Разреши мне забыть тебя

В тот день, когда Ли Ран пожертвовал своей жизнью ради брата, Яньло-ван в самом деле внял его мольбам. Ён и правда вернулся к жизни, только вот… Ли Рану предстояло теперь пройти по Чёрной дороге у Желтого источника, мимо Зеркала греха, через мост Найхэ, по шестидесяти трём ступеням лестницы из кинжалов взобраться на террасу Вансянтай, чтобы смотреть оттуда в последний раз на то, что было оставлено позади. Это была та цена, которую он должен был заплатить за возвращение к жизни самого дорогого в мире человека. — Значит, лисье сердце способно полюбить лишь раз? — вопрошает голос, полный ядовитой снисходительности. Полукровка кивает. Теперь, когда мир живых им оставлен, нет смысла отрицать свои чувства. — В таком случае, стойкость твоего духа достойна восхищения, — заключает голос, и Ран только теперь осмеливается поднять взгляд. Янь-ван таинственно улыбается. Старик стоит в строгом костюме-тройке, а на его седой голове достаточно стильная шляпа. — Пройти пять залов Диюй? Весьма недурно, — замечает старик. — Что ж, с этим испытанием ты справился, лис. Ты можешь вернуться. Ран потрясённо глядит на того, кто обещал ему вечное небытие, не веря своим ушам. Меж тем пятый судья продолжает говорить: — Более того, этот князь даже готов подарить тебе одну способность. Ты сможешь стереть воспоминания об одном событии из памяти всех, кто мог бы его помнить. Это… звучит так заманчиво. Ран не успеваешь подумать, прежде чем с уст его слетает: — Хочу… забыть про своё разбитое сердце… — Да будет так, — закрепляет незримый договор меж ними Янь-ван. А потом мир Рана окончательно и бесповоротно погружается во мрак. *** Зима. В этом декабре снег долго не выпадал, а когда все же начался первый снегопад, Ён почувствовал, как внутри него что-то с треском оборвалось. Стоя на улице, где метель и вьюга бушуют, он не может даже спрятаться под зонтом, оставленным сегодня дома. Может… позвонить Джиа, чтобы та вынесла ему его «щит» от дождя и снегопада? Озябшими пальцами лис набирает знакомый номер, слушает около минуты гудки, сбрасывает, снова звонит, ждёт, и так раз десять, пока на той стороне провода ему не отвечают. — Извините, это кто? — встревоженно вопрошает голос его Джиа, звучащий сегодня как-то странно. — Это я… — несколько обескураженно отвечает кумихо. Прошло около месяца с момента его возвращения из 1938 года, но отчего-то привыкнуть к 2020 так и не удалось. Он словно бы здесь чужой. Теперь вот Джиа спрашивает, кто он… Разве его номер не записан у неё в «контактах»? — Я вас не понимаю, — продолжает меж тем девушка. — Я вас спрашиваю, кто вы? Кто мне звонит и зачем? Родители всегда наставляли меня не отвечать на звонки незнакомых номеров… Только тот факт, что вы удосужились позвонить мне десять раз, стал причиной того, что я сняла трубку… «Звонки незнакомых номеров»? Хоть смейся — хоть плачь теперь… И что бы это могло значить. И как давно Джиа-я с родителями живёт, разве они не жили… вдвоём? — Алло? Алло… господин, у вас плохая связь? Вы меня слышите?.. С горьким смешком лис сбрасывает трубку. В самом деле не узнала. Может, это ему на роду написано — постоянно так или иначе терять дорогих ему людей? Причём, самых важных больше и чаще всего. Например, Джиа он сегодня во второй раз, кажется потерял. Если же говорить о брате… Рана он терял столько раз, столько раз находил и терял вновь — и не счесть… Задумавшись, Ён принимает решение позвонить Синджу. Подчиненный трубку снимает сразу, но ответ… — Извините, но нам не нужны супер-новые холодильники, робот-пылесос, а паркет мы полгода назад меняли — с ним всё в порядке, — скороговоркой выпаливает младший лис, и тут же сбрасывает трубку. Связываться с кем-то ещё нет никакого желания. Потому что… Ёну кажется, что с этим первым снегом из памяти всех ныне живущих стерся девятихвостый лис по имени Ли Ён. К автобусной остановке он идёт медленным ровным шагом, словно затухающий метроном, амплитуда колебаний которого с каждым мигом становится всё меньше и меньше. Вопреки ожиданиям, остановка не пустует. Более того, на скамье под навесом сидит человек, которого Ён меньше всего ожидал увидеть. — Ты… — шепчет лис, не отрывая взгляда от изящной, несмотря даже на согбенность фигурки юноши в худи с дурацким принтом, серых джинсах и белых, несомненно, дорогих кроссовках. Чёрные волосы парнишки растрёпанные и слегка намокли от снега, и… — Холодно ведь! Не думая слишком долго, Ён снимает со себя осенний плащ (ему бы самому по погоде одеться!) и накидывает его на плечи юноши. В тот же миг последний резко поднимает голову: — Извините, — произносит он несколько растерянно. — Господин, мы знакомы? Ён даже не удивлён, поэтому лишь неопределённо головой качает. — Этот ничтожный не помнит даже своё имя, — продолжает парнишка. — Но… но вы, господин, кажетесь мне отчего-то знакомым. — Меня зовут Ён, — произносит после некоторой паузы, выжидающе глядя на черновласого. — Ён? — вопрошает тот в ответ. — Красивое имя… — А вы… — несколько запинается Ён. — Совсем не помните, как вас зовут? И мысленно он умоляет: «вспомни! пожалуйста, вспомни!» — Нет… — отвечает в ответ парень. Некоторое время кумихо тратит на размышления, прежде чем произнести: — Имя Ран вам бы подошло… — Правда? — в глазах юноши надежда и сомнения. — Даже не сомневаюсь. *** 24.12. Странная дата. «4», возведённое в квадрат и помноженное на три. И просто произведение четырёх и трёх. Адекватные люди называют сегодняшний вечер Адвентом, а праздник — Рождеством. Но… Талуипа вовсе не человек, так что ей такое простительно, верно? Несколько часов назад из Книги Жизни и Смерти были вычеркнуты два имени. Чем-то это напоминает времена легендарных приключений Короля Обезьян. Только вот вычеркнутые имена принадлежат не приматам, а, как ни странно, лисам. А телефон назойливо молчит, слово старшему братцу нечего на это сказать. И похоже, разгребать ворох новых проблем снова этой Привратнице Загробного Мира. Впрочем, как и всегда. *** — Ты не можешь совсем ничего не помнить, — уверенно почему-то произносит Ён. Они сидят в дальнем уголке небольшого кафе. Ён ест своё мятное мороженое с шоколадной крошкой, а Ран глядит на него, как на исчадие ада, способное питаться чем-то несъедобным. — Хорошо, — кивает в ответ младший лис. — Я помню… что всегда считал твоё лицо очень красивым. — Это даже несмешно! — возмущается меж тем Ли Ён. — Меня вообще никто не помнит. Моя девушка, не поверишь, сказала, что обычно не отвечает на незнакомые номера, а ведь еще вчера мы с ней строили совместные планы на Рождество! — А ты уверен, что ты… ну, не проклят кем-нибудь? — осторожно спрашивает Ран, делая небольшой глоток клубничного молочного коктейля, обхватив трубочку потрескавшимися на морозе губами. — Да кому я нужен? — искренне удивляется Ён. — Я ведь теперь человек, не горное божество и даже не бессмертный девятихвостый. Обычный смертный. Кому какое до меня дело, а? — Обычный смертный? — с сомнением уточняет Ран. — Однако в этом кафе к тебе относятся вовсе не как к обычному смертному. — А, ты об этом? — Ён обводит рукой закрытое помещение для особых клиентов, где столь удобно вести конфиденциальные разговоры. — Я просто очень богат, и все меня поэтому уважают. Ран лишь глаза закатывает на столь притянутое объяснение: — Невеста-улитка поклонилась тебе, прежде чем приступить к обслуживанию нашего столика, прибавив, цитирую, «всё, что пожелает господин Бессмертный, за счёт нашего заведения», — гордо парирует полукровка, а Ёну лишь своё поражение признать приходится. — Хорошо, я не совсем человек. Но я и не совсем бессмертен, — тут же прибавляет старший лис. — Я умру в один день с тем, кому принадлежит моё сердце. А моей девушке уже почти тридцать! Ран хмыкает лишь в ответ на подобные речи: — Кажется, мы с тобой только что выяснили, что у тебя нет девушки. А эта Нам Джиа решительно отказывается даже по телефону с тобой говорить. — У неё все ещё есть мой… — Ён обрывает себя на полуслове. — Твой «что»? — подталкивает его завершить фразу младший. — Однажды я отдал ей свой еву кусыль, — упавшим тоном произносит Ён. — Теперь у неё его нет. — Ты не про это бусину? — раскрыв ладонь и демонстрируя пылающую алым прекрасную жемчужину, уточняет Ран. — На выходе из пятого зала Яньло-ван сказал мне, что я могу забрать его себе, правда, ещё прибавил, что лучше одну из бусин лучше тебе отдать, чтоб уж не обделять тебя такой мелочью… — И ты это запомнил? — заостряет внимание совсем не на том Ён. — А что ещё ты помнишь, Ран-а? Прежде чем вернуться к их замечательной беседе, Ран прикладывается губами к раскрытой ладони рыжего, оставляя на ней свою собственную бусину, после чего демонстративно проглатывает еву кусыль второго лиса. — Ты… — поражённо шепчет Ён, в неверии глядя на собственную раскрытую ладонь. — Равноценный обмен, — поясняет свой довольно экстравагантный поступок младший лис, и Ён, после некоторых сомнений, так же поглощает драгоценную бусину, впервые за столько веков ощущая эту благодать наполненности. Ран же ненадолго задумывается, в самом деле силясь вспомнить что-то ещё. — Мы будто бы были знакомы уже, — произносит он наконец. — Только… мы однажды поссорились?.. — Это был я, — после некоторых внутренних сомнений произносит Ён. — Я был тем, кто тебя бросил, тем, кто разбил твоё сердце… И эта последняя фраза… совершенно выбивает Рана из колеи. О небеса, и почему так больно дышать? *** На самом деле, забвение получает лишь тот, кто в самом деле достоин утешения. Кто-то вроде Рана, совершивший так много зла в своей жизни, не мог и правда получить эту драгоценную сладостно спасительную пилюлю. В конечном итоге, лишь невинная душа имеет права испить супа тётушки Мэн. Что же до Ли Рана, то он далеко не так невинен, как ему хотелось бы быть. «Тот, кто разбил твоё сердце»… Каждое слово острым кинжалом впивается в его сердце, разрушая глупую смешную иллюзию забвения. И Ран вспоминает… Пепелище, в которое превратился когда-то их дом, гора Пэкду, оставленная своим божеством; ядовитый цветок ненависти, распустившийся в его сердце, пробудивший в груди чёрную злобу и жажду отмщения. Про Рана нельзя сказать, что он умыл руки в крови по локоть… Потому что он тогда утонул в крови — кровь сотен убиенных проникла под кожу и разъела кости, смешавшись с костным мозгом. Он буквально стал Мрачным Ангелом Возмездия на крыльях ненависти, уничтожая всё, что смело к нему приблизиться, пока… Пока он не встретил снова своё божество, своего хёна, вновь пробудившего в этом почерневшем сердце давно забытое чувство… Чтобы тут же втоптать всё это светлое и прекрасное в придорожную грязь, уничтожив, как тогда показалось Рану, последние остатки света. Но даже тогда, будучи полностью разбитым и выгоревшим, он не мог освободиться до конца от власти этих чувств, всегда бывших для полукровки превыше всего. Лис ведь влюбляется лишь однажды, верно? И если уж влюбляется — то на всю жизнь. Рану же, видно, самой судьбой предначертано было стать неудачником, вкусившим все уничижительные прелести неразделённой любви. Теперь же, глядя прямо в золотые глаза брата, он, кажется, готов, как никогда, смиренно принять свою судьбу, уничтожиться окончательно и бесповоротно. — Пожалуйста, не останавливайся на достигнутом, — шепчет Ран, прикрыв тяжёлые веки. — Ты ведь прекрасно знаешь, хён, что только лишь разбить… этого не может быть достаточно. Теперь нужно и эти осколки превратить в пыль и пепел, которые ветер разнесёт по миру… И в этот миг мягкая ладонь дотрагивается до щеки, бережно смахивая непрошеную слезу. — Моя жизнь и смерть… они в твоих руках, — вот что произносит Ён, прежде чем поднять на младшего выжидающий взгляд. — Ты… — задыхаясь шепчет Ран. — Ты не можешь не знать, что я отвечу, Ён-а… Не можешь не знать, что мой ответ останется неизменным через сто, через тысячу лет. Что совершить иной выбор для меня сродни кощунству, и… Если потребуется я снова отдам за тебя свою жизнь, свою смерть, свою душу… — Пойдём домой, — неожиданно отвечает Ён, потом смотрит на часы, которые отсчитывают секунды до полуночи, дожидается пока минутная стрелка сдвинется на ещё одно отделение, чтобы потом с чувством выполненного долга произнести на ломанном немецком с жутким акцентом: «Frohe Weihnachten, Ран-а!» И это самое, пожалуй, странное Рождество в жизни обоих лисов.