можно поделать, когда твое ложное отражение не желает сходить с места. Рудольф завешивает зеркала на ночь. Накидывает одеяло, когда все уходят, позже поджимая колени к груди, чтобы избежать кошмарного холода, который явно не должен быть таковым в середине лета. Он зашторивает окна, не оставляя ему ни единой возможности для очередного внезапного визита. Все будет хорошо. Все будет хорошо, пока он там, с другой стороны зеркала. Эрцгерцог просыпается ночью, ощущая призрачные касания. Слишком темно, ничего не разглядеть. Тьма движется, тьма живая. Обволакивает все вокруг, стремясь поглотить то единственное живое, что осталось в этой огромной комнате. Рудольф чувствует, как сердце колотиться с бешеной скоростью, обгоняя секундную стрелку чуть ли не в три раза. Зов о помощи, едва хочет сорваться с его губ, но растворяется в ускоряющихся тенях. Боги, он так не хочет сейчас быть один. Зажечь свечу получается лишь с третьего раза. Слезы уже подступают к глазам, когда, ступая босыми ногами по промерзлому полу, он подходит к зеркалу. Сброшенное одеяло не дарит тепла. Сбежавшие тени больше не скрывают «его отражение». Все та же улыбка на бледном лице сегодня выглядит сдержаннее, а глаза щурятся от света огня. Да, кронпринц именно так и представлял — светлые, но глубокие, залитые голубым сиянием. В них не было большого количества оттенков, будто они были равномерно заполнены чем-то одним. Нечеловеческие. Рудольф не знает, куда ему идти, еще немного и он потеряет сознание от нестерпимого страха. Зеркало плывет перед глазами, все же утопая во влаге слез. Ну, вот. Он утирает их, только когда незнакомец прислоняется к грани зеркальной поверхности, обдавая ту неожиданно теплым дыханием. Напуганный эрцгерцог чувствует, как холод постепенно уходит. «Я друг»-длинный тонкий палец скользит по поверхности, выводя букву за буквой. Рудольф снова слышит смешок. Почему он не говорит? Видимо, это так и останется загадкой. Слова, имевшие цель успокоить, не доходят до разума, оставаясь лишь разводами на стекле. -Просто… Не уходи, -шепчет кронпринц и отворачивается, прижимается к зеркалу спиной. Теплое. Бешено колотящееся сердце постепенно затихает. Призрачные объятия обхватывают его со всех сторон, прежде чем он засыпает. Свеча гаснет почти в то же мгновенье. *** Рудольф прячет лицо за развернутой газетой и косится на окно соседнего дома. Только он. Значит пока все в порядке. Осенний ветер предпринимает очередную попытку сорвать с него шляпу, но вновь безуспешно — молодой человек вовремя придерживает ее свободной рукой. Буквы плывут перед главами, отказываясь вставать в стройный ряд слов. Прочитать получается только с третьего раза. Кажется, его статью вновь опубликовали. Неплохо. Лишь бы информация достигала своего слушателя. Он вновь косится на окно, замечая за стеклом быстрое движение. Плохо, но не критично. Это те следящие за ним идиоты. Неприятности они доставляют знатные, только страх не внушают. Страх, формирующийся где-то внутри, похожий на животный порыв бежать от опасности. Его Друг, как Рудольф все же привык его называть, существовал на самом деле. Юноша почти физически ощущал тянущиеся к нему темные когтистые руки, слышал тихий смех и сводящий с ума шепот. «Сделай это.» Что? Эрцгерцог уже много лет задавался этим вопросом. Он научился сгонять отражение, когда нужно, звать, когда потребуется, но отвечать на заставить его говорить казалось просто невозможным. Может быть, он просто сходил с ума. Вот уже много лет он не находил логическое объяснение всему происходящему, ни в одной из книг не было описано ситуаций, подобной этой. Рудольф старался сдерживать дрожь каждый раз при виде чужого лица, но вновь и вновь вызывал только смех. Смех. Этот смех являлся ему в кошмарах, вынуждая содрогаться из раза в раз. В этих кошмарах его Друг совсем рядом. Смех раздается не за зеркалом, а над ухом. Но увидеть его так и не получается. В этих снах кронпринц чувствует, как холодные пальцы сжимают его горло, а висок одаривается мимолетным касанием. Рудольф хочет видеть, но он лишь чувствует, словно слепой, оказавшийся в полном одиночестве. Две темные фигуры проходят в непозволительной близости, и кронпринц заставляет себя встать с места. Газета летит в ближайшую урну, а освободившаяся рука сама собой тянется в карман, невесомо касаясь маленького складного зеркальца. *** Он один. С ним не осталось никого. Его покинули даже те, которых он украдкой в своих мыслях называл близкими. Он отвратительное и мерзкое существо, представляющее лишь подобие человека. Ткань спадает с зеркала сама в мгновение ока. Рудольф не хочет оборачиваться, но чувствует, как чужой взгляд прожигает спину. Страха больше нет, его сменяет горящее изнутри отвращение. -Зачем ты пришел? Чем ты лучше них? Всегда молчишь — только смеешься! -кронпринц не сдерживает крик, наоборот, вкладывает в него все силы. Привычных смешков не раздается, только шепот теней заполоняет собой пространство. «Сделай это, сделай это, сделай это.» Рудольф давится всхлипом, едва не падая на колени, словно ребенок. Тени хватают его за руки и ноги, срывают ткань военного мундира, кусают и царапают, обретая форму. Маленькое зеркальце вываливается из кармана и закатывается в дальний угол комнаты. Рудольфу больно, но он не находит в себе сил отбиваться. «Сделай это!» Первый попавшийся под руку предмет летит в сторону зеркала. Слышится треск стекла, и паутина трещин оплетает поверхность своими сетями. Тени на секунду замерли, а Рудольф, кажется, перестал дышать. Раз. Звук невесомых шагов по комнате, будто в поиске чего-то. Странный щелчок, заставляющий вздрогнуть от страха, вновь окатившего с ног до головы. Два. Шаги приближаются, а тени расползаются по углам, открывая путь чему-то еще более страшному. Рудольф закрывает глаза и чувствует, как сильные руки больно сдавливают его тело, вынуждая неестественно выгнуться. Три. -Молодец, -шепот кажется почти что ласковым, но действия говорят об обратном. Кронпринц скован по рукам и ногам — страхом и чужой хваткой — он не в состоянии повернуть голову. Разбитое зеркало обрисовывает за его спиной знакомый силуэт. Страшно. Но он уже привык. Выстрел. -Здравствуй.