«Это было бы самым большим несчастием.
Найти приятным человека, которого
решилась ненавидеть».
Джейн Остин
«Гордость и предубеждение».
За массивными стенами Хогвартса крупными хлопьями падал снег. Она знала это благодаря зачарованному потолку Большого зала. Гермионе очень хотелось оказаться прямо там, в центре бушующей стихии, чтобы она обнимала ее своими ледяными лапами и укрывала от навязчивых мыслей. Зима напоминала его. Холодная, непредсказуемая, но в то же время жгучая и мягкая, когда это необходимо. Темные серые облака, предвещающие бурю, находили отражение в его почти что прозрачных льдистых радужках. Почему это случилось именно с ней? Зачем и для чего? Почему, танцуя с прекрасным молодым человеком – добрым и почтительным, – все ее мысли занимает другой? Тот, кто никогда не должен был там оказаться. Кто угодно, но не он. Гермионе понадобилось чертовски много времени, чтобы спокойно покинуть Большой Зал – Виктор следовал за ней как тень. Он даже пытался украсть у неё поцелуй, когда они отошли за пуншем. Мерлин, как она устала от его общества! Казалось, что в помещении стало душно, музыка действовала на нервы, а чудесное голубое платье сдавливало тисками все тело. Гермиона была ужасно раздражена. Она, конечно, осталась довольна тем эффектом, который произвела этим вечером, чего только стоили взгляды Лаванды и слизеринских змей! Его взгляд она чувствовала кожей, он буквально прожигал оголенную спину. Этого эффекта она и добивалась, но... все было не то. Не с тем. Стук каблуков эхом отдавался от каменных стен, подгоняя ее. Хотелось скорее добежать до женского туалета и плеснуть в лицо ледяной водой, чтобы привести себя в чувство. Однако не всем ее планам было суждено сбыться. Пробегая мимо одной из ниш, скрытых гобеленом, Гермиона ощутила крепкую хватку холодных рук на плечах и талии. Ее окутал аромат знакомого парфюма. Она оказалась в кромешной темноте. От каменных стен исходил вековой холод, но мурашки стайками бежали по ее коже не из-за этого. Дыхание перехватило. – Если ты решила отомстить мне тем, что пришла с Крамом, – горячий шепот у самого уха заставил тело покрыться миллионом мурашек, – то это было очень опрометчиво с твоей стороны, принцесса. Грейнджер дернулась, хотя и знала, что это бесполезно. У нее не выйдет сбежать от Малфоя. Давно не выходит. Он словно чертов омут, который затягивает все глубже, без шансов на спасение. – Да что ты? – она гордо вскинула подбородок, нащупав спрятанную в потайном кармане палочку. – Люмос. Из-за того, что палочка была в опущенной руке, огонек освещал пространство слабо, однако этого хватило, чтобы рассмотреть бледное лицо, исказившееся в ядовитой ухмылке, и яростно горящие серые глаза. Драко возвышался над ней словно скала, норовя придавить к полу своим тяжелым взглядом. Он умел быть пугающим, но с недавних пор на нее это не действовало. – Ты же знаешь, что я не оставлю это просто так, Грейнджер, – он усилил хватку, прижимая ее к себе. – Для кого же ты вырядилась в это милое платье? – А какая тебе разница, Малфой? Ты вроде бы неплохо проводил время в компании Паркинсон. Гермиона чуть ли не рычала, пытаясь вложить в свой голос всю злость и обиду. То, что она ощущала вот уже несколько дней с момента их ссоры... – Нужно создавать видимость. ... и все из-за гребаных предрассудков! Ей хотелось ударить его за эти слова. Их разное происхождение было камнем преткновения с первого курса, только вот они оба не заметили в какой момент ненависть переросла в страсть и взаимный интерес. Когда они стали цепляться взглядами, задерживать их дольше положенного? Никто из них не знал ответа на этот вопрос. Однажды это просто случилось. И особенно тяжело бороться с самими собой и обстоятельствами становилось теперь, когда надвигалось что-то темное, что-то ужасное. Казалось, весь магический мир это чувствовал. Но никто не хотел признавать. В эти времена они находили друг в друге спасение, наплевав абсолютно на все. – Вот так, да? Значит, ты имеешь право развлекаться, а я должна была идти одна? – она отступила на шаг, ударяя кулаками в его грудь. – Ты бы никогда не появился там со мной! И не имеешь никакого права указывать мне, Драко Малфой! – Я бы пошел, если бы ты попросила! – он повысил голос, и девушка быстро бросила заглушающее. – Это ты избегаешь любых разговоров о серьезности этих... того, что между нами происходит! – А как же твои чистокровные предрассудки?! – К черту предрассудки, если это касается тебя! Малфой резко дергает Гермиону на себя, буквально впечатывая в свое тело, и обрушивается на ее губы грубым поцелуем. Он невероятно зол. Она ощущает это, когда он с силой сжимает талию, впиваясь пальцами; когда неистово кусает ее губы; когда не дает даже вздохнуть. Он делал это каждый раз – заставлял ее цепляться за его плечи, гореть ярче Адского пламени и тонуть в нем. Тонуть, тонуть, тонуть. Без возможности выбраться, лишь медленно идти ко дну. Через пару мгновений он отстранился, завороженно глядя на ее раскрасневшееся лицо. Она знала, что губы припухли из-за его жадного мстительного поцелуя, а глаза сверкают возбуждением. Драко крепко сжал ее руку, выглядывая из-за гобелена. – Пойдем. Она уже знала, куда он ее отведет. И пошла. Этот заброшенный класс стал их убежищем, тайным пристанищем. Именно здесь они впервые поцеловались, тем вечером она поймала его после отбоя, было ее дежурство. Все началось привычно – с взаимных оскорблений, а закончилось тем, чего они не ожидали. Гребаный Мерлин, это был ее первый поцелуй! И она отдала его Драко Малфою. После этого их стычки участились, и каждая неизменно заканчивалась страстными поцелуями в старом классе. Молча. Никто ничего не обсуждал. А теперь Святочный бал. Гермиона не думала, что, увидев его с Паркинсон, ощутит всепоглощающее чувство ревности. Собственничества. Она знала, что он не встречается больше ни с кем, как и она сама, но видеть вешающуюся на него Пэнси было невыносимо. Впервые она была в ужасе, ощутив это чертово давление в грудной клетке, будто сердце кто-то сжимаетсжимает ледяными пальцами. А потом пришло смирение. Никто из них не хотел ничего менять, значит с этим необходимо было научиться жить. Гермиона не знала, что по этому поводу чувствует сам Малфой, но его реакция на Виктора заставляла душу петь. Его ревность разливалась в ней горячей лавой, сжигающей всё на своём пути. Она не заметила, как они прошли весь путь до заветной двери, лишь услышала тихим шепотом отпирающее, а затем крепкие руки затащили ее внутрь. Малфой припечатал ее к закрывшейся двери, обхватывая лицо ладонями и утягивая в сладкий поцелуй. Резкое столкновение выбивает весь воздух из ее легких, пальцы цепляются за лацканы его пиджака. Голова Гермионы идет кругом, все вокруг плывет, поэтому она просто закрывает глаза, отдаваясь ощущениям. Руки Драко давно блуждают по ее телу, обводя пальцами тонкий пояс, перемещаясь к позвоночнику и очерчивая вырез на спине. Мурашки разбегаются по коже, когда его пальцы достигают волос и разрушают прическу, зарываясь в кудри. Она глухо стонет, когда он прикусывает нижнюю губу, а затем проводит по ней языком, словно извиняясь. Он все еще зол. Нежность граничит с грубостью, боль с наслаждением, но она знает, что он не навредит ей всерьез. Больше нет. Ее ладони движутся выше, кончики пальцев невесомо пробегаются по его шее сзади, заставляя вздрогнуть, а затем зарываясь в короткие белоснежные волосы. Она тянет их, заставляя его откинуть голову. Горящие первобытным огнем серые глаза пожирают ее образ, пробегаясь снизу вверх. – Салазар, твое гребаное платье, – он рычит, в то же время очерчивая пальцем вырез на груди. Она судорожно сглатывает. – Я весь вечер мечтал снять его. Знаешь, – он наклоняется ближе, опаляя ухо горячим шепотом, – какое наслаждение дарит тот факт, что только я знаю, что находится под ним? Гребаный Мерлин... Гермиона жмурится от переизбытка ощущений, пальцы сильнее впиваются в его волосы, притягивая для очередного поцелуя. Ее дико возбуждают его слова, его собственничество, хоть это и неправильно. Его руки опускаются на ее ягодицы, с силой сжимая, буквально вдавливая в его тело. Она ощущает всю силу его желания, упирающуюся ей в низ живота. – Схватись за меня. Его хриплый шепот прерывается тяжёлым дыханием, руки перемещаются чуть ниже. Она сильнее обнимает его за шею, продолжая покрывать поцелуями бледную кожу, когда ощущает, как Драко подхватывает ее под бедра. Платье задирается и она обвивает его ногами, чтобы удержаться. Малфой движется в сторону парт, пока не сажает ее на одну из них. Он кончиками пальцев скользит вниз, находя подол, а затем вновь движется выше, на прежнее место, пальцы впиваются в упругую кожу уже без преграды. Гермиона ерзает, чтобы сдвинуться ближе к краю, чтобы снова ощутить его, быть ближе. Кожа к коже. Она наощупь находит пуговицы на пиджаке и вслепую расстегивает, скидывая плотную ткань с его плеч, следом отправляется жилет. Возится с бабочкой, пока он лениво спускается губами вниз по челюсти, прикусывает нежную кожу на шее и задерживается на ключицах, медленно проводя по ним языком, пробуя на вкус будто в первый раз. Закусывая губу, Гермиона пытается сосредоточиться на своей задаче, но он внезапно прерывается и выпрямляется перед ней. Драко подносит ладонь к ее лицу, нежно мазнув костяшками по щеке, большой палец очерчивает нижнюю губу, мягко вырывая ее из плена зубов. – Не молчи, – он смотрит прямо, глаза в глаза, и она покорно замирает, словно змея перед заклинателем. – Мне нравится слышать тебя. Горло пересохло, поэтому она лишь кивает. Ее тело изнывает, хочется, чтобы он вернулся к тому, чем был занят минуту назад. И он исполняет ее желание. Одна его рука возвращается к бедру, другая же чуть расстегивает застёжку сбоку, чтобы ослабить ткань. Пальцы проворно пробегаются от замочка вверх по животу, обхватывая и чуть сжимая грудь, пока он вновь усердно занят ее шеей. Очередной стон срывается с губ Гермионы, но уже громче прежнего. Как он хотел. А когда они перемещаются на пару дюймов выше, свободно отодвигая ткань, и касаясь разгоряченной кожи, она хрипит, утыкаясь лбом в его плечо и прикрывая глаза. Холодная ладонь вновь находит ее грудь, он, едва касаясь, обводит ее по кругу кончиками пальцев, издеваясь. Зная, что ей очень необходимо. Она всхлипывает, когда он, наконец, сжимает напряжённый сосок, начиная перекатывать его между пальцев. Ей хочется взорваться от ощущений, ведь кажется, что их так много. Слишком много. Но Гермиона знает, что это не предел. Ее пальцы нетерпеливо расстегивают рубашку, ладони опускаются на его обнажённую кожу, скользят вниз и вверх по крепкому торсу, гладят. Она чувствует, как его мышцы напрягаются от ее прикосновений. Одна рука опускается еще ниже, минуя ремень и останавливаясь на беззастенчивой выпуклости брюк, сжимая ее. Наградой становится хриплый стон Драко где-то в районе ее груди. Однако когда его пальцы достигают ее белья, сначала нежно проводя сверху, а затем проникают под него, касаясь влажной плоти, ее словно окатывает ледяной водой. Гермиона упирается в его плечи, отстраняясь. – Драко, – она взволнованно шепчет. – Драко, остановись! Нас могут найти. – Ты же самая умная ведьма, Грейнджер, – он продолжает прерывисто осыпать ее влажную от испарины кожу поцелуями. – Существуют заглушающие и запирающие чары, которыми мы с тобой активно пользуемся. – Да, но... а-ах, – она вздрогнула, когда он прикусил ее. – Но сегодня праздник, и дежурят преподователи. Если... ох, черт, Малфой! – она шлёпает его по плечу, когда мерзавец вновь перемещается к груди. – Если кто-то из них наткнется на запертый класс, будет достаточно Алохоморы, и тогда нам уже ничто не поможет! На последних словах ее голос срывается от паники, и Драко утыкается лбом в ее грудную клетку, разочарованно вздыхая. О, один Мерлин знает, насколько она его понимает. Однако ее рассудительная часть берёт верх над глупым сердцем, которое готово без оглядки прыгнуть в его руки. Она хочет его. Во всех отношениях, не только в сексуальном плане. Гермиона поняла это недавно, но боялась признаться даже самой себе. Что он чувствовал на этот счет для нее оставалось загадкой. Она могла сколь угодно строить воздушные замки, позволять себе мечтать, игнорируя все пресловутые «но», но... В отношении него это было слишком опрометчиво. Слишком опасно. Потому что оказаться погребенной под осколками собственных надежд было бы слишком больно. Он обвинил ее в том, что она не желает обсуждать то, что между ними происходит, но это было ее единственной защитой. Всем, что у нее осталось. И если она разрушит эту последнюю преграду, даст словам и чувствам вырваться наружу... Нет, этого нельзя было допустить. Она знала, что рядом с ней он меняется, ведет себя по-другому, иначе мыслит. Ее появление в жизни Драко поставило под угрозу все его чистокровные убеждения, впитанные с молоком матери. Она видела это. Чувствовала, как он колеблется. Гермиона знала, что их можно разрушить, превратить в пыльные руины, заставить Малфоя открыть глаза на правду. Но сколько потребуется времени? И, главный вопрос – хватит ли его у нее? – Эй, ты чего? – ледяные пальцы мягко обхватили ее подбородок, приподнимая голову и вырывая ее из пессимистичных мыслей. Серые глаза Драко смотрели обеспокоенно. Он выглядел потрепанным: волосы торчат в разные стороны, спутанные ее пальцами; губы припухли и покраснели от ее поцелуев; рубашка расстегнута, а пиджак и жилет кучей валяются на полу, и это все ее рук дело. Это все она. – Все хорошо, – она качнула головой, натягивая улыбку. – Но нам надо уходить, кто-нибудь может хватиться. Сам знаешь, если нас найдут вместе... – Я говорил серьезно. По поводу бала, – он держал крепко, не давал отвернуться. Серебро в его радужках будто проникало в ее собственные. – Если бы ты только сказала, я бы пошел с тобой. Нашел бы, как объяснить все родителям, мама намного мягче, она бы совладала с отцом ради меня. Я бы обязательно что-нибудь придумал. Мерлин, нет... Ее сердце заходилось в лихорадке от его слов, от того, что он размышлял обо всем, возможно даже придумывал план. Гермионе так хотелось во все это поверить. В то, что у них все-таки есть шанс. Пусть ничтожно маленький, но он есть. – Малфой, ненад... – Я правда хочу попробовать. По-настоящему быть с тобой, не только в заброшенных классах, темных нишах и на ночных дежурствах. Он тяжело дышал, но не отводил взгляд. Его глаза светились искренностью слов, и это было больнее всего. Ведь ей хотелось того же! Мерлин, так хотелось! Обнимать, держать за руку, да хотя бы разговаривать не таясь! Вместе сидеть в библиотеке и готовиться к занятиям. – Драко, – она вкладывала в свой голос столько борьбы, пока слезы собирались в уголках глаз. – Пожалуйста, не надо. Но он выглядел решительно, было уже слишком поздно поворачивать назад. Они слишком далеко зашли. – Я влюблен в тебя, Грейнджер, – он аккуратно поправил ее платье, уголки губ дрогнули в грусной улыбке. Драко нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. – Давно следовало это понять. Нет. Нет-нет-нет. Не говори. Возьми свои слова обратно. Но когда он наклонился вперед и мягко коснулся своими губами ее губ – медленно и трепетно, нежно, – ее стены дали трещину. Она ответила на поцелуй, потому что к нему рвалась ее душа. Он был со вкусом соли на ее щеках. В ту ночь, когда за окнами падал снег, она сломалась, рассыпалась, как карточный домик. Темноту ее сердца, против всякой воли, осветил тоненький яркий луч. Луч робкой надежды.