*****
Холодно. Даже кровь, текущая по лицу из ссадины над бровью — и та будто холодная. Волосы налипают на неё, отяжелевшие от пота и дождевой воды. Привалившись спиной к стене, Артур шипит сквозь зубы, когда Киран, впопыхах расстегнув его рубашку до середины груди, приспускает её с плеча. Пуля не прошла навылет и не застряла, но зацепила — рукав на плече успел пропитаться кровью. Киран осматривает заброшенную хижину — в комнате, что когда-то была кухней, находит полупустую бутылку бурбона и тащит к Артуру, ругаясь себе под нос. — Понятия не имею, сколько она здесь простояла, Артур, но, вроде… — он замолкает, чтобы выдернуть пробку зубами — до смешного по-бандитски, свободной рукой разматывая свой шейный платок. Пробка, которую он выплёвывает, катится далеко, в тёмный угол. — Та-ак, потерпи… Артур даже не стонет — так, глухо мычит, пока Киран заливает его рану бурбоном. Бледнющий, нервный на вид, но руки, что удивительно, не дрожат, и взгляд он не прячет, и не кривится, краем платка вычищая из раны грязь… До того, на дороге, тоже неплохо справился — не растерялся, сразу выхватил револьвер, стоило Налётчикам выскочить из засады. Защищал Артура, когда тот был ранен, довёз на своём… этом… Бранвене сюда — говорил, что запомнил эту хижину ещё с предыдущей вылазки. Говорил вообще очень много — ругался, встревоженно оглядываясь, и не снимал руку с кобуры весь путь. Суматошливый малый, но стоит признать — если бы не он, Артур Морган мог бы уже полчаса как валяться в дорожной пыли, в назидание всем, кто когда-либо злил Налётчиков. — Бывало и хуже, — поморщившись, Артур следит за тем, как Киран перевязывает его рану своим платком, хмурый и собранный, хотя и с поджатыми губами. — Ты тоже, наверное, и похуже видел, когда бегал с О’Дрисколлами. Всё так же хмурясь, Киран затягивает узелок на платке туже, чем следовало бы. Злится. Поделом, пусть не забывает — хотя Артур в большей степени напоминает себе самому раз за разом: мальчишка не так прост, как кажется. Ты сжалился, ты позволил ему остаться — так не забывай хотя бы, из чьего логова выполз змеёныш. А если честно, ему давно наплевать — этот Киран своё уже доказал. — Извини, — взгляд серых глаз, виноватый и встревоженный, впивается в лицо Артура. — Слишком крепко, да? — Не, в самый раз. Даффи не умеет себя защищать — может ощетиниться, возмутиться, прикрикнуть, если совсем распалён, но куда лучше у него выходит, что удивительно, защищать других. Не особо умело, конечно, с дрожью в руках при лихорадочно поспешной перезарядке револьвера, с рычанием и по-детски неотёсанной, смешной руганью, но… нормально так. Артур Морган, во всяком случае, цел и почти невредим. За стенами хижины начинает накрапывать дождь — он шуршит по стеклу, пока Киран помогает Артуру застегнуть рубашку — не позволяет небрежно отпихнуть свои руки, а затем ещё куртку свою, для более крупного мужчины тесноватую, на плечи накидывает — словно от этого будет какой-то толк. — Это… эм-м… в общем, на случай, если тебя начнёт знобить от кровопотери, — Даффи сам себе кивает, поднимаясь на ноги. — Я поищу что-нибудь поесть, ладно? Здесь чёрт знает что творится, но я, вроде, видел на полках какие-то банки… Переждём дождь под крышей — не стоит тебе мочить рану. — Да, босс, — Артур закатывает глаза, с усталой усмешкой вжимаясь затылком в стену. Киран качает головой в ответ и тоже ухмыляется — криво, неловко, уголками рта. Вообще, то, что Кирана явно волнует, кто во что одет и как ест, не такая уж и новость — Артур давно начал замечать его то ехидные, то обеспокоенные комментарии. Непонятно, всегда ли это было частью его характера или же стало с тех пор, как он провёл несколько холодных ночей, привязанный к дереву, хныча и то тише, чем урча желудком. Однажды, наверное, можно будет спросить, если будет не лень. Прикрывая глаза, Артур осознаёт ещё кое-что, мимоходом — ему больше не холодно.*****
В салунах всегда всё идёт наперекосяк, хочешь ты того или нет. Артур с Кираном приводят себя в порядок и, разумеется, идут пить. Бармен предусмотрительно сгребает деньги со стойки, бренди приятно прогревает изнутри с пары-тройки глотков. Артур пьёт неторопливо, а рядом Киран, раскрасневшийся и мутноглазый, не выпускает бутылку из рук — приложился к ней, и с того момента, наверное, чувствует себя грёбаным покорителем Запада. Артур не торопится портить ему вечер — да и зачем? Парень заслужил пару часов самодовольства. Они перебрасываются историями о своих лошадях, смеются по пустякам, будто знают друг друга сто лет, будто не было между ними никаких преград, никакой гадости, о которой не слишком приятно вспоминать. Наверное, это глупо, но как-то так оно и ощущается… И вот, в какой-то момент, когда ничто не предвещает дерьма, Киран опирается локтем о стойку и давит нечаянно пальцы мужика, который, плюнув на краткое, но запальчивое извинение, сразу решает, что лучше будет подраться. Артур слушает сальную шутку какого-то сумасшедшего старика, когда начинается перебранка, и застаёт её уже в тот момент, когда Киран истошно орёт на мужчину: «А ты в своей шляпе похож на огородное пугало! Что с тобой не так, а, приятель?! Давай, попробуй, только не жалуйся, когда я выбью из тебя всё дерьмо!» Артур разнимает пьяных идиотов — мужика толкает обратно к стойке, а Кирана просто хватает за шиворот и тащит за собой наверх, в комнату, где тут же захлопывает за своей спиной дверь. — Эй, эй, — усталый и раздражённый, Артур встряхивает дебошира, схватив за напряжённые, будто каменные, плечи. — Что с тобой не так, О’Дрисколл? — Ты слышал, что он сказал про мою маму?! — негодует Киран, неуклюже пробуя обойти Артура, но, конечно же, ничего у него не выходит. — Пусти меня, я покажу сукиному сыну, что… — Он никогда не знал твою мать, так что это её не касается. Остынь, ладно? Перестрелял кучку Налётчиков и теперь думаешь, что способен на всё? Я тебе скажу — даже самые жёсткие засранцы неожиданно для себя умирают, нарвавшись на нож какого-нибудь забулдыги. Не глупи. Киран сопит как ёж и предпринимает ещё одну неуклюжую попытку пройти к двери — в этот раз решается даже пихнуть Артура плечом, и тот, не ожидая такого, шипит от боли — то самое место, та самая рана. Зато пьяный паршивец приходит в себя — сразу тянется к верхним пуговицам его рубашки. — Прости, Артур, вот это я дурак… — досадливо качая головой, лепечет, и пальцы, похоже, его плохо слушаются. Артур не помогает, но и не мешает ему разделаться с пуговицами — сам хочет убедиться, что по сейчас уже свежей и чистой повязке не расползлось розовое пятно. — Ладно, хоть обошлось, но я всё равно дурак — как же я умудрился?.. Всё так и есть — и про то, что рана не потревожена всерьёз, и про дурака. Артур хочет как-то подколоть Кирана в ответ, но почему-то забывает, что именно собирался сказать, когда ловит его взгляд, в котором разом столько всего глупого — вина, волнение, облегчение… что-то ещё. Трудное для понимания на раз-два. Незнакомое. Как будто интуитивно понятное. Зато это «что-то ещё» становится понятней некуда, когда Даффи, закусив губу, гладит кончиками пальцев чуть ниже плеча, носом тянется провести по шее, едва касаясь. Они оба пьяны, но едва ли это — причина, по которой Артур поворачивает голову, носом встретившись с щекой Кирана, а затем — ловит его губы своими. Или это Киран его целует? Чёрт знает. Наверное, это назревало ещё с того момента, как они приходили в себя на полу холодной заброшенной хижины, а может, и раньше — когда пальцы Артура мазнули по пальцам Кирана, передавая небрежно вырванный из дневника листок. Губы у Кирана вкуса бренди, пахнет он дикими яблоками и сеном — тёплый, по-странному уютный запах. Артур хочет больше его — отстраняется, чтобы затем повести дорожку поцелуев от челюсти вниз, к ключичной ямке. Киран тихонько всхлипывает, дрожащими руками обнимая Артура за талию, гладит сквозь рубашку, и Морган ловит себя на беглой мысли — как хорошо, что он заплатил за чёртову комнату. Вторая, правда, похоже, им не понадобится… Кровать поскрипывает — вжатый в неё спиной, Киран шумно выдыхает, широко распахнув глаза. Он в расстёгнутой рубашке, весь красный, растерянный — сам напросился, так пусть получает то, что заслужил. — Раздевайся, — велит Артур и не отворачивается, когда Киран слушается. Чуть запоздало сам следует его примеру, чтобы как-то справиться с жаром и… теснотой — да и как-то несправедливо, что ли, его одного оставлять голым. Обескураженный, жадный и умоляющий взгляд Кирана лишает Артура шанса на то, чтобы отступить или замешкаться. — О, боже… — срывается с его подрагивающих губ, когда Артур целует его грудь. Губы и язык поочерёдно дразнят твёрдые соски — обволакивают, трутся, просто проходятся по ним, заставляя беднягу ёрзать. — Артур, я… — М-м? — взгляд, который Морган на него поднимает, может показаться ленивым, но его собственное лицо пылает — он сам от себя не ожидал, что его так сильно заведут чувствительность и отзывчивость парня. Он хочет… он хочет большего. Для Даффи, а вместе с тем и для себя. — Чего — ты? Киран отворачивается, глупо усмехаясь, и Артур может увидеть, что не только его лицо, но даже уши — и те залиты румянцем. По крайней мере, то чёртово ухо, которое он видит, точно… — Я просто… не могу поверить, что мы это делаем, — голос Кирана мягкий и хрипловатый. Он тянет руку, чтобы коснуться волос Артура, и… да, видимо, не думает убирать её. — Точнее, не так — я не могу поверить, что кто-то делает это со мной… Тем более, ты, понимаешь?.. Артур издаёт приглушённое неосмысленное ворчание, заставляя Кирана вздрогнуть, когда целует его в живот над пупком. Ещё одно особенное место, а? Сколько у него их? Всё тело? Артур хочет запомнить каждое — чтобы этим пользоваться, при возможности дразня. Чтобы этот дурацкий, странный, жадный до ласки Киран сам приходил за добавкой. Чтобы… знал, что всегда получит её. Раз уж так опрометчиво доверил ему свой первый раз. — Похоже, ты доволен, — поддразнивает он, не пытаясь скрыть теплоту в голосе. Скосив хмурый взгляд вниз, обхватывает ладонью член Кирана — уже полутвёрдый, приятно ложащийся в руку. Он видит этот член не впервые — первый и последний раз был, когда Билл угрожал кастрировать беднягу. Артур тогда ещё мысленно подметил, что мать-природа обделила О’Дрисколла, но сейчас этот член кажется ему идеальным — равно как и сдавленное, беспомощное хныканье, которым награждает его Киран, уставившись на него влажными глазами. — Тише, — зачем-то добавляет Артур — и целует внутреннюю сторону бледного бедра, лаская член. Кончиками пальцев сдвигает крайнюю плоть, обнажая головку — на пробу легонько проводит по ней подушечкой большого, чувствуя: нежно, жарко, чертовски скользко от влаги… Кирана мелко потряхивает, его пальцы дрожат на затылке Артура, когда тот ласково бормочет глупое и вульгарное, первое пришедшее в затуманенную похотью голову: — Ну-ну… Он у тебя такой же плакса, как и ты, да? Даффи не отвечает, да и когда бы он успел? Томимый любопытством и чем-то ещё, трудновыразимым, Артур поудобнее устраивается между его ног — одной рукой берёт под бедро, а пальцы другой обхватывают член у основания, когда губы притрагиваются к головке, трутся о неё, и язык тут как тут — обводит уздечку, скользит выше… Вкусно. Немного пряно, но не резко. Салунный дебошир так прелестно всхлипывает, мычит приглушённо — так, будто… Поднимая взгляд, Артур хмурится. Киран, залившийся краской и, судя по неподвижному потрясённому взгляду, совсем одичавший, как он и подумал, зажал себе рот ладонью. — Не затыкай себе рот, О’Дрисколл, — Артур рычит сердито, чуть отстранившись. Киран тут же отнимает руку от лица и выпаливает типичное своё: — Я не О’Дрисколл!.. Артуру хочется рассмеяться, но в горле мгновенно пересыхает. В груди щекочется. Очередное странное чувство — пора начать привыкать, что ли?.. — Я знаю, знаю, — бормочет он, неожиданно для себя смягчаясь, и, будто прося прощения, сразу берёт член за щёку — головка утыкается в изнанку, слегка её натягивая. Непонятно, что действует на парня лучше — грубость, последовавшая сразу за ней нежность или то, как Артур старается для него, неумелый, но осторожный, и всё же он больше не зажимает себе рот. Обе его руки на здоровом плече и шее Артура — гладят, иногда слегка давят, дрожащие, ослабевшие и всё равно ласковые. Он тихо, но часто и беззащитно стонет, и Артур, пропускающий его член глубоко, до расслабленного горла, не может не ёрзать бёдрами по покрывалу. Под ним самим уже грёбаное влажное пятно. Кирана ненадолго хватает. Он что-то лепечет, пытаясь предупредить — даже за волосы оттягивает в надежде, видимо, вовремя отстранить от себя, да только у Моргана на него свои планы. Довести дело до конца, попробовать — и не просто попробовать, а сглотнуть всё, до капли… Так оно и выходит. Артур сам стонет — с членом во рту, глотая от жадности почти судорожно. Затем — полминуты в тишине, под одно только учащённое, рваное дыхание Даффи, охрипшего от стонов. Артур к нему подтягивается, повыше, на уровень глаз, чтобы мягко, но уверенно взять за шею. — Не хочешь попробовать? Поцеловать меня? — озорно усмехается он, глядя в полуприкрытые, за трепещущими ресницами, глаза. — Ты только что кончил мне в рот, Киран, так что стесняться нече… Он не успевает закончить фразу — Киран обхватывает его лицо ладонью и целует в губы. Поцелуй у него — и то какой-то нескладный. Отчаянный, чересчур "языкастый", и борода щекочется… В общем, Артуру нравится. Даже слишком. Настолько, что он стонет Кирану в губы. — О, чёрт возьми… — выдыхает Даффи, чуть отстранившись — смешно морщит нос. — Ну и мерзость!.. И ты это проглотил?.. Он не ждёт ответа ни секунды. Целует снова — и снова, и снова… — Что, вошёл во вкус? — хрипло хмыкает Артур, вдруг вжатый в кровать с тёплым, неугомонным Кираном на нём. Хочет что-то ещё сказать, уколоть беззлобно, но задыхается от неожиданности и удовольствия, когда Киран целует его в шею, затем в плечо, в середину груди… В шею — снова, на этот раз медленно и пытливо. Он не ожидал, что дойдёт до такого, он был уверен, что нервный паренёк выдохнется, что придётся как-нибудь самому, наскоро — рукой, глядя на раскрасневшееся заплаканное лицо. Но сейчас тот поочерёдно посасывает и лижет его соски, заставляя слегка выгибаться навстречу, ведёт языком ниже, влажно и жарко лаская напряжённый живот, носом трётся о лобок, к члену прикасается так, будто это какая-то хрупкая, ценная штука, а оттого до невольного сдавленного скулежа дразняще. К яйцам, которые чуть ли не покалывает от прикосновений, и того легче, самыми кончиками пальцев — Артур рычит сквозь зубы, но не поторапливает и, чтобы не возникало такого соблазна, впивается пальцами в одеяло. Артур хмурится, когда Киран поспешно, с влажным причмокивающим звуком, обсасывает указательный палец, и тут же, стоит смоченной слюной подушечке нежно потереть его дырку, шипит сквозь зубы — бёдра сами собой дёргаются, подставляя её ещё больше под ласку. Всё ещё мутные от слёз глаза Кирана сверкают — Артур, хоть и краснеет, старается выдержать их взгляд, удивительно стойкий для такого дёрганого парня. — Решил получить всё, Киран? — бурчит он севшим голосом. — Мой рот, мою задницу… — Я… — Киран запинается, убирает палец — не успев прикусить губу, Артур протестующе стонет в ответ. — Мне просто захотелось потрогать тебя везде, и там тоже… И… и попробовать. Если ты, конечно, разрешишь. Морган приподнимает бровь, не совсем понимая, что Даффи подразумевает под словом «попробовать», ну да чёрт с ним — этот мальчишка… мужчина… в общем, всегда, когда нервничает, становится каким-то уж очень косноязычным, страннее обычного. Да только так ли сильно он нервничает, в самом деле? Щёки у него горят, как и уши, усмешка на губах еле заметная, застенчивая, а во взгляде плещется, как какая-то мелкая блестящая рыбка, хитринка. Руки чешутся ущипнуть его за нос. Хочется этого самонадеянного ублюдка задразнить… Или избаловать. Как ни странно, именно второе желание побеждает. — Просто бери, что хочешь, — Артур шепчет насмешливо, вкрадчиво, словно делясь секретом. — Не спрашивай. Киран вспыхивает ярче прежнего, в его голосе — радость и возмущение: — Если не спрошу, то буду ублюдком, Артур. — А если спросишь, то я могу начать… быть ублюдком. Ты меня знаешь. — Уж лучше так, чем… — Тшш, — Артур гладит его по алой щеке. — Давай. Я хочу. Просто будь осторожен, и… вроде как, на трюмо лежит помада для волос. Спасибо Уильямсону, — он сдерживает смешок, — благодаря ему я знаю, что это полезная штука в таких делах. Вид у Кирана, когда тот открывает рот, совершенно ошалелый: — Вы с ним, получается…? — Чёрт, нет. Просто Билл, если сильно напьётся, может выболтать и не такое. Забудь. А точнее, про помаду не забывай. И вообще — не тяни, а то я ведь и передумать могу. Артур шутит, ведь знает, что не передумает ни за что. У него этого и в мыслях нет, когда Киран просит его перевернуться на живот и целует спину — сверху вниз, один поцелуй, заставляющий его слегка вздрогнуть, за другим, до самой поясницы. У него нет этого в мыслях и тогда, когда Киран просит его приподнять бёдра — он слушается, кусая губы от предвкушения, и с любопытством посматривает на парня из-за перевязанного плеча, когда тот пропихивает под них одну из подушек. Да, тут он, как ни странно, оказывается наивнее Кирана — не догадывается, что именно тот планирует, пока не чувствует вдруг, как осторожные чуткие пальцы разводят его ягодицы, а жаркий язык… Боже. Теперь-то Артур понимает, что подразумевал Киран под робким «попробовать». Он стонет протяжно и жалобно, словно раненый, горящим лицом зарывшись в подушку. Язык Кирана недолго дразнит пульсирующий разгорячённый вход — скользит внутрь, хозяйничает там, практически трахает… Артур сам не замечает, как подушка под его лицом становится слегка влажной — от слёз, от слюны. Легче не становится, когда Даффи наконец, щедро смазав пальцы, использует уже их. Один — мучительно медленно подготавливает, растирает, греет, массирует блядски отзывчивое местечко внутри. Позже два — та же медленная пытка, сопровождаемая поцелуями в поясницу и хриплыми просьбами: «Расслабься, Артур, не зажимайся. Вот так. Вот, посмотри, какой ты молодец.» Голос Кирана чуть дрожит, будто тот и себя пытает, когда так тянет и нежничает. Вот он какой, оказывается?.. Артур не может отрицать, что ему повезло с этим странным девственником. Позже старая кровать жалобно поскрипывает. Костяшки пальцев Артура белые, а лицо, наоборот, горит почти пунцовым, когда он, с силой вцепившись в одеяло, стонет, рычит и подмахивает движениям Кирана — выверенному, хорошему, чёткому ритму. Киран тоже шумит — почти что над ухом, сладко и много. И, будто этого Артуру мало, чтобы краснеть до жжения в щеках, шепчет мягким дрожащим голосом какие-то нежности, глупости между поцелуями в шею. «Внутри тебя так хорошо, Артур.» «Боже мой, ты такой красивый.» «Тебе хорошо, да? Я вижу, я… чувствую.» — Давай без этого, — скорее просит, чем требует Морган. Киран улыбается сквозь стон, но тон его голоса серьёзный и, что непривычно, уверенный: — Тебе нравится. Чёрт, а парень становится наглым, да только вот Артуру, как назло, трудно спорить с ним, наслаждаясь его членом в заднице… Это длится недолго. Изначально решивший помочь себе рукой, Морган забывает об этом, кончает под себя, на это несчастное одеяло. Задыхается, стонет на каждом выдохе, когда член Кирана гладко выскальзывает из него, когда тот тоже стонет над ним — тихо, хрипло, в конце — громче и беспомощнее. Спину Артура окропляет что-то… горячее. Он знает, что, но всё равно удивлённо распахивает глаза. — Какого… — Извини, я… я приведу тебя в порядок. Мне просто вдруг так захотелось посмотреть на то, как это будет выглядеть… Артур косится из-за плеча. — И как? — интересуется он. Даффи смущённо ласково усмехается. — Очень красиво. Жаль, ты не можешь зарисовать самого себя сейчас. Артур обречённо стонет, зарывшись носом в подушку. Вот ведь навлёк на себя… Он еле слышит, как сквозь какую-то плотную пелену, успокаивающее воркование Кирана, который, наскоро одевшись, приносит тёплую воду и, промакнув какую-то тряпку, протирает его спину, мягко и уверенно, как если бы чистил лошадь. Не секрет, что Киран вообще держится решительнее, когда занят любимым делом — заботой о лошадях. Что ж, похоже, забота об Артуре тоже действует на него подобным образом, и мысль об этом заставляет Моргана как-то совсем уж сентиментально заулыбаться. Парень хорошо потрудился сегодня, и даже слишком. В следующий раз, думает Артур, можно будет и оседлать его, насадившись сверху, дать работяге отдохнуть, вдоволь полюбоваться его раскрасневшимся лицом, и вообще — обласкать его с головы до ног, заслужил ведь. Хотя бы тем, что так трогательно и отзывчиво реагирует на прикосновения. Яркие образы посылают волну горячих мурашек от груди Артура к животу, вот только сейчас они не колючие и щекотные — наоборот, странным образом успокаивающие. Прямо как прикосновения Кирана к его спине.*****
Почти всю дорогу назад, до лагеря, они молчат — каждый погружён в свои мысли. В какой-то момент Киран, выпрямившись в седле, проверяет что-то, щупая свою куртку на груди — его лицо недоумевающе вытягивается, рука ныряет во внутренний карман, вытаскивая наконец что-то белое на свет божий. Несколько раз сложенную страницу. — Фух, не потерял, — бормочет он себе под нос, улыбаясь. Артур узнаёт этот лист — он сам вырвал его из своего дневника.*****
Они не успевают повторить. Всё меняется слишком быстро, так много всего происходит за раз. Шон… Джек. Новое пристанище — на этот раз в Шейди-Бель. После шумного праздника по случаю возвращения мальчика, пьяный Киран вваливается к Артуру в комнату, чтобы почти сразу же уснуть крепким сном, уронив отяжелевшую голову ему на плечо. Из разбитого окна дует, но это не освежающая прохлада — воздух здесь спёртый, прокисший будто. На болоте стоит туман с утра, когда Артур, не разбудив Кирана и не попрощавшись с ним, отправляется в путь. Они не успевают поговорить — ни в то утро, ни позже, ведь вскоре после того, как Артур возвращается в лагерь, он узнаёт, что Киран пропал — взял Бранвена, отправился порыбачить и до сих пор не вернулся. — Артур! Артур, подойди, — просит Мэри-Бэт, опустившись на корточки у кустов в стороне от развилки, когда они вдвоём наскоро прочёсывают окрестность. — Я, кажется, что-то нашла. Артур сразу же узнаёт его — листок бумаги, сложенный несколько раз. Ему даже не нужно его разворачиваясь, убеждаясь в том, что это набросок пасущегося коня. Он знает. Он знает и то, что с Кираном явно случилось что-то плохое. Нельзя терять ни минуты. Следы, случайные свидетели, мелочи — всё имеет значение. Он стирает с рисунка пыль подушечками пальцев и прячет его во внутренний карман куртки, так же, как прятал его Киран. Это вовсе не символ надежды, не талисман на удачу — просто обещание сделать всё, что будет в его силах, и больше. Для Кирана Даффи, для Мэри-Бэт и для себя самого.*****
Артур как-то раз побывал в плену у О’Дрисколлов — он знает, каково это, помнит, как ему было страшно. Он помнит и то, как первое время после поддевал Кирана больше обычного — срывался на нём, стало быть, тем самым напоминал себе, до того чересчур смягчившемуся, что мальчишка — один из этих подонков. Не выходило, не верилось — слишком уж сильно Даффи от них отличался, и разница эта как будто, напротив, стала совсем очевидной после того, как Морган пережил тот грёбаный кошмар. «Я не плохой парень, вот увидите». Так говорил Киран, когда банда… нет, Артур лично дал ему шанс. Заглядывал в глаза одновременно с вызовом и мольбой. И в конце-то концов доказал своё. Части банды, правда, жестокой ценой. "Не плохой парень" в плену у подонков лишился глаза. — Мистер Даффи, — маленький Джек подбегает к Кирану, который стоит, прислонившись к дереву, с сигаретой в руке — всё никак не может зажечь её. Или вообще про неё забыл. — А как вы стали пиратом? Киран мягко встревоженно посмеивается и поправляет повязку. — О, приятель, я… эм… — В битве, да? — учтиво подсказывает Джек. Артур не выдерживает — подходит к Кирану и берёт его за плечо. — Да, Джек. Мистер Даффи вышел победителем из по-настоящему страшной схватки с плохими людьми. Мне нужно поговорить с ним — не возражаешь? Артур отводит Кирана подальше от всех, за деревья. Он немного волнуется. Это, в конце концов, первый раз, когда они остаются наедине, с того самого дня, как Даффи вернулся в лагерь. Киран комкает сигарету в пальцах и прячет в карман. Поднимает на Артура благодарный виноватый взгляд. — Ты спас меня, Артур. Ты вытащил меня, рискуя собой, и теперь опять — перед стариной Джеком, но всё-таки… — Брось, — Артур отмахивается с нарочито весёлой небрежностью. — Я не один тебя вытащил, и вообще — ты тоже меня спасал, так что не нужно… всего этого. — Только не говори, что мы теперь квиты, ладно? — стоит на своём Киран — аж нос свой обветренный розоватый вздёргивает. — Я не собираюсь прекращать. Они замирают, глядят друг на друга как дураки. Ветер в кронах шумит, шевелит волосы Кирана, забирается за воротник куртки, заставляя того поёжиться — и Артур испытывает глупое ревнивое желание отогнать его, утащить Даффи куда-нибудь в укромное место, подальше от ветра, от чужих глаз, и там согревать, спать укладывать, целовать ресницы невредимого глаза… — Киран, я… — Ты, вообще-то, спас меня трижды, — улыбка Кирана тёплая и усталая. Усталая — да, но не тусклая. — Я думал о тебе, и это делало меня сильнее, когда было совсем плохо. Я вспоминал тебя в плену у О’Дрисколлов, и это в каком-то смысле держало меня на плаву, — он краснеет и смотрит себе под ноги. — Конечно, это всё ни к чему тебя не обязывает, я просто… хочу, чтобы ты знал. Расстояние между ними — полтора шага. Артур его сокращает, чтобы прижать растерявшегося Кирана к себе и поцеловать его — сперва прямо над повязкой, а затем в лоб. Киран обнимает его в ответ запоздало, но крепко, так, что бумага шуршит у Артура на груди… Под курткой. — Так, подожди-ка, — Морган отстраняет от себя парня, чтобы вернуть ему наконец проклятый рисунок. Дурацкий — у бедолаги-коня там, вроде как, туповатый вид. — Я тоже думал о тебе. И вообще много думаю. Но при этом чуть не забыл отдать тебе кое-что… Чёрт, я старею. Держи, не теряй больше. Разворачивая потрёпанный лист, Киран смотрит в него с тоскливой нежностью. — О, Бранвен, — вздыхает он. — Когда меня схватили, он убежал. Так и не вернулся в лагерь. Такой ранимый и недоверчивый парень… Как думаешь, он в порядке? — А что с ним будет? Прибился к стаду диких лошадей или, может, попался на глаза какому-нибудь сердобольному фермеру… А вообще не так уж и много времени прошло — давай вместе попробуем его найти. Почти безнадёжно? Ну да. Почти. А «почти» это всё-таки не «совсем». Самого Кирана вот спасти, при почти призрачной возможности, получилось. А если тот снова почувствует себя в своей тарелке, рассекая по дорогам с кобурой у бедра, то оно того точно стоит. Первое время, конечно, будет непросто — особенно спать вне лагеря и стрелять хоть сколько-нибудь метко, но тревога уйдёт, и к слепой зоне можно привыкнуть. Главное, чтобы парень не боялся жить, пускай жизнь их и трудно назвать хорошей. К счастью для Артура, Киран в ответ на его слова улыбается, и это снова совсем не вымученная улыбка. — Найдём твою лошадь, — распаляется Артур, взяв его за плечи. — Порыбачим где-нибудь… где-нибудь подальше от чёртовых аллигаторов. Будем жить, Киран. Сколько получится. Киран целует его — глубоко, отчаянно, неуклюже. Так и не научился нормально целоваться, хотя когда бы он успел?.. Артуру нравится и так. Сильно нравится, настолько, что переучивать Кирана не хочется. И выпускать из объятий не хочется тоже, и он прижимает к себе паренька и не ослабляет хватку, когда тот издаёт растерянный хриплый смешок. — Артур, ты чего? С тобой всё хорошо? Когда он уводил хромающего, еле волочащего ноги Кирана прочь из логова О’Дрисколлов, от того пахло кровью, по́том и грязью, и было страшно, так страшно, что он до солоноватого привкуса во рту кусал внутреннюю сторону щеки — страшно, что этот запах, быть может, въелся уже навсегда. Запах страха, который никак не отмыть. Пустая кровящая глазница с ошмётками глазного яблока одним своим видом вызывала тошноту, но невредимый глаз пугал не меньше — остекленевший, тусклый, не выражающий ничего. Трудно было поверить, что Даффи оправится. Но теперь… Теперь он вновь пахнет яблоками и сеном. Не кровью. И спорит, нежничает, и руки у него, как прежде, нервные, но такие тёплые. Уцелел — хотя сам едва ли догадывается, в какой мере. Говоря малышу Джеку о том, что мистер Даффи победил в битве, Артур не преувеличивал и не сочинял. — Ты молодец, Киран Даффи, — шепчет Артур, целуя теплеющее под губами ухо. — Ты молодец. Киран утыкается носом ему в плечо и обнимает покрепче. Ещё минута покоя в объятиях друг друга — и можно отправиться искать Бранвена. Своего рода плакат «Разыскивается» с опознавательным портретом у Кирана при себе уже есть, а это уже что-то, правда?