Жив

- Стой, вернись! Не бросай меня одного тут! – массивная железная дверь захлопнулась. Даже «замороженный труп» - сам похититель, исчез, оставив парня одного. Ну, с ним еще был этот коллега Лоуренса, но он был мертв. Адам в панике закрыл лицо руками, стараясь не шевелиться. Здесь было так холодно. Нужно экономить тепло. Он отнял руки от лица, нащупал на полу свою рубашку, и быстро натянул. Все еще холодно. Комнату наполнял металлический запах крови, голова кружилась от долгого нахождения взаперти. Он сел, и прижался к трубе, она была немного теплой. Кой черт его дернул так махать руками, когда он проснулся? А если бы он не делал лишних движений, то это могло бы спасти его, ведь так? Парень встал, пошатываясь. Рана в плече болела, но если он попытается вытащить пулю, выпущенную в него человеком, которого он сейчас так отчаянно хотел снова увидеть, то он умрет от кровотечения. Он всегда был слабоват. Адам подошел к ржавой ванной, и сел на ее край. На грязной стене все еще светился крест. А когда он потухнет, то что, станет совсем темно? Нет, не думай о будущем, вдруг еще можно исправить ситуацию? Например, вдруг ключ где-то там, в ванне, застрял в отверстии для спуска воды. Собравшись с силами, которые очень понадобятся ему, если надежды не оправдаются, парень обернулся, и залез в ванну, и провел руками по дну вокруг себя. Он уже начинал привыкать к этой темноте, так что его сердце забилось быстрее, когда он не заметил ключа. Он с ужасом ощупывал дно и стенки ванны, быстро теряя надежду на то, что ключ здесь. Ключ уже не здесь. А он – идиот. Этот чертов псих вроде бы умен, но не догадался оставить запасной? Он тоже идиот. Парень зажмурился, и застонал, надеясь, что он еще ошибается, и хоть что-то да спасет его из этого положения. Он встал, и снова оказался босиком на холодном кафеле. Снова прижался к трубе. Черт, где Лоуренс? Прошло так много времени, где этот чертов врач? Он чувствовал, как медленно зарастает рана на его плече, и пуля становится частью его. А можно же пулю, пущенную человеком, который вроде бы не враг, расценивать как предательство? И вообще, если Гордон не вернется, то он в любом случае будет предателем, разве не так? Что за чушь, он вернется. И заберет его. Тут холодно, и темно. И больно. Болит плечо, болит простуженное горло, легкие, требующие никотина, нога, цепь слишком сильно давит. Адам очень долго спит, слыша каждый шорох, производимый своей одеждой, каждый скрип цепи, капающую каплю. Скучно. Он нашел небольшой, похожий на мел, кусочек, и царапает им стены, рисуя всякие картинки. Интересно, а Лоуренс вообще выжил? А может быть он не дошел до людей, ведь он был в таком отвратительном состоянии, что вряд ли соображал что-то. А его семья? А вообще, он так и не узнал Лоуренса достаточно, чтобы думать, что он не смог сделать чего-то. А что он собственно успел в своей жизни? Поработать незаконно фотографом, и разрушить жизни десятков, если не сотни, людей. А девушка у него есть? А родители наверняка уже забыли о его существовании, да? Ну разве ж это жизнь? Адам снова встает, и бродит туда-сюда так далеко, как позволяет цепь на ноге. Появилась идея – на полу лежит лужа крови, отравленной крови. Может быть ему дотянуться до нее, и закончить мучительное ожидание? Он в который раз ложится на пол, и, натягивая цепь до предела, не может достать. Очередная истерика, стук кулаками по стенам, до осыпания краски с потолка. Он уже весь в штукатурке, но что это стоит, по сравнению с тем, что может быть кто-нибудь его услышит? Вновь паническая атака – а если он останется тут навсегда? Он замерзнет насмерть, или умрет от голода и жажды, какая ужасная смерть. Отвратительно. Здесь где-то есть револьвер, ведь так? Ах да, там всего один патрон, потраченный на него… Но все же, вдруг! Парень судорожно ищет глазами злополучный револьвер. Вон он – всего лишь на другом конце комнаты. Если так подумать, то он мог бы и достать, всего лишь нужно отпилить себе ногу. Вот и пила – лежит, будто ждет. Адам держит ее в руке, заносит над ногой, ставит лезвие правильно… Ничего. С криком швыряет в стену, и закрывает лицо руками, рыдая. Какой он жалкий, никчемный, Лоуренс смог! И умер где-то за поворотом. Нет, что ты, он жив. И Адам жив. Но лучше бы был мертв. Он снова берет пилу, подносит к горлу – ничего. Он не может этого сделать. Сколько времени уже прошло? Неделя, месяц? А он вообще жив, если провел здесь так много времени? Нет, значит он может идти! Не может. Цепь мешает. Зачем ему нужна эта цепь? Он не желает больше здесь находиться. Он понял, что жил неправильно. - Я буду хорошим! – его голос слегка осип, он с мольбой оглядывается по сторонам. – Пожалуйста, отпусти меня. – раньше он сказал бы: «Отпусти, сука, иначе…», но сейчас он поумнел, и лучше пусть Пила знает это. Может быть он даже отпустит его тогда. Вот было бы хорошо. Но ничего не происходит. Он перестал надеяться. Скрип двери вырывает парня из сна. Перед его глазами все расплывается, и он чувствует, что он ненадолго еще в этом мире, поэтому не шевелится. Свет режет его сознание даже сквозь ресницы, так он от него отвык. Что вообще происходит? - Кто здесь? – громкий мужской голос, режущий тишину, коснулся ушей Адама. Он не смог открыть глаза, чтобы разглядеть силуэт, стоящий на пороге, и явно готовящейся к нападению в случае чего. - Лоуренс? – прошептал парень, с трудом протягивая руку к двери. Он в это время лежал в ванной, так что для такого простого действия, и еще на то, чтобы повернуть голову, у него ушло немало сил. – Ты пришел за мной? – он сам не узнал свой голос, таким слабым и тихим он был. Но мужчина услышал. - Господи! – он опустил автомат, и быстро подошел к ванне, Адам приподнялся на дрожащих руках, и упал назад, осознав, что не сможет так долго висеть. Человек быстро повесил автомат на плечо, и, осторожно взяв парня за плечи, помог ему сесть, а затем и встать, хотя в основном он висел на крепких руках спасителя. – Как долго вы здесь? Адам качнул головой, показывая, что не знает. Да он и не очень-то хотел знать. По ощущениям в его теле, прошло около миллиона лет. Мужчина заметил цепь, и проследив за ее направлением, вытянул из кармана пистолет, и выстрелил. Звук металла, разбиваемого пулей, был самым лучшим звуком, какой парень слышал в своей жизни, но на улыбку сил у него не было. Спаситель понял, в каком состоянии находится Адам, и осторожно поднял его на руки, и парень снова замер, глядя из-под ресниц в потолок. - Вы – не Лоуренс? – безнадежно спросил он тем же шепотом. Мужчина качнул головой. Парень почувствовал, как из его глаза выкатилась слезинка, и, сбежав по лбу, затерялась в волосах. – Соврал… - он без сил опустил голову, которую держал на весу, и она свесилась с руки мужчины. - Берегите силы. Вам не следует сейчас говорить. – мягко произнес спаситель, Адам закрыл глаза. В его мозгу всплыло лицо Лоуренса, бледное, заляпанное пятнами его собственной крови. Интересно, а он, Адам, сейчас тоже так выглядит? Сквозь сон парень слышал, как мужчина звонит в скорую, и вызывает наряд полиции, который посылает осмотреть место, где нашел Адама. Он помнил, как тихо, его губы шептали: «Кровь отравлена…», «Спасибо, Пила», и как все с небольшим страхом разглядывали его, сверяли какие-то карточки, что-то обсуждали. Пила дал ему спасителя. Спасибо. - Итак, сэр, вы можете поговорить с нами? – вокруг больничной койки парня собрались двое врачей, детектив, и четверо полицейских. Высокая фигура, появившаяся на пороге его темницы, и спасшая его, оказалась агентом, имя которого он услышал в бреду – Питер. Кто-нибудь должен будет назвать ему и фамилию мужчины. Кстати, где он? - Да, думаю, да. – голос парня все еще осипший, после долгого молчания и простуды, но он может говорить, и его стиль речи заметно изменился. Он смотрит на всех этих людей, которые здесь собрались, чтобы узнать, что же произошло, они все надеются на информацию. Он скажет все. - Итак, как ваше имя? Самое важное. – девушка с красивыми кудрями и смуглой кожей, в одежде копа. Ну, то есть полицейского. Он раньше не видел полицейских-девушек. - Адам. Стенхейт-Фолкнер. Адам. – он сам не понял, зачем повторил имя дважды. Полицейские задумчиво переглянулись. – Что с Лоуренсом? – наткнувшись на вопросительный взгляд девушки, он пояснил: - Лоуренс Гордон, какой-то там врач, у него есть жена и дочь, и нет ноги. - Нет ноги? - Он отпилил ее. Такое было задание. Убить меня или отпилить ногу. Я еще жив. – парень быстро поднял руку, и вытер глаза. Он все еще не мог понять, почему Лоуренс оставил его. Неужели он погиб? От этой мысли хочется закричать, и швырнуть что-нибудь в стену. - Вы и останетесь живы, Адам. А теперь – расскажите все. – в ее глазах сочувствие, но она, как и Адам, понимает необходимость этой информации. И он начинает рассказ. Вечером, когда парень уже давно спит, лежа на больничной койке, Лоуренс Гордон стоит возле окна своей комнаты, и бездумно смотрит в окно. Точнее, он пытается смотреть бездумно. Каждый раз, как в его голове нет мыслей, он вспоминает о нем. Лоуренс уперся руками в подоконник, глядя на темную улицу. Зазвонил телефон, и он, хромая, подошел к нему, лежащему на столе, и поднял. «Неизвестный номер» был до безумия известен, практически вдолблен им самим в голову, и он даже предположить не мог, зачем Марк Хоффман звонит ему так поздно. - Алло? - Гордон? - Хоффман? - Ты. – Марк отнес телефон от уха, разглядывая номер Лоуренса, и не зная, как ему сообщить эту новость. – Ладно. - Что ладно? Говори быстрей, я слушаю. – врач закатил глаза, и, сев за стол, несколько раз провернулся вокруг себя на стуле на колесиках. - Как знаешь. – Хоффман пожал плечами, и поднял бровь, снова поднося к уху телефон. Разгладив бумаги, лежащие на столе, он произнес, ставя через каждое слово короткий пробел, и делая конец фразы интригующим. – В N-ную больницу некоторое вемя назад поступил некто А., по фамилии Стенхейт-Фолкнер. Как тебе эта информация? Телефон выпал из рук Гордона, сердце застучало быстрее, глаза расширились. Он поднял к глазам часы на руке, и уставился на время, не понимая, почему парень еще жив. Прошло несколько лет с того момента, когда он оставил его одного. Сердце мужчины болезненно сжалось. То есть все это время он мог просто прийти, и сказать: «Адам, я вернулся», и парень бы радостно протянул ему руки? Какого …? - Как? – прошептал Лоуренс, сползая на пол. Он нащупал телефон. Хоффман понял, что творится в голове мужчины, поэтому просто довольно молчал. – Алло? - Слушаю тебя. – Марк улыбнулся еще шире, и прислонился к стене своей квартиры, где сейчас находился. - В каком он состоянии? – они оба заметили, как голос Лоуренса дрожит. - Я-то откуда знаю. В больницу, а не в морг, значит жив. - Но как? – мужчины замолчали, Лоуренс снова положил телефон на пол, забыв отключить, и кинулся вон из квартиры. Он поймал ближайшее ночное такси, и помчался на нем к больнице, которую назвал Марк. В комнату Гордона заглянула девочка, лет десяти-двенадцати. Она была одета в пижаму, и держала в руках подушку. Растерянно оглядев комнату, она подошла к телефону, и подняла его. - Алло? – спросила она нерешительно. Хоффман, только решивший отключиться, снова заговорил. - Алло. Это Диана? - Диана Гордон. А вы не знаете, где папа? – опрометчиво спросила она, и Марк ответил: - Он поехал навестить старого друга, а что, тебе страшно? - Я боюсь монстров. Там в шкафу – какой-то человек, снова. Он приходит каждую ночь. После той ночи. - Кажется, я знаю, о какой той ночи ты говоришь. Могу тебя заверить, что того человека там нет. Он давно умер. - Точно? – усомнилась девочка, уже направляясь в свою комнату. - Точно. – подтвердил преемник Пилы. – Можешь спать. - Спасибо. – девочка положила телефон на матрас своей кровати, и легла рядом. – А вы не можете побыть со мной немного? - Я? Э-э-э… Могу. – Хоффман усмехнулся, и еще несколько минут слушал, как дочь Лоуренса Гордона рассказывает ему какие-то истории из ее детской жизни, не испорченной Пилой, который так хотел это сделать. Он отключил телефон, когда понял, что девочка заснула, и положил на стол. Она практически лишена отца, замкнутого в себе, после того, как он подвергся испытанию. Так почему он не может побыть хорошим человеком? Недолго. Не трудно. Лоуренс вбежал по ступенькам больницы, и не обратил внимания на женщину, которая должна была его записать. Как бы глупо это не звучало, но он чувствовал, куда ему нужно идти, чтобы найти Адама, и инстинкты его не подвели. Он ворвался в одиночную палату, и тихо замер на пороге, глядя на тело парня, лежащего на койке. Адам спал. Он ничуть не изменился, с тех пор, как Гордон видел его в последний раз, разве что сейчас он был намного спокойнее. А может быть он мертв? Мужчина медленно подошел к постели, и сел на ее край, не отрывая взгляда от лица старого знакомого. Другом он назвать парня не мог – слишком гадко он поступил. - Ты вернулся? – Адам приоткрыл глаз. Лоуренс вздрогнул, и спрятал лицо в ладонях. - Сука. Ты обещал. Ты обещал вернуться. – парень говорил тихо, в больнице все спали, и он не хотел привлекать внимание. - Прости меня. - по щеке Лоуренса, не видной парню, скатилась слезинка. Он сам не понимал, почему так сильно хочет, чтобы Адам его простил – вряд ли они когда-нибудь еще увидятся. Возможно, он хотел очистить свою совесть, ночами твердящую – «Оставил». Почему он сразу не вернулся за ним? Забыл. Идиот. - Слушай… - Фолкнер посмотрел на мужчину так странно, будто оценивая, и произнес: - я жив. Я изменился. Я… прощаю. – Гордон кивнул, закрыв глаза. Он не почувствовал того облегчения, когда извиняешься перед кем-то. Он чувствовал только, как внутри него разрастается пустота, поглощая его. Мужчина встал, замер на несколько секунд, глядя на Адама, быстро коснулся его руки, и вышел из палаты, хромая. Адам задумчиво смотрел ему вслед несколько секунд. Почему он простил его? Он ждал ночами, днями, неделями, но Лоуренс не вернулся. И он его больше не увидит, никогда.