***
За окном Палантасской башни завывала метель. Стёкла то и дело дребезжали, в любой момент норовя вылететь, но, всё же, пока держались на крупицах истаивающего временного заклинания. Рейстлин в своей болезни не мог обновить его, а Даламар попросту забыл, не отходя от постели мага. Ночь только начиналась, стрелки часов стремительно ползли к полуночи. — Шалори… — тихо, одними губами, прошептал Даламар, убирая с горящего лица Рейстлина выбившиеся из небрежной косы седые волосы, — Да что же такое… Жар снова возвращался. Даламар уже не знал, что делать. Наверное, всё же, надо было с самого начала отговорить тогда Рейстлина идти по его «важным» делам, когда температура на улице к полудню опустилась уж слишком низко и останавливаться не собиралась. Маг никогда не умел следить за здоровьем, и вот результат… Рейстлин беспокойно заметался, пытаясь что-то прокричать. Даламар спешно перехватил взметнувшуюся горячую руку, опуская на тёплое одеяло под которым тяжело вздымалась грудь. Не выпустил руку, бездумно поглаживая большими пальцами, очерчивая выступившие сильнее, чем прежде, косточки и вены. В свете камина лицо чёрного мага с беспомощно сведёнными бровями было бледным, совсем потерявшим свой золотистый оттенок. Острые черты лица ещё сильнее выделились под тонким слоем кожи. Даламар помотал головой, возвращая себя из неуместного забытья. Выпустил руку и, схватив таз с потеплевшей водой, выбежал из комнаты. В коридоре было сумрачно и тихо. Местные духи притаились, зная о болезни хозяина, и перестали лишний раз тревожить. Кроме них никого в башне не было — в такой буран все здравомыслящие сидели дома, закутавшись в плед с горячей кружкой в руках. Точно, Даламар совсем забыл о себе и об ужине. Вздохнув, он заглянул в кухню на обратном пути, схватив тарелку с остатками какого-то мяса. Не было времени готовить ничего более сносного. Только не когда Рейсту так плохо.***
Рейстлин не понимал, идёт ли он по твёрдому каменному полу или начинает вязнуть в песке, который слишком неожиданно сменил чёрный снег. Вокруг, до самого горизонта — чёрная пустыня, местами подсвеченная красным светом… Или это большой тронный зал, по стенам которого гуляют алые отсветы пламени миллионов свечей? Всё, по чему ступали босые ноги, причиняло боль, а он шёл. Снова и снова шёл, видя впереди чёрную фигуру, исчезающую и появляющуюся вновь. Истекающую кровью, смеющуюся пробирающим насквозь смехом, от которого кровь стыла в жилах. Рейстлин задохнулся, когда в плечо впились когти. Повели вниз по руке царапая нежную кожу и раздирая мантию. Прикоснувшаяся к другому плечу рука нежно огладила, поднимаясь к шее. Перед взором Рейстлина вдруг возникло чужое, до боли знакомое лицо, искажённое насмешливой гримасой. Он смотрел на мага свысока, сжимая ему шею, не позволяя бешено колотящемуся сердцу донести воздух по мозга. — Умирай, Рейстлин, — глухо проговорил тот, кого маг в этой проклятой жизни любил больше всего на свете. С пересохших губ сорвался хрип и Рейстлин перестал контролировать свою силу. Рука на шее разжалась, напоследок проехавшись когтями по щеке, и всё разом испарилось, оставляя лишь стучащее в голове сердце и прерывистое дыхание, заставляющего хватать открытым ртом обжигающий, но такой нужный сейчас воздух.***
— Ч-ш-ш-ш… Даламар не знает, кого успокаивает — себя или мечущегося во сне Рейстлина, сбросившего одеяло и беспорядочно сминающего простыни до побелевших костяшек на тонких пальцах. — Шалори, всё хорошо, я здесь, с тобой… Тёмный эльф прикасается к щеке тыльной стороной ладони, замирая на несколько секунд. Убирает с горячего лба нагревшуюся тряпку, снова смачивает её в прохладной воде, отжимает. Протирает бледное лицо Рейста, от чего он постепенно затихает, снова дышит размеренно. Даламар с облегчением откидывается на спинку придвинутого к кровати стула. На кресле было бы удобнее, но тогда эльф точно бы уснул. Он не может сейчас себе такого позволить, не может оставить Рейстлина одного во тьме. Минуты будто растягиваются, сплетая огненное вязкое марево от камина, пляшущие отблески огня… Стрелки часов уже достаточно перевалили заполночь, монотонно отбивая привычный ритм. Даламар тянется, поправляет одеяло, сильнее закутывая в него болезненно-тонкое тело Рейста. Тихо напевает себе под нос что-то. Мелодия неизвестная и, одновременно, знакомая, ласковая. Нежным голосом Даламара выходит ещё прекраснее, наполняя комнату внутренним трепетанием и счастьем, согревая самые глубины души.***
Под ногами разверзлась пропасть, и Рейстлин полетел, во тьму, не видя вокруг ничего. Словно всё в мире погибло и осталась только пустота, бесконечная и бездонная. Седые волосы хлестали по лицу, тонкая мантия развевалась, слово флаг на ветру. Он падал… Тишину разрезал противный смех, шедший, кажется, отовсюду, концентрируясь в его голове. От этого смеха голову раскалывало на части. Рейстлин запустил руки в волосы, дёрнул… Ничего не помогло, а боль сделалась сильнее, завладевая всем беспомощным телом мага. — Ты Бог, Рейстлин! — выговорил страшный голос, — Бог! Тогда почему твой мир пуст? Бог?.. Какой ещё Бог? Рейстлин весь сжался, пытаясь закрыться от всего этого мира, как вдруг… — Шалори… Шалори! Тьма мгновенно истаяла. Рейстлин с трудом открыл глаза, пытаясь восстановить миру чёткость. Под головой ощущалась мягкая подушка, а на груди тяжесть одеяла. В свете камина испуганные светло-зелёные глаза эльфа стали почти коричневыми. — Шалори… Облегчённо выдохнув, Даламар опустил голову ему на грудь, легко обнимая. Рейстлин сделал над собой усилие, оторвав свою руку от кровати, положив на светлую растрёпанную макушку Даламара, замирая в таком положении. От прикосновения Даламар вздрогнул, сильнее сжимая сквозь одеяло родного для себя человека. — Ну что ты, это всего лишь кошмар… Голос Рейстлина стал невероятно тихим и хриплым. Даламар вскинулся, встречаясь с больными чуть влажными голубыми глазами. Шалори легко улыбался ему. Кто бы увидел, ни за что не поверил, что чёрный маг на самом деле такой. — Я сейчас принесу тебе что-нибудь горячее. Даламар через силу улыбнулся в ответ, аккуратно возвращая руку мага на одеяло. Опустился поцелуем на уголок пересохших тонких губ. С его Рейстлином всё было хорошо, чему эльф был бесконечно рад. И жар, кажется, отступал…