Казанский феномен

Она проспала почти весь день, периодически просыпаясь, и засыпая заново. Чувствовала Оля себя просто омерзительно, и поднявшаяся температура была меньшим из того, что её сейчас беспокоило. Девушку устраивало, быть настолько обессиленной, чтобы едва переносимое бодрствование не длилось долго. Она и так почти никогда не завтракала, но сейчас о еде забыла напрочь, словно измотанный нервами и болезнью организм сам отказывался идти на поправку. В какой-то момент ей становилось легче, когда боль сменялась апатией, и она не чувствовала ничего, будто всё самое ужасное уже случилось. Ей когда-то придется выйти из комнаты, и поговорить с матерью, но сейчас девушку это абсолютно не интересовало. Она просто хотела спать как можно дольше, а почти физически ощущаемая в этой комнате грусть укутывала её одеялом. В моменты пробуждения ей все-таки приходилось проматывать в голове одни и те же мысли. Например, о том, что чувствовала себя Оля преданной самым близким человеком, потому что как оказалось, ближе Турбо у неё никого нет. Да, она действительно полюбила Валю, которая первой протянула ей руку, но только с ним она по-настоящему чувствовала себя собой. Ёбаный Валера, который по большому счету вообще не стоил её внимания, сейчас оплакивался больше, чем умершая бабушка. Она злилась на него за это до дрожи в руках. Как можно было так быстро влезть в голову, что сейчас это отдавалось такой болью? Насколько вообще было нормальным, что какой-то человек может так от кого-то зависеть? В любом случае, ей крупно не повезло. Турбо оказался наихудшим вариантом, в который девушку могло угораздить влюбиться. Она просто не понимала, как можно было настолько гнусно отнестись к девочке, когда он сам приложил немало усилий к том, чтобы подобное не случилось с ней. Это противоречие не давало возненавидеть его целиком, чтобы на корню срубить всё хорошее, что успело зародиться. Но разве она могла позволить себе продолжать испытывать теплые чувства к этому человеку? Одно Оля знала наверняка: она ненавидела его за то, что он заставлял её ненавидеть себя. Отлично! Неужели единственный в мире раз, когда она почувствовала себя хорошо, всё должно было так плохо кончиться? Оля уже не понимала, чем заслужила всё это, но, если жизнь решила настолько бессовестно издеваться над ней — разве оставался смысл ей дорожить? Просьба Пальто наведаться толпой к провинившемуся уебану, была воспринята Турбо на ура. Зарядить кому-то по роже хотелось ещё с прошлого вечера, хотя немного огорчало, что этим «кто-то» был не Марат. Охуевший мелкий засранец натворил очень много дел, притащив свою вафлершу на танцы. Теперь помимо утраченного уважения, он заслужил статус личного врага. Если бы маленький выродок поступил по-пацански, а не считал себя исключительным, пользуясь авторитетом брата — Валере не пришлось так бездарно потерять ту, чей запах волос теперь мерещился повсюду. Этого он ему точно не простит. Он был абсолютно уверен, в том, что теперь она даже не посмотрит в его сторону. Конечно, Оля была далека от пацанских понятий, и её сложно было в этом винить. Но вряд ли она станет слушать, если он хотя бы попытается объяснять, что не мог поступить иначе. Однако не это останавливало его от того, чтобы наведаться по уже привычному маршруту. Он боялся, что она задаст вполне резонный вопрос, на которой был не в силах ответить даже себе. Вопреки ожиданиям, разбитая рожа напыщенного музыкантишки не снизила градус злости. Турбо изо всех сил старался делать вид, будто всё в порядке, с головой уходя в дела группировки, но, когда все разошлись по домам, оставив его наедине со своими мыслями — парню захотелось содрать с себя кожу. Засиживаться допоздна в качалке теперь было ни к чему, он делал это по привычке. Турбо успел наказать себя разбитыми о стену костяшками, за то, что приводил её именно сюда, и теперь его триггерил каждый угол места, которое было роднее дома. «Только бы Валя уже спала» — подумал он, натягивая куртку. Но как оказалось — беда не приходит одна. Открыв дверь квартиры, стало понятно, что его вольная жизнь кончилась. — Не поздно ли, молодой человек? — Турбо на секунду даже стало не по себе от улыбки явно соскучившейся матери. Женщина протянула руки, и прижала его к себе на несколько секунд, — папа на кухне, иди поздоровайся. — Шепнула она, разглядывая сына. — Он в адеквате ещё? — устало язвил парень, но мать лишь смирила его суровым взглядом. Она проснулась в пять утра, и больше не смогла заснуть. По ощущениям температура уже спала — но лучше ей от этого не становилось. Душевное состояние девушки продолжало валяться ниже плинтуса. Она решила, что всё-таки пойдет в школу, потому что, если её затворничество продлится долго — мать явно придет с вопросами. Девушка на автомате прошла в ванну, и немного привела себя в порядок, хотя припухлость лица за ночь так и не спала, но сейчас её это совершенно не заботило. Выходить нужно было через пятнадцать минут, но она решила, уйти пораньше, пока родители ещё спят. Девушка приоткрыла дверь и вышла в коридор со школьным портфелем. Она уже обула сапоги, и потянулась за шарфом, когда мать вышла из кухни. — Куртку не забудь, — женщина выглядела так, словно только что проснулась. Оля молча завязывала шарф. — А че ревела-то так? — она смотрела на дочь с призрением. — Бросил тебя твой уголовник, да? Поматросил, и бросил, — утвердительно произнесла женщина. — Ты мне скажи хоть, нам как с отцом, готовиться? В подоле нам теперь не принесешь? — она смотрела на Олю так, словно та была пустим местом. — Нет, я же не ты, — произнесла девушка абсолютно будничным голосом, а лицо не выражало ничего. — Вот так вот, да? — по голосу было слышно, что женщина уже заходилась злостью. Ей не нужно было для этого много времени, — так мы теперь с матерью разговариваем. — Уже немного подергиваясь она снова приподняла брови. Обычно после этого следовало, что-то страшное. — А ты — мать? — Оля посмотрела на нее только сейчас, — давно ей стала? — Тем не менее, на её лице всё-ещё отсутствовали эмоции, — ты для меня матерью перестала быть, когда сказала, чтобы я шорты дома не носила, потому что он заглядывался. — Она смотрела прямо на неё, и абсолютно не боялась. Никто уже не мог усугубить её, и без того ужасную жизнь, — когда я рассказала, что он ко мне в душе приставал, а ты посоветовала запираться. — Женщина всё ещё выглядела разъяренной, но продолжала стоять на месте. — А знаешь, кстати, почему он по роже получил? — в некотором роде, она даже упивалась ситуацией. — Его брат моей одноклассницы побил, чтобы он ко мне не лез больше. Никакой не уголовник. Я к ним домой напросилась, из-за того, что он тут пьяный сидел. Боялась с ним вдвоём оставаться, — Оля безучастно пожала плечами. — Так вот этот парень за меня заступился, и я думаю, что отдаться ему — это меньшая плата, за то, что он для меня сделал. Так, что хорошая идея, мам, я обязательно ей воспользуюсь, — если бы Оля могла сейчас, что-то чувствовать — она бы улыбнулась. — Всё равно твой благоверный меня рано или поздно зажмет в углу, — она стояла уже полностью готовая к выходу, и взялась за дверную ручку. — Если я ему глотку не перережу раньше, — бросила девушка на прощанье, и ушла, оставив мать с таким взглядом, который никогда не видела прежде. Турбо совершенно отвык от жизни с родителями. Если бы у него была совесть — он бы признал, что жизнь с сестрой была райской. Мать просыпалась, и с самого утра начинался какой-то шум. Он уже не мог вставать настолько рано, но теперь это никого не волновало. Валера сидел за столом, абсолютно не выспавшийся, пока матушка накладывала всем кашу на завтрак. Батя как обычно с похмелья. Он уже и не помнил его другим. Единственное, что сейчас хоть как-то интересовало Валеру — это сохранность пепельницы, над которой мужчина держал сигарету. — Ты на учебе, когда в последний раз был? — Начал отец, издевательски растягивая слова. — Вчера, — не растерялся Валера. Валя злостно стрельнула на него глазами. — Вот, — начал мужчина, выдыхая дым, — если бы ты бестолочью таким не был, то, наверное, знал, что вчера воскресенье было. Дурень. На лице Валеры заиграли желваки. Он ничего не ответил. — Если с учебы выгонят, пеняй на себя. Я тебя тут кормить — поить не буду, — он говорил достаточно серьезно. — Пойдешь, что говорится, на вольные хлеба. Понял? — Да понял я, — отгавкивался Турбо. Больше всего Валеру бесило, что отец считал его идиотом без планов на жизнь. Это было не так. Он отлично понимал, чем будет заниматься и как зарабатывать. Вот только сказать об этом родителям равнялось расстрелу. — Привет, — Оля встретилась взглядом с подругой, когда та подошла к их парте. — У тебя все хорошо? — Валя нахмурилась, вглядываясь в лицо одноклассницы. — Вполне, — вопреки очень печальному внешнему виду, голос Оли звуча ровно и звонко. Даже звонче чем обычно. — А, что на танцах случилось? Валера какую-то чушь пронес, как обычно. Я так поняла, что он тебя обидел, — начала она, но тут прозвенел звонок. — Нет, Валя. У нас просто кардинально разошлись взгляды на жизнь, — произнесла Оля, глядя перед собой, только уже тише. Шёл третий урок. Вопреки ожиданиям Вали подруга шла на контакт, и давала развёрнутые ответы, хотя она понимала, что это всего лишь маска. Туркина раздумывала над тем, как правильно подступиться к Оле, потому что её состояние вызывало вопросы. Она решила не допытываться, а просто напомнить о том, что рядом, и всегда выслушает, но тут девушка сама повернулась к ней. — Ты знаешь, Валь. Я сегодня с мамой поговорила, — шептала она, пододвинувшись ближе. — Я ей всё рассказала про отчима, и чувствую себя гораздо лучше. Это конечно не факт, но возможно мы даже сможем с ней найти общий язык, во всяком случае я на это надеюсь. Валя не успела ответить, потому что распахнулась дверь, и вошел завуч. — Прошу прощения. Олю Веселовскую можно? — женщина выглядела очень взволнованной. Валя стрельнула взглядом на Олю, но та пожала плечами, поднимаясь со стула. — С вещами, — добавила она. Оля даже порадовалась тому, что её выдернули с математики. Они вышли из кабинета, и остановились возле стены, закрыв за собой дверь. — Оленька, — сейчас она заметила, что Тамара Михайловна едва сдерживает слезы. — Мама в больницу попала, ты если хочешь — можешь уйти с уроков, я с учителями поговорю. — А что случилось? — девушка нахмурилась. Ещё пару часов назад с матерью было всё в порядке. — Иди, тебе там всё расскажут, — женщина нервно теребила связку ключей, глядя по сторонам — А какая больница? — Оля всё-ещё ничего не понимала. — В первую городскую. Папа твой уже там. — Он мне не папа, — бросила она, и зашагала к выходу. Оля ненавидела запах больниц. Он всегда ассоциировался с вырванными зубами, болючими уколами и злыми тетками в халатах. На посту в регистратуре ей объяснили куда идти, и выходя из лифта на четвертом этаже — она сразу заметила отчима. Он поднял взгляд, и посмотрела на девушку так, словно они находились здесь по её вине. — Что случилось? — Оля не стала церемониться. — Мама кое-что сделала, — он мялся, и отводил взгляд. — Всю аптечку выгребла. Оля смотрела на него несколько секунд, пока смысл сказанного не дошел до неё. — Она, что сама с собой это сделала? Отчим не успел ответить, потому что из кабинета вышел врач. — Это дочь, да? — он обратился к мужчине, на что тот кивнул. — Соболезную, — было видно, что это только слова. — Обнадёживать не буду, заметили не сразу, плюс желудок самостоятельно промыть не получилось у вас, — он мазнул взглядом по отчиму. — Да я ж… — мужчина пожал плечами. — Она в коме сейчас. Если выживет — это чудо будет. Но я всегда пациентам советую надеяться на лучшее, — он посмотрел на Олю. — Ребенку лучше домой пойти, а с вами нам еще кое-что подписать нужно будет. Девушка развернулась и на ватных ногах зашагала к лифту. Несмотря на то, что Зима, пробежав тридцать кругов, едва не отдал Богу душу, настрой Вовы на прошлых сборах, его действительно порадовал. По началу, он даже наивно понадеялся на то, что всё станет на свои места, ведь Володя уже осознал шаткость их положения. Адидас был отличным лидером, и Вахиту сперва показалось, что им осталось только заставить верхушки других группировок считаться с ним. Но сейчас, сидя в ментовке, куда его вызвали в надежде на то, что парень расколется в причастности к пропаже вещдока, он разглядывал портрет старшего на доске: «Их разыскивает милиция», и отчетливо понимал — пиздец только начинается. Однако даже в такое смутное для их группировки время, Зима подметил, что оставалось то, за что они все должны быть признательны Адидасу. Ему пришлось пожертвовать многим, но теперь всё в курсе, что бывает с теми, кто не воспринимает «Универсам» в серьез. Он оставит их с репутацией холоднокровных убийц, а не мамкиных слюнтяев. Если эту карту получится правильно разыграть — возможно им удастся остаться на плаву. День начался для Турбо поистине омерзительно. Мало того, что отец опять доебался со своими нравоучениями, так ещё и Адидас собрался свинтить на неопределенный срок. Они оставались одни, и это был не добрый знак. Но всё-таки было кое, что из-за чего Турбо рассчитывал почувствовать себя лучше. А именно — появившийся на сборах Марат. Теперь уже никто не мог остановить его, даже временно назначенный главным — Зима. Было немного жаль, что избиение кончилось так быстро, но самое главное, что он наконец сделал это. Ебучий Маратик всё-таки получил по заслугам, и ныне считался нерукопожатным. Вот только вопреки ожиданиям, когда настолько желаемая им месть свершилось, он понял — легче не стало. Турбо уже ничего не понимал в этой жизни. Он и сам заметил, что в последнее время стал нервным и раздражительным, находиться в одиночестве было просто невыносимо, а от собственного отражения в зеркале — хотелось кривиться. «Интересно как она» Он отчаянно пытался убегать от этих мыслей, потому что они порождали странное чувство. Валера был уверен в том, что делает всё правильно, вот только всё его ощущения говорили об обратном. Единственное, что парень понял — он не простит себе, если хотя бы не попытается поговорить с ней. Вдруг оставался какой-то маленький шанс всё наладить? Она ведь сама говорила, что не может долго на него злится, так может в последний раз ему повезет. Турбо четко решил, что после завтрашних сборов направится к ней, и будь, что будет. Оля открыла дверь квартиры, и переступила порог. Она не помнила, как добралась сюда, все было как в тумане. Разумеется, следы произошедшего утром никуда не делись. Пол в прихожей был залит водой и рвотой. Возле ванной стояло несколько тазиков, а в раковине виднелись пустые упаковки от таблеток. Девушка прошла, не снимая обувь, и присела возле противоположной стены, разглядывая место преступления. Она не думала ни о чем. Ничего не чувствовала. Всё было так странно, словно это происходило не с ней. Словно она вошла в другую квартиру, и сейчас стала свидетелем чужих сломанных судеб. Она проснулась примерно в четыре часа следующего дня, отчима дома уже не было. Девушка предпочла не делать ничего. Просто лежать, и ждать, когда будут новости. Она всё-таки переоценила своё состояние, и сейчас температура вернулась. Уснуть у неё уже не получилось, и в какой-то момент она услышала, как вернулся отчим. Мужчина выпивал на кухне, и периодически плакал в течение двух часов, а затем ушел спать. Всё это время Оля держала нож под подушкой. Валя вышла из дверей школы и размышляла о том, чтобы зайти проведать подругу. После того как вчера её забрали с уроков, в школе она так и не появилась. Девушка уже вышла из школьных ворот, когда к ней подбежал Зима. — Чему обязана? — она смотрела на юношу с опаской. — Ты только не волнуйся, ладно? — сердце Вали пропустило удар. С учетом того, что брат не ночевал дома, она поняла — случилось, что-то плохое. — Турбо ствол подкинули, но он никого не убивал. Я думаю, его отпустят скоро, но, когда — не известно. Валя смотрела на Зиму взглядом «я-знала-что-будет-так», пока глаза не начали блестеть. — Это просто ужасно, — Произнесла она, хлюпая носом. — Если Валеру посадят, то родители его убьют, — она вернула взгляд Зиме. — Это всё ваши бандитские приколы, разве не ясно, чем это всё чревато? — Валя выглядела разбитой. — Отведи меня к нему, мне нужно с ним поговорить.