Раздеться - не значит снять одежду.(Х2)

-- Твои шрамы ощущаются так, будто все ещё болят. Шептал он мне, держа за руку. Он не был нежным, попросту не умел, но он старался, гладил мои пальцы, пока я и не знала что делать. Язык тела и язык души - слишком разные вещи. Он был готов научить меня языку Дома, своему языку. Его губы грубой наждачкой стирали мои в кровь, а по звериному шершавый язык зализывал ранки, собирал жирный, скользкий слой гигиенички. Ни для кого я так не старалась над макияжем, как для него. Ведь лишь он его и замечал, лишь он смотрел на мое лицо без отвращения. -- Простые рубцы и инфекция, занесённая под кожу, не думай об этом. Я пришла за другим. Я стараюсь понять его. Мы не говорим о настоящих ранах, говорим о том, что тянет вниз.. В это болото похоти и грязи. Подтягиваю длинную ногу к себе и тяну чулок вниз, берусь за второй, но останавливаюсь. Он останавливает меня. Кладет костлявую руку на мою щеку, гладит, заглядывает прямо в глаза. Я вижу свое отражение в этих безжизненных стекляшках. -- Не снимай. Он шелестит свои короткие, сухие фразочки мне в губы. Становится неловко, ведь договаривать предложение он не спешит. Ждёт пока сама пойму. Кровать под нами скрипит, а он ложится рядом и сливается с простыней. До того он белый и прозрачный. Я тоже лежу, жду чего то, думаю о всяком. Моя больная, одетая в короткую юбку и маечку, душа.. обнажив тело хуже себе ты не сделаешь, я не сделаю. Но обнажить себя, свои чувства.. это как вверить кому то нож и подставить спину. Непривычно, интригующе. Слепец хочет чтобы я разделась, но не так, как для других. Он хочет видеть нечто иное. -- Задумчивая. Кажется понимаешь. Говори. И я правда рассказала. Рассказала о том, что чувствовала, когда впервые легла с кем то в постель. Когда меня изнасиловали. Рассказала о том, что почти уже закопала свои переживания об этом, что они стали рубцами, зудящими иногда. Рассказала, что мне лишь в радость помогать крысе и другим. А он молчал.. лежал и слушал, будто находясь где то далеко далеко. Но я уверена - он запомнил всё. Потом сел. Я поспешила за ним, цепляясь длинными ногтями за свитер, боялась что уйдет. Заляпанный чем то липким, он отправился на нижнюю полку. Держаться за него было неприятно. -- Пахнешь страхом. Боишься что оставлю после твоих откровений? Он бил прямо в цель, не щадя. Попадал в самое больное место. Моя тушь потекла. Он протянул руку ко мне и положил ее на дрожащее плечо, притянул к себе. Я пачкала его слезами, черными пятнами туши и фиолетовыми отпечатками губ, в то время как он обнимал, царапал спину ногтями, рисуя на ней мою задушенную боль, и что то шелестел, совсем тихо. -- Чшш.. Это нужно пережить, Длинная. Просто пережить. Плечо его было неудобным, низким, костлявым. Но отчего то близким и знакомым, таким, какое я искала всю жизнь. Слепой был надёжным, слишком нужным. Обед подходил к концу. А мы по прежнему прятались от посторонних глаз наверху. Лёжа в обнимку и вслушиваясь в шепот по ту сторону двери.. Лишь чтобы не выдавать нас. Я напоследок коснулась его щеки губами и прошептала: -- Спасибо. Наше время подошло к концу.