Welcome home

      Гейла, впервые за все время службы, в обязательном порядке и без возможности отказаться, отправляют в 12-й Дистрикт. Минуло много лет с тех пор, как он последний раз посещал его, и от того волнение было не унять. Хотторн дослужился до серьезного чина, ему вот-вот стукнет 36, но из-за мысли, что в месте, куда он едет, живет его подруга Китнисс со своей семьей, поджилки предательски трясутся. Подобная реакция кажется ему смешной, и по приезде он все-таки договаривается с сердцем, усмиряя его бешеный ритм. Они с Китнисс мало общались на протяжении всех этих лет, поддерживая связь редкими электронными письмами. Именно в одном из таких Гейл сообщил подруге, что едет в 12-й. Ее реакция была приятной: она обрадовалась, пригласила в гости и добавила в конце ответного письма, что будет счастлива наконец увидеться. Гейл ощутил легкость после прочтения этого сообщения. Даже по прошествии всех этих лет, он чувствовал вину за смерть Примроуз Эвердин и искренне считал, что подруга детства больше никогда не посмотрит на него с теплом и добротой. Но, кажется, она пережила свою ненависть к нему. Думая, что ему тоже стоит отпустить ситуацию, Гейл постучался в дверь дома, адрес которого Китнисс указала в своем письме.       — Дверь открыта! — голос знакомый раздался из глубин дома через несколько секунд после стука Гейла. — Заходите. Мужчина, немного помявшись на пороге, толкнул дверь и прошел в коридор. В доме пахло едой и небывалым уютом. Помня свой родной дистрикт нищим и темным, Гейл немного растерялся. Это место так не похоже на то, что задержалось в его памяти. Пройдя на кухню, Хотторн увидел лютый бардак. На рабочем столе стояли горшки со свежепосаженными кустами клубники, рядом красовались рассыпанные мешки с удобрениями, маленькая лейка и разного размера лопатки. На плите, в кастрюле, что-то шумно бурлило.       — Гейл! — мужчина вздрогнул от удивления и радости, когда из-за спины его вышла Китнисс. Это точно была она, потому что звонкий и певучий голос девушки ему ни с чем не перепутать, однако… Ее нынешняя внешность ярко контрастировала с тем образом Китнисс, которую рисовал мозг Хотторна. Она все такая же низкая по сравнению с Гейлом, как и прежде, но назвать ее маленькой язык уже не повернется. Китнисс раздобрела: ее бедра округлились, щеки стал пухлыми, как у хомяка, а грудь… Ее наличие стало чересчур очевидным. Женщина была одета в приталенное платье с квадратным декольте, легкое и простое по крою. Ей оно безмерно шло и, подумав об этом, Гейл немного смутился. Он как мальчишка провалился в роскошное декольте взглядом и не мог оторваться, пока его не позвали.       — Гейл, — Китнисс сделала вид, что не придала значения взгляду друга детства. — Я думала, что ты будешь к ужину.       — Я разобрался с жильем и сразу же отправился к тебе. Хотел скорее увидеться, — рот мужчины изогнулся в улыбке. — А где Пит?       — Он ушел в пекарню. Там что-то случилось. Ты к нему не заходил? — она смотрела на Гейла во все глаза, удивленно и с нежностью. Было желание обнять старого друга, но они так долго не виделись, что это показалось неуместным.       — Нет, не заходил, — сказал Гейл и подумал, что зря сначала не заглянул на работу к Мелларку. Быть наедине с Китнисс сейчас странно.       — Ты такой… нарядный, — невпопад говорит женщина и все-таки делает шаг на встречу к Гейлу, чтобы потрогать мундир. — Дорого-богато.       — Хотел произвести впечатление, — смеется мужчина, проследив взглядом за рукой Китнисс. Ее ладошка выглядит необычно: женственно и нежно.       — У тебя удалось, — со смехом отвечает она и наконец отходит от мужчины. Ее внимание переключается на горшки с растениями. — Ой, а я-то ждала тебя позже. Такой бардак развела. Китнисс начинает суетится на кухне.       — Давай я помогу, — уже через минуту вызывается Гейл и начинает расстегивать пуговицы на мундире. Китнисс в ответ скромно отнекивается, предлагает ему отдохнуть с дороги и попить чай, но мужчину было не остановить и в итоге они стали прибираться вместе. Гейл унес горшки с клубникой в коридор, Китнисс разобралась с бардаком на столе и плите. — Что ты варишь? — заглядывая в кастрюлю, спрашивает друг. Ему искренне интересно.       — Варенье, — просто отвечает женщина, когда снимает пенку с поверхности и дает попробовать мужчине. — Клубничное, — она улыбается сама себе, а Гейл с удивлением для себя подмечает, что очарован новой Китнисс. — Удивительно. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь в 12-м дистрикте такое будет обыденным делом? В детстве нам варенье и не снилось, да? Гейл согласно кивает. Примерно через час домой пришел Пит. И, да, Гейл был удивлен переменам в Китнисс, но Мелларк был просто неузнаваем. Возмужавший, с тяжелым взглядом, крупный и широкоплечий мужчина. На его лице была забритая, но аккуратная щетина, руки широки и мозолисты. Гейл помнил измученного пытками паренька, которого, однозначно, считал недостойным руки Китнисс. Сейчас же пред ним предстал совершенно незнакомый человек.       — Привет, — Пит прошел по кухне к жене и, приобняв ее, ласково поцеловал в щеку. Сердце Гейла предательски сжалось. — Привет, Гейл. Приблизившись к военному, Мелларк подал руку для приветствия гостя.       — Давно не виделись, — поздоровавшись за руку, Гейл был ошеломлен жестким рукопожатием Пита. Как только кисть ему не раздавил…       — Не то слово, — соглашается пекарь, садясь за стол. Китнисс тут же ставит перед ним чашку с чаем. — Как ты?       — Служу потихоньку, — хмыкает Гейл, краем глаза наблюдая за действиями женщины. Она все меньше напоминает ему ту бойкую девчонку из детства, в которую он был влюблен. — Вот, приехал к вам по приказу. Буду налаживать работу местного подразделения.       — Кардинальных перемен не предвидится? — голос Пита стал низким и твердым, как сталь. В нем слышится претензия и даже предупреждение в какой-то степени.       — Например, постановка забора с напряжением вокруг дистрикта или столба для наказаний на площади? — встретившись взглядом с Китнисс, Хотторн подмигнул. Она на это широко улыбнулась.       — Шутишь? — сказал Пит и отпил чая.       — Естественно. Я, скорее всего, буду уменьшать штат. 12-му не нужно столько бойцов, сколько есть сейчас, — спокойно пояснил Гейл и тоже хлебнул напитка. Китнисс не пожалела сахара и чай был сладким, как мед.       За ужином Гейла ждало еще одно удивительное событие. Китнисс и Пит познакомили его с их дочерью, Маргаритой. Милая черноволосая малышка с голубыми как у ее отца глазами, сразу же запала Хотторну в душу. Очень красивый ребенок, который, очевидно, купается в любви своих родителей бесконечно.       — Сколько ей? — осторожно держа девочку за ручку, спросил Гейл растроганно.       — Будет 11 месяцев через несколько дней, — ответила Китнисс с таким обожанием в голосе, что сразу становится ясно — она любит дочь до умопомрачения. А ведь когда-то говорила, что не станет заводить детей. Пит — удивительный мужчина, раз смог уговорить ее на подобное.       — У тебя же тоже дети есть. Сколько им? — активно пережевывая ужин, заинтересованно спросил Пит. После небольшой трапезы он выглядел уже более дружелюбно, и Гейл счел, что до этого пекарь просто был очень голоден.       — Старшему уже четырнадцать. Хочет поступать в военное училище. А младшему восемь. Он хочет в космос, — заигрывая и играя в ладушки с маленькой Маргаритой, отвечает Хотторн. — Они оба живут с первой женой, поэтому мы редко видимся.       — Ты женился второй раз? — с удивлением, но без негатива, спрашивает Китнисс. Пока Гейл отвлекает девочку, она пытается дать ей прикорм из кабачкового пюре.       — Да. Так получилось, — Хотторн не ожидал, что дело дойдет до обсуждения его личной жизни. Дабы прекратить разговоры об этом на корню, он решил сказать фразу, которая руинила любые попытки докопаться. — Не сошлись с первой характерами. Мелларки на это лишь коротко переглянулись друг с другом.       Ближе к девяти Китнисс и Маргарита пропали из поля зрения Хотторна. Пит объяснил, что они ушли укладываться спать и предложил скоротать их ожидание за партией в шахматы. Гейл не отказал, потому что считал себя неплохим игроком, но в итоге быстро проигрался. Недооценил противника.       — Хорош, — потирая руки, произнес Хотторн. Он завелся от азарта, потому что Пит обыграл его легко, но как будто бы случайно. Это была фатальная ошибка. Через полчаса Гейл проиграл еще раз. — Да как же так? — мужчина хохотал, но смех его был скорее истерическим.       — У меня были хорошие учителя, — смущенно отвечает Мелларк и кивком головы предлагает еще партию, но Гейл уже не ведется на эти «невинные» голубые глазки и отказывается. Буквально через пару минут после окончания игры, в гостиную заходит чуть сонная Китнисс. Видимо, она задремала, пока укладывала спать свою малышку.       — Я боялась, что вы разойдетесь, — негромко говорит она и садится в кресло, поджав под себя ноги. Одного взгляда, обращенного к мужу, хватает, чтобы он понял ее мысль. Поднявшись на ноги, Пит отправляется на кухню. — Возьми еще карамельки.       — Что? — Гейл вообще не понял, что происходит. Он оглянулся, чтобы застать лишь скрывшуюся за поворотом спину Мелларка. — Вы общаетесь с помощью телепатии?       — Нет, просто я всегда хочу какао, когда сажусь в кресло. Пит уже знает меня как облупленную, — прикрыв ладошкой свою уставшую улыбку, отвечает Китнисс. Через некоторое время Мелларк действительно принес жене какао с маленькими маршмеллоу.       — Гейл, хочешь виски? — вдруг спросила Китнисс, дуя на свой горячий напиток.       — Кстати, — произносит Пит, подхватывая ее идею. — Давай за встречу. Отказываться было как-то не хорошо. Они разлили восхитительной дороговизны напиток по стаканам, сдобрили небольшим количеством льда и отпили по глотку.       — Хеймитч бы сказал, что добавлять лед — это варварство, — посмеивается Китнисс, наблюдая за мужем и другом детства, которые смаковали напиток.       — Конечно, он бы так сказал. Ведь Хеймитч — алкоголик, — констатировал Пит. Гейл в очередной раз подметил, что Мелларк стал жестче. А может быть он таким и был, просто Хотторн никогда не стремился его узнать?       — Бывший алкоголик, — поправила мужа Китнисс и кивнула другу, намекая на то, что Пит преувеличивает.       — Ну да, — закатив глаза, ответил блондин. Он, очевидно, был не согласен с женой, но она не придавала этому значения. — После лечения от цирроза печени. Китнисс цыкнула и тоже закатила глаза. Гейл наблюдал за этой маленькой перебранкой супругов и силился понять, о ком идет речь. Похоже, что какой-то Хеймитч с алкоголизмом и циррозом был очень близок к Мелларкам, но военный не мог вспомнить кого-то с таким именем, поэтому чувствовал некоторую неловкость. Не очень-то красиво делать какие-то локальные отсылки, если среди вас несведущий человек. Но, не считая этого момента, все трое получили удовольствие от посиделок. Пит много шутил, Китнисс вспоминала моменты из их детства, а Гейл делился новостями про старых знакомых и рассказывал про обновившуюся столицу. Несмотря на то, что годы тирании минули и наступил век осведомленности, сытости и уважения, есть большая пропасть между Капитолием и дистриктами, которую, возможно, и за сотню лет не залатать.       — Вы бы хоть сами приехали разок, — говорит чуть хмельной Гейл. — Есть куда сходить и что посмотреть. Я бы и сам с вами погулял, а то редко выдается возможность из-за работы.       — Приедем как-нибудь, — беззаботно говорит Китнисс, а уже через несколько секунд замирает, как заяц под прицелом. Не проходит много времени, как в спальне раздается тихий плач младенца.       — Я схожу, — Пит не дает жене даже встать. Он ласково гладит ее по плечу и целует в макушку, перед тем как покинуть гостиную.       — Как ты услышала ее? — удивленно спрашивает Гейл.       — Навык не пропьешь, — многозначительно улыбается Китнисс краешком губ.       — Кстати, может как-нибудь выберемся на охоту? Когда проезжал на поезде наш лес, то сразу подумал об этом, — к тому же, Гейл видел, что лук Китнисс висит в прихожей. Не для украшения же он там. Но, как бы не прискорбно или даже стыдно, женщина на этом моменте должна была признаться своему другу-охотнику, что она уже давно не ходит в лес ради добычи. Дело не в возрасте или какой-то пресловутой усталости от этого занятия. Китнисс просто не интересно охотится ради удовольствия, а делать это ради пропитания нынче странно. Еды в дистрикте хватает.       — Как же?.. — военный опустил взгляд. — Совсем не охотишься?       — Угу, — женщина прикусила нижнюю губу от неловкости.       — А что ты тогда там делаешь? — искренне не понимая, какие еще могут быть мотивы для посещения леса, полного дичи, спрашивает Гейл.       — Гуляю, — Китнисс пожимает плечами и глупо улыбается. — К тому же, любая попытка поохотиться в компании Пита обречена на провал. Зверье обходит нас за километр. Хотторн прекрасно понимает, о чем говорит подруга. Мелларк, из-за своего протеза, очень шумно топает.       — Ты слишком изменилась, — Гейл старался, но не смог скрыть пренебрежения в голосе. Он сам не мог понять, почему имеет столько претензий к подруге детства, и почему ему так хочется открыть ей глаза на истину, которую он увидел, а она не замечает в упор. — Превратилась из сойки-пересмешницы в домашнюю наседку… Китнисс сурово сдвинула брови, показывая, что слова мужчины ее задели, но не более. Похоже, Гейл был не первым человеком, кто говорит ей подобные вещи.       — Я никогда не хотела быть сойкой, Гейл, — поясняет она спокойно. — Моя нынешняя жизнь — это все то, о чем я мечтала. Ты можешь сказать, что я живу скучно, но это только твое мнение.       — Я знаю тебя как себя, — оскорбленно отвечает Хотторн и меняет позу в кресле, садясь на самый край и наклоняясь. — Ты хотела жить в лесу, быть охотницей. Кискисс… Я видел счастье в твоих глазах только там и никогда за пределами. Хочешь обмануть меня сейчас?       — Эй, — взгляд Китнисс взволнованно забегал по комнате, будто она опасалась, что ее муж может услышать их. Это действительно так, только женщина переживала не из-за возможной ревности, а из-за вездесущего пацифизма Пита. Он же ей даже позлиться нормально не дает. — Я больше не твоя кошачья мятка, не зови меня так, — сквозь зубы шипит женщина, когда тоже садится на край кресла. — И вообще… Не слишком ли ты много на себя берешь? Гейл смотрит на нее непонимающе.       — У тебя ложное представление о том, насколько хорошо ты знаком со мной, — внезапно спокойно говорит Китнисс, будто что-то осознает для себя или вспоминает. — Мы дружили около пяти лет, в детстве, когда от нашей связи зависело выживание двух семей. Лес — был частью нашей жизни, но здесь ключевое слово «часть». А еще у меня была жизнь до встречи с тобой и много лет после того, как ты уехал. Когда-то Гейл говорил нечто подобное, а теперь, будто в отместку, это повторяет Китнисс.       — Извини, — после затяжной паузы вырывается изо рта Гейла.       — Не стоит. Просто прими к сведению, пожалуйста, что я очень счастлива сейчас, — отвечает женщина, пожав плечами. — И порадуйся, как друг.       — Я рад, — заявляет Гейл и даже руку к груди прикладывает для большей убедительности, но выглядит рассерженным. — Веришь? Очень удачно, что шаги Пита становится слышно сильно заранее. Когда Мелларк вошел в гостиную, старые друзья уже делали вид, что болтают о всякой бесполезной ерунде, вроде погоды в разных дистриктах и вирусе гриппа, который пронесся над Панемом накануне. По какой-то причине Гейл и Китнисс негласно решили не показывать, что между ними возник конфликт.       — Поругались? — голос Пита в этот момент звучал так задорно, что сначала никто даже не понял вопроса. Китнисс повернулась к нему в пол-оборота и посмотрела в глаза. Муж ехидно улыбался, как бы говоря: «Думала, что получится перехитрить хитреца?»       — Гейл сказал, что я растолстела, — сразу же наябедничала миссис Мелларк. Гейл же чуть не задохнулся от такой наглой лжи.       — Ничего подобного я не говорил!       — Ты так подумал. Я в глазах прочитала, — женщина не собиралась сдавать позиций. — Ты знаешь, как сложно жить с пекарем? — она делает жалостливый голосок, прибедняясь и сетуя на свой брак с Мелларком. — Блинчики, булочки с маком, синнабон с корицей и кремом, круассаны, маффины, пироги… — под конец у Китнисс чуть слюна по губам не потекла, но она сдержалась, облизнулась и сделала скорбное лицо. — И это он готовит только на завтрак. Пит впервые услышал жалобы жены, поэтому сначала замер, не зная, как реагировать, а уже через пару секунд прыснул от смеха и расхохотался.       — Какая у тебя судьба несчастная, — иронично говорит Гейл.       — А я про что? — надув губы, Китнисс шлепает мужа по руке. — Хватит ржать.       Вечер встречи закончился на позитивной ноте, потому что Китнисс устроила для мужа небольшой розыгрыш. Тогда Гейл думал, что пекарь может закатить какой-нибудь скандал, если вмешается в конфликт, но продолжая общаться с Мелларком дальше, понял, что все было бы ровно наоборот.

***

      По прошествии недели, Гейл исследовал обстановку в дистрикте, и его представили городу как нового начальника миротворцев. Мэр поддержал его, произнес приятную речь и некоторые зрители, услышав знакомую фамилию, одобрительно зааплодировали. Дальше жизнь потекла размеренной рекой. Хотторн копался в бумажках, в обеденное время заглядывал в большую пекарню Мелларка, чтобы утолить голод, а после продолжал заниматься работой до поздней ночи. Прошло несколько недель прежде, чем этот мужчина стал видеть более четкую картину нового 12-го дистрикта. Как выяснилось, у семьи Мелларков более высокий статус, чем показалось сначала. Ни Китнисс, ни Пит, не занимали никакие важные должности в городе. Однако, они многое делали для людей и имели некоторый почет. Так, Пит, владевший двумя пекарнями, каждую неделю раздавал беднякам хлеб. Иногда в этой благотворительности участвовала Китнисс, которая готовила дома большие порции еды для нуждающихся.       — К твоему мнению прислушиваются, — однажды говорит Гейл, сидя в гостях у Мелларков. — Ты не пробовал баллотироваться в мэры? Пит пожимает плечами.       — А зачем? — почти наивно интересуется Пит, играя с дочкой на ковре. — Думаю, такая должность будет отнимать у меня слишком много времени. А я хочу чаще быть с Китнисс и Марго. Гейл недовольно поджал губы. Ему не понять ход размышлений пекаря.       — Разве ты не чувствуешь, что нужен людям? — продолжает настаивать Хотторн. — Ты ведешь себя эгоистично.       — Пусть так, — Пит не позволяет гостю воздействовать на его совесть. — Я действительно стал эгоистом. Мне нравится такая жизнь.       — Вы говорите одинаково, — раздраженно бубнил Гейл, откидываясь на кресло.       — Кто «вы»?       — Ты и Китнисс. Заладили одно и тоже. Нравится такая жизнь… — по прошествии нескольких месяцев мужчины сблизились и стали общаться более открыто, поэтому такие слова вполне могли прозвучать в их диалоге. — Не спорю, вы хорошо устроились, но, разве вы не чувствуете ответственность, возложенную на вас? В конце концов, вы последние победители Голодных игр, ключевые участники революции. Раздавать еду бедным — вот тот путь, который вы выбрали? Вы способны на большее. У Пита даже злится на приятеля не было сил. А вот у Китнисс они были. Она влетела в комнату, услышав то, о чем в ней говорят и встала в позу.       — Знаешь что меня бесит, Гейл? Ты понятия не имеешь о том, что сделал с нами Капитолий. Даже в самых жутких снах представить не сможешь. Ты видишь только картинку, которую они показали всей нации, но не задумываешься, что мы всего этого не хотели. Это Они сделали из меня сойку, воина, лицо революции. Я бы никогда сама такой путь не выбрала, — выпалив этот монолог, Китнисс вдохнула поглубже и продолжила. — Можно уповать на то, что я изменилась с возрастом и поэтому стала домашней девочкой, но вот тебе крест, — она рисует пальцем крестик на своей груди. — Я и в шестнадцать лет хотела простой спокойной жизни, только даже себе боялась признаться, думая, что это невозможно. На этом моменте она прервалась и отступила на шаг, потому что заметила, как от ее крика у маленькой Маргариты на глазах навернулись слезы. Она никогда не видела маму такой взвинченной. Пит оставляет эту парочку наедине, унося малышку на улицу. Там, в загоне, у них бегали курочки и наблюдение за ними, безусловно, должно ее занять.       — По-твоему я совсем дурак? — обиженно говорит Гейл. Он встает напротив подруги и берет ее за плечи. — Я все понимаю и знаю, как тяжело вам с Питом пришлось. И не умоляю той жертвы, которую вы уже принесли. Просто… Я лучшего мнения о ваших способностях, вот и все.       — Давай просто… забудем, — Китнисс печально склоняет голову. Она не хочет смотреть другу в лицо. — Словно сойки-пересмешницы никогда не было. И будем жить счастливо. Нельзя не отметить тот факт, что Гейл Хотторн заметно повзрослел. Когда-то давно он бы вспылил на подобное заявление Китнисс. Однажды так и было. Сейчас же он обнял хрупкую женщину и коротко кивнул. Ему хочется быть рядом с ней, даже если она сильно изменилась. Даже если она не та, кого он представлял в своих мыслях. Даже если она с другим и счастлива в полной мере.

***

      Когда наступила осень, Гейл все-таки добился от подруги вылазки в лес. Он пришел за ней пораньше, чтобы не упустить зарю и застал самую необыкновенную картину из тех, что мог себе нафантазировать. Китнисс и Пит сидели в гостиной. Камин тихо потрескивал, в комнате царил полумрак. Мужчина дремал, прикрывая глаза рукой, а его жена, сидящая рядом, кормила их дочь грудью. Заметив тихо подошедшего Хотторна в проеме двери, она неловко улыбнулась, прикрыла свое обнаженное тело пеленкой и махнула ему рукой, давая понять, что он может войти.       — А почему вы здесь? — шепотом спросил Гейл, садясь напротив. Перед глазами все еще стояла картина, как маленький рот младенца захватывает горошинку соска своей матери и усиленно, а может даже чуточку агрессивно, начинает сосать.       — Они оба проснулись, когда я собиралась, — также шепотом отвечает Китнисс. Она наклоняет голову и заглядывает под пеленку, проверяя, все ли у Маргариты идет хорошо. — Сейчас она поест, и они пойдут спать, а мы на охоту. Десять минут. В тишине было отчётливо слышно сладкое причмокивание ребенка и тихое дыхание Пита, который только дремал. Гейл почему-то снова ощутил двойственное чувство: радость за эту пару и жгучую зависть. Он завидовал Питу и его семейной идиллии с Китнисс. Тому, что сам мог обрести, если бы не уехал делать карьеру во второй дистрикт.       — Наверное, — негромко говорит мужчина, когда они с Китнисс выходят на знакомую опушку. Мокрая от росы трава приятно холодит ноги. — У меня был шанс быть на месте Пита. Охотница косится на него, поправляя тетиву лука.       — О чем ты?       — Думаю, все могло быть иначе, если бы не игры, — поясняет Хотторн, тоже принимаясь проверять свое оружие. У него это был арбалет. — Ты бы стала моей женой, а не Пита.       — Ну… — Китнисс уже не та смущающаяся от каждой своей мысли девчушка. Ей не сложно признаться в том, какие мысли посещали ее в подростковом возрасте. — До жатвы я думала, что нам надо пожениться. Ты хороший и сильный парень, мы отлично ладили. Ты мог бы позаботиться о нас. Не такого ответа Гейл ожидал. В нем ни капли романтики.       — Но, оглядываясь назад и анализируя, — продолжает Китнисс. — Я понимаю, что уже тогда любила Пита.       — Что? — Хотторн был сражен последней фразой спутницы словно молнией.       — Я не могла понять этого, пока голова была забита выживанием моей семьи, — все выглядит так, будто Китнисс уже не раз размышляла на эту тему. — Но тогда я уже осторожно смотрела на него. А он на меня. Игры просто сфокусировали внимание.       — Хочешь сказать, что выбрала бы меня только из практических соображений? — Гейл уже взрослый. Он повидал множество женщин, уже успел раз развестись, но эта Китнисс… Она научилась бить по сердцу значительно сильнее, чем раньше.       — И да, и нет, — отвечает женщина. — Эта была бы другая история. Хорошо, что все случилось так, как случилось.       — Безумие, — только и может сказать на это Гейл, осознав, что шансом тут и не пахло. Он никогда бы не смог дать ей ту семью, о которой она грезила, а он не почувствовал бы той любви, которую она научилась отдавать своему нынешнему мужу.       Охота, несмотря на смятение в душе охотника, прошла удачно. Они подстрелили двух уток на реке и поймали в ловушку замешкавшегося кролика. Идя домой, уставшие, но довольные проделанной работой, они обсуждали, что сделают с дичью.       — Может быть, сварить из нее суп для дня благотворительности? — рассуждает женщина.       — А не жирно? Давай сами съедим, — говорит Гейл, вспоминая, как в начале лета Китнисс отнекивалась от охоты, потому что ей хватает еды.       — Можно, — пожимает плечами Китнисс и тут же хитренько улыбается. — Только ощипывать и свежевать будешь ты.       — Ладно…

***

      — Мне вот все интересно, — как уже повелось, все трое сидели в гостиной. — Тебе здесь не одиноко? Гейл посмотрел в потолок, будто пытаясь найти ответ на этот вопрос там, а потом опустил взгляд в стакан.       — Немного одиноко, конечно, — наконец отвечает военный. — Я предлагал жене приехать летом, но ей не дали отпуск. Она делает карьеру, трудится как пчелка. К тому же она капитолийка. Ей бы здесь все казалось смурным.       — Понятно, — с печалью произносит Китнисс. — Было бы здорово познакомиться с той, кто украл твое сердце.       — Она и правда его украла. Даже не спросила. Раз — и я уже снова женат, — смеется брюнет, вспоминая хитрые карие глазки своей молодой жены. Он бы хотел, чтобы она хоть денек провела с ним в 12-м, посмотрела на место, где он рос, и познакомилась с людьми, которые сыграли в его жизни большую роль.       — А что на счет детей? Гейл был не очень близок со своими сыновьями. Его первая жена, их мать, хоть и не настраивала детей против отца, но общение минимизировала. Она оправдывала это тем, что Гейлу будет просто некогда приглядывать за ними, а мужчина и не настаивал.       — Думаю, такое возможно.

***

      Мальчики приехали в 12 дистрикт ко дню сбора урожая. Последние лет десять он празднуется с большим размахом, потому что местные стали активнее заниматься земледелием.       — Будет скучно, — пессимистично заявляет старший, идя следом за отцом. Восьмилетний брат держал его за руку и осматривался по сторонам, показывая чуть большую заинтересованность.       — Не говори ерунды, — просит Гейл, поворачивая к центральной площади. Тут во всю шла подготовка к фестивалю: вешали гирлянды из разноцветных листьев, ставили сцену и украшали ее тыквами. — Вам понравится. Они почти прошли центр, как вдруг на глаза младшенькому попалась яркая вывеска пекарни. Издав писк восторга, он разорвал контакт с братом и помчался к витрине. Там, конечно же, красовались самые нарядные торты и пирожные.       — Пааа, — протянул он, оборачиваясь к Гейлу. В глазах откровенно читалось желание что-нибудь купить. — Давай зайдем. Мужчина сначала хотел отказать, но увидев через стекло удивленное лицо Пита Мелларка, не смог. Пришлось зайти.       — Привет, — самым добродушным тоном произнес пекарь, когда двое детей, в сопровождении начальника миротворцев, проникли в его заведение. Он пожал каждому руку, а потом поднял глаза на Гейла. — Твои копии. И правда, мальчики были очень похожи на Гейла в детстве: темноволосые, от природы высокие, сероглазые и красивые. У них наверняка нет отбоя от девчонок.       — Хотите что-нибудь? — обратился Пит к детям.       — Да! — младший сразу же прилип к витрине с меренговыми рулетами.       — Какой тебе нравится? Есть со смородиной, с малиной и с клубникой.       — У него аллергия на клубнику, — подходя к сыну и приобнимая его за плечо, отвечает Гейл.       — Ой, точно. Тогда с малиной, — мальчик был очень воодушевлен и лишь немного застенчив. — Пожалуйста.       — А ты что будешь? — Хотторн обернулся на старшего, но тот лишь насупился и отвернулся к окну. — Пит, положи еще чизкейк.       Говорят, что яблоко от яблоньки недалеко падает. И это, похоже правда, ведь стоило Китнисс появиться на горизонте, настроение старшего сына Гейла кардинально изменилось. Из вялого подростка он превратился в заинтересованного и активного собеседника. Особенно ему нравилось общаться с Китнисс. Он не спускал с нее взгляда весь вечер и даже сделал комплимент платью, в котором она пришла на праздник. Оно было желтым и напоминало то, в котором она была на награждении после 74-х Игр.       — Вот так жен и уводят, — тихо посмеиваясь, сказал Пит. Он пил пунш и стоял в сторонке с Гейлом, пока Китнисс танцевала с детьми. Живая музыка и приятный голос исполнительницы так и подбивали пуститься в пляс, но мужчины стойко сдерживались.       — А я и не знал, что он такой дамский угодник, — Хотторн был откровенно удивлен. Он привык, что старший сын ведет себя отстраненно, поэтому так странно видеть парня веселым и довольным. — Видимо, у нас на роду написано сходить с ума по Китнисс. Пит покосился на миротворца с подозрением. Он не сомневался в жене ни на грамм, но понятия не имел что творится в голове ее друга.       — Она все еще не дает тебе покоя? Вопрос откровенный настолько, что Гейл подавился пуншем.       — Я не буду удивлен, если ты ответишь положительно, — пожав плечами, Пит снова перевел взгляд на Китнисс. Она смеялась и, видно, была счастлива. От этого у мужчины в груди разливалось нежное и сладкое, как патока, тепло.       — Когда мы с ней разговаривали, — решив не отвечать прямо, произнес Гейл. — Я понял, что на самом деле она никогда не давала мне шанса.       — Все могло быть иначе…       — Все было бы точно также, — прерывает Гейл Мелларка. — Однажды ты бы подошел к ней и она бы влюбилась без оглядки. Пит и в себе был уверен сверх меры, но слышать подобное от бывшего соперника все-таки приятно.       — Пойдем, Пит, — румяная от танцев, Китнисс подбежала к мужу. Она взяла его за руку и потянула на площадку.       — Но… Моя нога, — мужчина замялся, смущенный настойчивостью возлюбленной.       — Надо разминаться, — она отобрала у него напиток, сунула стакан Гейлу и, взяв Пита за обе руки, потащила танцевать. У Мелларка не было шанса. Стоя в стороне и наблюдая за развеселой толпой, Хотторн невольно подумал о своей жене. Он скучал. Именно сейчас, невыносимо и до боли. Она, роскошная и изящная птичка Капитолия, вряд ли бы прониклась настроением, царившим сейчас в 12-м дистрикте, но попробовать бы стоило. Стройная, как молодая березка, она бы поразила всех, надев подобное желтое платье и точно затмила бы Китнисс. Да, она была бесспорно красивее Китнисс. Вряд ли Гейл вообще встречал девушку красивее своей жены.

***

      Днями напролет старший сын Гейла проводил время с Китнисс. Кажется, будто бы он потерял голову из-за этой женщины и готов был бросить все, чтобы остаться в 12-м, рядом с ней. Поначалу это веселило, но, когда Хотторн заметил ревностный взгляд подростка, обращенный к Питу, в сердце зашевелился неприятный червячок.       — Не веди себя так, — идя домой, он решил поговорить с сыном.       — А что не так? — конечно, парень все прекрасно понимал, но делал вид, что его папаша дурак.       — Хватит приставать к Китнисс, — уже конкретнее говорит Гейл. — Она замужняя женщина, у нее своя семья.       — А сам то, — фыркнул подросток и пнул камушек, попавший под ногу. Мужчина остановился и посмотрел на своего ребенка.       — Что?       — А что? — взбрыкнул парень. — Ты же сам от нее не отлипаешь. Не стыдно перед Грецией? Она в Капитолии, а ты здесь шашни с другой крутишь. У Гейла глаза на лоб полезли. Он и забыл, что подростки такие невыносимые.       — Китнисс — моя подруга. И я ничего с ней не кручу, — Хотторн кое-как сдержался, чтобы не треснуть сыну.       — Ага. Ври больше, — парень не унимался. — Я знаю что у тебя на уме. Хочешь увести ее у Пита.       — А ты будто бы нет? Гейл сказал это и сразу же захотел треснуть и себе. По губам.       — Хах. Так и знал, — мальчишка сразу же схватился за сказанное. — Без шансов. Она на тебя даже не смотрит.       — Допустим, — мужчина решил все перевести в шутку. — А сам то? Мелковат ты для Китнисс. Напомню, ей 35.       — Я ей нравлюсь, — юношеский максимализм на всю катушку.       — Она любит Пита.       — Разлюбит.

***

      Примерно через неделю, по неизвестным обстоятельствам, в дистрикт приехали старые знакомые. Хеймитч, которого Гейл наконец-то вспомнил, и Эффи, бывший эскорт Китнисс и Пита на Голодных Играх. Они поселились в своем доме, который поддерживали в порядке работники, пока сами они отсутствовали, а в гости к Мелларкам только наведывались.       — Мы используем его как дачу, — поясняет потом Хеймитч. — Далековато от столицы, но в этом и прелесть.       — Да, иногда надо выбираться и освежить голову, — добавляет Эффи, нянча на руках крошку Маргариту. — И наши детки здесь. Обстановка царила максимально семейная. Китнисс заботилась о том, чтобы всем было комфортно за ужином, мужчины обстоятельно общались, Эффи играла с малышкой, как родная тетушка, а дети Гейла были рады получить подарки из Капитолия, которых не ожидали, и занимались ими. Только самому Хотторну будто дали под дых. Он не знал, как уличить момент, чтобы сообщить свою новость. Ему дали повышение и уже через несколько дней он с сыновьями должен был отбыть в столицу. Проникшись этим местом, он понимал, что не готов уезжать. Кажется, у него еще есть возможность быть рядом с той, кого он любит. Да, она не дала ему шанса, но конечной точки нет и их история еще не закончена. Может быть, если он скажет что-то, сделает что-то, то она передумает. Размышления Гейла прерывает звон. Это Китнисс неловко постучала вилкой по бокалу, привлекая всеобщее внимание.       — Я думала подождать, — начинает говорить она и Пит, будто поняв, о чем она хочет сказать, подходит к ней сзади и слегка приобнимает. Его ладонь ложится аккурат на ее живот, интимно и с такой осторожностью, что Гейл мгновенно понимает, что пара собирается сообщить. — Но раз мы все собрались, — Китнисс застенчиво смеется и накрывает руку мужа своей, а у Гейла от этого жеста начинается внутренняя истерика. — Я хочу сообщить радостную новость, — она поднимает глаза на Пита, будто ища у него дополнительной поддержки. Он одобрительно кивает и она продолжает на выдохе. — Я… Я снова беременна. Мелларк целует возлюбленную в губы, Эффи ахает, а Хеймитч начинает в шутку требовать выпивку. Гейл с минуту сидит в ступоре, сдерживая гнев и обиду. Он не закрыл свой гештальт, а новость этих двоих окончательно подтверждает страшную мысль, что он никогда его не закроет. Эгоизм захлестывает мужчину жаркой волной, он краснеет от злости, но одновременно с этим осознает, что все чувства, вспыхнувшие к Китнисс, были неискренними. Не он не нужен ей, а она ему. Он всего лишь считал прошлое нелепой ошибкой и неосознанно надеялся, что что-то возможно исправить. Шумно поставив свой стакан на стол, мужчина встал и, подойдя к Мелларкам, порывисто обнял обоих. В этот же момент его старший сын вскочил с места и выбежал на улицу, хлопнув входной дверью.       — Ребята, — выдыхает Гейл. — Я очень рад за вас.       — Спасибо, — Пит похлопывает приятеля по плечу и это правда чуть облегчает страдания.       — Жаль, что мне надо уезжать, — не разрывая объятий, наконец произносит мужчина. Это приносит почти что полное облегчение.

***

      Китнисс с мужем пришла провожать семейство Хотторн. Гейл выглядел устало, но счастливо. Он, кажется, пережил свою любовь к ней. Чего не сказать про его старшего отпрыска. Он сухо попрощался со своей неразделенной любовью и быстро сбежал в вагон.       — Он справится, — проводив сына взглядом, с улыбкой сказал Хотторн.       — Надеюсь, — сложив руки на груди, бубнит Китнисс.       — Это тяжело признать, но всему приходит конец, — говорит Гейл, встретившись взглядом с голубыми глазами Пита. Они стали понимать друг друга без слов и это, похоже, действительно дружба.       — До отправления 5 минут, — проводница, вышедшая на перрон, окинула военного неодобрительным. — Прощайтесь. Гейл хмыкнул, посмотрев на эту властную женщину, а после вернул внимание друзьям. Пит протянул руку для рукопожатия, но вспомнив, как это было первый раз, Хотторн раскрыл объятия. Мелларк пожал плечами и сгреб друга в охапку.       — Я очень вам благодарен.       — А мы тебе. Было весело, — произносит Пит с теплом в голосе. Потом наступает черед Китнисс. Ее мужчина тоже обхватывает руками.       — Знаешь, Кискисс, — услышав это, она сразу забрыкалась. — Сначала я подумал, что снова влюбился в тебя. Но сейчас я понимаю, что я влюбился в твоего мужа. Если вы когда-нибудь расстанетесь, я заберу его в Капитолий. Так и знай. Китнисс так расхохоталась, что ее голос переливами разлетелся по всему вокзалу. А потом Гейл уехал.       Колесо жизни ни на минуту не останавливает ход. Продолжайте жить, совершать ошибки, падать и, обязательно вставать. Никогда не думайте, что все сломано безвозвратно, все пройдет, а раны затянутся. Каждый шрам — это ваш личный путь, особенный опыт и прекрасная возможность взглянуть на жизнь по новой. Счастье — дело наживное, главное осознать, что оно с нами всегда, даже в те самые, темные дни.