Все будет по-другому

Бездна не запомнилась Карамону совершенно. Вернее, не совсем так. Она запомнилась ему урывками. И в каждом этом лоскуте воспоминаний был брат. Рейст взмахивал полой черного плаща, крепче сжимая худой золотистой рукой посох Магиуса и не сводя глаз с лица жрицы. Рейст презрительно кривил губы, глядя на увязавшегося за ними брата. Рейст – худой вечно кашляющий Рейст – бестрепетно шагал наперерез темной богине. Лица Такхизис Карамон не запомнил, потому что так и не смог его разглядеть. Сквозь человеческий облик то и дело проступала драконья морда. А потом налетели эти проклятые тени. Закружили, впились невидимыми когтями-крючьями в руки, ноги, плечи. Вырвали меч. Содрали с волос шнурок, даже, кажется, вырвали целый клок разметавшихся кудрей. Карамон взвыл от боли, как разъяренный медведь. Попытался вырваться, достать кого-нибудь хоть кулаком. Но тени только со смехом отпрянули. А потом приблизились снова. Что-то больно впилось в бок справа. За пояс штанов потекло теплое и липкое. Ткань рубахи набрякла, пропитываясь кровью. Карамон отлично понимал, что стоит ему упасть, и все будет кончено. Поэтому на ногах он устоял, даже когда под правое колено ударили чем-то вроде дубинки. Нога подкосилась, но Карамон извернулся волчком, перенося вес на левую ногу. Наугад ударил кого-то локтем, за кого-то ухватился – словно сверток из плотной ткани поймал – и все же удержался. Над ухом визгливо расхохотались и зашипели что-то непонятное на совершенно не знакомом языке. Он сам не помнил, сколько длилось это мучение, но все-таки упал, почувствовав ладонями сухой шершавый песок. Тени сомкнулись у Карамона над головой. Тьма оскалилась сотнями алых зубастых ртов. Твари бросились на него, явно желая разорвать в клочья. Но так и не разорвали. Взвизгнули, как ошпаренные, и испарились. Истаяли, как туман под солнцем. Только солнца здесь не было. Ничего не было. Только темно-серый бесконечный сумрак и этот песок, жадно впитывающий кровь, так и сочившуюся из раны на боку. По песку прошелестели медленные тяжелые шаги. Карамон с трудом поднял голову и поднялся на четвереньки, силясь разглядеть новую напасть. Напасть оказалась Рейстом. Взлохмаченным, без мантии и без посоха. Брат остановился в нескольких шагах, окинул Карамона долгим непонятным взглядом, а после запрокинул голову. Карамон с трудом сел, зажимая ладонью рану, и проследил взгляд брата. Небо Бездны было совершенно не похоже на то, настоящее. Оно казалось плоским и серым, как песок под ногами. И в этом рыхлом неживом небе тускло светили звезды. Складывающиеся в созвездие Песочных Часов. −Ты все-таки стал богом. – Карамон хотел было засмеяться, но только закашлялся. От кашля вспыхнула болью рана. Стоило бы задрать рубаху, попробовать хоть как-то остановить кровь. Но Карамону не хотелось. Ему ничего уже не хотелось. Кроме одного. Чтобы Рейст сказал уже хоть слово. −Стал. – проговорил брат, будто с трудом разлепив губы. И одним странным гибким движением опустился на колени рядом с Карамоном, все так же не сводя глаз со своего созвездия. −Где Крисания? – тихо спросил Карамон. −Умерла. – так же отрешенно отозвался Рейстлин. Только сейчас Карамон разглядел, что в левой руке Рейстлин сжимал круглый медальон жрицы. На ладони брата красовался обуглившийся ожог, но сам медальон лишился того еле уловимого ровного света, каким всегда горел в руках Крисании. −Да, она умерла. – продолжал Рейст, не глядя на брата. – И ее бог тоже умер. Все умерли, Карамон. Мир – и тот умер. И вдруг рассмеялся так, как никогда не смеялся на памяти Карамона. Громко, отчаянно, со всхлипами. Карамон попытался было приподняться, но сила вместе с кровью ушла из его тела, и удалось только неловко проползти по этому проклятому песку, чтобы оказаться чуть ближе. Рейстлин оборвал свой страшный смех и глянул на близнеца в упор привычно желтыми глазами с песочными часами зрачков. −Ты тоже умираешь, Карамон. – без всякого выражения выговорил Рейстлин, но Карамон не обратил на его слова внимания. −Что значит, мир – и тот умер? – как мог требовательно спросил он. Рейстлин дернул уголком рта, отчего лицо его страшно искривилось, и указал на тусклые звезды. −А ты думал, брат, в Бездне могут светить звезды? Карамон шумно вздохнул и стиснул в кулаках песок. Значит это – все кругом – больше не было Бездной? Или нет, не так. Весь мир, весь прекрасный цветущий мир под солнцем, стал Бездной? −Вот как ты добился своего. – тихо проговорил Карамон, без сил укладываясь на песок. Назвать это землей даже мысленно у него не поворачивался язык. Руки брата легли ему на плечи. Сжали с недюжинной для хрупкого болезненного близнеца силой. Заставили слегка приподняться. Под спиной оказались колени Рейстлина. −Я ведь добился своего. – еле слышно выговорил Рейстлин. – Тогда почему все кругом мертво? Карамон облизал сухие губы и не смог найти ответа. Мертвый мир воронкой закручивался вокруг него, а на лицо капало мокрое горячее и очень соленое. Сквозь неотступный гул в ушах Карамон вдруг услышал яростный голос брата: −Я не могу его спасти! Не могу вылечить! −Потому что ты сам не хочешь обрекать его на жизнь здесь. – проговорил кто-то другой, кто-то чужой. −Тогда забери его! Ты же можешь, я знаю. Ответа не последовало, но чья-то теплая – не такая, как у Рейста – рука легла Карамону на лоб. Чужак говорил еще что-то, но Карамон его уже не слышал. Слезы брата стыли у него на лице.

***

Свет потоком лился сквозь высокое окно и тепло касался лица, обнаженной груди, стекал на живот. Туда, где ловкие смуглые пальцы аккуратно промывали длинную рваную рану, как будто ее оставила пила, а вовсе не зубы твари из Бездны. Карамон, тяжело прижавшийся к высокой деревянной спинке скамьи, отрешенно разглядывал склонившуюся перед ним темноволосую голову. От умелых, но бесцеремонных движений чужих рук, латавших рану, должно было быть больно. Боль и была, но где-то далеко, на самом краю. В груди болело сильнее. −Зачем ты меня забрал? – все же разлепил потрескавшиеся губы Карамон. – Надо было оставить меня с братом. −Твой брат хотел спасти хотя бы тебя. – тот, кого в Ансалоне знали под именем Астинуса Летописца, поднял голову и сверкнул большими темными глазами. – И он спас, разве нет? −Что будет с ним? Астинус не ответил и снова наклонился, обмазывая длинный шов какой-то остро пахнущей мазью. Прикосновения его теплых рук сделались мягче. Пальцы скользили по телу Карамона легко, почти невесомо, стирая отголоски боли, как мел с доски. Почему вдруг на ум пришла нелюбимая школа, Карамон так не понял. −Рейст стал богом. – медленно выговорил он. – И остался в нашем мире. Совсем один. Он может уйти оттуда? Скажи мне, Астинус. −Сам – нет. – неохотно проговорил Астинус, отстраняясь и опускаясь на пол перед Карамоном. – Пойти со мной он тоже не пожелал. Карамон вздрогнул всем телом, поморщился от вновь прострелившей боли и вплел пальцы себе в волосы. Неприбранные крупные кудри упали на лицо. −То есть брат сейчас один посреди мертвого мира. И покинуть его не сможет, даже умерев? Боги ведь не умирают так просто. – с трудом выговорил он. −Да. – односложно ответил Астинус, поднимаясь на ноги. Карамон выпрямился, разглядывая его из-под спутанной занавеси волос. Свет бил Астинусу, одетому в легкую светлую рубаху и такие же штаны, в спину. Сквозь белую ткань проступал силуэт совершенно человеческого тела с широкими плечами, крепкими сильными руками. Темные глаза смотрели с усталого смуглого лица без укора и без гнева. −Где мы сейчас? – спросил Карамон, отчего-то слишком поспешно отводя взгляд и принимаясь рассматривать обстановку. Больше всего это походило на храм. Во всяком случае такие же длинные ряды скамеек с высокими слишком прямыми спинками Карамон видел в храмах. Правее высилось что-то вроде бело-голубого, похожего на морскую волну, алтаря. В высокие и узкие прямоугольные окна не было видно ничего, кроме этого неистового света. −Видишь ли, Карамон. – Астинус, беззвучно ступая босыми ногами, обогнул Маджере и присел на ту же скамью, но на некотором расстоянии от него. – Пространство бесконечно. И миры в нем тоже бесконечны. Конечно только время. Но когда заканчивается песок в часах, их переворачивают. И все начинается сначала. −Все начинается сначала. – задумчиво повторил за ним Карамон. – Если так, то быть может, и для брата есть шанс начать сначала? Астинус выдержал требовательный взгляд голубых глаз Карамона Маджере. Только сжал на мгновение полные яркие губы. −Может, и есть. – негромко проговорил он и тут же предостерегающе вскинул руку. – Не спеши, Карамон, подумай хорошенько. Есть способ вернуться к началу и попробовать пройти этот путь снова. Но если он завершится неудачей – вы снова окажетесь на развалинах своего мира, а я больше не сумею прийти тебе на помощь. Это короткое «тебе», выговоренное странно-мягко, ударило под дых больнее, чем кулак в латной перчатке. Карамон решительно сдвинулся на гладком дереве скамьи и крепко сжал теплую – живую – руку Астинуса. −Значит, так тому и быть. – твердо выговорил он, глядя Астинусу в лицо. – Помоги мне, Гилеан, бог равновесия. Помоги перевернуть эти проклятые часы. И тогда все будет по-другому. Что-то промелькнуло в темноте глаз Астинуса. Верно, давненько его не называли истинным именем. Уголки губ приподнялись в улыбке. Чуткие осторожные пальцы выскользнули из хватки Карамона, обхватили его руку и заставили сомкнуть ладонь вокруг чего-то небольшого и ребристого. −В этой игре у тебя только один шанс, Карамон. – проговорил Астинус. Карамон разжал пальцы. На ладони поблескивали две золотистых игральных кости с непонятными черными узорами. −И как же в нее играть? – поднял бровь Карамон. Красивые губы Астинуса сложились в первую настоящую улыбку. −Я направлю тебя. А пока… Бросай дайсы. Карамон прикусил губу, вспоминая лицо брата, и легко стряхнул кости на деревянный пол.