Разрушь меня

Никогда не задумывались, неспроста ли люди однажды придумали называть ураганы человеческими именами? Любое природное явление, особенно это, способно однажды выйти из-под контроля и стать разрушительным. Поразительное сходство с людьми, не правда ли? А особенно с чувствами, которые приходят вместе с тем самым человеком. В один день тебе кажется, что ты полностью владеешь ситуацией и никто не способен нарушить гармонию, властвующую в трезвом уме и запертом на замок сердце, а в другой… В другой всё это ломается. Всё здравомыслие рушится, а ты, главное действующие лицо трагического эпизода, молча стоишь, наблюдаешь со стороны и молишься о единственном — лишь бы не задело тебя. Ты не думаешь, что стоит отступить и обезопасить себя. Нет. Ты стоишь до последнего разбившегося о землю обломка. Ведь даже в таких разрушениях есть что-то завораживающее. Особенно в таких есть нечто манящее и без того грешные человеческие души. Потому что люди живут разрушениями: они их создают, в них выживают и крепчают. Растут, существуют и умирают. Человечество было порождено из крови и пепла, и их же оно веками горделиво несло за собой. Ураганы порождают разрушения. Разрушения влекут за собой хаос, а люди им подпитываются. Чувствуете закономерность? Раньше Блейз никогда не придавал этому особого значения. Да и подобные рассуждения раньше ему не были особо свойственны. Его часто называли легкомысленным, порой даже пытались за это пристыдить, а он… Чёрт, ему просто никогда не хотелось становиться заложником системы, что для собственного существования требовала подпитки в виде парочки разрушительных мыслей. Говоря откровенно, ему было плевать. Говоря ещё откровеннее, Забини бы отдал всё, чтобы так и продолжалось. Только на последнее заключение сделки с Дьяволом он опоздал, и теперь жалеть о не свершившемся было поздно. Ему оставалось лишь мириться с тем, что отныне и в его когда-то тихом мирке поселился собственный хаос. Ураган, названный в её честь, заволакивал в себя каждую мысль, перемалывал через себя и возвращал никчёмные остатки. Его ураган звали Дафна Гринграсс, и насколько чокнутым Забини мог уже себя считать, если ему нравились разрушения, которые она после себя оставляла?

︵‿୨♡୧‿︵

Блейз подходит к барной стойке у окна и вытягивает из оставшегося алкоголя какое-то маггловское пойло. Сойдёт. Нотт в последнее время слишком уж его расхваливал, поэтому Забини забирает целую бутылку, даже не потрудившись для приличия взять стаканчик. Металлическая крышка легко поддаётся ему с первым же прокручиванием, будто сам алкоголь так и просится поскорее заполнить собой желудок. Блейз запрокидывает голову и прижимается губами к горлышку, разом выпивая половину содержимого в никчёмные пару глотков. Неплохо. Горло даже немного жжёт, а за теми маршрутами, по которым протекает жидкость, следует приятное покалывание. «Текила» написано каллиграфическим шрифтом на выпуклой бутылке, стекло которой приятно холодило разгорячённую из-за повышенной в гостиной температуры кожу. Всего на секунду ему даже становится легче. Не так хуёво, как ещё полчаса назад, когда Гринграсс скрылась в женском общежитии в компании Теодора-нахуй-этого-мудака-Нотта. Забини крепче перехватывает бутылку и входит в самый эпицентр танцующих однокурсников, что своими телодвижениями толкались во все стороны. Он испускает пару ругательств, но каким-то образом всё-таки выходит целым и невредимым из этого сумасшествия. Пиздец, с каких пор это его напрягает? На прошлой вечеринке он также танцевал, и даже целовался с какой-то девчонкой из Когтеврана, пока их зажимали со всех сторон потные тела, а сейчас его раздражают лишние касания. Не. Её. Касания. Все веселятся. Болтают, танцуют и напиваются. Последним он, конечно, тоже занят, но это не то… Это не тот тип опьянения, когда на уме лишь веселье. Это когда ты пытаешься заглушить надоедливые мысли и, хотя бы на секунду, послушать воцарившуюся тишину в сознании. Зависть когтями скребёт под кожей от беззаботного выражения лиц окружающих. Блядство, даже грёбаный Малфой танцует в толпе вместе с Грейнджер. Толпа только увеличивается и, пожалуй, впервые Блейза это действительно раздражает. Потому что чем больше людей наполняет гостиную Слизерина, тем выше вероятность, что сегодня вечером он не сможет выловить хотя бы взглядом макушку одной невыносимой блондинки. Мерзкий голос подсознания и сдружившаяся с ним фантазия накидываются на него, как пираньи на запах крови, когда мысль о Гринграсс зарождается на подкорке мозга. Воображение, возомнившее себя грёбаным художником, начинает самым искусным образом рисовать, как она сейчас может быть зажата между матрасом и телом Нотта. А подсознание достаёт из хранилища памяти записанные на кассеты отголоски её стонов и шёпота. Только в этот раз там не сладкое протягивание каждой гласной в его имени. Злость накатывает на него порывами, и каждый последующий ощущается всё сильнее. Забини останавливается у дивана и падает на него. Недовольный взгляд покосившейся на него Пэнси, когда своим неаккуратным приземлением он роняет карты с её колоды Таро, ощущается практически так же, как жжение от пощёчины. — Прости, — сразу же реагирует он, помогая собрать упавшие вещи. — Ты только пришёл и уже успел нажраться? — Я трезвый! — Кого ты пытаешься обмануть? — закатывает глаза Паркинсон и откидывается на диванные подушки, удобно укладывая ноги ему на бёдра. Он медленно переводит взгляд сначала на её скрещенные лодыжки, лежащие в опасной близости от члена, которому сегодня, видать, достаточно даже такого касания, чтобы затвердеть, а затем на саму Пэнси. Весь вид подруги выдаёт абсолютную безмятежность и полное отсутствие смущения — будто, блять, не она своей пяткой уже несколько раз ударила ему по яйцам. — Постоянно забываю, что ты у нас теперь метишь на место Трелони и с этой своей астрологией видишь нас всех насквозь. — Это называет эзотерика. — А мне сейчас так похуйерика. Пэнси пинает по его бедру пяткой, на что Блейз лишь фыркает. Он вновь тянется к бутылке. Спирт тоненькой, едва ощутимой струйкой ползёт к рецепторам обоняния. Хоть там и осталось совсем немного, Блейз решает не выпивать всё разом и разливает остатки текилы в два пустых стаканчика — чистую себе и разбавляет вишнёвым соком ту, что для Пэнси. — Предупреждаю, — раздаётся позади него голос Малфоя, — в этот раз я брошу тебя здесь и не стану тащить наверх, когда ты снова напьёшься до отключки, Забини. — Не было такого! — Если тебе память отшибло, это не значит, что такого не было. Блейз закатывает глаза. — Я вообще, можно считать, только пришёл, так что в ком из нас сейчас ещё больше алкоголя, Малфой. — Я не пил, придурок. Нам с Грейнджер через час на патрулирование. Аргумент. — Не ссорьтесь, мальчики. Во мне сейчас плещется как минимум литр всего намешанного, так что в этом соревновании пока веду я. — Блять, Пэнс, не подначивай его, — покачал головой Драко, укоризненно взглянув на Паркинсон. — Какие мы сегодня серьёзные, — дразнится в ответ Пэнси и кидает в Малфоя подушку, которую он ловко ловит одной рукой. — Может, пару капель для блеска в глазах не помешало бы? — Пэнс, иди потанцуй, а. Где твоя подружка? — А я сегодня, как и Забини, оплакиваю своё разбитое сердце. Брови Блейза ползут к линии роста волос от слов Паркинсон. Он переводит на неё вопросительно-удивлённый взгляд, а она в ответ лишь беспечно пожимает плечами и продолжает щебетать: — И пока ты не пришёл, мистер-я-счастлив-в-отношениях, в нашем клубе одиноких сердец вообще-то было запланировано гадание на картах! — Серьёзно? — Серьёзно? Одновременно спрашивают они с Малфоем, даже произнеся вопрос в одинаковом тоне, при этом ещё и смотря на Пэнси, как на умалишённую. Она хмурится и серьёзно отвечает: — Серьёзно. — Гадалки-то с дурацкими картами нам как раз и не хватало, чтобы собрать весь цирк уродцев, — издевательски протягивает Малфой и продолжает, уже красноречиво глядя на Забини: — Клоун сидит рядом, второй тоже скоро спустится. Ну а я, как единственный адекватный человек, случайно затесавшейся среди вас, так уж и быть беру на себя честь в этом не участвовать. Драко уже собирается подняться с дивана, когда Паркинсон бросает ему грозное «сидеть» тем самым тоном, всю угрозу которого они впервые прочувствовали на себе ещё в детстве, и он остаётся пригвожденным к своему месту. — Если бы не эти дурацкие карты, ты бы так и продолжал подтирать слюни при виде Грейнджер, а не решился наконец действовать. — Пэнси! — голос Драко искажается от восклицания. — Ты обещала, что никому не расскажешь! — Да ладно, это же всего лишь Блейз, — отмахивается Паркинсон и тянется к колоде, начиная её перемешивать. — В этом, блять, и суть, что это Блейз! Забини усмехается и смотрит на Малфоя тем самым взглядом, которым обещает, что никогда не забудет услышанное, а при каждом удобном случае будет припоминать. — Только разболтай кому-нибудь, и я расскажу всем твоё полное имя. — Да пожалуйста, — хохотнул он. — Это и близко не стоит с твоим грязными секретиком, Малфой. — Нахуй вас обоих, ясно? Пэнси с Блейзом захохотали над насупившимся Драко. Туман ярости, что ранее окрасил в алый цвет все мысли, развеялся. Ему даже полегчало, и, пожалуй, впервые он должен был благодарить не алкоголь, которого хоть уже и было прилично в крови, но не настолько, чтобы терять голову, а друзей. Драко с Пэнси всё не унимались, продолжая состязаться за звание самый острый язык, а он лишь молча наблюдал за этим, потягивая алкоголь. Забини разбалтывал остатки текилы в стаканчике, сканируя взглядом разделившуюся на небольшие компании толпу. Столы заняли гриффиндорцы, соревновавшиеся с когтевранцами в пиво-понге. Взгляд Малфоя то и дело возвращался к тому месту, где стояла Грейнджер вместе с подначивающей её к броскам Уизлеттой. Что там говорил Драко? Они не пьют, потому что у них патрулирование? Похоже он один и не пьёт. Остальные всё также занимали большую часть пространства, создавая импровизированный танцпол, а оставшиеся — скучковались у свободных диванов. Он только собирается взглянуть в хорошо знакомый ему проход в женское общежитие, когда именно там и появляется выходящая из тени Дафна. И. Всё. Сука. По-новой. Ну него ведь получилось немного отвлечься. Совсем чуть-чуть, но получилось же? Эти несчастные пятнадцать минут без мыслей о Гринграсс успокоили бушевавших в душе бесов, которыми девчонка воспринималась, как красная тряпка для быка. Только, чтобы черти всем скопом побежали за ней, он не нуждался ни в какой алой ткани, — достаточно лишь взмаха пшеничных волос, что на свету отливали чем-то золотистым. — Вытягивай карту, Блейз. Забини даже не смотрит на Пэнси, совершая требование. Снова это состояние. Когда кристаллически похуй на окружающий мир вокруг, ведь он в буквальном смысле стоит на паузе, пока единственная, кому позволено играть своё действие в этой постановке, — Дафна. И сейчас она снова играла. Только в этот раз утягивала за собой под свет софитов, предназначенных лишь для неё одной, шедшего следом послушной собачкой Нотта. — Влюблённые. — Кто? — поворачивает он голову на слова Паркинсон, удивляясь, как ему шею не защемило от резкости. — Да не они, — сразу понимает Пэнси, на кого подумал Забини, — а карта, которую ты вытянул. — Значение мне самому додумывать? — Карты считают, что ты стоишь на распутье, Блейз, — начинает говорить серьёзно Паркинсон, полностью вживаясь в роль. Драко испускает сдавленный смешок, маскируя его под кашель, когда Пэнси стреляет в него убийственным взглядом. — Она символизирует сложный выбор между двумя равнозначными вариантами в ограниченный промежуток времени, когда есть личностный конфликт и метания из крайности в крайность. — А можно ещё сложнее, пожалуйста? — не сдерживает Забини язвительного комментария, за что получает подзатыльник. Паркинсон испускает недовольный вздох и бросает… — Хочешь легче, Блейз? Хорошо. Решайся уже, мать твою. Своими метаниями ты мучаешь обоих, и, если в ближайшее время не примешь окончательное решение… Очень многое потеряешь. …прежде чем, на слегка пошатывающихся, босых ногах, уходит, оставляя их с Малфоем наедине. Блейз молчит, пропуская через себя всё услышанное. А Драко тем временем подмечает то, что Забини отказывался произносить вслух все эти месяцы: — Всё ещё считаешь, что они «просто друзья»? — якобы безразлично спрашивает он, глядя на кипящего от злости Блейза. В направленном прямо на танцующих «друзей» взгляде бурлила ярость, грозящая сжечь все конечности Нотта, которыми он успел коснуться Дафны за один этот грёбаный вечер. — Теперь считаю, что Нотту не помешало бы вправить мозги на место. Драко хохотнул, делая глоток из красного стаканчика. — Ты херово знаешь Тео, если думаешь, что это поможет. — О, поверь, — поднимается с дивана Блейз, закатывая рукава толстовки, — именно сейчас поможет. — Да ладно тебе, Блейз, — лицо Малфоя принимает самый скучающий вид. Говнюк даже не пытается его остановить. — Только не говори, что собираешься устроить мордобой с лучшим другом. — Бывшим лучшим другом. — Растолкай ещё там толпу, чтобы мне удалось лицезреть это зрелище с первого ряда. — А попкорн мне тебе не подать? — И такая услуга включена? Забини красноречиво загибает все пальцы, кроме среднего, показывая его Малфою. Грейнджер, в этот момент медленно подходящая к парню, вопросительно смотрит на невербальную дуэль друзей, прежде чем Драко тянет её к себе на колени. Вот теперь-то он точно принимает самый расслабленный вид, удобно откидываясь на подушки, пока Гермиона что-то рассказывает ему на ушко. А Малфой смотрит… Забини затылком чувствует острый взгляд друга, будто он действительно заплатил за зрелищное шоу и уже устал терпеливо ждать начала. Мудак. Игнорируя недовольный возгласы, следующие за каждым очередным толчком, Забини проходит вглубь танцующих студентов. Кулак и без того слишком давно чесался, а сейчас весь чуть ли не полыхал от желания… Нет, нужды хорошенько вмазать Нотту, чтобы напомнить, чем карается попытка отобрать то, что давно принадлежит ему. — Нотт! — грубо окликает он Теодора, который стоит, чуть склонив голову к Дафне, пока она что-то ему говорит. Тео реагирует почти мгновенно, оборачиваясь на звук. Сканирующий взгляд друга проходится по нему и, кажется, Блейз даже слышит переключение щелчка в сознании Нотта. — Забини? Напрягается. Забини всегда считал его сообразительным, и Тео сполна оправдывает сейчас это качество, когда в каких-то две секунды чуть отводит от себя Гринграсс и сам, едва заметно, сжимает кулаки. Периферийным зрением Блейз замечает, как хмурится Дафна, не понимая сути происходящего. — Блейз, ты не хочешь этого делать, — пытается вразумить его Тео… Только вот концовка фразы произносится слишком поздно, а рука Дафны ложится на плечо Нотта слишком рано, чтобы Забини всё-таки остановился. Его кулак почти рефлекторно врезается в челюсть Теодора, который от резкости удара отступает на пару шагов. Он падает на пол почти сразу же, теряя координацию, — алкоголь вкупе с болью действительно творят чудеса. Её крик задевает перепонки. Толпа ахает и расступается вокруг них. Спасибо, немного пространство мне как раз не помешало бы, пока я буду бить лучшего друга. Блять, как же сюрреалистично это звучит. Блейза нисколько не останавливает, что Тео уже лежит и только пытается прикрываться. Бесы гогочут в груди, подначивают продолжать, а он слепо ведётся, игнорируя здравомыслие, что сейчас звучало голосом Дафны. Он сидит на нём сверху и продолжает наносить удары, игнорируя хруст костей, сдавленный кашель и кусающую костяшки боль, на которых вместе с собственной перемешивается кровь Нотта. Какого хера он не отвечает? Забини прекрасно знает, как дерётся Нотт. Сейчас он только защищался и даже не пытался перейти в позицию нападения. — Дерись, блять! — даёт он им обоим секундную передышку, крича на него. Тео фыркает, сплёвывая сгусток крови с губы. Среди череды повторяющийся ударов, он даже не заметил тот, что рассёк Нотту губу. — Хватит! Драко, останови их! Крик Дафны, прозвучавший дрожащим голосом, переключает внимание Блейза с побитого лица Нотта на девушку. Гринграсс вся трясётся, смотря на них испуганным взглядом. Пока для остальных происходящее — весёлое зрелище, лишь она одна смотрит на избивающих друг друга друзей, как на трагедию. Это и стало его ошибкой. Очередной. Снова от отвлекается на неё, за что и получает наказание, когда Тео мгновенно переворачивает их и начинает совершать ответные нападающие действия, замахиваясь поочерёдно. Жёсткие удары кулака Нотта разбивают ему губу и оставляют пару синяков на челюсти. Забини проводит по ней языком, собирая металлический вкус крови. Алая линия течёт вниз по подбородку до тех пор, пока Блейз не выхаркивает сгусток. — Ты придурок, Забини, — выдыхает устало Нотт. — Я не собирался бить тебя, но если это необходимо, чтобы твои мозги снова заработали в правильном направлении, я действительно продолжу это делать. — Не продолжишь, — оттягивает Нотта за плечо Малфой, разнимая их. — Всё, остановитесь оба, вы и так уже обломали людям весь кайф. Он оглядывает их таким насмешливым взглядом, и всего на секунду Блейзу кажется, что сейчас они с Ноттом мыслят в одинаковом направлении — не помешало бы вмазать и этому павлину за такой напыщенный вид. — Представление окончено, — кричит Малфой толпе, среди которой повисает гробовая тишина. Грёбаные мазохисты прямо наслаждались случившимся настолько, что даже успели выключить музыку, лишь бы получше расслышать каждый хруст и тяжёлый стон. — Ты, — тычет Драко в грудь уже поднявшегося на ноги Теодора, — иди умойся. А ты, — обращается он сначала к нему, а затем прерывается, переведя взгляд куда-то ему за спину, и говорит: — А он — твой, Гринграсс. «Он — твой, Гринграсс». И плевать Забини хотел, что Малфой вкладывал совершенно иной подтекст в свои слова. Само звучание, сочетание слов друг с другом успокаивает недовольных чертят, что только и требуют продолжения, слишком недовольные быстрой концовкой разворачивающейся перед зрителями драмы. Блейз переводит вымотанный взгляд на Дафну, в глазах которых застыли два тончайших стёклышка, грозящие вот-вот треснуть и дать волю слезам. Он тихо выдыхает, мысленно проклиная себя. Последнее, чего он хотел, — её слёз. Он никогда не умел на них правильно реагировать и уж тем более унимать. Особенно, когда становился их причиной. Блядство. Сейчас Блейз как никогда жалел, что в крови слишком мало алкоголя. Он бы не позволил сожалению медленно отрывать от него кожу маленькими кусочками. Дафна взмахивает волосами, когда разворачивается и молча уходит в сторону спален, игнорируя тот факт, что на их переглядках сейчас сфокусировано внимание половины присутствующих. — Может, блять, ты хоть сейчас пойдёшь за ней, Забини? — недовольно выкрикивает Тео, поглаживая рукой подбородок. — Или мне предоставить тебе ещё какую-нибудь часть своего тела, чтобы ты предпочёл на ней выместить злость на себя же? — О чём ты, чёрт возьми? Драко с Тео одновременно испускают страдальческие вздохи. — Мы оба знаем причину, почему ты избил меня, мудак. Иди за ней, или в этот раз я пойду не просто так отсиживать в её комнате, чтобы тебя позлить. — Ты специально это делал? — прищуривает Блейз. — Ещё спасибо мне потом скажешь, — самодовольно протягивает Нотт. — Ну, ты идёшь или я… — Только попробуй, блять. Забини уходит в стороны лестниц, игнорируя смех двух придурков за спиной. Наверное, ему не стоит чуть ли не бежать по ступенькам, перепрыгивая через некоторые, но нужда оказаться рядом с ней пересиливает собой всю ясность ума. Большинство комнат заперты, и только идиот не догадался бы, по какой причине. Единственная дверь, ведущая в хорошо знакомую ему спальню, осталась чуть приоткрытой. Слабая тень света оттуда падает на пол, будто прокладывая ему маршрут. Приглашает. А он, словно мотылёк, следует за источником света, пока не оказывается у двери. Дафна сидит на кровати с выложенными вокруг бинтами и склянками с лечебными зельями. Взглянув на это, он снова вспоминает о мышечной боли, ломающей всё тело. Косточку за косточкой. — Даф, я… — Иди уже сюда, Блейз, — устало выдыхает она, шмыгнув носом. Забини медленно подходит к ней, не разрывая зрительный контакт, пока не оказывается напротив девушки. Она-то изучает всю степень повреждений, которые ей ещё предстоит залечивать, а он… Блять, просто снова становился слюнтяем при одном только её виде. Гринграсс осторожно тянет его на себя за подбородок, уже держа в руках ватку, от которой пахнет каким-то целебным зельем. — Будет немного щипать. — Похуй. Дафна кривится в ответ на его брань и прижимает марлю к всё ещё кровоточащей губе. Лёгким покалыванием отдаёт в рану. Забини бы хотелось, чтобы кололо только там. Но жизнь была той ещё живодёркой и часто оставляла шрамы именно на тех местах, где точно знала — боль будет нестерпимой. Все глубокие раны назревали ноющей болью в самом чувствительном органе — грёбаном сердце. Блейз физически ощущал, как от внимательного взгляда Дафны вскрывался шовчик за шовчиком, позволяя крови хлестать нескончаемыми потоками. — Почему ты так поступаешь со мной, Блейз? Вопрос слетает с её губ, окрашенных розовым блеском, так тихо, что Забини даже сначала кажется, будто ему послышалось. Он слишком увлечён подсчётом золотистых вкраплений в радужках её глаз, чтобы правильно воспринять суть вопроса. — Ты сначала отталкиваешь меня, — шепчет она, продолжая притаптывающими движениями стирать кровь с его лица. — Ты делаешь вид, будто меня не существует. Будто кто-то каждый раз сзади накидывает на меня мантию-невидимку, когда ты рядом, а потом стоит мне только попытаться вновь зажить нормальной жизнью, как ты вдруг делаешь… Это. — Это? — Напиваешься, замыкаешься в себе. Салазар, Блейз, ты избил Тео! Зачем ты так поступаешь с нами? — Я… — голос охрип. — Прости, Даф, я… Блять, прости, — повторяет он, — но, кажется, я просто влюблён в тебя. Пластырь с последней заткнутой раны слетает, и боль становится такой, что хочется аж скулить и хныкать совсем по-детски, моля об утешении. — Так извиняешься за это, как будто совершил что-то плохое, — печально хмыкает Дафна. Одинокая слеза скатывается по щеке и падает прямо на лежащую у неё на бедре руку. Сбитым до крови костяшкам достаточно было лишь одной капли, что соль отравляющим кровь ядом просочилась в кожу. Вот что было по-настоящему больно. Теперь её слёзы ранили ещё и физически. — Я никогда не хотел этих чувств. Они разрушающие, а ты… Даф, ты разрушаешь меня. Она замирает, сжимая в руке бинты. Всё ещё продолжает смотреть на него своим распарывающим наживую взглядом. — Тогда уйди. — Уйти? — Да, Блейз. Уйди. Это не я сбегаю к тебе по ночам, не я шепчу все эти чувственные обещания, а потом на людях боюсь даже в глаза посмотреть. — Если бы всё было так просто… — Нет ничего сложного в том, чтобы уметь брать ответственность за свои действия! — Суть-то как раз в ответственности, — горько выдыхает он, наблюдая, как она перевязывает костяшки бинтами. Кончики она стягивает друг с другом и перевязывает в аккуратный бантик. Это было настолько в её стиле, что ему хочется улыбаться на то, как даже в такой нагнетающей обстановке Дафне удаётся… Быть милой. — Малыш… — Не называй меня так, — пытается она придать суровости своему голосу, но он и так достаточно дрожит, отчего в итоге получается слишком… болезненно. Вот каким они были. Больными. Отравляющими. Разрушающими. Одному из них давно пора отступить и оставить другого в покое. Может, тогда сразу бы даже задышалось чуточку легче? Не так, как обычно. Не так, как когда каждый вдох ощущается точно влитый в горло расплавленный металл. — Даф, — обхватывает он её подбородок, заставляя взглянуть в упор. Упрямство смешивается с усталостью и вместе они дают эффект апатичности. — Твой отец запретил мне не то что просто быть с тобой, мне даже взглянуть на тебя лишний раз нельзя. — Да плевать я хотела на то, что требует мой отец! Мне нужен ты! — Это не так работает. — Ты просто боишься, Блейз! — срывается на крик она. — Но знаешь, во мне достаточно храбрости для нас обоих, и я готова идти до конца, только если буду уверена, что ты всё ещё рядом и всё ещё крепко держишь мою руку, ведя за собой. Я собираюсь пойти против семьи ради тебя, Блейз, но если тебе этого всё ещё недостаточно, чтобы засунуть в одно место свои принципы, страхи и сомнения, то боюсь… Я растрачу попросту всю свою храбрость на человека, который никогда этого не ценил. — Речь не о храбрости, а о здравомыслии. — И это мне говорит Блейз Забини? Он хмыкает над её подтруниванием. — Против семьи, да? — Да хоть против всего мира, только обещай, что больше не оставишь меня. Ведь это… Вот что по-настоящему нас разрушает. Вместо ответа он прижимается к её губам поцелуем с привкусом крови, соли и разбавляющей всю эту моногамию из горечи вишни. Её блеск для губ. Забини слизывает его, жадно собирая рецепторами любимую сладость. Дафна аккуратно, даже нежно кладёт ладошку на его шею и тянет на себя, роняя их обоих на мягкие простыни кровати. — Храбрость вообще-то присуща другому факультету, — шутливо подмечает Забини, оставляя ряды отметин на её тонкой шее. Белоснежная кожа вмиг осыпается покраснениями, на которые он ещё будет засматриваться ближайшие пару дней и ни в коем случае не даст скрывать. Чтобы видели все. Метка на шее — клеймо в сердце. Как средний палец, показанный всему миру, посланному далеко и надолго. — Это всё влияние Грейнджер. — Боюсь даже представить, как скоро Малфой заговорит. Дафна хихикает и чуть приподнимается, позволяя ему стянуть с неё розовое платье. Забини зависает на пару минут, опираясь на колени. Взгляд цепко бегает по кружевному белью, обнимающему плавные девичьи изгибы, пока Гринграсс выжидающе смотрит на него в ответ. Её выдержки едва ли хватает больше, чем на полминуты. Она поднимается следом и снова прижимается к нему, целуя его так томно и распаляюще, что кровь в буквальном смысле начинает кипятить тело. — Блять, что ты творишь со мной, — тихо выдыхает он ей в губы, наматывая блестящие и мягкие, словно атлас, волосы на кулак. Дафна издаёт сдавленный вздох и прикрывает глаза. Мимика с потрохами сдаёт откровенное удовольствие, от которого она готова расплыться лужицей вокруг. — Это должно быть запрещено на законодательном уровне, чёрт возьми. — Действительно думаешь, что даже если бы самим Визенгамотом было решено запретить нам приближаться друг к другу, мы бы не нарушили это условие? В глазах напротив сверкает нечто плутоватое, когда она стягивает с него футболку и тянется следом к пряжке ремня. — Я говорю о тебе, Гринграсс, — проводит он по её губе большим пальцем и слегка надавливает на рот, заставляя приоткрыть. Около минуты, такой оглушительной и сдавленной, Блейз наблюдает, как Дафна ласково посасывает его большой палец, а потом выдыхает: — Ты и твоё влиянием на меня — опасны для общества. Дафна отрывается от него с причмокивающим звуком и вальяжно падает на простынь, когда отвечает: — Тео-то очень хорошо прочувствовал это на собственной шкуре. — Зато теперь все знают, что будет если посягнуть на моё. — На твоё? — ухмыляется она так по-слизерински, когда он пристраивается между её бёдер, увлажняя головку члена естественной смазкой. Он в противовес каждому её нежному жесту, ласковому касанию и добрым улыбкам, жёстко обхватывает её челюсть и делает не менее неумолимый первый толчок. Глаза Дафны закатываются, а рот приоткрывается от наслаждения. — Моё, — утвердительно повторят Блейз и продолжает проникать в неё. Всё отчаяннее, глубже и сильнее, пока единственное, что не наполняет эту комнату, — их сжигающая до просачивающегося между телами пепла страсть, отголоски последних крох самообладания, заглушаемые стонами, и шёпот обещаний: — Твоё. Вихри в голове закручиваются в воронку его урагана, а Забини, полностью обезоруженный, стоит перед ним в ожидании неминуемого. Когда потоки смертоносного ветра окончательно захватят его, чтобы лишь после усмирения выплюнуть очередным разрушенным обломком на землю. Разбитым и уничтоженным.