Здесь обитают драконы

Внимание! Глава может содержать неприятные анатомические описания, упоминание трупов, аутопсии и смерти животного. Автор хорошо подумал, прежде, чем про это писать, но все-таки написал — не личных кинков ради, а достоверности для.       С мечтами, определенно, следует быть осторожнее, ибо они имеют свойство сбываться. Притом не всегда так, как хотелось бы.       Если подумать, примерно это с Яной и произошло. Хотела в юности стать хирургом? В общем-то, в итоге, стала. Хотела сделать карьеру в медицине? Пожалуйста — получите-распишитесь: теперь она была главврачом и министром здравоохранения в одном лице…       Как ни странно, после отъезда Палландо ей стало легче. Когда она отдала Аркенстон, на душе стало как-то совсем погано. Нет ничего страшнее, чем сделать неверный выбор, но, оказывается, порой и правильное решение может лечь на сердце тяжелым грузом. В том, что оно было правильным, Яна не сомневалась, но вряд ли можно чувствовать себя хорошо, собственными руками уничтожив надежду на возвращение домой, даже если этим ты спас половину Вселенной.       В конце концов, она не первая, кто попал сюда. И на всех таких попаданцев никаких Аркенстонов не напасешься.       Шли дни и жизнь в Дейле постепенно налаживалась. Из тридцати двух пациентов в госпитале осталось двадцать два, остальные выписались и ушли на своих ногах. Но дурное предчувствие Яну не обмануло, и к медикам потянулась вереница новых больных — кто с кашлем или лихорадкой, кто с бытовыми травмами. Впрочем, сама Яна предпочитала видеть в этом светлую сторону: если страждущие идут к ней, а не к полуграмотным знахарям, значит, все она делает правильно. Госпиталь работает. Госпиталь нужен.       …Вскоре в город прибыл другой купец, на этот раз по земле, на санях. Как выяснилось, вышло это случайно — ехал он вообще-то в Железные Холмы, но издалека увидел дым и решил проверить, что за новое поселение вдруг возникло у подножья Одинокой Горы. И не пожалел, ведь за считанные часы весь его товар — меха и выделанные шкуры — был раскуплен.       Яну подобное не очень интересовало, ей вполне хватало и старой куртки, которую она успела залатать и даже худо-бедно подшить под свой размер.но и она не отвертелась от обновки: благодарные бывшие пациенты скинулись вместе с родичами нынешних и подарили ей цельную медвежью шкуру. Медик пыталась отказаться, но безуспешно: подкинутая в народ идея о том, что медицина может быть бесплатной, сначала вызвала бурное удивление, а потом вдруг утвердила в общественном мнении образ настолько благородной, великодушной и бескорыстной леди, что сама леди убоялась, как бы на таких речах не вознестись в рай живьем. Но подарок все-таки приняла. Правда, что с ним теперь делать, Яна не имела ни малейшего понятия. Класть на пол перед камином было жалко, шить что-то — неудобно и муторно, так что она в итоге просто попросила Мелла отнести шкуру наверх, в «кабинет».       Торин с каждым днем ходил все увереннее. Баин соорудил для него костыль, но Его Величество оный с презрением отвергло, предпочитая неуклюже ковылять на скованной лубком ноге. Тогда Яна доходчиво объяснила упрямому гному, что если он не побережет ногу сейчас, то останется хромым до конца своих дней, а исправить это можно будет, только заново сломав кости. Торин, выслушав ее, пересмотрел свое решение, но все равно то и дело «забывал» костыль в палате.       Иногда, по вечерам он выбирался из палаты и сидел на лестнице, наблюдая за больничной рутиной внизу. Поначалу Яна пыталась этому воспрепятствовать, но примерно с тем же успехом могла попробовать удержать воду в решете. Странное дело — из своей палаты он всех выгонял, даже самых близких друзей, но в то же время и одному ему явно было скучно. В конце концов медик плюнула и смирилась, хотя это и продолжало ее смущать. Осоьенно когда она ловила на себе его задумчивый взгляд, от которого почему-то делалось не по себе: она не могла отделаться от ощущения, что он неотрывно следит за каждым ее действием, как ревизор, и только и ждет малейшей ее ошибки.       А потом он и вовсе преподнес ей очень странный сюрприз.       В тот день Яна решила зайти к нему пораньше, до обхода и, к своему удивлению, обнаружила королевскую палату пустой. Постель была аккуратно заправлена, угли в камине за ночь прогорели, обратившись в золу. Стены все еще хранили остатки тепла, но отчего-то без самого Торина комната казалась давно покинутой, нежилой.       Яна растеряно застыла, глядя на пустую койку, и почти не веря своим глазам. Он… ушел?.. да вроде нет — арфа все еще стояла на полу у кровати, рядом со стопкой книг. Эти вещи Торин вряд ли мог бы забыть или оставить. Да и выйти из дома, миновав каминный зал, невозможно, как и незамеченным спуститься по единственной лестнице. Если б Торин самовольно выписался, дежуривший ночью Мелл об этом бы сказал… да скорее даже разбудил бы.       Но куда, в таком случае, он делся?..       Пока Яна озадаченно перебирала варианты, от самых невероятных и пугающих до откровенно глупых, на улице что-то тревожно лязгнуло, раздался резкий вскрик, а после — радостный хохот. Притом подозрительно знакомый.       Чертыхнувшись, Яна бросилась к окну и, от волнения замешкавшись с замком, открыла ставни, выглянув во внутренний дворик. И тут же ноги ее подкосились от ужаса, а дыхание буквально замерло в груди. И не только из-за морозного воздуха…       На расчищенной от снега площадке, обрамленной голыми стеблями неопрятно разросшегося шиповника, обнаружился Торин, в поддетых под больничную сорочку черных штанах и одном сапоге — второй, очевидно, на лубок не надевался. Напротив него, примерно в той же степени одетости, стоял Двалин. Оба были вооружены и застыли в напряженных боевых стойках, эпично, как на гобелене — Торину даже загипсованная нога не мешала. Костыля при нем, естественно, не было. В сером предрассветном свете это выглядело довольно-таки впечатляюще.       Твою ж!..       В первую секунду Яна решила, что они решили вдруг выяснить отношения и сейчас будут биться насмерть. Но потом Двалин что-то сказал, Торин снова рассмеялся, помотав косматой головой и поза его стала чуть более расслабленной. Они… тренировались. С настоящим боевым оружием. Без доспехов и даже без шлемов и щитов. Полуодетые и на морозе… не говоря уж о том, что кое-кто там только что едва выбрался из могилы!..       Пока она пыталась как-то это переварить, Двалин резко шагнул вперед в атакующем выпаде. Яна даже не успела увидеть, как он замахнулся секирой, а вот сам удар предстал перед ее глазами точно в замедленной съемке. Темное лезвие с широкой серебристой кромкой рассекло воздух смертоносной диагональю сверху вниз. Двалин явно не халтурил, не жалел партнера — он вложил в этот замах всю свою силу, бил точно и наверняка. Трудно было даже вообразить, что этот выпад вообще возможно как-то парировать, а Торин, покалеченный, ослабленный ранением, определенно не успел бы увернуться…       Яна ощутила, как сердце от ужаса буквально пропускает удар.       — Нет! — заорала она, от испуга подавшись вперед. Но ее истошный крик безнадежно опаздывал.       Сталь ударила о сталь. Клинок Торина, неуловимым движением вспорхнув вверх, успел встретить лезвие секиры. Остановить удар Двалина было невозможно… но он и не остановил. Как-то хитро вывернул руку, одновременно развернув корпус, и оружие противника соскользнуло по краю его меча, отплевываясь брызгами белых искр…       Во дворе стало вдруг очень тихо.       Яна, спохватившись, обнаружила, что высунулась из окна настолько, что рискует вот-вот вывалиться совсем, и поспешно втянулась обратно. В этот же момент оба гнома заинтересованно обернулись на ее только что умолкнувший вопль, и медик остро пожалела, что не успевает присесть, чтобы спрятаться.       Двалин криво ухмыльнулся. Торин ограничился сдержанной улыбкой, галантно отсалютовав ей мечом.       — Какого черта вы делаете?! — выпалила Яна, гораздо громче, чем следовало бы — ее рассерженный голос, наверное, было слышно даже на площади у ратуши, но это было последнее, о чем она в этот момент подумала. Да пусть хоть весь город сбежится!..       — Всего лишь разминаемся, госпожа ведьма, — крикнул в ответ Торин, вместе со словами выдохнув плотное облачко белого пара. — И я, кстати, не возражаю против зрителей. Только в следующий раз не кричи так громко…       — Вы с ума сошли! — в отчаянии воскликнула она, даже не думая быть потише. — Немедленно прекратите! Вам нельзя!..       Торин в ответ лишь ухмыльнулся пошире, да лихо махнул своим тесаком, описав в воздухе красивую, хоть и несколько дрогнувшую под конец восьмерку.       Выругавшись себе под нос, Яна сердито захлопнула ставни и тут же бросилась прочь из палаты, вниз, на лестнице перепрыгивая через три ступеньки. На площадке она едва не врезалась в Мелла, остановилась, одарив его возмущенным взглядом: «А ты куда смотрел?». Эльф растерянно развел руками: «сам был не в курсе».       Медик выскочила на улицу, не успев даже подумать о том, чтобы накинуть что-нибудь теплое, и мороз тут же неистово набросился на нее, запустив ледяные когти под расстегнутый воротник тонкой форменной куртки. Гномы к своему занятию пока не вернулись — не то не успели, не то догадались, что на экспрессивных высказываниях из открытого окна грозный главврач не остановится. Торин, мельком оглянувшись на приятеля, тут же шагнул вперед.       — Не стоит так переживать, — спокойно сказал он и, широко разведя руки, и, баллансируя на здоровой ноге, чуть повернулся вправо-влево, словно демонстрируя отсутствие лишних дырок на теле. — Видишь? Я цел. И не собираюсь разваливаться на части.       Яна, дрожа от холода и возмущения, резко затормозила, гневно ткнув пальцем уму в грудь.       — Вы мне наврали, — тяжело дыша после вынужденной пробежки, заявила она.       Торин остановился, качнувшись назад, словно наткнулся на эти слова, как на невидимую стену.       — О чем же? — удивленно спросил он.       — О том, что не собираетесь умирать, — фыркнула Яна, зябко стянув рукой ворот куртки. — Судя по тому, что вы безо всякой защиты взялись махать этими жуткими железками, при том, что и на ногах-то едва стоите, вы прямо-таки стремитесь на тот свет!       Торин удивленно моргнул, а потом рассмеялся — громко и искренне.       — Ерунда! Я могу держать меч. Все в порядке, — проговорил он, сделав еще один неловкий шаг. — Я уже устал лежать в постели, как дряхлый старик…       Яна закатила глаза, судорожно выдохнув через нос. Нагретый и влажный воздух из легких обратился струйками пара, сделав ее похожей на очень недовольного дракона.       — Вы — идиот, — безапелляционно заявила медик. — Если не будете слушаться меня, то умрете, едва выздоровев, или до конца своих дней останетесь калекой.       Гном теперь стоял так близко, что она чувствовала исходящий от его тела жар. В общем-то, ничего удивительного — они с Двалином уже успели размяться и от Торина теперь буквально вылил тот же влажный парок, словно гном дымился.       — Не многие в этом мире имеют достаточно дерзости, чтобы мне запрещать, — не переставая ухмыляться, проговорил он. — И, тем более, чтобы называть меня идиотом.       — О, я ни в коем случае не запрещаю, — ехидно процедила Яна сквозь стиснутые зубы. — Это всего лишь дружеский совет. В самом деле, вы сами вольны решать, что делать со своим телом. А если вы все-таки лишитесь ноги, поскакав босиком по снегу, я попрошу Баина выстругать вам протез из самого дорогого дерева. Его еще можно будет оковать золотом и украсить драгоценными камнями, чтобы точно соответствовал вашему статусу.       Вряд ли ей удалось его напугать. Торин и раньше не слишком серьезно относился к врачебным рекомендациям — не то чтобы совсем их игнорировал, но пытался саботировать при любой возможности. А теперь, когда он уверенно шел на поправку, его отношение к собственному здоровью стало почти до абсурда беспечным. Словно он бессмертный. Как будто единожды обманув пресловутую старуху с косой, он изгнал ее навек.       Но, тем не менее, на этот раз он предпочел внять «совету». Может, и правда проняло.       — Что ж, ты умеешь убеждать, — негромко фыркнув, он повернулся к своему другу и обманчиво-беззаботным движением бросил ему свой меч, как какую-то палку. — Двалин, продолжим… в другой раз.       Гном, даже особо не напрягаясь, умудрился изловить клинок за рукоять. И, одарив Яну мрачной ухмылкой, покорно кивнул, неторопливо, в развалочку. направившись ко входу в дом.       — Что ж, — Торин вздохнул, с легкой печалью глядя ему вслед. — Ты на удивление последовательна в том, чтобы лишать меня и без того немногих доступных мне радостей.       Яна мрачно поглядела на него из-под сдвинутых бровей.       — Дубасить ближнего своего железной орясиной — это для вас радость? — саркастично поинтересовалась она.       — Да, — Торин шагнул в сторону, развернувшись к ней лицом. — Мы, кхазад, ценим хорошую битву не меньше, чем богатства земных недр.       — Понятно, — лаконично ответила Яна, решив, что спорить в данном случае бессмысленно. Мало ли что кому нравится. Пусть делают, что хотят, главное — не здесь. Выпишется — так пусть хоть голову в драконью пасть сует… Лучше собственную.       — И, кстати, — небрежно проговорил Торин. — Кажется, я все еще должен тебе.       Яна поморщилась. Несмотря на то, что одет гном был еще легче, чем она, внутрь, в тепло, он как-то не торопился, будто вообще не ощущая мороза, в то время как медик уже начала стучать зубами.       — Должны? Разве что исполнять мои рекомендации, — проворчала она. — Больше мне ничего от вас не нужно.       Торин покачал головой, продолжая улыбаться, уже нормально, без ехидства. При свете дня его глаза казались ярче, приобретя какой-то совсем уж нереальный оттенок, и Яна невольно засмотрелась, мысленно гадая — иллюзия это или у гномов действительно какая-то особенная пигментация радужки. Ну, правда — не бывает же таких цветов…       — Я уже говорил тебе, что глупо отказываться от королевских даров, — негромко проговорил Торин. — Я бы все-таки хотел оставить тебе что-то на память. Что-то значимое и особенное. Но, поскольку прошлый мой особенный подарок у тебя не задержался, мне пришлось поломать голову, чтобы выбрать новый.       Сказав это, он вытащил что-то из-за повязанного поверх сорочки пояса и протянул ей. Яна, словно очнувшись, опустила глаза и удивленно охнула.       Наверное, она бы удивилась гораздо меньше, окажись этот королевский дар очередной драгоценной побрякушкой. Неясно, правда, какой логикой руководствовался Торин, выбирая его, но ему, пожалуй, удалось в очередной раз сбить ее с толку.       Это был клинок. Короткий и широкий, как острие копья, явно повидавший многое на своем веку. Вычурные ножны, украшенные чеканным серебром, выглядели гораздо новее пожелтевшей костяной рукояти, которую тысячи прикосновений отполировали лучше любого мастера.       — Нож? — недоуменно спросила Яна, почти против воли приняв эту странную благодарность. Не хотела, но рука словно сама потянулась.       — Кинжал, — поправил Торин. — Он изготовлен из лучшей стали, выкован в кузницах Мории много лет назад. Лезвие настолько крепкое, что пронзит любую кольчугу, кроме, разве что, мифриловой.       Яна уважительно хмыкнула, хотя понятия не имела, чем так хороши мифриловые кольчуги и зачем ей вообще эта информация. Протыкать кого-либо она тоже, определенно, не собиралась. По крайней мере ножом и без острой медицинской необходимости.       Но даже она сразу поняла, что это не какое-то ненужное старье, сплавленное по принципу «на тебе, боже». О клинке заботились: каждая трещинка в кости замазана, а на стальном навершии нет ни царапинки или, тем более, вмятинки. Из ножен он выскользнул легко, словно только и ждал, когда его извлекут. И лезвие, конечно, было отполировано и наточено до бритвенной остроты.       — Зачем он мне? — внезапно опомнившись, спросила она.       — Благородной леди не пристало появляться на людях без оружия, — ответил Торин. — Это почти неприлично.       Яна скептически фыркнула, протянув кинжал обратно.       — Я не благородная леди.       Торин покачал головой, проигнорировав попытку вернуть подарок.       — Неужели? Значит, тебе неизбежно придется ею стать, — ответил он. — Только, заклинаю, не передаривай на сей раз никому. Эта вещь имеет историю куда более древнюю, чем та эльфийская побрякушка. Она принадлежала моему роду много веков.       — Вы же говорили, что не собираетесь раздаривать семейные реликвии? — ехидно заметила Яна. — Или тут главное — начать?..       Вместо ответа гномий король загадочно улыбнулся.       — Кажется, нам лучше вернуться в дом, — сказал он. — Пока кто-то не замерз насмерть. Кажется, это буду даже не я.       Медик снова закатила глаза. Но спорить не стала. ***       Через пару дней Яна решила, что лубок Торину больше ни к чему — кости окончательно срослись, рана полностью затянулась, хотя гномий король все еще довольно сильно хромал. Зато ходил уже вполне уверенно, подолгу, и удержать его в палате теперь можно было разве что заперев дверь снаружи и придвинув к ней что-нибудь тяжелое. Освоившись, Его Величество завел дурную привычку пару раз в день прохаживаться по госпиталю, отчего Яна снова невольно вспомнила о дотошных инспекторах Минздрава. Закрытых дверей или запретных зон для него не существовало. Впрочем, особого вреда от этого не было, и Яна волей-неволей в очередной раз смирилась с его причудами. К персоналу он был вежлив и порой с удовольствием беседовал с другими пациентами, хотя и не подолгу. Однажды вечером даже вытащил арфу и немного поиграл для благодарных слушателей.       Ему явно было скучно.       Впрочем, он уже был вполне готов к тому, чтобы тоже покинуть госпиталь. Яна решила, что на всякий случай продержит его до конца недели и все-таки выпишет. Уже пора…       Между тем, в общей палате осталось всего одиннадцать занятых «коек». Из оставшихся, правда, далеко не все имели перспективу выписаться в ближайшее время, но общая тенденция не могла не радовать.       Работы, правда, меньше не стало. Как Яна и предсказывала, холодная зима принесла с собой целый ворох различных хворей, от безобидного насморка у ребенка до серьезных обморожений. Да и обычных травм хватало — не проходило и недели без того, чтобы кто-нибудь, подскользнувшись на льду, что-нибудь себе не сломал, не ушиб или не потянул. Да и лечить теперь приходилось не только людей. Гномы тоже порой обращались за помощью, правда, скорее больше из любопытства — среди людей Даина, временно обосновавшихся в Эреборе, и своих лекарей хватало. Но все изменилось, когда правитель Железных Холмов лично попросил Яну осмотреть одного из своих людей — того мучала гноящаяся, никак не желающая заживать рана, с которой гномьи целители не справились. Его пришлось оперировать, вырезать поврежденные ткани, а потом и выхаживать, но прогноз в целом был благоприятный. Увы, реклама оказалась сомнительной, ибо после этого соседи радостно начали делегировать человеческой «ведьме» всех своих «тяжелых», читай — безнадежных для местной медицины. К счастью, таковых было немного. Пока.       Сам город расцветал на глазах. Все больше купцов прибывало в Дейл, и по воде, и по санному пути, так что около пристани само собой возникло стихиное торжище. Старый рынок, почти полностью разрушенный во время битвы, восстанавливать не стали. но новый распухал буквально с каждым днем и медленно, но верно захватывал ближайшую улицу. Ассортимент, правда, порой был довольно неожиданный, но никто не жаловался. разве что на цены, но Бард, договорившись с временно заменяющим Торина Даином, который тоже был не в восторге от наглости купцов, как-то смог их прикрутить — то ли налогом, то ли штрафом, то ли просто пообещав выгнать особо ушлых коммерсантов к чертям.       На работе госпиталя это сказывалось только положительно.       На кухне появились мясо и овощи, сыр и творог, яйца, вяленые яблоки и орехи, и — о чудо! — почти настоящий чай из какой-то местной душистой травы. Вкус у него был специфический, но Яна быстро привыкла и даже, пожалуй, прониклась. Можно было подсластить его медом или кленовым сахаром, хотя последний оказался довольно дорогим удовольствием. Для полного счастья не хватало только кофе. Впрочем, однажды Аарна к полному Яниному недоумению принесла с рынка мешок жареных желудей. Оказалось, что если их растолочь в порошок и проварить, получится вполне пригодный, хотя и горьковатый эрзац. Не то чтобы бодрящий сам по себе, но работающий хотя бы как плацебо.       В общем, жизнь налаживалась. И в итоге оказалась не так уж плоха. Не то чтобы Яна теперь окончательно примирилась с окружающей действительностью, но по крайней мере приспособилась к ней.       Ночного бродягу, кстати, больше никто не видел. Похоже, он то ли затаился, то ли предпочел все-таки убраться из города, постепенно восстающего из руин и становившегося довольно-таки шумным и оживленным местом. Хотя у фонтана порой и поговаривали, что на Пустоши то и дело находили какие-то странные следы на свежем снегу, слухи на этот раз оказывались действительно слухами. Всего лишь пугающей баечкой, жалким отголоском забытого теперь страха.       Дни становились все светлее — как в переносном, так и в прямом смысле. Самый темный месяц зимы подходит к концу, и солнце, как сказала Аарна, теперь развернулось к весне. Теплее от этого, правда, стало только на душе, ибо морозы пока и не думали отступать. Но сам факт, что когда-нибудь холода закончатся, нежил сердце наивной надеждой на то, что все кошмары рано или поздно закончатся.       Если, конечно, не начнутся новые. ***       Изначально Яна была решительно против такой специфической благодарности. Не то чтобы она когда-либо относила себя к рядам идейных зоозащитников, ничего не имея против употребления в пищу мяса или одежды из кожи и меха (в этом мире в принципе у оной в принципе не существовало этичной альтернативы), но считала, что забивать здоровое животное специально ради нее — это уже, пожалуй, немножечко слишком.       Гном, однако, настаивал, уверяя, что в Железных Холмах это нормальная практика, и для столь искусной ведьмы, вылечившей его горячо любимого дядю, даже ездового козла ему не жалко. И вообще, после битвы много этих самых козлов осталось без хозяев, и их, козлов, надо чем-то теперь кормить, а зимой это по техническим причинам накладно и вообще непросто. Так что уж лучше пустить животину на мясо, чем ждать, когда она околеет от голода без фуража. А мясо у них вкусное, хотя для людей и жестковато…       Яне козла было все-таки жалко, но, с другой стороны, она прекрасно помнила, что покоривший Южный Полюс Амундсен добился цели только потому, что изначально планировал есть ездовых собак… Цинично, но мясо есть мясо. Зима долгая, а пациентов надо чем-то кормить, притом кормить, желательно, хорошо. В итоге она все-таки согласилась.       Тем более, что целый козел — это не только мясо.       Например, если чистый жир смешать с щелоком, то получится настоящее мыло, которого сейчас отчаянно не хватало. Правда, Яна никогда этим не занималась, но попробовать стоило. Из потрохов теоретически можно было изготовить кетгут, хотя шелковые нити, конечно, гораздо лучше. Печень, если у козлов она вообще съедобна, следует отдать самым слабым пациентам — не бог весть что, но такая пища помогает быстрее восстановиться.       А еще — адреналин.       Жизненно необходимый препарат. Необходимый даже прямо сейчас, когда никто вроде бы не собирается умирать. Адреналин не только «подстегивает» сердце, но и сужает сосуды, в том числе и местно, тем самым останавливая кровотечение; купирует анафилаксию, повышает давление. Весь запас из укладки Яна потратила во время битвы, и теперь его очень не хватало.       Вряд ли в текущих условиях получится выделить чистое вещество, да и Яна понятия не имела, как. Но «экстракт надпочечников» начали использовать задолго до Абеля и Дзёкити, и относительно успешно. Он не будет хранится долго, если, конечно, не придумать, как его высушить без потери свойств или очистить. Тут многое можно выяснить только опытным путем. Так что будущем госпиталю потребуется виварий…       …Яна не то чтобы хорошо разбиралась в домашней скотине, но всю жизнь была уверена, что козел все-таки меньше коровы. Впрочем, учитывая, что гномы в этом мире оказались не такими уж низкорослыми, их ездовые животные тоже вряд ли могли быть мелкими. Но все же, увидев здоровенную косматую тварь размером почти что с лошадь, да еще и с рогами, как у самого Сатаны, Яна была несколько… шокирована.       Тушу надо было разделать, и на это даже нашлось несколько добровольцев (затребовавших, правда, часть мяса), но Яна пока что всех разогнала. Нужные ей органы следовало извлечь аккуратно, а не выпотрошить как попало, обваляв в снегу или пыли. Так что козла отнесли в операционную, уложив на каменный стол. Задумчиво рассматривая получившуюся инсталляцию (ноги с раздвоенными копытами почти перегородили проход со стороны старой кухонной печи), Яна подумала, что, пожалуй, зря отдала подвал в безраздельную власть прачек. Следовало все-таки отгородить некоторую часть его под морг. Стол после возмутительно нестерильного, да еще и дурно пахнущего козла придется отмывать полдня…       Взяв в ассистентки Сигритт, она задернула все занавеси, велела никого к ней без неотложной необходимости не пускать и приступила к вскрытию.       Это оказалось непростой задачей. Яна, конечно, работала с трупами — еще в институте (ибо лучшего способа врачу изучить человеческое тело в том виде, как оно есть, человечество так и не изобрело, несмотря ни на какие трехмерные модели и дополненную реальность), но это были все-таки человеческие тела, картированные в учебных атласах и вызубренные до последней костной ямки. Козел от них, мягко говоря, отличался…       Прошло не меньше получаса прежде, чем удалось по-нормальному отделить кожу и вырезать несколько пластов жира — ткани животного были гораздо плотнее человеческих, лезвие скальпеля с трудом рассекало связки. Яна с сожалением признала, что как раз с этой задачей мясницкий нож справился бы куда лучше и быстрее… Велев своей бессменной операционной сестре отнести ведро с материалом Аарне, она в итоге плюнула на это дело и вскрыла брюшную полость, за неимением секционного ножа воспользовавшись подарком гномьего короля. Когда она рассекала брыжейку, погрузив руки в козлиные потроха едва ли не по локоть, зашуршала, отодвигаясь, дверная занавесь — кажется, это вернулась Сигритт.       Так… Вроде готово… Хотя потрошить брюшную полость целиком не хотелось, придется, пожалуй, все-таки извлечь почти весь кишечник — иначе до почек можно добраться только наощупь…       — При всем уважении к твоему мастерству, — заметил вдруг знакомый голос, — этому козлу ты уже ничем не поможешь.       Яна, невольно вздрогнув, подняла голову. У входа со стороны общей палаты, сцепив руки за спиной с видом этакого надменного эксперта, стоял Его Величество Торин, снисходительно наблюдая за аутопсией. Одет он был теперь не по-больничному: сорочку сменила синяя шерстяная рубаха, щедро расшитая серебром, поверх которой была надета длинная, отороченная волчьим мехом, кожаная куртка без рукавов. Свободные брюки заправлены в массивные высокие сапоги, от одного вида которых Яне стало дурно. Прямо-таки вопиющее нарушение стерильности в операционном помещении! Не говоря уж о том, что и самому пациенту, особенно с такими ранениями, небезопасно присутствовать на вскрытии из соображений биологической безопасности.       А еще снова этот его насмешливый тон… Раздражал он ужасно, даже еще больше, чем Торин сам по себе. Яна, привычно вдохнув-выдохнув, лишь негромко фыркнула. Хотя очень хотелось сказать что-нибудь про то, что одного козла ей все-таки удалось спасти от неминуемой смерти.       — Вообще-то это он должен мне помочь, — проворчала она, думая, как бы все-таки помягче объяснить Его Величеству, что ему тут не место.       — И чем же? — спросил Торин, с любопытством вытягивая шею, чтобы заглянуть в козлиное нутро. — Неужели сегодня сирых и убогих будут кормить супом из бараньих потрохов?       Грубоватая шута заставила медика поморщится.       — Имеете что-то против? — сквозь стиснутые зубы процедила она, снова хватаясь за нож, чтобы подрезать пропущенную связку.       — Предпочел бы запеченные ребра, — так же спокойно и снисходительно отозвался Торин.       — Передам на кухню, — фыркнула Яна, и, плюнув на должные отступления, повернулась к гному, заговорив прямо. — Извините, но мне сейчас не до светских бесед. Вы мне мешаете.       Усмехнувшись, Торин отлип от стены и подошел чуть ближе.       — Вообще-то я пришел, чтобы поговорить с тобой.       — А это не может подождать? — несколько раздраженно уточнила Яна.       — Нет, не может, — коротко и тихо ответил гном, и от его резко изменившегося голоса Яна невольно застыла. — Помнишь ли ты об условии, на которое согласилась, когда просила у меня эльфийские самоцветы?       Рука Яны дрогнула, нож кольнул что-то непредусмотренное. Она, однако, не обратила на это внимания, ибо в этот момент все внутри у нее застыло, словно собственные внутренности обдало невидимой ледяной волной.       Яна помнила. Еще как помнила. Но только сейчас поняла, что никогда не относилась к этому всерьез.       Тон его был теперь был торжественным и властным… королевским. В подобной манере не говорят о пустяках. Так объявляют войну. Так благословляют солдат, только что произнесших слова присяги. Так приносят страшные клятвы. Обращаются к нации с трибун. Оглашают приговор…       Медик медленно выпрямилась и отложила нож. Металл негромко звякнул о каменную столешницу, и этот звук лишь подчеркнул наступившую тишину. Из-за занавесей все еще доносился гул голосов в общей палате, но казалось, что они где-то очень и очень далеко. Не здесь. Будто маленькую темную комнатку вдруг накрыло стеклянным колпаком.       — Да, — сказала Яна, ибо Торин ждал ответа. — Но разве я еще не выполнила его? Вы много чего просили с тех пор. И я ни почти ни в чем вам не отказывала.       Гном рассмеялся — коротко, тихо и совсем не весело.       — Ты думаешь, я стал бы растрачивать эту возможность на пустяки? — спросил он, и в глазах его снова мелькнула беззлобная, но такая раздражающая ирония. Но лишь на миг… — Нет, ведьма. Та просьба, в которой ты не сможешь мне отказать, должна быть особенной. Я бы даже сказал, судьбоносной. И теперь, наконец, настал час исполнить данное обещание.       Яна медленно вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Взяла со стола мокрую тряпичную салфетку, нарочито-тщательно вытирая испачканные козлятиной руки.       — Ладно, — как можно небрежнее, чтобы не выдать своего волнения, проговорила она. — И чего же вы хотите?       Торин чуть приподнял подбородок, поймав ее взгляд. На тонких губах едва наметилась неуловимая улыбка.       — Тебя, — выдержав мучительно долгую паузу, произнес он. — Я хочу чтобы ты стала моей женой.