Иллиум

Тап вздрогнул и прижался теснее к Хардкейсу, ежась от холода. Эта планета была странной. Обычно на ней не проходили миссии. Световой день быстро сменялся невыносимо долгой полярной зимой, когда солнце не восходило вообще. За те дни, что длилась операция, они еще ни разу не видели здешнюю звезду, погруженные в холод и ледяную вечную мерзлоту. Республика решила, что будет лучше поставить постоянную сменяющуюся охрану на случай, если сепаратисты попытаются захватить такую важную для джедаев планету. И, конечно, часть бойцов 501-го отослали сюда на первые три недели; потом их сменит другой состав, но главное — пережить все это. Им дали достаточно еды, воды и теплых одеял, но этого не было достаточно. Обогреватели работали исправно, но Тапу казалось, что планета была живая, и она специально испытывала их всепроникающим холодом, будто раздумывая, достойны ли они находится тут. Но было и что то привлекательное в этом недружелюбном сером мире. По ночам Тап не мог заснуть, чувствуя, будто что-то призывает его забраться вглубь пещер, манит странно, так, что всю кожу пробирает до мурашек. Это ощущение на давало ему спать, и он все время ворочался, думая о том, пойти или все-таки остаться. Клону было нестерпимо любопытно, но он боялся. Боялся, что если уйдет, то не сможет найти дорогу назад, что навсегда заблудится в ледяных лабиринтах, окоченеет и уснет навсегда, прислонившись к одной из зеркально прозрачных стен. — Опять мучишься? — сонным голосом неожиданно спрашивает Хардкейс, из-за чего младший резко вздрагивает. — Да что ж ты такой зашуганный… Снова не можешь попасть в царство Морфея, да? — Да, — успокоенный его голосом, отвечает Тап. Его душа будто зудит, призывая пойти на поиски чего-то, так настойчиво зовущего его. — Мне кажется, что в пещерах есть что-то…не то чтобы живое, но точно одушевленное. — Ты боишься его? — Нет. — А почему тогда так беспокоишься? Тап промолчал, понимая, что не знает ответа на этот вопрос. Оно просто было странным, незнакомым. — Иди сюда, — пытается приободрить его Хардкейс, открывая теплые объятия, и клон мигом прижимается к нему и тихо сопит в его грудь. — Так-то лучше. Выспись хорошенько, мелкий, нам уже завтра улетать. Все будет хорошо. Он неуклюже гладил Тапа по длинным волосам, распущенным на ночь, перебирал отдельные пряди в своих больших пальцах и массировал кожу головы, пока не почувствовал, что маленькое тело рядом с ним не расслабилось окончательно, а дыхание не стало мерным и спокойным. Тапу снились странные молчаливые сны, будто кто-то выключил в них звук. Там был похороненный во льдах маленький кристалл, который и звал его, там были его друзья. Многие из них умирали; он видел, как что-то непонятное происходит с Файвсом, как изломленное тело Джесси лежит в руинах разбитого крейсера, как Догму приговаривают к смертной казни, и, наконец, как Хардкейс улыбается на фоне страшной мощи взрыва. Ему не тревожно; он чувствует, что теперь, зная возможный исход, он сможет все предотвратить, сделать эту Галактику лучше, хоть и сердце в груди разрывается на тысячи осколков. Проснувшись, он помнит сон так, будто это все было наяву, но не рассказывает об этом привычно веселому Хардкейсу, не желая его беспокоить. Тап безмерно рад покинуть страшную планету, но что-то в глубине его души недовольно ворочается, царапается и кусается, пытаясь заставить его остаться тут и найти разгадку. Когда транспортник с бойцами прилетает к крейсеру, клон при первой же возможности подходит к Энакину. Генерал Скайуокер добрый и понимающий, внимательный к каждому бойцу; именно поэтому он выслушивает до безумия странный рассказ Тапа и вместо того, чтобы осудить его или обвинить во лжи, отводит его к другим джедаям. Они пугают его, но он держится. Держится ради того, чтобы страшные видения не сбылись. Почти без страха он выносит странные расспросы, дает им изучить себя, изнурительно долго ждет, пока мудрецы примут свое решение.