***
Холодно. Минхо ворочается в постели, пытаясь закутаться в одеяло посильнее. Разве окна были открыты, когда он ложился спать? — Ты что, весь праздник решил проспать? — бодро произносит кто-то над ухом. Сонливость снимает как рукой. Конечности леденеют, но уже не от сквозняка, а от животного страха. Кто бы это ни был, Минхо этот голос не узнаёт. Может быть, он всё ещё спит? И это звуковые галлюцинации? Его пёс точно залаял бы раньше, чем в квартиру попал кто-то незнакомый. — Встава-ай! Ты же обещал, что мы сходим с тобой на ярмарку! — кто-то настойчиво трясет его за плечо, а это уже многовато даже для самого реалистичного сна. Состроив вид, будто он потягивается на постели, Минхо тянет руку к прикроватной тумбе, чтобы схватить с нее хоть что-то увесистое. Нащупав только что-то очень похожее на книгу (что само по себе абсурдно, но, быть может, ее оставил Сынмин после своего последнего визита?), он рывком разворачивается и наугад бьёт вторженца. И, судя по вскрику, попадает точно в цель. — Эй! — завывает кто-то от боли. — Да помню я, что тебя нельзя будить в выходные раньше обеда, но хера ты бьёшь-то сразу?! Не слушая бредни незнакомца, Минхо подлетает с постели и несколько раз спотыкается о неизвестные вещи на полу, в попытке добраться до кухни, где он бросил вчера телефон. Сомнений в том, что это не сон, не осталось. Нужно как можно скорее вызвать копов: непонятно как, но в его квартиру пробрался псих, и одному богу известно, какие у него помыслы. А если это сектантский фанатик? Может, его пёс оттого и молчит, что этот подонок его заколол? — Минхо, да что с тобой? — кто-то успевает его нагнать и осторожно коснуться руки, которую Минхо тут же одёргивает. Бежать больше некуда. Это западня. — Я скажу вам пин-код от своей карты. Там не много, но это всё, что у меня есть. Можете взять всё, только уйдите. Я никому ничего не скажу, клянусь. — Эй. Эй, малыш, всё в порядке. Тебе приснился кошмар? Это же я — Джисон — твой самый лучший парень на свете, — кто-то по имени Джисон делает несколько шагов в его сторону. — Ну же, открой глаза и посмотри на меня. Как-то раз Сынмин дискутировал с ним на тему психологии преступников. В случае, если пришлось столкнуться с одним из них — лучше не злить и выполнять все требования. Поэтому, сжав ладони в кулаки, Минхо медленно открывает глаза и… Что это? — Вижу, — срывается с губ полушёпотом. — Ну вот, я же говорил, — кто-то по имени Джисон стоит прямо перед ним и улыбается. Минхо понимает это не по интонации голоса, не при помощи касаний к чужим губам. Он действительно видит. И видит не только высокого парня, но и всё вокруг: кухонные тумбы, стол, холодильник. Всё то, что знал лишь наощупь. — Раз ты пришёл в себя, то теперь я требую компенсацию за удар в виде поце… — Я умер. В тот день я всё-таки шагнул под машину и умер, — истерично посмеивается Минхо. — А ты — бог? Бог в потёртых трениках? Твою мать, я ударил бога! От перегруза информации Минхо отшатывается к стене и хватается за голову. С его лица не сходит почти полоумная улыбка обречённого. — А тот парень, затиравший про счастье — это был ангел, спустившийся за моей душой, да? Это так у вас всё происходит? — Ты меня пугаешь, — уже более серьёзно произносит Джисон. — Мне, конечно, очень льстит, что в твоих глазах я похожу на бога, но… Никто не умирал, ага? Дышим глубже. Я Джисон. Твой Джисон. Мы живём душа в душу уже три года, хоть у тебя иногда и бывают прилёты, когда мезозой кажется раем… Стой, ты вчера пытался выскочить под машину?! Кажется, в объяснениях тут нуждается не только Минхо.***
Витиеватый белый дымок поднимается из кружки с зелёным чаем, который, если верить этому Джисону, должен успокаивать. Минхо неотрывно наблюдает за ним, смотрит на свои руки и кругом, всё никак не привыкнув к тому, что он снова может видеть спустя столько лет. Тот самый Джисон сидит напротив и выглядит несколько нервно: то и дело ёрзает на стуле и крутит в руках уже полупустую кружку. Эта неусидчивость раздражает настолько, что Минхо готов влить в него сначала собственную порцию чая, а следом за ним и всю оставшуюся заварку, чтобы наверняка. — Ещё раз. Значит, ты хочешь сказать, что всё это — ненастоящее? Что живёшь ты только с какой-то собакой по имени Бим, у тебя проблемы со зрением, со мной даже не знаком, и все эти фото с переписками тебя не убедили в обратном? — уточняет Джисон после того, как они выяснили детали, и он продемонстрировал почти всю галерею с их общими воспоминаниями. — Что это вообще значит? — Если у тебя проблемы с когнитивными функциями, то я уже не знаю, может, объяснить в пантомиме или на пальцах? Вот это я, — Минхо издевательски показывает один палец, а второй рукой обводит пространство вокруг него. — А вот это — моя привычная жизнь, и из нее я… — Окей, спасибо, что ты пытаешься завуалированно назвать меня тупым я уже понял, — бубнит Джисон, громко отхлебывая из кружки. — Что значит завуалированно? Я вполне открыт и честен в подаче информации, — картинно удивляется Минхо, на что Джисон начинает пить чай более сердито. — Ну и задница же ты. — Хамло. Это может продолжаться до бесконечности, но проблемы никак не решит. За час разговора Минхо успел выяснить несколько вещей: место, где он оказался, выступает в роли некой альтернативной реальности, где он счастливо живёт с каким-то придурком; может видеть; находится в весьма тёплых отношениях со всей душной бандой из родственничков; успел побывать во многих странах; и, как вишенка на торте, просто помешан на праздновании нового года. Целостный набор для профиля коуча в инстаграме, который учит тому, как наебать жизнь и стать успешным, если в твоём загажнике только тысяча вон. И ничего из этого не приближает к тому, как из этой идеальной картинки вернуться в свой родной сырой угол. — У меня есть два варианта, — неожиданно произносит Минхо. — Первый: я сошёл с ума. Второй: меня всё-таки сбила машина, сейчас я нахожусь в коме, и мой разум подкинул мне всю эту ванильную историю, чтобы я не скучал, пока врачи исполняют свой профессиональный долг. — Ты перечитал манхв с меткой «исекай»? И сбил тебя обязательно грузовик на тёмной пустынной улице? — подтрунивает Джисон. — А почему тогда сразу не история про фентези с принцами, драконами и горячим демоном-герцогом? От затянувшегося молчания в комнате повисает напряжение. — Прости, ты куда-то отходил на той части, когда я рассказывал о своём зрении? — Минхо снисходительно постукивает пальцем по кайме кружки. — У меня, ну, было как минимум одно небольшое препятствие в том, чтобы читать твои раскраски. Джисон многострадально стонет и утыкается лицом в раскрытые ладони. — Слушай, я всё понимаю, но не каждый день просыпаешься, желая провести самый лучший день в году со своим любимым парнем, а этот парень совершенно меняется в поведении и заявляет, что ты — часть прикола его мозга, — бубнит он. — По твоим словам выходит, что ни меня, ни всего этого не существует. Да мне, типа, пару минуточек, чтобы я мог это отрефлексировать, ага? — Да хоть пять, что я, зверь какой? — Как мило с твоей стороны. Вместо этого бессодержательного диалога Минхо переключается на то, чтобы рассмотреть эту кухню подробнее. С одной стороны, примерно так он себе ее и представлял, когда имел возможность изучать мир вокруг себя лишь при помощи прикосновений, но с другой, она обросла кучей бесполезной мелочевки, которой раньше не было. Фотографии в рамках на стенах, где он счастливо улыбается в обнимку с Джисоном; магниты из разных стран на холодильнике; цветы в причудливой вазе в виде кота; кладезь из разных видов свечей на подоконнике; а еще куча пёстрой мишуры и праздничных наклеек повсюду. Всё это кажется таким чужим и далёким, что неудивительно, как сильно Джисон потрясён. Если его Минхо добровольно жил во всём этом ужасе, то они и правда очень сильно отличаются. — Ладно, допустим, что ты прав, — Джисон сдаётся и поднимает на него свои большие несмышлёные глаза. — Чисто теоретически, твой мозг восполнить то, чего тебе могло не хватать. Значит, чтобы спровоцировать твоё… э-э, пробуждение? Нужно закрыть гештальты и сделать те вещи, которые для тебя непривычны. — Долго умные слова придумывал? — не прекращает ёрничать Минхо, но всё же задумывается. В том, что предлагает Джисон, есть логика. По крайней мере, это лучший и единственный вариант, что у них есть. — Хорошо. Значит, мне нужно сыграть в твоего Минхо? Увидев, что он наконец идёт на уступки, Джисон оживляется и уверенно кивает. — Ты можешь попробовать прожить один день так, как он. От этого никто ничего не потеряет. Верно. Разве что Минхо предаст все свои принципы и гордость, но кого это волнует? Точно не намеченный план. А план, честно говоря, просто отвратительный. Настолько, что Минхо готов попытать удачу и броситься на трассу, чтобы проверить, работает ли схема с вышибанием клина клином. Всяко лучше, чем стоять в этом позорном зелёном свитере с большим котом в праздничной шапке и вшитыми бубенцами на рукавах перед огромной ярмаркой, которая настолько украшена к празднику, что даже у самых заядлых любителей произойдёт передоз. Впервые он начинает скучать по своей слепоте. Зато Джисон выглядит таким счастливым и довольным, что сейчас точно напрудит в штаны и даже не расстроится. И с этим пятилетним ребёнком, который точно до сих пор верит в то, что Санта Клаус существует, он якобы встречается? Это такой у него идеал парня на задворках сознания? У беззаботной версии Минхо нет даже мало мальского понятия о вкусе. — Так вот как выглядит рождественский ад. А Люцифер тут сидит во главе с накладной бородой? — почти на полном серьёзе интересуется Минхо. Отовсюду звучат смех и радостные крики, которые, сливаясь в единый гул, наполняют воздух праздничным настроением. На каждом углу транслируют негласные гимны рождества, а прохожие весело их подхватывают и завывают даже в том случае, если от певческих способностей у них в арсенале только одно название. Продавцы зазывают народ к прилавкам, чтобы подороже впарить стеклянные снежные шарики, разукрашенные шарики и вязанные носки с кричащим: «Счастливого Рождества!» Хоть подходи и вешайся на одной из пёстрых гирлянд, чтобы не мучится от ряби в глазах. Мимо проносится толпа из ребятишек, которые с визгами закидывают друг друга снежками и заливисто хохочат, когда попадают в цель. Особенно сильно и гадко они хихикают, когда ком снега прилетает прямо в лицо Минхо. Минхо, который замирает со вселенской невозмутимостью и уже планирует убийство. Первой жертвой станет Джисон, который, к его уважению, изо всех сил пытается сдержать внутри себя рвущийся наружу смех и трясется, как припадочный. — Не смей. — Что-о? — подвывает Джисон, прикрыв рот ладошкой. — Мне кажется, что тебе следует немного оттаять к духу рождества! Преодолевая все свои кровожадные позывы, Минхо вытирает оставшийся на лице снег и стряхивает его на землю. Ну конечно, этот идиот ещё и любитель тупых каламбуров. Как можно было обойтись без этого клише в образе типичного-хорошего-парня-из-праздничной-комедии. — Пойдём, пока они не превратили нас в ходячих снеговиков, — Джисон с улыбкой кивает на поглядывающих в их сторону ребятню и тащит Минхо в самую гущу событий. Их первой остановкой становится небольшой ларёк со сладостями, где вежливая пожилая леди вручает им по яблоку в карамели на палочке, а потом упаковывает целый пакет пряников, которые приготовлены «по особому волшебному рецепту». Джисон довольно урчит и пихает Минхо локтём, разглагольствуя о том, что все любящие рождество люди добрые по определению, а тот, в свою очередь, решает не рушить чужой воздушный замок словами суровой правды: так широко продавщица заулыбалась лишь из-за того, что смогла подзаработать на его наивности. Следующим пунктом назначения, когда приторные угощения оказываются съедены, становятся карусели. Сначала Минхо пытается отнекиваться, потому что одно дело нацепить дурацкий свитер и купить пару приблуд, а совсем другое — сесть посреди малолеток на лошадь, крутящуюся по кругу. Хотя, немного энтузиазма всё-таки прибавляется, когда после колеса обозрения Джисон выходит на негнущихся ногах и выглядит так, будто от рождения мучается с несварением. Однако Минхо не такое уж бесчувственное чудовище, каким может показаться, поэтому, усадив Джисона на лавку, сам отправляется к ближайшему ларьку за водой. Цены здесь, конечно, просто мрак — и еще попробуйте рассказать ему, что все местные продавцы здесь ради благотворительности по части волшебства. Сухопарый мужчина, сразу после того, как подал бутылочку воды, принимается скрупулезно отсчитывать сдачу, как вдруг до уха Минхо долетает обрывок чужой фразы. — …в дом Санты! — низкий тембр, лёгкая искра озорства. Минхо уже слышал этот голос. Когда ты большую часть жизни окружён только тьмой, на оставшиеся органы чувств возлагается куда больше работёнки. Слух обостряется в первую очередь, так что он просто не может ошибаться. Резко обернувшись, Минхо замечает среди людей парня в зелёном костюме эльфа, что зазывает зевак посмотреть на главный козырь их ярмарки. А ещё этот парень уходит. Нельзя его упустить! — Оставьте сдачу себе, — нетерпеливо бросает он продавцу и изо всех сил срывается с места. Пробиваться сквозь толпу сложно, тем более, когда парень-эльф оказывается достаточно шустрым, словно чуя угрозу. Не помогает и тот факт, что последние физические активности в жизни Минхо случались до того, когда была вероятность с разбегу влететь в фонарный столб. И, пускай запыханный и раскрасневшийся, он догоняет его, грубо хватая за плечо и разворачивая к себе. От неожиданности парень-эльф ойкает и подпрыгивает на месте, готовый защищаться. — Вам… показать дорогу к дому Санты? — неуверенно интересуется он, выдавив из себя улыбку. Да, в своей голове Минхо рисовал образ брутального и громадного мужика, а на деле перед ним оказывается достаточно миловидный веснушчатый паренёк. Если бы рождество превратили в человека и нарядили в костюм эльфа, то так бы оно и выглядело. — Ха-а… Ты же этот… Ха-а… Шарлатан со счастьем! Как там тебя? Феликс? — тяжело дыша заявляет Минхо и, вдохнув поглубже, обхватывает руками уже оба плеча и с нажимом спрашивает: — Это ты затирал мне, что вернёшь зрения! Ты что-то сделал со мной? Отвечай! — Э-э, извините, я не понимаю, о чем вы, — загнанно отвечает парень-эльф. — Меня действительно зовут Феликс, но я просто подрабатываю здесь и вижу вас впервые! Уж кто-кто, а Минхо не дурак, и ягодку от говна отличать умеет. Вот и перепутать такой уникальный голос с другим не мог. Тот шарлатан точно что-то знал, не просто же так ляпнул про то, что не следует зарекаться. Может быть, всё произошло как в том старом мультфильме про барби? Какие-то всевышние боги решили, что нужно дать под зад сухому сухарю вроде него, и силком заставить полюбить рождество? А теперь морочат голову, ошиваются рядом и наблюдает за тем, как он справляется? — Хватит придуриваться, я же знаю, что ты… — Эй, — кто-то силком отталкивает Минхо от Феликса. — Что вы тут устроили? С раздражением выдохнув, Минхо оборачивается к слишком неравнодушному прохожему и на несколько секунд подвисает. Парень, что стоит перед ним, выше на полголовы, одет в костюм несчастного оленя, а еще выглядит так, будто смотрит на убийцу всего своего рода. Минхо присматривается к пухлым губам, носу с едва заметной горбинкой, длинным волосам, а потом ещё раз прокручивает в голове его голос. Нет. Нет-нет-нет. Серьёзно? — Хёнджин? — неуверенно спрашивает он, наконец отпустив Феликса. — Ли Минхо, — с отвращением выплёвывает Хёнджин и становится так, чтобы закрыть грудью товарища, если вдруг на него снова попытаются накинуться. — И дня прожить не можешь, не подгадив кому-то? То, с каким пренебрежением разговаривает с ним Хёнджин, выбивает из Минхо всю прежнюю спесь. Сколько себя помнит, они всегда были друзьями: да, частенько ругались из-за мелочей, да, могли не видеться месяцами, и да, в последнее время Минхо с ним почти не связывался… Как раз по той причине, что сначала не находил в себе сил ответить, а потом из-за того, что боялся нарваться на чужую обиду и ненависть. Даже если учесть, что всё это — параллельная реальность, в которой они вполне могут быть врагами, раз уж вся его жизнь здесь перекручена с ног на голову, от этого легче не становится. — Ликси, ты в порядке? — Хёнджин на мгновение оборачивается к тому и, получив одобрительный ответ, вновь возвращается взглядом к Минхо. — Совсем шиза заела, уже на всех подряд кидаешься? — Не мешайся, я разговаривал не с тобой, — приходится подыграть, хоть Минхо это и не нравится. Сегодняшний день — уже и так сплошной выход из зоны комфорта. — А ты продолжай тявкать, я буду с твоего позорного собачьего переводить, — хмыкает Хёнджин. — О, а вот и твой сиамский близнец. Пытаясь понять, о ком идёт речь, Минхо сразу же оборачивается и видит, как к ним на всех порах спешит Джисон. Черт, он совсем забыл, что оставил его одного. Хотя Джисон не то чтобы выглядит обиженным: напротив, он натягивает улыбку во все тридцать два и берёт его за руку, когда понимает, с кем Минхо успел сцепиться, пока его не было рядом. — Минхо, вот ты где! Я уже обыскался, — как можно более непринужденно заявляет он, сжимая ладошку сильнее, когда Минхо пытается её вырвать. — Хёнджин, и ты здесь. Очень милый костюмчик. А хвостик тоже есть? — Что ты творишь? — шёпотом цедит Минхо. — Спасаю тебя, — таким же шёпотом отвечает Джисон, не спуская улыбку с лица. — Ну так что, Хёнджин? Ты тут работаешь? А где остальных оленей из упряжки потерял? По всеё видимости, Хёнджин решает, что отвечать на эти вопросы — выше его достоинства, поэтому он подкатывает глаза и, взяв Феликса под руку, уходит подальше отсюда. Вдогонку Джисон успевает бросить почти издевательское: «И тебе счастливого рождества!» Как только парочка теряется среди всех остальных людей, Джисон хватает Минхо за грудки и смотрит на него с нескрываемым ужасом. — Ты нахрена с Хёнджином поговорить решил? Вы же только и можете, что кости друг другу считать! Ещё одно подтверждение тому, что это действительно реверсивная вселенная. Сложно даже представить, при каких обстоятельствах они могли не поладить с Хёнджином. Хотя Минхо и без того хорош: вцепился в какого-то левого человека и начал плести какой-то бред. К концу дня от чистого разума и рассудительности останутся только воспоминания. — Вот, — Минхо съезжает с темы и пихает в руки Джисона бутылку воды, за которую отвалил пять тысяч вон, просто потому что не удосужился дождаться сдачи. И на этом желание продолжать играть в любителя праздников окончательно загибается где-то в сугробе, присыпанное кучкой холодного снега. Минхо с удовольствим тоже улёгся бы куда-нибудь туда, чтобы его завалило белым одеялом, а оттаять удалось только к весне. Испорченный настрой Джисон чувствует кожей, а потому тащит его за собой, пока все вокруг не подумали, что среди них затесался тот, с кого писали образ Гринча: лицо Минхо уже скукурузилось в недовольную гримасу, осталось только обрасти зелёной шерстью. И тащит он его туда, где от ужаса эта самая шерсть почти прорезается сквозь кожу. Перед глазами вырастает огромный круглый каток под открытым небом, на котором кто-то крутит пируэты, а кто-то молится всем богам, прилипнув к бортику. И Минхо, совсем не понимая, каким образом повёлся на эту авантюру, явно находится в числе вторых. — Да брось, у тебя отлично выходит! Нужно только чуть обороты набрать, — подбадривает Джисон. Легко говорить, когда уже успел намотать кружок, пока сам Минхо продвинулся от входа на три метра. — Ты понимаешь, что если я тут лягу, то пролежу до тех пор, пока меня не вытащат на носилках? — со скепсизом спрашивает Минхо, повиснув на бортике. — Ну, тогда скажи, когда соберёшься падать, чтобы я успел заснять на видео. Станешь звездой интернета, будем грести деньги лопатами, — задорно улыбается Джисон. — Смешно тебе? — Минхо недобро зыркает в его сторону. — Ты, Джисон, ходишь по ахуенно тонкому льду. — О! И это ты на меня косо смотрел, когда я каламбурил? — смеется он в ответ и подъезжает ближе. — Иди хо-хо-хо мне. Минхо почти замахивается для того, чтобы всыпать этому болвану по самое не хочу, но его останавливают разъезжающиеся в разные стороны ноги. Побледнев от ужаса, он пытается вновь ухватится за ограждение и комично елозит по льду коньками, пытаясь вернуть себе равновесие. Забегая вперёд: получается паршиво. В самый ответственный момент, когда уже кажется, что задница будет отбита, а какой-нибудь мамкин гонщик на льду обязательно проедется по его пальцам и отчекрыжит их к хренам собачьим, Джисон подхватывает его под мышками и крепко удерживает на месте, помогая устоять на ногах. — Держу, — легко посмеивается он и прижимается своей широкой грудью к спине. — Тебе никогда не говорили, что если довериться кому-то, то мир от этого не схлопнется? Путём некоторых махинаций, Джисон помогает Минхо повернуться к нему лицом, а для надёжности теперь держит за ладони, выступая в качестве опоры вместо бортика. — Как не схлопнется? Один раз доверился, и динозавры вымерли, — картинно удивляется Минхо, хотя держится за него так цепко, что пальцами сейчас сначала прорвет насквозь собственные перчатки, а потом доберется до косточек и сухожилий на чужих ладонях. — А я говорил, что с тобой порой только мезозой раем и кажется. Теперь понятно, почему: ты своих собратьев тирексов до сих пор оплакиваешь, вот и не порочишь священную эру. Кто бы что ни говорил, а доверять кому-то не так уж и просто, как кажется. Минхо научится так и не смог. Свои розовые очки он разбил ещё тогда, когда потерял зрение, и их острые осколки до сих пор болезненно торчат из глаз. В те дни он раз и навсегда понял, что общество может вещать о толерантности из каждого ящика, но когда дело доходит до них самих, то связываться с кем-то, кто от них отличается — это последнее дело. Слов о том, как им жаль, и как же несправедлива судьба Минхо наслушался столько, что хватит на пару томиков в тысячу страниц, вот только простой факт того, что он хочет не жалости, а отношения на равных — никто так и не понял. Сынмин пытался, но в конечном итоге всё равно свинтил к варианту поздоровее и без бирки на лбу «человек с инвалидностью». Разве что, только Хёнджин… Пожалуй, он единственный, с кем Минхо не чувствовал себя паршивой овцой среди целого стада. Только от этого страшнее всего, и не за себя, а за друга. Множество раз, гуляя с Хёнджином по улицам, он слышал, как его знакомые спрашивают, как давно тот занялся волонтёрством. Кто с искренностью, а кто с издевкой. Конечно, в таких случаях Хёнджин всегда отстаивал как себя, так и Минхо, но все эти попытки — капля в море. От пары вразумительных разговоров мир не перестанет считать Минхо жалким, будто единственное, что формирует его личность — это отсуствие зрения, а Хёнджина никогда не перестанут считать тем, кто из этой самой жалости возится с калекой, хотя мог бы куда веселее и продуктивнее проводить время с нормальными сверстниками. Замкнутый порочный круг, выбраться из которого Минхо пускай и не сможет, зато вытеснит Хёнджина, чтобы принять удар на себя. — Гляди-ка, а ты боялся! Вон, как на рефлексе погнал, — звонкий голос Джисона вырывает Минхо из мыслей и заставляет внезапно осознать, что этот сраный карась уволок его в самый центр катка. От одной только мысли, что хвататься больше не за что, Минхо накидывается на Джисона, как за единственный спасательный круг, что… Становится явно плохой идеей. Джисон успевает только нечленораздельно брякнуть и взмахнуть руками, но этого не хватает, чтобы уберечь их от падения. Минхо кричит так, что на них оборачиваются проезщающие мимо люди, а вот Джисон под ним подозрительно притих. Стоит отдать должное — приземление выдалось достаточно мягким именно из-за его жертвы в качестве живой подушки безопасности. Ситуации нелепее и клишированее произойти просто не могло. — Ты зачем меня сюда выкатил?! — яростно ругается Минхо, приподнимаясь на руках и нависая на совершенно непозволительном расстоянии от чужого лица. А, нет. Всё-таки могло. — Детка, когда ты хочешь завалить кого-то в постель и не можешь терпеть, выбирать лёд в качестве альтернативы — так себе идейка, — Джисон сверкает улыбкой во все тридцать два и тем приближает себя к смерти даже не на шаг, а на слоновий разбег. — Знаешь, я правда хочу тебя завалить. Только немного не в том смысле, о котором ты думаешь, — Минхо кровожадно перемещает ладони на чужую шею, из-за чего Джисон начинает хохотать и изображать попытки побега из лап своего убийцы. Позже, когда угроза удушья устраняется по себе, и они умудряются встать (пару раз не влетев носом обратно), не потеряв даже мизинчика из-за острых лезвий чужих коньков, принимается решение хотя бы попробовать. Ближайший час всё равно оплачен, а денег на ветер за сегодня и так уже улетело прилично. Может, от страха свалится снова, может, из-за чего ещё, но Минхо временно избавляется от маски ворчливого старика. Вернее, он всё ещё ворчит и осыпает Джисона столькими красноречиями, сколько знает, когда тот решает набрать скорость без предупреждения, но зато теперь выглядит куда свободнее и искреннее, чем раньше. Он прилагает усилия, чтобы ехать самостоятельно, ликует, когда получается и без зажимки смеется, когда Джисон, засмотревшись на него, влетает в какого-то грузного мужчину и сгибается почти пополам, прося прощения. После того, когда время подходит к концу, в ногах ощущается ломота и тяжесть, но ничего приятнее того чувства, чем когда стягиваешь с себя коньки и впервые встаёшь на твёрдую землю, на ум ничего не приходит. — Вот, только осторожнее, горячо. Не настолько, как я, но всё же, — Джисон протягивает ему пластиковый стаканчик, от которого валит пар и пахнет сладостью. — Погреться под моим крылом ты вряд ли захочешь, поэтому на выручку приходит товарищ горячий шоколад. — От проблем с самооценкой ты явно не страдаешь, — усмехается Минхо, взяв в руки предложенное угощение и сделав глоток. Правда вкусно. — Как я могу, если среди всех на свете самый великолепный и неподражаемый парень достался именно мне? — гордо выпятив грудь, Джисон поигрывает бровями, но потом, спохватившись, тушуется. — Э-э, извини. Я забылся. Не то чтобы эта фраза как-то задела Минхо. Поначалу Джисон казался ему невыносимым, несуразным посмешищем, на которого при любых других обстоятельствах даже и не взглянул бы, но проведя вместе несколько часов… Скажем так, не каждый человек поверит в то, что ты — плод его воображения и с этим надо что-то делать. А Джисон взял, поверил и даже помогает искать решение проблемы. Чудной. — Почему ты поверил мне? — чем терзаться сомнениями, всегда лучше спросить напрямую. — В смысле? — Ну, про всё это… Про параллельный мир, про выдумку мозга и всё остальное. Если бы мой любимый человек одним чудесным утром начал затирать нечто такое на полном серьёзе, то я бы улыбался и хлопал глазами, пока рукой набирал психушку, — Минхо останавливается и смотрит прямиком на него. Сейчас они идут по тропинке, где почти нет людей, и разговор из-за этого складывается более интимно. — А кто сказал, что сейчас я не веду тебя к кусту, за которым притаились санитары со смерительной рубашкой? — Я серьёзно. Джисон тоже останавливается и поднимает взгляд к небу, о чем-то задумываясь. В эту секунду Минхо замечает на его длинных ресницах нерастаявшую снежинку: наверное, упала с ветки от ветра. После дум, затянувшихся на целую минуту, Джисон выдаёт нечто гораздо незауряднее того, что могло быть: — Потому что по-другому я не могу, — он пожимает плечами, будто это нечто само собой разумеющееся. — Может, ты этого и не помнишь, но как-то раз я поклялся, что если вселенная бесконечна, то я буду любить каждого тебя в любой существующей галактике. Потому что это всегда будешь ты — мой Минхо. И не верить тебе, как и не любить, я не умею. Да и учиться как-то не хочется. Что ответить на такое откровение Минхо не знает, поэтому отводит взгляд и откашливается. Хочется верить, что щеки горят так сильно именно из-за кусачего мороза, а не из-за чего-то ещё. — Фу, какой ты сопливый, — Минхо отворачивается и вновь начинает идти вперёд. — А ещё это напоминает мне о тех днях, когда мы только познакомились! Ты был тем еще цундэре, хотя и пытался за мной ухаживать, — Джисон смеется и догоняет его. — Я? За тобой? А вот придумывать тут не надо для красивого словца! — Я серьёзно! Прохода мне не давал! — Ни-че-го не слы-шу.***
Их квартира тоже выглядит так, будто здесь обосновалась секта, понастроившая соответствующий антураж и приносящая в жертву Санте пряничных человечков, но это выражено не так ярко, как на той же ярмарке. Как минимум из-за того, что не хватает самого важного элемента — праздничной ёлки. По словам Джисона, они специально оставляют ее на самый конец, чтобы нарядить в канун рождества и посильнее проникнуться атмосферой. Именно этим и было решено заняться. — Ну ты же видишь, что эти шары одинакового цвета, а значит не могут висеть рядом, — педантично заявляет Минхо, снимая игрушку с ветки и перевешивая ее в другое место. — Для человека, который никогда не наряжал ёлки, ты как-то слишком вовлечен в процесс. Не то чтобы это плохо, но… — стонет Джисон, усаживаясь на пол. — Пощади меня, гуру искусства. — Заткнись. Если мы взялись за это, то хоть сделать надо по-человечески, а не на отвали. — Ты будто и не менялся, каждый раз по итогу перевешиваешь всё сам, — Джисон подаёт ему очередной шарик, решив занять позицию незаурядного подмастерья. — Так и что же вы ее вместе тогда наряжаете? — хмыкает Минхо. — Потому что важен не результат, а время проведённое вместе, — честно отвечает Джисон и отдает еще один шар. — Ты постоянно ворчишь, что ёлка должна быть украшена правильно, но никогда не станешь заниматься этим сам, потому что, цитирую: «Я хочу, чтобы самое главное украшение, с которым должно сочетаться всё остальное, было рядом». С этими словами он указывает на свой красный свитер и Минхо замечает, что действительно всё это время неосознанно украшал ёлку так, чтобы она хорошо смотрелась рядом с Джисоном. Все остальные цвета словно выглядели совсем чуждо и не к месту. — Ну вот, осталось только звёздочку нацепить. Тебя подсадить, чтобы ты поудобнее на верхушке устроился? — Джисон поднимается на ноги и вновь ухмыляется, однако игрушку в виде звезды всё же протягивает. — Надень ты, — Минхо скрещивает руки на груди и отводит взгляд. — Не пойми неправильно, я просто не хочу потом слушать твои рыданья в подушку из-за того, что я лишил тебя возможности приложить руку к созданию великолепия. Оценив такой жест доброты, как обычно упрятанный под маской колючести, Джисон действительно забирается на стул (который Минхо придерживает потому что захотел на что-то опереться, а не из-за того, что вы помогли там себе напридумывать) и водружает звезду на самую верхушку. — Остался последний штрих! — он слезает со стула и молнией улетает куда-то за ёлку. После короткого щелчка на ней загораются игривые огоньки гирлянды, завершающие картину до конца. Не хочется признавать, но глядя на это, Минхо даже испытывает гордость. Рождественские ёлки могут быть не такими уж и тошнотворными, хотя ему не то чтобы есть много с чем сравнивать. — А теперь… — загадочно протягивает Джисон, отходя к полке, на которой стоит небольшая колонка. Что-то нащёлкав на ней и в телефоне, он включает самую заезженную песню из всех возможных, а затем подходит к Минхо и протягивает ему свою руку. — Позволите пригласить вас на танец? — Что? Нет! — тут же паникует Минхо. — Я не танцую. — Про коньки ты тоже так говорил, но ведь вышло неплохо? — усмехается Джисон и притягивает его в объятия, начиная немного покачиваться. — Помнишь? Просто доверься мне.Last Christmas, I gave you my heart
But the very next day, you gave it away
Сглотнув вязкую слюну, Минхо сдаётся и окольцовывает руками чужую шею, надеясь, что всё делает правильно. В глазах Джисона загорается что-то похожее на взрыв сверхновой. Минхо кажется, что она выглядит именно так: ярче, чем мерцающая гирлянда на ёлке. Покачивания из стороны в стороны аккуратные и почти невесомые. Это даже трудно назвать полноценным танцем, а по телу всё равно бегут мириады мурашек. Глаза в глаза. Ощущение дыхания друг друга на коже. — Не так сложно, правда? — Джисон мягко поглаживает талию большими пальцами, светясь от счастья. — Я уже три раза наступил тебе на ногу, — смущенно, но в то же время невозмутимо отзывается Минхо.This year, to save me from tears
I'll give it to someone special
Джисон осторожно берет его ладонь в свою и поднимает их к потолку, чтобы Минхо смог сделать неуклюжий, но очень милый поворот вокруг себя. Когда их тела вновь прижимаются друг к другу, то кажется, будто расстояние сократилось ещё в несколько раз. Что-то трепещет между желудком и грудной клеткой, а что именно — Минхо не знает. Зато знает точно, что ему очень-очень тепло. — Я бы хотел, чтобы в сутках было сорок восемь часов, — Джисон усмехается чему-то себе на уме. — А не слишком? — Ладно, пусть будет тридцать шесть. Я не жадный, — он обнимает его крепче, так, как обнимают, когда хотят укрыть кого-то от всех тягот жизни. — Просто хочу, чтобы этот момент не заканчивался. — Ты снова ведёшь себя, как безнадёжный романтик, — качает головой Минхо, но уголки его губ приподнимаются. — Что значит «как»? — бодро отзывается Джисон. — Вообще-то, это твоя вина. Стоишь тут, такой невероятный. Знаешь, как мне тяжело держать себя в руках? На сей раз Минхо даже не сдерживается и смеется. — О. Ну, спасибо, что ещё не набросился, как голодный зверь, полагаю? — Поздно, — неожиданно, Джисон подталкивает Минхо к дивану, и они вместе падают на него. Падение куда мягче, чем днём на катке. А еще лицо Джисона теперь всего в нескольких сантиметрах от его собственного. И душа переворачивается. Ещё никогда в жизни Минхо не чувствовал себя так беззаботно и свободно, как за прошедший день. Будет глупо отрицать, что Джисон, несмотря на всю свою чудаковатость, заставил его вспомнить о том, что жизнь не состоит из одних лишь черных полос. Если поискать, то даже в самой кромешной тьме можно разглядеть свет маяка. Самое главное — не разбиться на волнах, пока будешь плыть к нему. Горячее дыхание на губах и звёзды в глазах. Совсем немного. Ещё совсем немного и… Звон в дверь. Джисон резко отстраняется, будто этот звук избавил его от секундного наваждения, а Минхо почти чувствует на языке горечь разочарования. — Наверное, пиццу доставили. Я сейчас, — Джисон поднимается и неловко откашливается, сразу отворачиваясь, чтобы скрыть стыдливый румянец на щеках. — Ты серьёзно заказал пиццу на рождество? — бровь Минхо выгибается дугой. — Эй, ты имеешь что-то против гастрономических изысков? Моё сердце разбито! Я не желаю иметь ничего общего с тем, кто не ценит пиццу! Минхо бросает в него подушку, на что Джисон только смеется и уходит, потому что трель дверного звонка становится всё более настойчивой и нетерпеливой. Весь следующий час они смотрят «Гринча» и заедают его пиццей, потому что это: 1) самый рождественский фильм на свете; 2) Минхо на него похож. И не поспоришь ведь. Трудно спорить и с посылом этой истории, утверждающей, что рождество — это не про подарки и наряженную ёлку. В первую очередь — это про то, чтобы дарить свою любовь тем, кому ты благодарен. А любовь в этом мире заслуживает даже самый плохой человек на земле. Может быть, сердце Минхо тоже слишком маленькое, чтобы впустить в него что-то светлое? — Слушай, — начинает говорить Джисон ни с того, ни с сего. Его правые рука и нога тесно прижаты к Минхо, потому что сидеть под одним пледом тесновато, но зато очень тепло. — Ты ведь говорил, что в своей… Ну, реальной жизни, ты не видишь. Как так вышло? — Пытаешься развести меня откровения после того, как я расчувствовался из-за зелёного человечка? — усмехается Минхо. — Не знаю. Просто я каким-то чудесным образом наступил в то дерьмо жизни, которое все остальные додумались обойти стороной. — Поэтично. — Ага, но правда куда прозаичнее. Когда мне было десять, мы с родителями попали в аварию. Все отделались парой переломов, а я словил горсть осколков стекла прямо глазами, — Минхо шумно вздыхает и задирает голову к потолку. Он рассказывал эту историю столько раз, что она уже не вызывает никаких эмоций. Из-за того, что Джисон молчит слишком долго, ему кажется, что он довёл этого чувствительного болвана до слёз, но, повернув голову в его сторону, Минхо натыкается на слишком серьёзный взгляд. — Минхо, ты же знаешь, что не виноват в этом? — Понятное дело. Не я же был тем бухим идиотом, что влетел в нашу тачку, — непонимающе отзывается Минхо. — Нет, ты уверен, что правда понимаешь это? — Джисон усаживается полубоком и укладывает ладони на чужих щеках, вынуждая смотреть только на себя. — Ты не виноват в том, что думают остальные люди. Со зрением или без — это всё ещё ты. Пускай и пытаешься показаться колючим, но в глубине души ты самый замечательный и добрый человек. Глазами самое главное не увидишь… — Зорко лишь сердце, — заканчивает за него Минхо. В горле скапливается ком, от которого дышать всё тяжелее. Что это? — Люди могут нести кучу всякой херни. Они будут нести её даже тогда, когда ты будешь ставить их на место, потому что они — те еще засранцы. Но это не значит, что из-за словечек пару недоносков ты не заслуживаешь того, чтобы жить. Позволять себе быть счастливым — не порок. И неважно, что скажут другие. Я уверен, что там у тебя есть люди, которые протягивают к тебе руки. Не ломай их пальцы. Разреши себе быть тем, кто ты есть. — Я не хочу снова быть брошенным, — почти задыхаясь шепчет Минхо. — Ты и не будешь, — Джисон нежно улыбается и гладит его по волосам. — У тебя всегда будешь ты. И этого никто не отнимет. Ну, а если этого мало… Я найду тебя в любой из галактик, помнишь? Минхо помнит. Пускай это обещание звучит слишком громко и метафорично, но… Может же он хоть раз в своей жизни поверить в то, что чудеса случаются? — Ужас, упаси боже. Чтобы терпеть твои каламбуры и там? — Минхо показушно фырчит, но то, как от этого Джисон улыбается ещё шире — того определённо стоит. Душа переворачивается. А это — совсем не так уж и плохо.***
Что-то тёплое и мокрое касается щеки, из-за чего Минхо ворочается на месте и пытается оградить себя от этого руками. Когда это не помогает, он устало стонет и гневливо раздувает ноздри, лишь после чего открывает глаза. Темно. Так же темно, как и всю его жизнь. Пёс, учуявший, что его хозяин проснулся, радостно гавкает и лижет языком уже по носу. — Эй-эй, Бим, полегче, — смеется Минхо, почесав его за ухом. — Сколько ж я так проспал? Нащупав рядом с собой телефон, он недолго разговаривает с голосовым помощником, чтобы обнаружить, в каком времени и пространстве вообще находится. Судя по всему, вчера он вернулся домой и продрых до самого вечера следующего дня. И сон этот… Был слишком странным. После него Минхо чувствует, что должен сделать кое-что очень важное. — Сири, отправь голосовое сообщение Сынмину, — после недолгих раздумий наконец произносит он. — Сообщение с каким содержанием вы хотите отправить? Минхо тяжело выдыхает и неловко чешет щеку. Пора хоть раз спрятать свои иголки и побыть откровенным с теми, кто это заслуживает. — Привет, Сынмин. Ты знаешь, что я могу быть той ещё задницей. Так что… Спасибо, что был рядом даже тогда, когда мои перепады настроения обрушивались на тебя. Хороший парень из меня не вышел, да и человек, если честно, так себе. Но я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь меня простить, потому что я правду хочу, чтобы ты был счастлив. Извини за всё, что наговорил тебе вчера. Уверен, что этот мальчик… Ну, даст тебе всё то, чего не смог дать я. Я слышал, как он умеет заставить тебя смеяться. Поэтому береги его, ладно? Эм, ну, кажется, я и так нагородил слишком много соплей, от которых тебе еще придется отмыться. С рождеством, Сынмин-а. После недолгой паузы голосовой помощник оповещает о том, что сообщение успешно доставлено. Теперь остался еще один человек, перед которым Минхо серьёзно виноват, и простым сообщением тут не отделаешься. — Сири, набери Хё… Слова обрываются звонком в дверь и лаем подскачившего пса. Нахмурившись, Минхо встаёт с дивана и направляется прямиком ко входной двери, которую сразу же открывает. Если что-то пойдёт не так (потому что Минхо никого в гости не ждёт), то Бим точно не даст его в обиду. — О! Эм, привет? — быстро тараторит какой-то удивительно знакомый голос. — Я знаю, это ужасно странно, но я твой сосед. — Тебе нужна соль? — Да! То есть нет. То есть… — кто-то разочарованно стонет и, судя по звуку, хлопает себя по лицу. — Меня зовут Хан Джисон. Я переехал сюда два месяца назад и часто видел тебя, но познакомиться не решался. А вчера ещё и сбил с ног в кофейне… В общем, я знаю, что могу звучать как какой-то маньяк и всё такое, но… Обычно ты всегда выходишь гулять с собакой по вечерам, и я не то чтобы слежу, просто стены у нас тонкие, и это слышно! А тут тебя не было видно целый день, поэтому я хотел узнать, всё ли в порядке. Минхо зависает на месте, пытаясь переварить весь странный поток информации. Он нерешительно сжимает ручку двери, пытаясь подобрать слова получше. — Как видишь, жив-здоров. — Да! И я правда этому рад, — в голосе Джисона слышится облегчение. — Ну, в таком случае, спасибо за беспо… — У меня есть рождественский пирог. Правда, он немного подгорел, потому что я готовил его сам, но ещё есть пицца! — неожиданно выпаливает он. — То есть… Угх, я хотел сказать, что рождество лучше встречать с кем-то, да? Если… Если у тебя нет никаких планов, и ты не против, то можешь присоединиться. Там слишком много, чтобы съесть в одиночку, я клянусь! И Минхо зависает снова, взвешивая все «за» и «против». Зато Бим радостно бьется виляющим хвостом о его ногу, явно одобряя незапланированный поход в гости. — Ага, так вот с кем ты, мышь шрековская, мне изменяешь? — на лестничной площадке появляется еще один голос, который Минхо не перепутает ни с кем другим. — Что, думал, от меня так просто отделаться? — Хёнджин? — удивленно выдыхает Минхо. Для одного вечера происходит слишком много событий, который он не в состоянии переварить за раз. — Нет, олень Рудольф с красным от злости носом! — радостно заявляет Хёнджин, просовываясь между Джисоном и дверным косяком. — Но мы с тобой обязательно побеседуем об этом после того, как я проверю на доверие твоего потенциального ухажёра. Эй, как там тебя? Джисон? Говоришь, есть пицца и пирог? — Да, — испуганно пищит Джисон, внезапно оказавшийся на допросе. — А музло годное поставить можешь? — Ну, у меня есть колонка и… — Отлично! Показывай, в какой квартирке обитаешь. Дядя Хёнджин протестирует всё и вынесет свой вердикт. Места на троих же хватит? — судя по внезапному выдоху Джисона, Хёнджин закидывает ему руку на плечо. — Да, сэр! — Минхо, а ты чего встал, как баран? Руки в ноги и за нами, если свой грешок искупить хочешь. Первым из квартиры решительно выбегает пёс, а Минхо, покачав головой, шлёпает следом. Может быть, искренне полюбить этот дурацкий праздник у него и не выйдет, но зато можно попробовать впустить в свою жизнь чуть больше спонтанных поступков и людей, чей свет можно различить и без помощи глаз. В одной квартире собираются трое совершенно разных людей (и один жизнерадостный пёс!), чьи сердца одинаково впускают в себя надежду на лучший исход. Даже самый отвратительный день может не быть таким уж отвратительным, если поверить в то, что завтра обязательно будет лучше. Ну, а это — уже совершенно другая история. На лестничной площадке за дверью стоит ещё один человек. Он почесывает веснушки на щеках кончиком ручки и ставит две галочки в небольшом списке, после чего отталкивается от стены и, весело насвистывая песенку себе под нос, уходит.Доставить счастье:
Ли Минхо ✓
Хан Джисон ✓