Ёлочные Игрушки

Старинные часы ещё не пробили полночь, но в оглушительно полупустом Доме-Страже их ход был особенно надрывен. Часовая стрелка уже поднялась до циферки “двенадцать”, а вот секундная никак не желала догонять свою более короткую спутницу. Когда секундная, наконец, это сделала, бой взорвал тишину и выбил Рауля из паутины полусонного забытья. — “Кажется, всё уже решено, — непрекращающийся монолог с самим собой ранил душу подобно осколкам Звёздного Зеркала. — “Сила” однозначно разрушает чертоги моего разума, перемалывает в труху остатки нормальности.” Руки как-то сами собой вытирали крупную художественную кисть, а невидящий взгляд рвано блуждал по пространству комнаты, и, наконец, замер у пустого холста. — “Мне здесь больше ничего не светит, — мыслительное самобичевание было одним из самых излюбленных средств отвлечься от самобичевания внешнего. — Меня здесь абсолютно никто не ждёт.” Усадьба за окном многозначительно догорала, отдавала своё одряхлевшее нутро дикому пламени на растерзание. Крыша уже провалилась, превратив окна-глазницы в обугленные прямоугольники, где теперь танцевал сам с собою огонь. Рауль до сих пор поверить не мог, что сжёг её сам. Болезненные измышления прервала бабочка-вампир, возникшая на фоне прогорклого неба. — Рауль? — Незнакомка подлетела ближе и обратилась существом, лишь издали напоминающим человека. — Не впустишь меня? — О, конечно. Проходи. — Рауль был несказанно рад тому, что его выдрали из прострации. Сидя на кровати, он поднял голову и коротко взглянул на застывшего в оконном проёме Ак-Тара. — Всегда думал, что это работает только с книжными вампирами. — Аштави, — мягко поправил его желанный гость, ступая прямо по столу и спрыгнув потом на пол. — Мой вид называется именно так. Ты… Принял решение? — Ещё тогда, когда нашёл твою могилу. — Был ответ. — Всё к этому и шло. — Вот оно что, — Ак-Тар подошёл ближе и сел рядом. Оглядел противоположную стену, где стоял на самой её середине платяной шкаф. В правом углу от него вписалась ожившая ёлка с открытки, а угол левый был занят Звёздным Зеркалом. — Осталось только одно незавершённое дело. — Рауль говорил так, будто это он был призраком, а не Ариадна. — Только одно. Без него я не смогу войти в новую жизнь на Каладруве и в Новый Год. — Мне стоит беспокоиться? — Взор “Вампира” упал на соблазнительную смуглую шею, где чуть заметно пульсировала голубая венка. Как же хотелось отведать этой запретной крови, вкусить её потустороннюю сладость... — Стоит набраться терпения. — Юный художник имел привычку писать, сидя на кровати и поставив перед собой мольберт с маленькой полочкой по левую руку для кистей, красок и палитры. Как загипнотизированный он смотрел на белоснежный холст, концентрируя в глубине своей души магию. — Я хочу дать некоторым душам второй шанс на жизнь. — Ты… Уверен? Это может быть чрезвычайно опасно для твоего разума. — Холодные белые глаза пришельца столкнулись с горячими, почти чёрными. — Уже нет, — сердце человека затрепетало, будто раненная в клетке колибри. — Эль-Мин больше не владеет мной. Оттого магия даётся легче. Я справлюсь. — А ты подумал о тех созданиях, что оживут? — Ак-Тар знал, что иногда колдовство может иметь крайне неприятные последствия. — Разумеется. — Рауль указал на свой письменный стол, где лежала увесистая толстая книжица. Аштави только чудом не наступил на неё, когда спускался. — Там есть дневник, можешь прочесть его. В нём я расписал буквально всё для них, для “СверхНовых”. А теперь позволь мне начать. Ак-Тар встал и вернулся к письменному столу, дабы взять в руки вполне себе полноценную “Книгу Теней”. Ему хотелось как никогда погрузиться во глубину её страниц, а художника оставить наедине с первым портретом. Рауль же принялся по памяти набрасывать тонким карандашом первые едва заметные линии, почти не отрывая искрящихся глаз от двух ёлочных игрушек в виде полумесяца в золотом и серебряном оттенках. Юный живописец вполне мог рисовать по памяти одно, а смотреть, при этом, на нечто совершенно другое. — Знаешь, моя матушка творила пейзажи Каладрува, совсем не глядя на то, что рисует. — По прошествии первого часа стало предельно ясно, от кого Рауль унаследовал необычайный дар. — Она входила в состояние полунаркотического транса, погружая собственное астральное тело в глубины Сумрака. И лишь её левая рука передавала бумаге суть увиденного “третьим глазом”. Когда мама пробуждалась, то не верила собственным глазам — перед нею возникала картина, которая просто не могла существовать в нашей реальности. — Ты всё-таки сумел разыскать её записи? — Исследовательский интерес Ак-Тара к подобным вещам вспыхнул с новой силой и заставил отвлечься от “Книги”. — Я своими глазами видел некоторые её “Вхождения”, — молодой господин Альварадо принялся замешивать краски, дабы разыскать подходящий оттенок для цвета глаз. — В глубоком детстве. Вспомнил, глядя на то ёлочное украшение в виде серебряного полумесяца. Эта лесная красавица, которую я нарисовал тогда в Алом Лабиринте, ожила, приукрасилась игрушками и теперь подбрасывает такие вот воспоминания. — Расскажешь? — Ак-Тар стоял спиной к столу и внимательно смотрел на собеседника. — До этого я не встречал Чистейших с подобными уникальными способностями, и мне, признаться, хотелось бы узнать чуть больше обо всём этом. — То было в полнолуние, — изящная смуглая рука парила над полотном. — Я помню, что мама была сама не своя. Будто неупокоенный дух, она бродила по Дому-Стражу и искала место, где можно было бы упокоиться. И случайно наткнулась на эту тихую комнатку. Я же тогда впервые увидел Ариадну и спрятался от призрака в этот самый шкаф. Сквозь чуть открытую дверцу я и увидел то, что увидел. — Можно подумать, что фантом не смог бы преодолеть подобную преграду, — усмехнулся Ак-Тар. — Я был ребёнком. — Самым сложным для Рауля оказалось передать влажное мерцание живого взгляда. — И многое не ведал. А то, что сумел узреть, старался забыть, как страшный сон. — Да… — Аштави как загипнотизированный любовался прекрасным профилем. — К несчастью не все дети вашего мира познают радость и безмятежность. — Не все. — Подтвердил молодой господин Альварадо. — Но позволь мне продолжить рассказ. Всё здесь было пропитано энергией хаотического созидания. Матушка чувствовала, что может здесь творить подлинное искусство. То же чувство, разумеется, неосознанно она передала и мне. В ворохе, казалось, совершенно ненужных вещей она отыскала лист бумаги, кисти и краски. Воды у неё не было, но воля её была столь сильна, что она наколдавала воду. А затем провалилась в грёзы, чтобы воссоздать первый пейзаж твоего мира. — И это всё? — Ак-Тар несколько разочарованно округлил белые глаза, из-за чего его взгляд как будто растерял остатки человечности. — А чего ты хотел? — Рауль вернул сторицей многозначительный взгляд. — Её полную биографию от края до края? Ты, между прочим, ничего мне не рассказывал о своей родительнице. — Как-нибудь, как у вас говорят, в другой раз. — Ак-Тар хотел поведать, но не сейчас. Сейчас его заботило несколько совершенно иное. — Но я обязательно расскажу тебе. — Надеюсь, — Раулю ненадолго расхотелось говорить, и он погрузился с головой в другие воспоминания. Иногда чертоги памяти напоминали ему кладбище. Воспоминания, о которых юноша хотел позабыть никак не забывались, а те, которые он хотел бы помнить — проваливались на задворки сознания. Но иногда их мог пробудить случайный взгляд на какую-нибудь приятную мелочь. — Не хочу! Не хочу и не буду! — Упирался маленький волоокий Рауль в своём нежном детстве, когда родители насильно привели его фотографироваться вместе с его приятелем Алессандро. Такое ожесточённое сопротивление вызывал тот пугающий факт, что Алессандро умер несколько дней назад, и позировать Раулю пришлось с относительно свежим трупом. — Милый, посмотри на меня! — Камилла, что приходилась Раулю матерью, не без труда опустилась перед мальчиком на колени и внимательно посмотрела на его заплаканное лицо. — Разве ты не хочешь почтить память своего дорогого друга? В последний раз постоять рядом с ним? Ответом послужили весьма красноречивые слёзы. – Всё готово, — фотографом был отец Рауля Леандро. Мужчина уже установил довольно сложную конструкцию, что поддерживала бездыханное тело в вертикальном положении и теперь ожидал, когда его живой и подвижный сын успокоится. — Рауль, это совсем ненадолго. Мы только пару кадров сделаем, и ты сразу сможешь уйти к себе. Мальчик действительно затих после слов отца и не без страха заглянул в мёртвенно-рыбьи глаза покойника. — Он точно мне ничего не сделает? — Помня тот случай с первым проявлением девочки-призрака, Рауль уже ни в чём не был уверен. — Глупенький, — Камилла невесело улыбнулась. — Бояться нужно живых, а не мёртвых. — Думаю, что наш дорогой Caballero с тобой не согласится. – Каким именно образом отец Рауля умудрялся шутить в такие моменты, было решительно не понятно. Впрочем Камилла знала, как её муж любит чёрный юмор. Леандро же медленно и ласково подвёл сына к “статуе”, после чего подбежал к громоздкому фотоаппарату и сделал несколько суматошных кадров. – Просто стой так и не моргай. Уже взрослый Рауль-художник дорабатывал последние детали, когда молчавший до этого Ак-Тар вдруг расхохотался. Смех пришельца так не вязался с нахлынувшими событиями прошлого, что Рауль не удержался от укоряющего взгляда. — О, я помню эту странную картинку! — Аштави мог читать мысли и теперь активировал наруч на своей левой руке, чтобы в воздухе тут же возникла голограмма памятной чёрно-белой фотографии. Там Рауль мог видеть себя ребёнком, мёртвого Алессандро и какую-то парящую полупризрачную субстанцию с двумя слишком знакомыми отростками-хвостами. — Ты здесь такая плакса, а вот твой друг выглядит вполне живым. — А ты вообще испортил весь кадр, — Рауль уже устал удивляться постоянно возникающим технологическим штучкам на теле Ак-Тара. Для человека это было всё равно что созерцать “рояль в кустах” или призывать “бога из машины”. — Мой отец даже подумывал уничтожить оригиналы. Думал, что плёнка частично засвечена. — Может это вообще была Ариадна, — отмахнулся Ак-Тар. — Ты не можешь знать наверняка. — Отростки на голове есть только у тебя, — Рауль лишь сейчас обрёл уверенность в том, кого видел на снимке. – И ты сам сказал, что помнишь. Значит, засветился на фото через какие-то иные пути. — Твой народ, всё-таки, очень странные ритуалы придумывает, — заметил как бы между прочим аштави. — Post Mortem, верно? — Верно. Это пробуждает воспоминания об ушедшем человеке, — Рауль закончил первый портрет матери и завершал второй – отца. — А ещё это единственная память о моём друге. Я, конечно, не знал Алессандро настолько хорошо, насколько хотел. Но он был одним из немногих детей, кто играл со мной и уважал моё мнение. Для меня это было важно. — Не были близки, но стремились к этому… — Ак-Тар вернул голограмму с дагерротипом на место. — Именно. — Подтвердил Рауль. — А вообще моё детство нельзя назвать счастливым. Слишком много потерь. — Зато ты научился стойко переживать подобное, — Ак-Тар в любой ситуации старался отыскать хоть что-то положительное и полезное. — И никого к себе не подпускать, — в рисунке осталось сделать несколько финальных линий. — Кроме тебя, разве что. И то после множества препятствий. — На Каладруве тебе станет лучше, я уверен, — Ак-Тар подошёл к мольберту, чтобы взглянуть на готовый портрет. Ему было любопытно. Окончательно завершив образ матери, Рауль довёл до завершения лик отца. Вдохновляло его всё то же ёлочное украшение, вот только в этот раз полумесяц пылал благородным золотом и беззвучно кружился на тонкой нити, надетой на раскидистую левую лапу ели. После молодой художник принялся за Ариадну, и ориентиром ему послужила белая звезда, что венчала самую макушку новогоднего дерева. Пахло хвоей и цитрусами, горелым деревом и внеземной, но умопомрачительно-сливочной сладостью. — Что за дивный аромат я слышу? — Наброски постепенно обретали форму округлого детского личика под быстрой кистью. — П-прости, — Ак-Тар приглушённо засмущался и опустил глаза в пол. Пятна и полосы на его лице по какой-то неведомой причине начали светиться бледно-розовым. — Это… Феромоны. — Нет нужды, — Рауль продолжил выписывать взгляд Ариадны, лишь изредка бросая игривые взгляды на “друга сердца”. — Я не всегда могу подобное контролировать, — пустился в объяснения аштави. — Жизнь под чужим светилом без возможности вовремя восстанавливаться творит с моим организмом то, что ей заблагорассудится. Как видишь, я ни с того, ни с сего могу… Завлекать. Остановить это я не в силах, посему прошу тебя немного поторопиться. —А Карминовые Камни тебе разве не помогут? — Рауль словил за хвост шальную мысль, что с портретами родителей может быть что-то не так. — Никак нет, — Ак-Тар мотнул головой, отчего отростки-хвосты буквально подпрыгнули. — Это же свадебный подарок. — Что? — Юноша округлил глаза и даже выронил кисточку. Услышанному он верил, но не мог осознать, как такое вообще возможно. — Что? — Переспросил Ак-Тар, но с совершенно иной интонацией. — Наше общество прогрессивно. И нам не за чем ограничивать кого-либо в любви. — Да я не о том. Просто… — Рауль на пару мгновений призадумался. — Я ожидал сперва помолвку, а уже затем свадьбу. — Хочешь сказать, я тороплю события? — Ак-Тар приподнял едва заметные брови, почти сливающиеся с полосками. — Хочу сказать, что ты можешь взять парочку Карминовых Камней для своих нужд. Они в верхнем ящике стола, в ларце. — Инструмент, коим молодой господин Альварадо творил свой очередной шедевр, был благополучно поднят с пола. — К тому же ты хотел изучить мои записи. Пользуйся этим шансом, пока есть время. — Понял-понял, — аштави обнажил клыки в улыбке и водрузил “Книгу Теней” на стол. Засим он открыл небольшую дверцу с правой части стола, за которой скрывались ящики. Выдвинув первый, Ак-Тар достал шкатулку-ларец, однако та была заперта. – Но… Рауль! Мне нужен ключ. – Подойди и возьми, – с совершенно невинным видом произнёс юноша. Ак-Тар действительно подошёл почти вплотную, и Рауль с высоты своего небольшого роста мог видеть аккуратный подбородок, плотные, почти бледно-розовые губы своего возлюбленного пришельца и два хвоста, стекающие плотными змеями на широкие плечи. – Так неловко, – Карминовые Камни были извлечены и вложены внутрь прохладной поверхности Звёздного Зеркала. Сам же Ак-Тар вернулся к столу, дабы продолжить изучение дневника. — Ладно. Не буду тебя отвлекать. Впрочем, через час Рауль сам отвлёкся, не имея возможности держать мысли в себе: — Я не понимаю! С портретами моих родителей как будто что-то не так. — А ты раньше оживлял людей таким вот способом? — Ак-Тар отстранился от чтения. — Один-единственный раз и не людей. — Рауль выловил из запруды собственной памяти крупную рыбу воспоминания. — В детстве. Я нашёл маленького погибшего котёнка и нарисовал его живым. Спустя какое-то время он действительно ожил. — Салазар. — Ак-Тар совсем позабыл про крупного чёрного кота с ярко-голубыми глазами. При виде аштави тот рассерженно шипел, но если рядом оказывался хозяин, тут же успокаивался. — А мы возьмём его с собой? — Это даже не обсуждается, — как только Рауль произнёс это, в оконном проёме возник Фамильяр. Будто пятно абсолютной тьмы проявилось на фоне чёрного неба и догорающей Усадьбы или очередной “бог из машины”. Когда кот завидел чужака, то тут же расшипелся. — Прекращай орать, это же Ак-Тар! Салазар неморгающе зыркнул, но действительно унял ненадолго злость. Привыкать к существу из другого мира он решительно отказывался. — И были какие-то особые ощущения при оживлении? — Продолжил развивать брошенную так недавно тему пришелец. — Словами это очень сложно описать, но да. Ощущения имели место быть, а сейчас их просто нет. — Подтвердил Рауль, рассеянно гладя запрыгнувшего на кровать Салазара. — И я, кажется, знаю почему. Родители живы. — Что ж, вполне ожидаемый поворот событий, — Ак-Тар пожал плечами. — Если бы они были мертвы, ты бы непременно прочувствовал их уход. В этом наши виды несколько схожи. Кто теперь на очереди? — Оборотень, — план необходимо было выполнять, за что Рауль и принялся с особенным энтузиазмом: он подошёл к рабочему столу и выудил из второго ящика новый пустой холст, чтобы поставить его на мольберт. Законченный портрет Ариадны встал к родительским. Воспоминание о первом знакомстве с Ванеской ожесточённо кольнуло в грудь, где под гнётом титановой клетки рёбер трепетало любящее сердце. В ту пору было особливо жарко. Даже не верилось, что сладкий ноябрь давно покинул Землю, и ему на пятки уже наступил дождливый декабрь. Небеса заволокло мглистыми тучами, а ветер шумно носился меж облачных громад, призывая бурю. Новогодними праздниками даже не пахло, впрочем ведьмы из ковена Серебряной Луны вовсю готовились к своим особенным — Йольтелю и Солнцестоянию. Как помнил Рауль, Ванеска тоже хотела присоединиться к сёстрам и танцевать обнажённой перед Полнолунием, но годовщина смерти матери повела девушку на старое полузаброшенное кладбище. Там же спасался от преследования Героев Зла и Рауль. — Не думал, что увижу вас здесь. — Юноша никак не хотел напугать, но заставил вздрогнуть. — Вы — дочь Абрахама ван Крайзена? — Откуда вы узнали? — Её голос прозвучал как-то неестественно, намного выше, чем был на самом деле. — Предположил. Видел вас с отцом, — юный художник воззрился на могилу и вычитал про себя: Асена ван Крайзен. — А здесь, я полагаю, покоится ваша матушка? — Да… — После некоторого молчания ответствовала Ванеска. По началу она была настроена подозрительно, но мягкий тон Рауля и его доброжелательный облик смягчили первое впечатление. — Откуда вы знаете моего отца? — О, он состоял в активной переписке с моей тётушкой Магдаленой. — Рауль внимательно посмотрел на рослую собеседницу, которая оказалась выше него едва ли не на голову. — И как-то гостил в нашем старом особняке, когда мои родители… — …Вы тоже их потеряли? — Ванеска буквально после каждой своей фразы прочищала горло. Раулю даже показалось, что девушка простужена. — Они пропали без вести в очередной своей экспедиции. — Было больно говорить об этом. — По крайней мере, тётушка так говорит. Истинную причину их исчезновения, думаю, мы никогда не узнаем. — А вы… Пытались? — Аккуратно спросила Ванеска и нервно потеребила бархотку на широкой шее, что не укрылось от Рауля. — Так душно сегодня. — До сих пор пытаюсь, — невесело улыбнулся Рауль. — Благо, хотя бы отец оставил дневники. Из них можно многое почерпнуть. — Моя матушка ничего мне не оставила. — Сокрушённо покачала головой “девушка”. Вся “её” фигура была какой-то угловатой и нескладной. – Кроме неправильной жизни. — Неправильной жизни? Ванеска… — Молчать Рауль был не в состоянии. — Вы — мужчина? — Это… Уже так заметно? — Взволнованно проговорила она, и на щеках тут же вспыхнул карминовый цветок румянца. В очередной раз “она” почувствовала себя лгуньей. — Я художник и вижу даже самые крохотные детали, сокрытые от других, — многое теперь встало на свои места. — Вот оно как, — теперь “девушке” пришлось рассказать правду. — На самом деле это всё из-за матушки. Она всегда хотела девочку, но родилась, или, вернее, сказать, родился я. Не знаю, ведала ли она об этом или нет, но на своём смертном одре она попросила отца воспитывать меня как девочку. — Что он и сделал, ибо это была последняя воля умирающей, — понимающе заключил Рауль. — Мне очень жаль, что вы попали в такую ситуацию. Могу ли я что-то сделать для вас? Невесёлый смешок Ак-Тара вновь резко выдрал Рауля из Омута Памяти. — Ты что снова читаешь мои мысли? — Кисточка застыла перед почти завершённым портретом Ванески ван Крайзен. Теперь чувства были схожи с теми, что Рауль испытал, когда оживлял Ариадну. А значило это только одно — Ванеска давно мертва, но оживёт при помощи портрета. — Ты просто слишком громко думаешь. — Иногда казалось, будто аштави вобрал в себя все самые клишированные особенности вампиров, которые только можно отыскать на просторах книг. — Закончил? Рауль молча повернул к нему мольберт, где с фантастической картины смотрела до умопомрачения красивая женщина в неоновом ореоле Авроры Бореалис*. Её волосы цвета воронова крыла были уложены в сложную причёску с венцом из света, а глаза мерцали подобно отдалённым звёздам. Верхняя часть изумрудно-зелёного платья восхитительно подчёркивала оттенок её кожи. — Видишь? — Обратной стороной кисти Рауль указал на казавшееся живым лицо. — Она будто ожила, — Ак-Тар подошёл поближе, дабы лучше рассмотреть каждый невесомый штрих, каждое пятно и блик. — Но всё не так просто, разумеется. — Молодой художник тяжело вздохнул, быстро сменил холст на чистый и принялся за последнее изображение Эктара. — Если честно, я боюсь даже представить, какую плату магия с меня возьмёт за это. Мне боязно выпускать их в такой мир. Страшно от того, что они вспомнят свои прошлые жизни или сбудется то, чего они опасаются больше всего. Ванеска всегда боялась огня и сгорела в нём. Ариадну сгубил тот, кому она так верила. Эктар ненавидел воду всеми фибрами своей души и утонул в озере. — Но у них есть отличное “Пособие по выживанию”, — Ак-Тар помахал дневником. — Даже этого может оказаться недостаточно. – Когда Рауль воссоздавал портрет Ванески, он любовался ёлочной игрушкой в виде радостного Солнца. Теперь же, глядя на старинный ключ среди острых зелёных иголок, он принялся оживлять Эктара. — Не стоит забывать о тех, кто здесь останется. Они могут навредить. Покалечить и даже убить. Или узнать то, чего им знать не следует и использовать это в корыстных целях. Всего не предугадаешь, даже если ты Оракул. — Карты Таро, насколько мне помнится, показывают лишь один из вариантов исхода того или иного события. — Ак-Тар раскрыл один из разворотов “Книги Теней”, где рукой Рауля были нарисованы арканы “Луна” и “Звезда”. Значений учёный аштави с Каладрува, естественно, не знал, но ему было до ужаса интересно познавать мир Рауля. — Просто ты заговорил про предсказания, а я дошёл в “Книге” до этого момента. — Я понадеялся, что Таро станет отличным инструментом помощи в некоторых особенно деликатных вопросах, — юный художник пояснил наличие этих зарисовок в дневнике и продолжил работу. — Правда, мне стоило нарисовать все Арканы. Вот и ещё одно моё упущение. Ещё одно незавершённое дело. — Но ты ведь не станешь сейчас этим заниматься? — Ак-Тар перелистнул страницу, дабы продолжить чтение и позволить Раулю погрузиться в пучину прошлого. — Смею заметить, что у нас не столь много времени осталось до отбытия и до Нового Эона. Часть Карминовых Камней, что ты мне добровольно передал, уже растворилась в Звёздном Зеркале. А ещё сюда могут нагрянуть непрошенные гости. — Eropmet ni sitatrepuap otnemem, — ввернул Рауль, чем заставил Ак-Тара раскрыть глаза от удивления. — Помни о времени. Ты знал, что ваш язык — это отзеркаленная латынь? Теперь будешь знать. А я – помню о часах. Конец уже близок. Последний портрет и последняя ёлочная игрушка, которую заприметили дивные глаза Рауля — длинный серебристый ключ, будто парящий в горячем воздухе. От какой он двери? И куда ведёт эта дверь? Почему он заприметился именно тогда, когда Рауль принялся за портрет Эктара? — Мой бывший соперник — это ключ. — Ак-Тар оторвался от созерцания догорающей Усадьбы и проследил за взглядом избранника. В “Книге Теней” аштави обнаружил один любопытный совет “СверхНовым” и размышлял, как бы его примерить к собственному будущему. — К твоим способностям. — Да, я думал над этим некоторое время назад. — Завершение чего-либо всегда давалось Раулю крайне тяжело. Обязательно появлялось кто-то или что-то, что вклинивалось в работу. Из-за этой особенности множество картин пылились в незавершённости. — И склоняюсь к тому же. Все эти ёлочные украшения являются символами и олицетворяют близких мне людей, что ушли отчасти из-за меня. — Не из-за тебя, а из-за Эль-Мина. — Поправил его Ак-Тар. — Он разрушил одну из стен твоего разума. Дальше — дело обстоятельств. Всё сложилось как сложилось. Внезапно Звёздное Зеркало запульсировало. Орнамент, что вился по периметру его внеземной поверхности озарился винно-красным. Даже кот Салазар проснулся, сладко растянул свою мохнатую тушку и с интересом посмотрел на таинственное явление. — Камни действуют, — Ак-Тар обрадовался. — Стало быть, скоро отчаливаем. — Рассвет близится, — Рауль увидел, что ночь торжественно отступала, даруя место восходу и свободе. — Останется здесь лишь магия. Через пару часов, когда Солнце уже высвободилось из-под гнёта дождевых туч и высоко поднялось над горизонтом, Рауль завершил свой последний портрет. Звзёдное Зеркало полностью восстановилось и в него тут же прошмыгнул довольный собой Салазар, взмахнув пушистым хвостом. — Кажется, нам тоже пора, — Рауль поставил портрет Эктара между двумя изображениями Ариадны и Ванески. Картины, где были его родители, юноша решил взять с собой. — Ты ничего не забыл? — Ак-Тар положил полностью дочитанный дневник на письменный стол. — Только это. — Рауль отдал картины будущему супругу, а сам подошёл к ёлке и снял с неё тот самый ключ. — Только одну ёлочную игрушку.