Котёночек

…Локи так мило бесится, когда Грандмастер раз за разом называет его «котёночек», что превратить Локи в кота кажется ему отличной идеей. Не до конца — только ушки и хвост — но этого хватает, чтобы с удовольствием посмеяться. Когда Локи трясущимися руками раз за разом пробует их убрать и раз за разом терпит поражение, когда налетает на него — неожиданно и нетипично-резко — с обвинениями, когда Локи дуется, шипит и прячет лицо в ладонях, Грандмастер укрепляется в правильности своего решения всё сильней. Локи такой славный в своём полу-кошачьем обличье, что у него даже мысли не возникает снять ворожбу. Даже когда Локи просит. Даже когда умоляет. Нет, Локи, н е т. — Брось, брось, эм, котёнок, — Грандмастер перекатывает слово на языке и смеется, когда хвост Локи машет туда-сюда. — Ты очень, м, милый. А ещё — и Грандмастер тоже почитает это за плюс — у Локи теперь совсем не выходит лгать. — Рад, м, меня видеть? Локи солнечно улыбается: — Рад. — Ну, эм, ушки твои так не думают, — Грандмастер нежно трогает их (чёрные, бархатные, плотно прижатые к голове) и хмыкает, когда Локи непроизвольно шипит. Локи годами учился контролировать реакцию тела, но с новыми конечностями так просто не совладать. И, в общем-то, совсем не страшно, что Грандмастер теперь знает, что нравится Локи совсем не столь сильно, как тот стремится показывать. Если честно, Грандмастер ему что угодно готов простить. …а потом Локи вдруг приходит к нему с высокой прической, спрятав в волосах уши, заколками прижав их к голове, и — что странно — Грандмастер совсем не замечает его хвоста, хотя спрятать его в таких узких штанах вряд ли бы получилось. — Ло-ло? — мягко говорит он. — Ло-ло, котёночек, что, что случилось? Локи стоит перед ним — бледный, напряженный, натянутый, со сжатыми губами и смотрящий куда-то в сторону. — Ло-ло. — Я отрезал его, — Грандмастер вздрагивает. Пальцы у Локи мелко дрожат. — Отрезал и прижег. Отрезал бы уши, но не хочу оставаться глухим. Можешь наказывать, если хочешь. Локи страшно — это видно безо всяких хвоста и ушей — и у Грандмастера рука не поднимается что-то сделать или сказать. Он только спрашивает: — А чем… — Локи вскидывается. — Эм, чем ты его отрезал? — Ножом для фруктов. Грандмастер прикрывает глаза. Нож для фруктов тупой, резать плоть им — долго, кроваво и больно, и Локи наверняка выплакал себе все глаза, пока лишал сам себя хвоста. Не то, чтобы он мог представить себе Локи плачущим. Грандмастер говорит: — Прости. Грандмастер говорит: — Я, я не знал, что тебе так, ну, неприятно. И Локи парирует: — Знал. Локи никогда до не демонстрировал эмоции так откровенно, и Грандмастер думает, что, пожалуй, правда довёл его. Грандмастеру хорошо от этой мысли — искренность Локи всегда много стоила — но вместе с этим неожиданно стыдно, настолько, насколько вообще может быть стыдно кому-то вроде Грандмастера. Он конечно его расколдовывает. И извиняется тоже — конечно. И хотя Локи совсем скоро снова ему улыбается, ест с его рук и с удовольствием сидит на его коленях, Грандмастер чувствует, что на самом деле его не простили. И, может быть, никогда не простят. «Котёночком» Локи больше не называют.