Трое из будущего

Миллисент Людмила Быкадорова, ранее всеми сотрудниками именуемая Милочкой из-за веселого и легкого нрава, невзлюбила свою фамилию и свою внешность после того, как была экранизирована всемирно известная сага о Гарри Поттере, и сотрудники, что имели детей, быстро ее переименовали в Милли, добавляя "Быкомордова" шепотком в сторону, чтобы не обижать хорошего человека. Но Милочка услышала, посмотрела франшизу, убедилась, что сходство между нею (она была крепко сбитой невысокой зеленоглазой шатенкой) и Хелен Стюарт, сыгравшей Миллисент Булстроуд, потрясающее, и наконец-то решилась на кардинальную смену имиджа.       Милочка срочно перекрасилась в блондинку, записалась в тренажерку и спустя три месяца стала Ивановой, благодаря замужеству. Иванов книг не читал и фильмов не смотрел, предпочитая столярничать в свободное время, любил ее и обеих их дочек, а потому Милочка считала, что жизнь удалась.       Баба Мила умерла спокойно в доме старшей из внучек в свои восемьдесят девять, просто не проснулась. Перед самой смертью она вроде бы услышала звук взрыва и почувствовала всем телом что-то, похожее на землетрясение (пару раз в своих поездках она попадала на такое), но списала это на глюки умирающего мозга. Она сразу поняла, что умирает, хотя никакого страха не было, а было странное предчувствие чего-то небывалого, такого, что дух захватывало. *** Она открыла глаза в просторной комнате с высоким потолком, имитирующем небо, по которому плыли пушистые облачка. Милочка повернулась на бок, аккуратно так повернулась, ожидая, что стрельнет в бедре и хрустнет в шее, но тело ощущалось здоровым и полным энергии, а не привычно-вялым.       Она сморгнула от удивления – пусть зрение никогда ее не подводило, но сейчас хотелось протереть глаза, потому что прямо перед Милочкиной кроватью стояло пренелепейшее существо с огромными глазищами, очень похожее на зеленых человечков, что любила рисовать ее правнучка, участница всевозможных форумов по поиску внеземной жизни, и Милочка улыбнулась хорошо сделанному манекену.       Манекен ожил и тоненьким голосом что-то пропищал по-английски.       Милочка владела тремя иностранными языками на разговорном уровне, в том числе и английским – многочисленная родня разъехалась по всему белу свету, а ее очень любили и дочки, и внучки за легкий нрав и шутливость, так что после похорон погибшего в автокатастрофе мужа Людмила вышла на пенсию и начала колесить по гостям, и возраст не помешал ей выучить языки, чтобы общаться с ровесницами – в Испании, где обосновалась старшая дочь, в Китае у младшей, в Казахстане у старшей внучки, в Канаде, куда наведывалась к внучке младшенькой, у которой и была та самая любительница НЛО и теорий про внеземную жизнь.       Милочка с любопытством, всю жизнь ей присущим, разглядывала робота в виде инопланетянина, явно подсунутого ей в комнату Маришкой, и с улыбкой спросила на английском же, как его называть. Маришкина мама уехала на пару недель в очередную экспедицию, в доме они остались вдвоем, в их пляжном доме на побережье; видно, Маришка решила подшутить над своей прабабкой. Ну ладно, она всегда готова подыграть.       Существо выпучило глазищи еще больше и ответило дрожащим голоском, что госпожа Миллисент всегда звала ее Лолли.       – Неужели Лолли хотят переименовать, – провыло существо на одной ноте, бухнулось на колени и начало биться о каменный пол.       "Минуточку!!!" – подумала Милочка, – "Какой еще каменный пол?"       Робот по имени Лолли, к которому она бросилась, чтобы тот не вышиб свои радиоэлектронные мозги, тихо завывал в ее пухлых ручках, и Мила только теперь заметила эту странность - ручки были с ярким красным лаком на коротких обгрызенных ногтях. Она никогда в жизни не могла себе позволить длинные ногти, ну то есть в молодости еще могла бы, но не тогда, когда у нее появились дети, а затем и внуки; маникюр, разумеется, она делала, но не такой вызывающе красный, и уж ногти она никогда не грызла.       Милочка отпустила робота, встала и повернулась вокруг оси – пол действительно был каменным, как и стены. И окна были странными – узкими и высокими, вроде забранных решетками прорезей, и напомнили ей бойницы в фильме про французского того узника, в железной маске. Она что, в тюрьме или в каком-то замке?       Сзади что-то негромко хлопнуло и Милочка судорожно оглянулась, но ничего не заметила, лишь её собственное движение отразилось в отполированных до блеска доспехах статуи – стоял тут почему-то на постаменте рыцарь с огромным мечом, кончик которого упирался в пол. Сбоку от статуи стояло высокое зеркало, к которому Милочка подошла на вдруг ослабевших ногах – и отражение сказало ей сварливым голосом: "А ну причешись, леди и по утрам должна носить не этакую копну на голове..."       Зеркало продолжало что-то вещать, но сомлевшая Милочка его уже не слышала, упав на пол и хорошенько приложившись затылком о постамент рыцарской статуи. *** "Все будет в порядке," – бубнил чей-то мужской голос у нее над головой, – "Простое сотрясение мозга, а шишка уже рассасывается, видите?"       Милочка очнулась от этого бубнежа, но лежала не шевелясь, потому что у нее перед глазами проносилась короткая и не особо насыщенная событиями жизнь той самой девочки, что она рассмотрела в ругающемся отражении, толстушки в длинной сорочке с кружевами и копной темно-русых кудряшек, рассыпанных по плечам.       "Реинкарнация" – в Китае она подружилась с соседкой-индианкой и они много чего обсуждали, неторопливо возвращаясь с занятий по гимнастике, поэтому Милочка внутренне была готова к такому повороту послесмертия. И про то, что самые прошаренные индийские мудрецы умудрялись вытаскивать воспоминания о своих прошлых жизнях, тоже знала, но она‑то сразу вспомнила все! Хорошо еще, что жизнь этой девчушки была такой короткой и малонасыщенной, поэтому не придется долго в нее вникать... и тут до ее слуха донесся ответ матушки, это девчонкина уже память подсказала:       – А вчера что с ней произошло? Почему она не просыпалась сутки? – голос матушки был грудным, но жестким по тону, командирским, и ей это было привычно, вот так, повелительно требовать ответа от... целителя?       Мысли в голове опять стали ворочаться медленно, и Милочка знала откуда-то, что именно так думала девочка, с трудом и напряжением. А потом будто лопнула струна в мозгу, и мысли поскакали галопом, отчего Милочку накрыла спасительная тьма беспамятства. *** Спустя неделю, всю проведенную в постели, Милочка убедилась, что ее реинкарнировало в прошлое, к тому же выдуманное – она стала Миллисент Булстроуд, или Быкомордовой в переводе особо изощренных издательств, то есть вселенная, или кто там наверху, так подшутили над нею.       Но шутка ничего себе – она живет в самом настоящем замке у самых настоящих аристократов магического мира, каковыми являются ее родители, которых ее тупость несказанно огорчала до такой степени, что они провели какой-то ритуал по усилению мыслительных способностей дочери, от которого у Миллисент Булстроуд проснулась память о прошлой жизни. О прошлой жизни маглы в будущем.       Нет, не реинкарнация это, а попаданчество, вроде так правнучка называла перемещение сознания в героев фильмов, или сериалов, или книг, одним словом, в каких-то вымышленных персонажей.       Но не это было главным, а то, что она начала видеть сквозь стены, и вот это несомненно волшебное умение повергало Милочку в состояние восторга.       Началось все с ежеутренних посещений родителей. *** Милочка в то утро, когда увидела силуэты родителей за испещренной рунами дверью, вначале не поверила своим глазам. Но нет, спустя мгновение двери распахнулись и в комнату величественно вплыла дородная матрона в длинном сиреневом платье и с короной из кос на голове, а ее сопровождал не менее дородный мужчина в бархатном костюме, высоких сапогах и с тростью. Матрона осмотрела девочкину комнату, перевела взгляд на кровать и Милочка привычно сжалась под строгим укоризненным выстрелом из серых глаз женщины. Отчего разозлилась на девочкины рефлексы и взглянула на мать прямо, и поняла, что простыми тренировками и растяжками теперь не отделается – генетику никуда не денешь, а становиться обладательницей тройного подбородка ей не хотелось. Милочка всю жизнь муштровала свое тело, так что и с этим собиралась справиться, но придется еще и питание изменять. Милочка вздохнула и ответила на дежурный поцелуй матушки в свою пухлую щечку.       Родители заходили к ней один раз в день на пару минут, а остальное время девочка была предоставлена заботам учителей по иностранным языкам и учительницы танцев, что отнимало по паре часов в день, но теперь не напрягало нисколько, а мадемуазель Жозефина даже скупо ее похвалила несколько раз, как и мсье Бернар и господин Борков. Забота ее персональной домовушки ей нравилась – можно запретить Лолли появляться во время тренировок, можно приказать приносить еду только дважды в день и врать матушке, что аппетит у Миллисенты ого‑го, жирок сходил хоть и неуклонно, но слишком медленно, и к приходу письма из Хогвартса еще не весь сошел.       Но наряды она уже научилась переделывать под себя новую, бытовые чары, книги по которым Миллисента крала из библиотеки, с каждым днем удавались все лучше, хотя она выбирала беспалочковые, ведь за инструментом они отправятся только в середине августа, когда схлынет основной поток маглорожденных, "грязнокровок", как говорили ее родители. *** Матушка Миллисент вместе с нею самой выбирали мантии в магазине школьной одежды недолго, а чего там выбирать, если уже подготовлены стандартные наборы, они же не нувориши Малфои, которым даже школьную форму, что носят лишь на занятия, шили по спецзаказу. Род Булстроуд был довольно богат, но здесь прижимистость матушки была Милочке на руку, потому что улыбчивая мадам Малкин быстро ее обмерила и вынесла форменную одежду в запакованном виде, с поклоном приняв от матушки чек, и оставалось еще время на прогулку по Косой аллее, где девочка не бывала до этого ни разу.       Да и вообще нигде не бывала, исключая обязательные детские праздники, как-то дни рождения, праздники на Колесо Года и тому подобное. То ли матушка ее стеснялась из-за косноязычия, то ли была еще какая причина, но она обрывала жалобы дочери на то, что кто-то из детей аристократов опять обозвал ее тупой жирной коровой, – само собой, тихим аристократическим голосом. Матушка обычно велела не наговаривать на душеньку Панси, или Дракушечку-лапушечку, или милашку Дафну, и Милли привыкла заедать обиды сладким, отчего ее все больше раздувало. После превращения той вспыльчивой и обидчивой Миллисент в Милочку дети быстро поняли, что взирающая на них со вселенским спокойствием дочка Булстроудов научилась подставлять их под выговоры родителей, так что постепенно вообще перестали с нею общаться. Поэтому, отсидев дежурные десять минут на очередном детском празднике, включая и свой день рождения, Милочка удалялась к себе с помощью Лолли и опять вгрызалась все ускоряющимся разумом в очередной талмуд по магии.       А матушка и не обратила никакого внимания на то, что дочка сбросила уже восемь килограммов и стала просто пампушечкой, а не колобком на ножках, потому что растущий организм особо не рос в высоту, хотя теперь, на исходе четвертого года вселения в бывшую неповоротливую тушку, Милочка могла сделать поперечный шпагат и ловко кувыркаться, могла пробежать милю не запыхавшись, и радовалась, что одежды у девочек из магических семейств такие пышные.       В Хогвартс-экспрессе Милли вошла в пустое купе, заперла дверь прихваченным из подземелий замка артефактом и принялась за полную переделку одежды – теперь у нее уходило по паре минут, чтобы наложить долговременные чары, с палочкой колдовать получалось быстрее и мощнее. Потом она уложила всю одежду в чемодан и вытащила очередную книгу по пространственной магии, отложив ее, лишь когда проголодалась.       Лолли принесла уже привычный листовой салат с куском отварной курочки и простую воду, и робко сообщила, что Милли может ее вызывать и в Хогвартс; девочка об этом раньше и не задумывалась, но тут ей вспомнилось описание пира у Роулинг – сплошь холестеринчик и калории. Ну да ладно, вот распределят ее на противный Слизерин, в чем были абсолютно уверены оба родителя и она сама, а там волей-неволей много не съешь – манерные сучки не преминут ее обсмеять. *** – Равенкло! – есть, есть кто-то там, кто услышал все ее мысли, и в змеиное гнездо Милочка не попала. Она встала, еще не веря, с Распределяющей Табуретки, сняла Распределяющую Шляпу и посмотрела на цвет галстука – все верно, бронза и синева.       Прапрадед, две трижды прабабушки и она, вот и все Булстроуды, что когда-либо попадали не на Слизерин, а в Равенкло или Хаффлпафф, так что реакции родителей она не опасалась нисколько, пусть думают и радуются, что ритуал Умострильности сработал. *** Учиться было легко, и Милочка, что прихватила с собой трактаты по расширению резерва, исправно каждый вечер сливала весь остаток магии в бесконечный блокнот, да утром колдовала без палочки над прической – только так проклятые кудряшки усмирялись до вечера и не выбивались из тугой косы.       На факультете умников к ней никто не приставал – она садилась за заднюю парту одна, благо их ставили в пару с барсуками, на приемах пищи их стол был крайним справа от входа в Большой зал, а аристократические детки сидели за крайним же слева; в библиотеку ходить смысла не имело, ибо факультетская не хуже, в комнатах вороны все жили по одному – словом, условия для учебы были великолепны.       Милли добросовестно отписывалась матушке каждое воскресенье и следила по раскинутой сетке из еще одного набора прихваченных артефактов за коридорами, ведущими к Гриффиндору. Информацию из них Милочка просматривала в ускоренной перемотке на пейзажике, что был принимающим контуром, а сама сетка артефактов слежения крепилась к рамам почти таких же картин, то есть с той же тематикой, цветочки там или деревья; старательно смотрела и слушала она разговоры только Рона Уизли и Гарри Поттера.       Умение Видеть и описание некоторых артефактов, что делала ее трижды прабабушка, одна из равенкловок, привели Милочку к мысли, что зря они лежат мертвым грузом в подвале; стены там были исчерчены рунами, и Милочка на галеоны, подаренные ей тетушками в честь прихода хогвартского письма, купила колдоаппарат и все сфотографировала. Теперь она вгрызалась своими шустрыми мозгами в их хитросплетения, а профессор Бабблинг, к которой спустя месяц после начала учебы она решилась подойти и показать одно из колдофото, приглашала посещать ее кабинет – ей редко попадались столь изящные и мощные рунные цепочки, и очень нравилась серьезная девочка, одна из потомков той самой Виргинии Яксли, в замужестве Булстроуд, что написала восемь книг по руноскриптам. *** Гарри Поттер Милочке не понравился. Он явно знал про подслушивающие портреты и потому все разговоры велись им у пейзажей, он оказался очень хитрым и изворотливым, так тонко троллил рыжего дружка, что тот ничего не замечал, и Милли решила предоставить событиям идти своим чередом. Она лишь прикрепила последний "сучок", а сетка следящих артефактов была сделана в виде кусочков деревяшек, к раме пейзажа на повороте к туалету на втором этаже, и убедилась, что была права в своих подозрениях по поводу Поттера. Тонкий и почти незаметный луч заклятия из палочки Избранного ударил в закрытую Роном Уизли дверь, так что дикого визга из туалета не услышал бы никто, и оба мальчика, весело переговариваясь, пробежали мимо рисунка розового куста.       Миллисенту колотило от ужаса – там же Грейнджер, в том туалете... была... видеозапись Милли смотрела ближе к полуночи, после того как их в сотый раз пересчитали, напоили чаем с булочками и наконец разрешили идти по комнатам.       Милли была уверена, что утром место Грейнджер за столом будет пустовать, но нет, лохматушка весело лопала овсянку, словно и не побывала в опасной близости к смерти. После завтрака им объявили, что тролль обезврежен, и Милли ушла к себе – это было воскресенье, а обдумывать все эти странности, происходящие вопреки описанному в книгах Роулинг, лучше в тишине.       Ей не оставалось ничего другого, как внимательно пересмотреть запись целиком, и вот что было странным – Грейнджер вообще не появлялась в том туалете... То есть история уже изменилась с ее собственным поступлением на Равенкло, а теперь добавился новый элемент – Золотое Трио Гриффиндора не сформировалось, Гарри Поттер и Рон Уизли по-прежнему везде носились вдвоем.       То занятие по Чарам было совместным у Гриффиндора и Слизерина, так что сначала следовало выяснить, а состоялась ли вообще та сцена с обзыванием рыжиком лохматушки, и Милли несмело улыбнулась Падме Патил, попросив грифель для карандаша. Факультетские первоклассницы пока друг с другом не сошлись, буками сидели поодиночке, и Падма ответила такой же несмелой улыбкой, протянув Милли два грифеля на выбор.       Разговорить ее сестренку-близняшку-гриффиндорку Парвати удалось через день, а уж Лаванда тут же присоединилась к сплетничающим девочкам, в красках расписав ярость Рона от поучений Грейнджер. Яснее однако не стало – ведь Грейнджер на его обзывательства только ехидно ухмыльнулась и пошла на ужин, Милли ведь тогда за ужином не смотрела по сторонам и не увидела Грейнджер, спокойно перелистывающую страницы какой-то книги и не глядя тычущую вилкой в тарелку... Теперь Милли недоумевала - если не было ссоры, то зачем двое гриффиндорцев запирали тролля в туалете? Похоже, что знакомая история норовила свернуть куда-то не туда. Ей бы раньше насторожиться, когда Поттера не назначили ловцом Гриффиндора... и только сейчас до нее дошло, что за слизеринским столом она ни разу не видела Драко Малфоя. Ни разу за два месяца учебы. Гермиона Гермиона Грейнджер подводила итог своего официального полуторагодового знакомства с миром магии – едва ей в прошлом сентябре исполнилось одиннадцать лет, как явилась профессор школы колдовства и чародейства. Гермиона попала в тушку себя-лохматушки, легко подавила предыдущую личность еще три года назад, сразу же после вселения, нашла Косую аллею и заставила родителей ее туда водить каждый месяц, поэтому легализация была ей очень нужна – одно дело внушать родителям, что это все улица с аттракционами, а совсем другое, когда ты официально признанная ведьма и дома интересующие ее книги прятать не надо.       Гарри Поттер уже давно прочитал все ее воспоминания про себя любимого, про первые полгода в Хогвартсе, она их писала в виде посетивших ее прорицаний-видений целый месяц, прежде чем текст стал удобоваримым. Бытовые чары в доме и в саду он отрабатывал беспалочково, хотя палочку сделал сам – и она убедилась, что гены не пропьешь, как говаривал ее второй муж, Мастер Чар и Артефакторики Гарри Джеймс Поттер из две тысячи шестьдесят пятого года. Увы, этот Гарри был самим собой, что вначале расстроило Гермиону, но потом она прикинула, что к чему, и решила использовать предназначенного ей мужа наполовину втемную, однако подтянуть в магии и немного улучшить его шансы в будущем. Что поделать, не самое лучшее решение, но теперь она отчасти начала понимать мотивы Дамблдора.       Они с мужем оба погибли при проведении эксперимента с Маховиком времени, но только Гарри погиб по-настоящему, а ее забросило в саму себя восьмилетнюю, и тратить, как в прошлой жизни, почти двенадцать лет жизни на тупого и завистливого Рона Уизли она не собиралась. Любовь, как же, как же, то-то ее дочка умерла, став сквибом еще на первом курсе Хогвартса, последствия зелий мамаши Уизли и самой ей еще долго аукались. Позже всё это семейство она под корень вывела, исключая только Джорджа, который сам повесился от тоски по Фреду, но со временем боль от утраты дочери чуть приутихла и вроде бы совсем сошла на нет после рождения их общего с Гарри сына. Своих детей у него от Джинни не было – потребовалось очень долгое лечение последствий того василискового укуса, поэтому Джинни рожала одного за другим детей от Симуса Финнигана, опутав с помощью мамаши Молли идиота Гарри, что жизни не пожалел за Благо Дамблдора.       Испытания Маховика они проводили на островке у берегов Канады, что взорвался вместе с ними, и вроде бы обломки их экспериментальной капсулы долетели до ближайшего домика на материке, как привиделось ей, уже испаряющейся при вспышке, и она вроде бы видела парочку призраков, вылетевших оттуда.       Гермиона решительно тряхнула пышными волосами, отгоняя воспоминания на задний план, – пора начинать делать вид, что пророческий Дар вновь ее посетил, и за зимние каникулы написать пару глав про второе полугодие первого курса и начало второго курса в Хогвартсе, пока что без василиска – кто знает, вылечат ли Малфоя в Цюрихе.       Гермиона так задумалась, что врезалась в тоненькую фигурку в равенкловской мантии, что водила пальцем по раме одной из картин в коридоре, ведущем к их гостиной. Гермиона похолодела – она постоянно копалась в своей памяти, но в ее прошлой жизни Миллисент Булстроуд училась на Слизерине и была необъятной жиробасиной, вспыльчивой и тупой как пробка, к тому же не имеющей особого значения для всех гермиониных планов, потому что тогда тоже не имела значения, а здесь она отчего-то стала худенькой равенкловкой и училась превосходно... Как-то этот момент выпал из ее поля зрения, но ведь полно других забот – записи записями, но Гарри все время приходилось контролировать, он все так же не хотел учиться, как и в ее первой жизни.       Подумаешь, единственное расхождение не с ее подачи, а они с Гарри более значимых моментов изменили уже три – Гарри не стал ловцом, она не побежала рыдать после издевательских слов Рона, а Драко Малфоя хорошо если на следующий год увидят, уж Гарри постарался ему в магазине мантий подсуропить, подсадив поглотитель.       Гермиона вытащила палочку и приготовилась было колдануть Конфундус, как почувствовала, что ее обволакивает какое-то мягкое облако, лишая возможности пошевелить хоть пальцем или открыть глаза. Миллисент Вот не зря она нацепила на себя полную артефакторную защиту, отправившись на выемку последних следилок, уж очень ей не нравились полное самодовольства лицо Гарри Поттера и незаметные взгляды, что он и Гермиона метали друг на друга на этом завтраке перед отъездом на зимние каникулы. В Думосборе все движения замедлялись и повторялись, а звуки усиливались, и Милочка решила снять артефактное наблюдение, все равно события вышли из известных ей рамок, и стать просто сторонним хроникёром, лишь иногда прослушивая и просматривая в Думосборе наблюдения личные. Ведь артефакт слежения приходилось постоянно держать на подпитке, и все равно пару раз она не успевала его подзарядить, так что и смысла особого не стало из-за расхождений с известным ей сюжетом.       Уснувшую под воздействием ее защитных артефактов Гермиону она накрыла семейной мантией-невидимкой, пусть и не такой мощной, как Дар Смерти, но свои функции выполняющей, и отругала себя за то, что в спешке не набросила ее на свои плечи раньше. Уложенный поверх мантии Уменьшитель сделал из Гермионы двухкилограммовую негнущуюся статуэтку, и Милочка теперь стояла в раздумьях – защита реагировала на намерения, причем на серьезные, так что надо разобраться, что именно хотела с ней сделать Гермиона. Но не здесь, не в Хогвартсе, а вот дома в подвале есть жутковатое приспособление для вытягивания воспоминаний, и Миллисент решительно положила завернутую в мантию-невидимку, уменьшенную и усыпленную Гермиону в сундук, через час отъезд на зимние каникулы, и как же хорошо, что дома на нее никто не обращает внимания. *** Считыватель принес ей гнев и боль: эти два Мастера Артефакторики просто-напросто убили ее и правнучку, вот почему она оказалась в этой страшноватой сказке – сработал какой-то эффект от обломка Капсульного Маховика, что влетел в их пляжный домик. И только одно ее радовало – ведь вылетело два призрака, была, и довольно высока, вероятность того, что и Маришка в кого-то попала. Теперь ей надо учиться еще рунной магии и ритуалистике, но она справится – она уже знает, что есть ритуал для выявления родственных душ.       А эту ..., нет слов, забывшую о технике безопасности и не проверившую жилища поблизости на наличие людей, она поместит в Гримхольд на пару десятков лет, и вытащит после того, как Гарри женится по любви, а Гермиона останется двенадцатилетней девочкой без воспоминаний, к тому времени Милли уже научится их стирать, и еще купит побольше попкорна – посмотрим, как воспитанный Гермионой Гарричек справится теперь без ее мозгов. Она же так ему мозг загрузила этой его исключительностью, что сама и нарвалась на последствия – учиться без ее пинков у мальчика привычки нет, но теперь не будет и надсмотрщицы. Родителей Гермионы уже не было в Англии, умница-разумница опять стерла им память и отправила в Австралию, еще бы, к чему они ей, погрузившей дом под Фиделиус. Что-то изменило в Гермионе то зелье, что давала ей Молли Уизли на протяжении пятнадцати или шестнадцати лет, начиная с пятого курса Хогвартса, потому что ни тени сожаления или сомнения при стирании памяти родителям Гермиона не испытывала. Ну, нашим же легче – Милли не стала бы отбирать дочку у помнящих ее родителей, просто включила бы на полную мощь считыватель да чуть поджарила бы слишком хитроумный мозг лохматушки. В инструкции к считывателю четко говорилось, что мозг восстанавливался бы пару лет, но этого было разгневанной Милочке мало – и вот здесь Гермиона переиграла саму себя.       В Малфой-мэнор улетело из общественной совятни анонимное письмо, отпечатанное на принтере в магазинчике компакт-дисков у входа в Дырявый котел, а потому не несущее ничьих отпечатков, с указанием параметров поглотителя магии; она посоветовала искать у Драко лишнюю родинку на левом запястье: Бурунчик, если его не снять, со временем вообще разрушит магические каналы. Гарри Он ждал возвращения Гермионы очень нетерпеливо – Хагрид уже выиграл яйцо норвежского горбатого дракона, а ей оно необходимо для каких-то зелий, и нужно оно в стадии формирования зародыша.       Четыре года назад его жизнь очень изменилась – с помощью этой девочки-ангела Дурсли стали шелковыми, он забрал свой ключ у Хагрида еще в хижине и тому пришлось побегать, когда обнаружил пропажу прямо в гоблинском банке, он знает о ключевых точках истории до конца этого семестра, и да, он Избранный. Так сказала Гермиона – она гений-провидец, редкая пташка среди колдунов, и она помогла ему избавиться от крестража в шраме, делов-то, помереть на пару минут на пороге больницы. Он уколол себя большой дозой инсулина недрогнувшей рукой, а когда пришел в себя, от шрама осталась тоненькая ниточка, что на глазах заживала, и теперь Гарри не мучили мигрени, его постоянные спутники каждое полнолуние.       Но вечером, когда накануне первого дня зимнего семестра прибыл поезд, Гермионы в нем не оказалось.       Он направился было к декану, но остановился – Гермиона строго-настрого ему запретила кому бы то ни было дать понять, что они крепко связаны, а беспокоиться о чужой девочке ему, изображавшему балбеса и придурка, чтобы не отставать от рыжего дружка, не пришло бы и в голову.       Спустя неделю им объявили о переводе Гермионы на домашнее обучение. Хедвиг возвращалась с недоставленным адресату письмом, потом он решил подождать до лета и поискать ее дом в Кроули, но ничего не нашел, даже следов дома. Расспросы соседей ничего не дали – он же не знал, что на этот раз Гермиона не поленилась и почти весь городок-сателлит Лондона заколдовала, а потому все только недоумевали – какие такие Грейнджеры, не бывало здесь отродясь такой семьи.       Зато активизировались Дурсли – наверняка слетели Гермионины закладки и установки, и Гарри был рад, что выучил так много бытовых чар.       Ему на самом деле пришлось работать, а не делать вид, но самодельная палочка слушалась превосходно, и он только в начале уборки или прополки делал вид, что работает руками. Потом тетя уходила, Гарри быстро наколдовывал Агуаменти или Эскуро, смотря по надобности, и вновь погружался в единственный имеющийся у него рассказ Гермионы о нем. Жаль, конечно, что нет больше ничего про будущее, но постепенно Гарри убеждался, что без этой командирши лучше, вначале такие мысли закрадывались несмело и пугали его, но потом он стал все больше задумываться о своем слепом следовании указаниям Гермионы, и решил, что и сам неплох, чего стоит только его самодельная палочка без чар Надзора.       С Роном он разругался сразу после пасхальных каникул, когда отказался в очередной раз пробоваться на ловца гриффиндорской команды, и сейчас жалел, жалел, что следовал указаниям Гермионы, потому что летать ему нравилось, а после исчезновения шрама постепенно улучшилось зрение и с трибуны он видел каждый снитч намного раньше слепошарых ловцов.       Зато теперь не надо ни с кем делиться мантией-невидимкой, Гермиона то ли не увидела ее в своих прорицаниях, то ли специально ему не говорила, но чем больше Гарри размышлял о Гермионе, тем яснее ему становилось, что она о многом умалчивала, иногда у нее прорывались оговорки, и он их слышал, но не придавал значения.       Еще он перестал в конце года преследовать Снейпа, что хотел, по мнению Рона Уизли и исчезнувшей куда-то Гермионы, похитить философский камень, и просто прятался под мантией на весь тот день, когда Рон забыл об их ссоре и бегал в его поисках по Хогвартсу. Потом он высказывался в поезде про трусов, и они подрались на кулаках; Гарри разбил Рону губу, а тот подбил ему глаз, так что охлаждение отношений усилилось, почти перерастя во вражду.       На Прощальном пиру Снейп сидел рядом с Дамблдором спокойно и безмятежно, так что он оказался прав, а Рон нет, но тот вбил в свою башку, что Снейп просто-напросто обманул Дамблдора, ну да, доверчивый какой великий светлый маг, не то что шестой рыжий.       Так и прошло бы скучно все лето, но тут пришло письмо из Хогвартса со списком учебников и Гарри попрощался с теткой, он снимет комнату в Дырявом котле и как следует отдохнет, капиталы и мантия-невидимка позволяют. А на следующий год еще подумает, стоит ли возвращаться летом в Дурслятник, ему стукнет к тому времени тринадцать лет, именуемые у магов малым совершеннолетием, и выбор места жительства станет побольше. Может, он к тому времени переедет в дом Поттеров в Годриковой Впадине, его Гермиона еще три года назад свозила на могилу родителей и потребовала, чтобы он взял ее за руку, тем самым проведя под сохранившийся на доме Фиделиус.       Хагрид врал, что дом разрушен, – это сторожка-флигель на входе потеряла второй этаж, а сам дом цел, из чего Гермиона сделала вывод, что Хранитель Фиделиуса жив-здоров, а Гарри подумал, вот бы узнать, кто это, и переехать к нему жить, Дурсли теперь напрягали не особо, но всяко лучше жить у мага. Но Гермиона тогда на это предположение так глянула, что он замолчал, ей виднее, этой девочке с сияющими глазами. Пока он не достигнет этого самого тринадцатилетия, ему лучше изображать все того же дурачка, есть с кого брать пример, с глупого и спросу меньше, а вот там посмотрим. Люциус Сын пошел на поправку, но был слабоват и часто простывал, и теперь Нарцисса не возражала против учебы Драко в Шармбаттоне, что был расположен на берегу Средиземного моря и чей климат в один голос рекомендовали все целители. Люциус купил им дом в том же магическом поселении возле Ниццы, где была школа, директриса пошла навстречу и Драко хотя бы пару первых курсов будет посещать занятия из дома.       И они на время покинули Англию. Но напоследок ему хотелось сделать отменную гадость английскому магическому сообществу, потому что Бурунчик был изобретен именно в Англии, продавался в открытую, а туповатые целители из Святого Мунго его не обнаружили; хорошо, что Люциус сразу перевел сына в другую клинику на континент. При первом же осмотре в клинике гномов-целителей был найден подсаженный Бурунчик, а прилетевшее спустя полгода письмо этот диагноз подтвердило, и он уверился, что это происки кого-то из маглорожденных, – письмо было отпечатано на точно таком же принтере, что стоял в лондонском филиале его фирмы по продажам.       Есть у него вещичка, которая поможет отомстить именно маглорожденным и полукровкам, и Люциус аппарировал в Оттери.       Нора Уизли стояла безо всякой защиты, так что подбросить тетрадь в комнату Джинни ему удалось сразу, как и наложить на девочку заклятие, что никому нельзя говорить о находке.       Теперь он официально заявил на совместном заседании педсовета и Попечительского Совета, что слагает с себя полномочия, на что директор Хогвартса попробовал было его отговорить, но не преуспел, и Люциус законсервировал мэнор в Уилтшире вместе со всеми находящимися в нем домовиками.       Больше его в Англии ничего не держало, и он с чистой совестью покинул ее на неопределенный срок – сын у него один, и лишь о нем ему надо думать. Миллисент Дуэльный клуб открылся и закрылся, но на нем не было вызванной Драко Малфоем змеи, потому что и самого Драко Малфоя не было в Хогвартсе, тот поступил на первый курс Шармбаттона, о чем она прочитала в списке первокурсников в выписываемом ее батюшкой Horoscope quotidien. Она ведь выучила французский и болгарский языки, как их выучили все дети аристократов, это было непременным требованием, чтобы они умели общаться с представителями самых старых школ магии на континенте, и потому не удивилась отсутствию одного из прежних неприятелей, вернее, не ее неприятеля, а той, прежней Миллисент. Она уже давно думала о себе как о Миллисент Булстроуд, внушив это самой себе, чтобы отзываться без промедления на имя и фамилию и никому не давать повода ковыряться в ее мозгах. Пока что она носила комплект защиты, но стала готовиться к занятиям окклюменцией – в тринадцать лет можно и начинать, а ей тринадцать стукнет тридцатого апреля.       Ну а пока по школе ползал василиск и она всегда носила с собой зеркальце, а к апрелю в Больничном крыле оказалось пятеро, среди которых был и Гарри Поттер.       Дальше история вообще развивалась не по книге про Тайную комнату – Джинни Уизли после оцепенения своего возлюбленного притащила тетрадь к Дамблдору, который спалил ее Адским пламенем; учеников расколдовали, а Гарри, едва узнав, кому обязан дополнительными занятиями в течение всего третьего семестра, так невзлюбил всю семейку Уизли скопом, что едва-едва возобновившаяся дружба с шестым рыжим опять дала глубокую трещину.       Теперь Миллисент окончательно и знать ничего не могла о дальнейших событиях, и даже предполагать не бралась, но с нетерпением ждала заметки о путешествии семьи Уизли в Египет и его последствиях, а это было намного лучше, чем просто знать все наперед. Она теперь чувствовала себя не захватчицей чужого тела, а полновластной его владетельницей, и истово училась колдовать и чародействовать. Гарри К концу августа Гарри с такой тоской вспоминал, каким отдохнувшим проснулся от двухмесячного сна-оцепенения, что порой мечтал вывести своего василиска, а все прошедшее лето вспоминал как страшноватый сон. Он помнил, как пятого июня попал в основной замок Поттеров, что оказался за занавесью из тумана. Эта занавесь висела в доме Поттеров в Годриковой Впадине, в самом начале коридора, ведущего в сад, но пройдя через взвесь мелкой мороси, Гарри оказался не в саду, а совершенно в другом месте – вид с балкона на втором этаже завораживал катящимися на близкий берег волнами Атлантического океана. И волнами знаний накатывались на него установки предков, как ни старался, Гарри не смог найти выход в дом в Годриковой Впадине, да и вообще выйти с территории замка, и от скуки принял предложение портретов надеть обучающий шлем. Гарри выпадал из жизни по неделе и больше, после чего и мечтал о собственном василиске – и это он ныл когда-то о том, что Гермиона заставляет его учиться?       Всё то, что поколения Поттеров впихивали в его голову посредством обучающего шлема-артефакта, перемежалось с ваянием своими силами простеньких поделок, устаканивалось и укладывалось в разуме вплоть до тридцать первого августа, когда туманная занавесь вновь проявилась и он радостно покинул замок, чтобы в школе отдохнуть, теперь он это понимал, от настоящей учебы, в школе, что не давала и тысячной доли знаний, что давал шлем.       Гарри теперь знал, что папашка его не удостоился чести даже краешком глаза заглянуть в замок, потому что к двенадцати годам, к тому возрасту, когда потомок мог впервые войти в замок, позволил себе то, что Поттерам категорически запрещалось, – он начал заниматься анимагией, а анимаги никогда не становились хорошими артефакторами, двойственность сознания не позволяла Видеть истинным зрением. Правда, один из портретов что-то пробурчал про то, что яблоко, мол, все равно от яблони далеко не откатилось, невзирая на анимагию, ведь Джеймс таки сделал карту-поисковик на одной интуиции без родовых знаний, но этот портрет был самым занудным из всех, потому, наверное, и был в свое время директором Хогвартса, зато теперь Гарри знал, что его копия висит в кабинете Дамблдора и он может к нему обращаться в пору нужды. Про карту-поисковик пра-пра-прадед выдал, что та лежит среди изъятых запрещенных артефактов и амулетов где-то у завхоза, но специально ее искать Гарри не собирался – он уже сделал свою, оставалось только ее активировать в Хогвартсе. Без мантии-невидимки она станет его подспорьем в изучении кучи книжищ, что ему велели взять с собой в школу, а ведь ему еще стоит найти место для занятий артефакторикой без соглядатаев, вот он карту и склепал по указаниям пра-пра-прадеда, который Хогвартс знал изнутри так, как никто другой из всех многочисленных Поттеров.       Гарри быстро промчался по магазинам, сваливая в сделанную им самим сумку Поттеров, то есть в ту самую сумку-без-дна, все, что было положено третьекурсникам, поужинал в Дырявом котле и завалился там же спать, не зная, что его искали по всей Англии из-за побега Сириуса Блэка. Он не снял Маску Поттеров, что была нашейным платком и искажала черты лица и голос до неузнаваемости, просто потому, что забыл, а его резерв настолько вырос за время оцепенения, что он Маску Поттеров и не замечал, она потребляла в фоновом режиме сотую часть резерва, и он тренировался ее носить всю неделю перед отъездом в Хогвартс.       Мантию-невидимку все предки в один голос потребовали оставить на хранение в банке Гринготтс, пусть ее эманации Смерти пропитывают камни подземелья, так этим коротышкам и надо, и Гарри сглотнул, осознав, что он ее надевал раз двадцать уж точно, на что предки в шлеме показательно побились головой о пол – весь в дебилушку-папаню, что спер ее во время посещения родового сейфа.       Ранним утром первого сентября Гарри впервые вошел не в школьный сейф, а приказал отвезти его на десятый уровень, там он приложил проявившееся кольцо-ключ к замочной скважине и поскорее избавился от мантии-невидимки, запихав ее на специально для нее приспособленную полку. Гоблин, что его сопровождал, остался за дверью, и Гарри мстительно улыбнулся – за два года они и словом не обмолвились о том, что ему нужно проинспектировать все три сейфа; не вмешиваетесь в дела волшебников, ну да, а как же Договор между Поттерами и Гринготтами, что велел им ознакомить Гарри, как последнего в роду, со всем хранимым у них имуществом при первом же его посещении Банка?       В поезд Гарри так и сел с Маской, что придавала его чертам некую размытость, и улегся спать, заперев дверь в купе своим артефактом, усталость за одну ночь не прошла, и он проспал пришествие и ушествие дементоров, которые не смогли пробить защитный купол начинающего артефактора. Миллисент На всякий случай Милли решила не рисковать – объявления о побеге Сириуса Блэка висели повсюду, печатались изо дня в день в Ежедневном Пророке, и она накинула на себя семейную мантию-невидимку, едва попрощалась с матушкой и батюшкой. Милли вышла на магловскую сторону перрона и уверенно аппарировала на Косую аллею. Она пробудет там до прибытия поезда в Хогсмид, применит порт-ключ, потому что не рискнет аппарировать на такое далекое расстояние, а порт-ключ она давно выставила по нужным координатам, да и вообще, многое сделала за это лето – ритуал определения родственных душ показал, что в Англии Маришки нет, но на самой грани чувствительности есть слабенький отзвук, так что теперь ей предстояло терпеливо обследовать страны к востоку от Англии, след тянулся оттуда.       Ей исполнилось тринадцать и она начала занятия по окклюменции, успехи были, но так себе – но были же, одернула она саму себя.       Как она и предполагала, к перрону Хогсмида, в отличие от поезда, дементоров не подпустили, но их присутствие чувствовалось вымораживающими импульсами; переместившись на перрон и сняв мантию-невидимку, она применила первое свое умение в окклюменции – она "растворилась".       По прибытии в замок она старательно поискала взглядом Гарри, убедилась, что он в наличии, и включила наблюдательную эмпатию на Рона Уизли, не на крысу же ей пялиться, что шестой рыжий посадил на стол возле своей тарелки. Гарри сидел вроде бы и рядом с ним, но они не разговаривали, Гарри повернулся к Невиллу Лонгботтому, о чем-то ведя серьезный диалог.       Рон злился, Рон негодовал – но прежних отношений не было уже полтора года, а слушать про поездку в Египет вообще никто не желал, и Рон надулся, но тут подали еду и он обрадовался.       Сняв наблюдение, все-таки чужие эмоции здорово шарахают по нервам, – краешком она все-таки зацепила страх крысы, – Милли приступила к ужину.       Теперь, когда нет Гермионы с Маховиком времени, у Гарри нет шансов спасти крестного, зато она может окончательно добить известный сюжет сказки – а для этого ей ночью предстоит прогулка в башню Гриффиндора. *** Второй Гримхольд с плененным внутри Петтигрю Милли унесла в Выручай-комнату и пока что запихала его под кучу хлама в самом дальнем углу, чтобы даже случайно нашедшим было неинтересно его разглядывать, он был сделан в виде сломанного древка метлы. Ей же срочно предстояло обучиться еще кое-какому окклюментивному умению. Сириус Сириус в пятый раз перечитывал письмо, принесенное школьной совой вместе с посылкой, и радовался, колотя обломком ветки орешника по камню – так Гримхольд не раскрыть, хоть на мелкие кусочки его разломай, но тот или та, что прислали подарок, знает, что Сириус из темнейшего семейства, и что в их родовой библиотеке есть книги по использованию этих артефактов. Сириус как следует отвел душу, перекинулся в пса, сжал в зубах пахнущую Питером палку и бодрой рысцой побежал на юг. Миллисент Сова, что принесла Сириусу посылку и письмо, проводила его до Насыпного Нагорья, следующей остановки после Хогсмида, и полетела назад в школьную совятню – вот это скорость у псины, пробежал размашистой рысью пятьдесят миль по шпалам, ни разу не остановившись. Милли прошла в совятню и сняла с уставшей птицы амулет подчинения, отключила свой левый глаз от совиного левого глаза и как следует проблевалась – дезориентация при возвращении своего зрения на оба глаза, как и описывалось в книгах по окклюменции, была очень сильной.       Спустя две недели, как раз на Хэллоуин, в Ежедневном Пророке вышла статья с колдографиями Сириуса Блэка и Питера Петтигрю и слезливой историей о неправедном заключении невиновного, о настоящем предателе и все такое душещипательное, но опять ни словом не упоминалось о том, что Сириус Блэк не только друг Джеймса Поттера, но и крестный отец Гарри Поттера.       То ли никто не знает, то ли кто-то ведет свою игру на ограждение Гарри Поттера от близких ему магов, но Милли такой расклад не устраивал.       Она написала подробное письмо Гарри, где просила его проверить в Отделе по делам семей и наследований, кем ему приходится Сириус Блэк, неправедно обвиненный в предательстве его семьи, а ныне оправданный по всем статьям – перед Поцелуем дементора Петтигрю признался во всем.       В частности, и в том, что утащенная им волшебная палочка Темного Лорда спрятана в амбаре Уизли под крышкой стиральной машинки, что украл для своих поделок у маглов артефактор-самоучка Артур Уизли, нарушив основное правило того Отдела в Министерстве, который сам же и возглавлял.       То, что профессор Люпин ей не нравится, она поняла на первом же уроке – ее боггарт был призраком Маришки, каким она его увидела в памяти Гермионы Грейнджер, а поэтому безо всякого сожаления стуканула и в Аврорат, и в ДМП, что у них учителем ЗОТИ работает самый настоящий оборотень, рятуйте, люди добрые! До оправдания Сириуса Милли не решалась, а теперь можно – к тому же она видела, как злобно сверкнули глаза у Люпина при чтении статьи с оправданием его друга. Что-то тут нечисто, поняла тонко улавливающая эмоции Милли, она ведь ожидала всплеска радости и готовилась от нее подпитаться, но увы и ах, получила от оборотня порцию самой искренней злобы. К тому же она впервые сумела четко прочитать обрывки мыслей, при сильных эмоциях это уже случалось, хотя собственно легилименцией она еще и не начинала заниматься – и она прочитала у волчары недобитой, что плакали его мечты о воспитании богатенького сироты, и что-то про обещание Дамблдора еще было, но тут мужчина выдавил улыбку и его мысли перестали быть слышны. Есть такой механизм подавления негатива в самом себе – типа обратной реакции, даже от самой натянутой улыбки часть эмоций стихает, и Милли постановила себе каждый вечер перед зеркалом тренировать оскал до ушей.       Один минус у этого был, Гарри Поттера никто не научил вызывать Патронус, но ничего – дементоры косяком потянулись на северо-восток еще накануне выпуска Ежедневного Пророка с оправдательным решением Визенгамота. Общая атмосфера сразу стала на пару порядков веселее, что усилило Милли, изучающую на практике эмпатическую составляющую окклюменции, – брызги радости и счастья перепадали ей теперь со всех сторон, и окклюменция рванула, да так, что авроры, прибывшие всех опрашивать после ареста Люпина прямо посреди обеда, на ней споткнулись, как и на всех чистокровных детках, хотя Милли, в отличие от тех, амулетами не обвешивалась. Тайное сканирование штатным менталистом Аврората ее блок пробить не сумело, так что ее всё равно внесли в список пользующихся ментальными амулетами, и это никого не насторожило – она же из аристократов, сморщился присутствующий на опросах Аластор Грюм и полоснул ее неприязненным взглядом не только здорового глаза, но и Глаза.       Милли еле добрела до медпункта - Глаз Грюма чуть не снес самонадеянной девице весь блок, с таким усердием выращиваемый, и головная боль ее теперь будет мучить в течение пары недель, если не отлежится в Больничном крыле.       Поэтому воссоединение двух человек она не видела, но пришедшие ее навестить Падма, Парвати и Лаванда промакивали глаза от переполнявших их чувств, рассказывая, какой этот Сириус красавчик и как он обнимал Гарричку, ах и ох. И эх, добавила про себя Милли, она-то не словила кайф, подпитавшись эмоциями от этой встречи (а может, она внутри дементор?) Гарри Предки из шлема внимательно изучили отчет о встрече потомка с крестным и вынесли вердикт – пока Гарри не стукнет семнадцать, с Сириусом под одной крышей лучше подолгу не жить, а вот показать, как Гарри проходит в замок Поттеров, можно, чтобы тот перестал его заманивать к этим Блэкам-берсеркам в логово. Ах, ты не знаешь, кто это такие, берсерки-то, ну вот и на тебе кучу знаний о них.       Месяц спустя Гарри погостил у Сириуса, с неудовольствием встретившись там с семейкой тех, при упоминании которых предки дружно плевались, просветив Гарри об истинном значении термина Предатели Крови и заставив носить артефакторные очки, то есть Гарри должен делать вид, что опять немного повредился зрением.       Шевелящиеся над головами червяки, увиденные в артефакторных очках, подтвердили поучения предков, что нельзя с такими под одной крышей ночевать, их червячки-вампиры жируют на чужой магии именно от спящих, и Гарри срочно уселся за три комплекта противовампирской защиты – себе, Дину и Симусу, потому что они лопухи-полукровки, к таким особенно охотно присасывается вампир, поглощающий магию. Чистую магию, лишенную родовых проклятий, как у чистокровных. Поттеры вам не Блэки, они частенько специально женились или выходили замуж за маглорожденных, отчего никогда не бывали в списках Бархатной книги, зато и врожденных проклятий особых не имели, размывались те от вливаний свежей крови.       После первой же ночи, которую Гарри провел под защитой тут же вросшей в грудину бусинки с антивампиром, Рон резко собрался домой, жалуясь на потерю аппетита, а Гарри задумался, как вручить две оставшихся бусины Дину и Симусу, а потом решил ничего не говорить, а просто положить их мальчикам на грудь в первую же ночь на четвертом курсе. И посмотреть, как это подействует на сбежавшую из дома на Гриммо семейку, – действие антивампирных артефактов передавалось всем, связанным единой кровью, как и описывалось в инструкции.       А дальше лето так и проходило – неделя в шлеме в замке Поттеров, неделя отдыха на Гриммо, но с выполнением очередного задания, и на чемпионат мира по квиддичу Сириус отправился с семьей Уизли, потому что у Гарри была как раз середина обучательной мозголомной шлемоносной недели.       Безногий инвалид на протезах, что ему соорудили в Святом Мунго, больше не веселился так безудержно, но пил беспробудно – теперь, после ампутации ног, поврежденных ему кем-то из Пожирателей Смерти, Сириус радовался, что Гарри избежал кровавого зрелища, и безропотно позволил крестнику попытаться сделать полнофункциональные протезы, какие-то био-механикские, нет, био-меха-нические, и больше не отбирал со смехом книги по магловским дисциплинам. Книги по медицине и механике Гарри взял в библиотеке замка Поттеров, а не у маглов, как думал Сириус, и он вгрызался в них со всем усердием весь сентябрь и октябрь, пока его не избрали с какого-то перепугу вторым Чемпионом от Хогвартса на Турнир Трех Мудрецов.       Он поматерился с недельку, почитал Правила Турнира и опять вернулся к иннервации да синхронизации, к синапсам и электропроводимости, к анатомии стоп и сочленению шарниров, то есть плюнул на Турнир, единственный живой родной человек намного важнее этих ваших туров. Миллисент Накануне поездки в Хогвартс Миллисент проснулась с колотящимся сердцем – приснилась Маришка, и она спустилась в подземелье, к Гримхольду, содержащему внутри Гермиону Грейнджер. Вот еще странность – к Гарри Поттеру она не испытывала никакой ненависти, а при мыслях о лохматушке у нее внутри словно взрывался реактор с эмоциями, и редко когда обуздать его удавалось сразу же. Может, оттого, что тот Гарри, в будущем, совсем не хотел заниматься Маховиками, но уступил любимой жене, и именно она отвечала за периметр вокруг места проведения эксперимента. А может, потому, что это Гермионе выпал второй шанс, а не Гарри, черт его знает, она ведь собиралась проанализировать себя через пару лет, когда дойдет до среднего уровня в ментальных науках.       Но как бы там ни было, у нее возникла спонтанная идея, и она ее сразу воплотила, чтобы не передумать, – Гермиона была вытащена из Гримхольда, высосана Считывателем едва ли не состояния овоща и портключом перемещена во Францию, во двор психушки, где Миллисент ее и бросила. Гермиона была одета в форменную юбку и блузку, и сняв с нее только галстук с гербом факультета, Милли со спокойной душой вернулась было в Англию, но что-то ее подвигло прямо тут, использовав Гермиону как алтарь, провести ритуал поиска родственных душ. К тому же это разрядит источник Гермионы до нуля, то есть сделает ее сквибом, а то она ведь чуть не совершила ошибку, чуть не позволила французским аврорам найти по магическим выбросам попавшую в психушку ведьму, вытащить ее оттуда и вылечить. Вот она, спонтанность и торопливость, и Милли решительно выжгла источник магии у Гермионы энергоемким ритуалом. Он восстановится, как и разум, года через два-три, но к тому времени она найдет Маришку и свалит от родителей подальше, от родителей, что носили на левых предплечьях Метки.       Более четкий, чем в Англии, отклик пришел откуда-то с востока, значит, Маришка жива, и ей стоит дождаться следующего лета, когда родители пообещали своей доченьке ненаглядной каникулы у теплого моря. Да, Миллисент теперь такая вся любименькая, аж передернуло ее от вспомнившегося слащавого матушкиного голоса, что расчесывала ее волосы перед сном.       Миллисент этим летом пришлось туго – на третьем курсе, как оказалось, присылают результаты СОВенка, то есть переводных на четвертый курс, которые ни на что не влияют, только чтобы помочь родителям выбрать чаду четвертый дополнительный предмет для изучения, и матушка, после всех девяти Превосходно за СОВенка, категорическим тоном велела ей взять Прорицания. Да ладно, она этот амулет послушания, вплетенный в ее косу маменькой, дезактивировала сразу, едва та вышла за порог, но сняла ленточку уже в поезде, чтобы не навлекать подозрений.       Древние руны, УЗМС и нумерология ею уже выбраны, ну что же, теперь она покажет, какая она послушная девочка, – она таки выберет Прорицания, ей тоже нужен такой неважный предмет, но СОВ по нему она сдавать не будет.       А после СОВ она домой не вернется – она продолжит поиски Маришки, и уже сейчас она завела под Оборотным и с чужим удостоверением личности ячейку в обычном банке, куда ссыпала галеоны, что ей дарили на все дни рождения, ни разу не потребовав отчета в их расходовании. А чего думать-то, все на сладости спустила, всем тетушкам и дядюшкам это было ясно как день. Галеонов было ровно тысяча, знак, однако. Тут она захихикала – она сперла документы и волосы Петуньи Дурсль, сквибки, оттого ее волосы и сработали в Зелье Метаморфоз. Гарри Первый тур наступил неожиданно – вот он рассчитывает упругость резиновой прокладки, а вот уже входит в палатку, где собраны остальные Чемпионы.       Венгерская хвосторога запнулась и уснула на полушаге, хорошо еще, что свалилась не на кладку, и Гарри быстро забрал золотое яйцо. Он сразу ушел в замок, не дожидаясь результатов, у него, применившего обычный Сонник, артефакт для усыпления ядовитых змеек, что он сляпал прямо на коленке из фигурки хвостороги, вырезав подобранным гвоздиком руническую цепочку на голове игрушки, возникла парочка идей, и он привычно забрался в заброшенный класс Астрономии на восьмом этаже.       Гарри вернулся в спальню после отбоя и опять порадовался, что Рон свалил жить к братьям, все трое жили отдельно, как и Джинни жила одна, в выделенных для Уизли комнатах на пятом, до того стоявшим запертым этаже башни. Близнецам и Джинни по семейной связи досталось нехило так, что встал вопрос об их отчислении, но пока они держались, хотя теперь даже поесть отсаживались ото всех подальше – Гарри ведь не поленился и подсадил антивампирки всем мальчикам младше курсом, но только полукровкам или маглорожденным, а таких было четверо. Семь – это магическое круглое число, и их теперь семеро, тех, кто замкнул кольцо защиты от магических вампиров. Даже Перси, который навещал Хогвартс только сопровождая босса, и тот неуютно стал себя чувствовать, и срочно запросил перевод в другой Отдел, хотя прежде мечтал только о Международном, лишь бы то саднящее чувство его больше не посещало. Крауч был недоволен, но ходатайство удовлетворил и выбрал себе другого секретаря, который забил тревогу, едва босс пропал, – он был из семьи интуитов и на письма с распоряжениями, что якобы слал Крауч, смотрел сквозь призму своего Дара. Поэтому спрятанного под Империусом Крауча быстро нашли и расколдовали, а Крауча-младшего нашли и обезвредили, да и впаяли обоим по десятке Азкабана, то есть младшему добавили к пятидесяти не отсиженным годам еще десять.       Вытащенный из сундука Аластор Грюм был отправлен в госпиталь, преподавать ЗОТИ опять заставили Снейпа, который ее, Защиту, вел у пятого и седьмого курсов, за что он вытребовал себе помощника для уроков зельеварения. Тот стал вести зельеделие у курсов с первого по пятый, и у Гарри наконец перестало болеть ухо со вживленной в него серьгой пассивной окклюменции. *** Второй тур Гарри прошел, вытащив партнершу по балу, а потом вернулся за сестренкой француженки – при виде его Торпеды, так он назвал преобразованный из камня реактивный движитель, подводные жители рассыпались в разные стороны, а чего бы и нет – ультразвуку водная среда не помеха.       Третий тур Гарри выиграл так же играючи – и вот он стоит перед трибунами, а Сириус на протезах его изготовления бежит впереди всех поздравлять своего крестника. Миллисент После ареста Краучей у нее созрела идея – неизвестно ведь, кто там у Волдушки еще припасен, раз Петтигрю и Крауча на подхвате нет, но она напрягла мозжечок (так шутила Маришка, говоря: Бусь, ну напряги уже мозжечок!) и вспомнила из воспоминаний (тавтология, однако) Гермионы, что вроде бы в Литл-Хэнглтоне есть домишко в пару этажей, где живут Реддл и змеюка. Это она на зимних каникулах вытащила из кристалла-накопителя в Считывателе полную ментальную картинку с рассказом Гарри о преследующих его снах, сопоставила со своими воспоминаниями о сериале, просмотренном в прошлой жизни, и решилась все проверить сама. И на расстоянии мили от особняка Реддлов, а такой нашелся на старых картах графства, уловила темные эманации от артефакта поиска аур.       Так вот, сама идея была проста в исполнении – и анонимка улетела в Аврорат, копия в ДМП, копия Министру Магии, копия Рите Скиттер, копия в Гринготтс, копия в ОТ, и все копии были указаны в начале каждого письма.       Она ждала сенсацию, такую же, как при оправдании Сириуса Блэка, но только на предпоследней странице Министерского Вестника нашла крохотную заметку, что совместными силами ОТ и ДМП была проведена проверка неких мест, уничтожены два объекта повышенной опасности, и все. В пасхальные каникулы она опять посетила то же самое место, но артефакт ничего не показал, а от особняка и хижины не осталось даже головешек - Адское Пламя выжигает все дотла.       Однако успокоилась она только после того, как Гарри Поттер, аккуратно причесанный и в целехонькой, в отличие от других Чемпионов, одежде, обнял подбежавшего к нему крестного, а потом они вместе потрясли Кубком перед трибунами. По приезде домой Миллисент проверила у родителей ночью Метки, что стали простыми татушками, и расслабилась окончательно – возрождение Лордика Томности пока отложено до лучших времен. До тех самых, когда взрослого и сильного артефактора Гарри Поттера уже не испугает какой-то полудохлый Темный Властелин, могут ведь найтись дурачки и возродить какой-либо из крестражей. Вопрос в другом – если она сама капнула ядом василиска на диадему и на медальон, притащенный ей Роном под артефактом подчинения, если Дамблдор сжег дневник, если невыразимцы уничтожили хибару Гонтов вместе с кольцом и особняк Реддлов со змеей и гомункулом, то осталась только чаша в сейфе безумной Беллы.       И очередное письмо улетело по прежним адресам.       Спустя пару недель после ее анонимки сообщение о том, что Банк закрывается на два дня для инвентаризации, стало сигналом, что и последний из крестражей уничтожен, ведь к Гарри еще в его девять лет метод Гермиона применила очень действенный – голова у девочки варила.       Но Милли ни секунды не жалела, что спустя пару лет Гермиона придет в себя, как начнет восстанавливаться выжженное при проведении поискового ритуала ядро, к этому времени ее в Англии не будет и мести со стороны слабой ведьмы ей еще лет десять нечего опасаться. Потом Гермиона восстановится окончательно, своими аналитическими мозгами прикинет, что к чему, и будет мстить, ну что же, Милли попробует ей объяснить свои мотивы. Убивать, чтобы выжить самой, она не будет, лишь бы Маришку обезопасить. Маришку, которая точно жива, судя по сигналу из Руси, к границе которой Милли портключнулась на летних каникулах, но англичанам эту границу не пересечь официально без длительной проверки – слишком много у русских магов вопросов к соотечественникам победителя Гриндевальда.       Есть вариант попробовать подать прошение в Колдовстворец через русское посольство, а если не срастется, то надо будет пробовать на прочность русскую магическую границу со стороны Китая – по неподтвержденным слухам, есть там контрабандистские тропки еще со времен царских.       А пока она напросится к Гарри Поттеру в ученицы, прям на весь пятый курс – отдаст ему на время и Считыватель, и инструкцию к нему, его ведь тоже Поттеры делали по спецзаказу совместно с Виргинией Яксли; её идея и легла в основу разработки, а Виргиния работала на ОТ, и Поттеры сразу согласились стереть себе память о нем, а они всегда держали слово, по словам пра-пра-прабабки Виргинии. Кристаллы с памятью Гермионы она сейчас Гарри вручать не будет, но пришлет после того, как разыщет Маришку, и даст координаты девочки, пусть сам решит, что делать с такой матерью-командиршей. Чуется вот Милли, что такой Гарри, что в прямом смысле поставил на ноги крестного и сам выиграл Турнир, не больно-то разбежится в подчинение к Гермионе поступать, но всякое бывает.       Милли же просто жизненно необходимо научиться делать сумки Поттеров из подручного материала, если собирается путешествовать со вкусом и удобствами, а там, глядишь, и чемодан по проекту Скамандера сделает, вроде бы тот никаких ограничений не ставил, во всяком случае, патент остался в семье артефакторов и был в списке тех патентов, что в свободном доступе. Эпилог Чтобы оставшиеся родные меня не искали, им пришлось спустя год похоронить моего клона-голема, который развеется через пяток лет в могиле.       Их так обрадовало, что неожиданно привалившее наследство не надо ни с кем делить, что особой проверки голем не удостоился. Не, ну а что, соберется какая-нибудь Гермиона мстить, выяснит, что Миллисент Булстроуд погибла вместе с родителями, и не будет лезть, надеюсь, в дебри заявок на портключи, где были вписаны только матушка и батюшка, и на место прибытия останков которых я вовремя подсунула голема в своем якобы располовиненном виде. Не знаю, кто это сделал, продавать владельцам интересных татушек неисправные портключи было идеей неплохой, с точки зрения хотя бы и невыразимцев, но мне это пришлось кстати, потому что сироте проще разжалобить русских. Конечно, они поржали над моим акцентом, но оценили на отлично знание обычаев и истории Руси и дали свое добро.       Маришка нашлась в Колдовстворце, училась на подготовительном курсе, и я, семикурсница, стала ей приемной старшей сестрой. Она жаловалась, что очень тяжко было в самый первый год – ведь она попала в грудничка полугодовалого и с трудом справлялась с координацией, что большую уже двенадцатилетнюю девочку ужасно злило. Она тоже верила, что я не погибла, – в отличие от меня, Маришка помнила сам момент взрыва, и то, как мы в виде призраков разлетались по разные стороны, но она попала в ребенка обычных людей, немагов, русские маглами никого не звали, и простецами тоже. Ее взяли на учет при первом же магическом выбросе, поверили (или сделали вид, что поверили) в рассказ о ее памяти о прошлой жизни, рекомендовали родителям отдать девочку в магический детский садик, а потом в младшую школу для бабьих яг, и теперь Маришка готовилась к поступлению на отделение ксеноконтактеров, склонность полностью раскрывается лишь к одиннадцати годам, но учитываются и желания, а своих мечтаний о поиске внеземной жизни Маришка не утратила. Мою Лолли она закормила сладостями и магией так, что впервые в жизни домовичка сама сменила хозяйку. То ли еще будет, верю я в свою ксенофилку, а пока занялась оформлением документов на Людмилу Быкомордову, фамилия как фамилия, и не такие случаются. В паспортном столе заявление приняли, и все вернулось на круги своя – я в заявлении автоматически написала не то, что планировала, снова Быкадорова я по новенькому паспорту, полноправная российская гражданка и баба-яга по диплому.       Но волшебную напоминалку на пятое августа две тысячи шестьдесят пятого года мы с Маришкой все-таки поставили – чтобы за день до взрыва проверить, нет ли в том домике на пляже кого-нибудь, и вообще, будут ли вместе Гарри и Гермиона, а до тех пор просто жить и радоваться.