животрепещущая тема

За всю невероятно долгую жизнь кем его только не считали. Бесстрастным, бессердечным, каменной статуей, отрешённым от этого мира, чудовищем. Патриархом древней семьи, отвозившим мёртвых туда, где их никто не найдёт, и не сумеет разгадать хранящиеся тайны. Какое-то время он был для людей просто наёмником, работающим за деньги, молчаливым и беспрекословно выполняющим заказы, меняющем маски и образы, чтобы добраться до цели. Идеальная машина для убийств… до дружбы с У Се и Панцзы, разумеется. Весь его холод и отстранённость медленно отступали под напором двух самоубийственных придурков, и обстоятельств, что связали их судьбы воедино. Но несмотря на многолетнюю дружбу, что У Се, что Панцзы впадали в когнитивный диссонанс каждый раз, когда он показывал одну из своих скрытых сторон. И если Панцзы, как и всегда, довольно быстро принимал его таким, какой есть, то У Се требовалось гораздо больше времени, чтобы его гениальный, но такой тупой в повседневной жизни мозг включался в работу. До У Се вообще только недавно начало доходить, что он тот ещё шутник – последней соломинкой стала, конечно, та ситуация с «зомби»-черепахой, после которой мальчишка наконец-то понял, когда он над ними шутит. Да, мальчишка – подумаешь, сорок годиков, или сколько там ему, в таком возрасте это не сильно имеет значение, и если кому-то не сто лет, то они все, разумеется, мальчишки, даже Панцзы. Даже У Эрбай, хотя там ещё можно подумать… Не то, чтобы ему действительно хотелось скрывать от своих партнёров какие-то свои стороны – просто как-то не всегда доводилось открыться, тем более объясняться словами он не любил, слишком это долго, да и запутаться можно – только силы тратить. То, что он не любил попусту тратить энергию, они знали, и этого было достаточно. («Не энергосберегающий он у нас, а ленивый, пора это признать» – настаивал Панцзы. У Се активно спорил: «Попробуй-ка с детства вкалывать за жизнь и еду, посмотрим на то, каким трудолюбивым к старости ты ста-... Ты снова не закинул бельё в стирку?! Почему я должен постоянно запинаться о твои грязные носки?! Сяогэ!?!»). Он мог спокойно спать целыми днями в любой комнате Силаймянь, и абсолютно на любом месте, будь то подоконники с лежащими на них пледами («Кто вообще раскладывает пледы на подоконники?» – неторопливо думал он, сворачиваясь калачиком на солнечном месте, и подкладывая мягкую ткань под голову), или на любых других удобных и тёплых местах, даже если каким-то образом оказывалось, что это тот самый диван перед телевизором, за которым У Се и Панцзы любили проводить вечера, и ему приходилось двигаться, иначе на него бы безапелляционно сели сверху. Долгие уговоры немного пододвинуться не помогали, а перетаскивать его безвольное тело на кровать очень быстро надоело, пока в один момент У Се впотьмах не заметил его, и плюхнулся сверху, сначала завизжав от испуга, а потом разворчавшись на его острые кости, болезненно впившиеся в мягкий зад. Так выяснилось, что он не любит, когда на него спящего садятся с размаху, и что иногда следовало не говорить, а просто сделать. Он не был привередлив в еде, но у него был на неё достаточно традиционный взгляд. Если банан сладкий – он и должен быть сладким, а если он внезапно оказался бы солёным, то у Сяогэ действительно мог случится когнитивный диссонанс. Панцзы однажды показал ему видео, где какую-то вещь режут, а в итоге это оказывался торт – и Сяогэ очень надолго выпал из реальности. Ему даже пришлось сказать вслух: «Если ты такое сделаешь – ущипну до кровоподтёка» – чтобы самодовольный повар не принялся воплощать этот кошмар в действительность. Ему не нравилось учиться, если только от этого не зависели их жизни, и когда У Се узнал, что однажды ему пришлось ходить в университет и притворяться студентом, чтобы проникнуть в археологическую команду (правда, пары он либо прогуливал, либо на них спал) – пришлось даже на неделю в спешке уйти в горы, чтобы спастись от кучи назойливых вопросов. Ему нравились прикосновения и проявление тактильности от друзей, хоть сам он никогда не мог вот так просто взять, и подойти с объятиями к ним – всё-таки, в его семье и в его времена это было некультурно. Зато искренне отвечал на касания и объятия, ну, кроме откровенных тисканий, разумеется – хотя, если никого чужого рядом не было, то мог стойко перетерпеть всю мощь любви, что порой обрушивали на него У Се и Панцзы (быть может поэтому он не хотел сам уходить с дивана – но никто об этом никогда не узнает). Он стал беречь свои руки, больше не пускал свою кровь в расход – и даже если У Се и Панцзы постоянно называли его фумигатором, на природе вплотную подсаживались в его безнасекомое пространство, то всё равно говорили это больше в шутку, а если кто другой пытался сделать то же самое – глупца ждали вполне ощутимые последствия. Друзья ценили и оберегали даже малую частичку его тела и души, и он сам поневоле начинал перенимать эту привычку беречь себя. Дорогой. Драгоценный. Самый красивый человек с самым чистым сердцем, и ещё очень много эпитетов и слов, которые никто раньше и не думал применять к его личности. Если он и не показывал виду – ещё не значит, что ему было всё равно, а если иногда и краснели уши, то капюшон скрывал все улики. А ещё У Се и Панцзы до недавнего времени считали, что он совершенно ничего не смыслит в человеческих взаимоотношениях и сексе. Если с первым можно было бы легко поспорить (хватало просто недовольно закатить глаза), то со вторым… Секс его не интересовал – в какой-то мере. Когда живёшь с постоянно обнуляющейся памятью и желанием разобраться с этим дерьмом снова и снова, то не прикипаешь к людям настолько, чтобы дело дошло до соития. Не всё так просто. Его тело было, несомненно, особенным – в краткие мгновения высвободить всю недоступную даже физически развитому человеку мощь, чтобы за несколько ударов расправиться даже с самым нечеловечески сильным противником. Платой была, конечно же, сильно подскакивающая температура тела, с которой прекрасно справлялась система терморегуляции – то есть повышенная потливость – и снятие с себя толстовки. Но. Кровь, с бешеной скоростью текущая по сосудам, иногда выдавала нежелательные последствия, вроде эрекции, которая не спадала после боя даже длительное время, если поспешно с ней не разобраться. Иногда беспокойство за У Се и Панцзы охлаждало пыл, но чаще всего после боя приходилось уединяться, чтобы никто не увидел его в этот момент слабости. Как Патриарх семьи Чжан он уже лет сто должен был выбрать себе невесту и заделать наследника. Забыть об этом не получалось, тем более теперь, когда связь с семьёй восстановлена, и Чжан Хайке, хранитель скреп, постоянно напоминал об этом всеми возможными способами. Как-то дело дошло даже до того, что его практически против воли загнали в семейный особняк жениться – спасибо Панцзы был рядом. У Се был бы, наверное, сначала даже рад – в какой-то мере. Как бы близки они не были, но этот придурок до сих пор винит себя во всех бедах, и особенно в том, что его партнёры остались с ним, а не разошлись, счастливые, по своим жёнам. Переубедить его не помогало ничто. Так вот, если вернуться к теме эрекции, то сам Сяогэ был в достаточной мере… смущён? По этому поводу. Почти каждый раз после жаркой битвы. Это действительно было неловко, особенно тогда, когда рядом с ним были два молодых полудурка со своими шуточками, которые знать не знали его настоящего, не привыкли к нему, и действовали сугубо из своих личных интересов, а никак не ради помощи ближнему своему. К У Се тоже относится, тому молодому и зелёному, который бы и не должен был так глубоко во всё это впутываться. Подумаешь, очередь пришла идти за Бронзовые Врата. Он и знать о них не знал – и не должен был. Грех лежал на плечах его деда, а не его самого, и Сяогэ, может быть, ушёл бы снова. И снова. Но У Се возмужал, пошёл ради него в ад и обратно, потому как из незрелого, криволапого, неуклюжего утёнка за десять лет вырос, почему-то, не в прекрасного лебедя, а в самую настоящую бойцовую собаку, верную, но злющую донельзя. Его маленький, невинный, наивный У Се, иногда настолько глупый, что сил терпеть почти не хватало. Когда он в первый раз услышал, как У Се научился командовать и брать на себя ответственность, вначале было неожиданно, а затем встало так, что пришлось надолго пропасть из виду. Где-то там, после сражения с Королём-драконом стоячей воды, У Се и Панцзы узнали его маленькую тайну. Сложно прикрыться, когда ты насквозь мокрый, только что вылез из ледяной воды, и у тебя немного-немало в штанах не палатка, а целый лагерь. – Сяогэ, у тебя… – У Се округлил глаза, в которых явно читался очень быстрый мыслительный процесс, и то, как логические цепочки наконец-то складываются друг с другом. – Стояк, – ёмко закончил за него Панцзы, и широко ухмыльнулся. – Слава Небесам, а то мы уж решили, что ты евнух! Он от души окатил их ледяной водой, впервые за долгое время чувствуя себя неловко. Эрекция и эрекция, нормальное явление у вполне себе здорового мужчины – но дело было в том, что он знал, как бурно друзья отреагируют, в этом-то и была проблема рассказать раньше. Пришлось наспех, пока эти двое чего не надумали про рыб и ледяную воду – а они могли, они двое были оружием массового уничтожения не только в прямом смысле – объясняться словами через рот, чего он так сильно не любил. Это приключение было затеяно им только ради того, чтобы вытащить У Се из самоуничижительных мыслей о том, как он изменился, потерял себя в десятилетней борьбе, тем самым нарушив их маленькое обещание – пусть это было совершенно не так – а всё снова в конце концов сошлось к писькам. Как всегда. После этого ещё много чего произошло – они достроили дом, У Се смертельно заболел, У Се вылечился, они в первый раз занялись сексом, едва спаслись с банкета Королевы Запада… Шутки про помочь с восстановлением после битвы стали постоянными, и вместо того, чтобы раздражать – он наоборот начал с каждым разом принимать эту свою очередную сторону всё больше. Ну и конечно, чужой мягкий рот вместо собственной покрытой шрамами руки был куда приятнее.