пойдём на свидание?

ёнджун заебался. (перечеркнуть, заштриховать, сбоку попробовать заново) итак, чхве ёнджун малость устал. в новом кабинете с отваливающейся штукатуркой со стен; пятью старыми расшатанными партами; стульями, соревнующимися в высоте, новизне и устойчивости; монотонным жужжанием колонок простецкого ноутбука «lenovo» и всеобщей порчей на дееспособность в усвоении крайне важного — «к экзамену зазубрить!» — материала вперемешку с сонливостью, духота сдавливает мозги изнутри и рвётся скрутить лёгкие, заведомо нашинковав горла хрящи. ёнджун яростно думает о том, как держать глаза открытыми, когда преподаватель, сдержанно сложив руки за спиной, ястребом выискивает жертв своего очередного вопроса вне темы. — это чтобы мы не расслаблялись, — горячо шепчет на ухо йеджи, украдкой поглядывая на статного врача. ёнджуну кажется, что он ошибся профессией, да и, в целом, свернул не туда. но отступать уже не намерен: пятый курс как-никак. до конца занятия... ёнджун осторожно касается экрана смартфона, вытягивает шею, смотрит — 12:12. ...а хрен его знает, сколько там, до конца. когда захотят, тогда и отпустят, и плевать многоуважаемому врачу-тире-преподавателю хотелось, что пара идёт уже больше четырёх часов. будущие врачи — титаны своего времени, обязаны вынести всё без жалоб, соплей и слёз. иначе как людей лечить собрались? ёнджун категорически уверен, что он слабак. сил не осталось, мозги плавятся. одна только йеджи хитро улыбается и слепит своей извечной непоколебимостью перед трудностями студенческого бытия. придвинувшись вплотную к другу, попутно приложив ладошку к лицу, бесстрашно шепчет: — видел, что в чате написали? ёнджун дарит ей единственно-приевшующую даже ему реакцию — таращится на неё пугливым зверьком, мысленно визжа: «ты адекватная? какой чат, когда нас вот-вот готовы сожрать!». собственно, это и вознамерился сделать преподаватель-тире-врач. — если у вас есть вопросы, будьте любезны озвучить их аудитории. если что-то непонятно, спросите у меня, а не у соседа. а если тема не касается занятия, потерпите немного, мы скоро закончим. и терпеливо ждёт ответа от рыжеволосой студентки. та коротко машет головой и рукой и тихо извиняется. — и соберите волосы, в конце концов. красота красотой, а правила для всех едины. йеджи — вся из себя очаровательная, послушная, воспитанная — снова просит прощение и поспешно тянет глянец огненных прядей в высокий хвост. ёнджун всегда считал, что так ей невероятно идёт, но озвучить как-то к слову не приходилось. «скоро» — это через полтора часа, когда белым по синему светится 13:52. живот сводит спазмами голода, челюсти — спазмами негодования. ёнджун вылетает из кабинета одним из первых и зло ворчит, стоит йеджи нежно обвивает своей ладонью его ладонь: — он просто псих! у нас был всего один перерыв в пятнадцать минут, это уже издевательство! ненавижу! почему я не отчислялся ещё на первом курсе?! — потому что ты трусишка, — насмешливо щебечет подруга и жмётся своей рыжей макушкой к его плечу — чтобы по ней не прилетело. — я дал ей шанс! — кому? — медицине! — и как? она оправдала твои ожидания? ёнджун сбрасывает с ног темно-синие кроксы с множеством мультяшных джибитсов, легко выпутывается из объятий йеджи, яростно дёргая с себя халат, и натягивает мягкую кремовую худи с небольшими кошачьими ушками на капюшоне. каким-то волшебным образом она уменьшает злость ёнджуна до теннисного мячика, и выкидывает его в близстоящую мусорку, проглоченную чёрным целлофановым пакетом. остаётся только кусочек обиды перед несправедливостью жизни и усталость весом с тонну. йеджи тянет ему батончик шоколадной милки и ждёт, когда ёнджун перестанет пыхтеть. — то, что ты так сильно злишься, вредит лишь тебе, дорогой. лучше подкрепись сахарной бомбочкой. не убежденно фыркая, ёнджун всё-таки принимает угощение. — так вот, насчёт чата. нас обязали ходить на право, представляешь? — что? в смысле? мы же сдали его ещё на третьем курсе! — ну да, но... — йеджи, задумчиво уставившись в потолок, неторопливо просовывает руку в короткую кожаную накидку, однако мыслей ноль: — не знаю я, что «но». какая-то новая шизоидная идея ректората, после которой мы получим целый сертификат о прохождении курса по праву. — «целый»! — передразнивает её ёнджун. — ага, це-е-елый сертификат! — а что с ним делать? — спрашивает их голос из-за спины. точнее голосок. ли черён, робко поправляя цветную прядь волос, смущенно им улыбается. или улыбается только одному из них. ёнджун бросает хитрый взгляд на подругу — батончик в руке соблазнительно шуршит. — ничего, — меняясь в голосе, отвечает йеджи, говорит на полтона тише и слаще, и, выхватив из рук друга милку, тянет её черён. — держи, это тебе. — какого.... и пихает ёнджуна в бок острым пальчиком. — правда? спасибо большое, — взгляд у неё самый скромный и благодарный. йеджи плывёт, а ёнджуна, кажется, сейчас стошнит. занятия по праву рассчитаны на среду без десяти пять. «десять минут на то, чтобы собраться, найти нужный лекционный зал и разместиться в нём». так пишет староста в групповом чате. «право» будет идти странным образом, хотя ёнджун давно перестал удивляться замашкам универа. а странно и не понятно вот что: на лекциях должны присутствовать часть первого потока пятого курса (это 7 групп), горстка четвёртого курса (3 группы) и 3 курса (тоже 3 группы) и весь первый курс сестринского дела (никто не знает, сколько там групп, потому что никому это знать нахрен не сдалось). другими словами: «к лечебникам они решили присунуть ещё и медсестёр», — автор цитаты чхве йеджи. «какого ху...», — её искренний последователь чхве ёнджун. лекционный зал огромен и всё так же величествен, как и пять лет назад, когда ёнджун, будучи на первом курсе, приходил сюда на один из таких бесполезных предметов, как экономика. собственно, этим этот зал и славился — занятиями по предметам, которые никому никогда не были в полной мере важны. — ах! я скучала по этому. — по пустой трате времени? да ладно тебе, как будто мы не занимаемся этим каждый день! — нет, по универу. надоело торчать в больницах. я почти перестала чувствовать себя полноценной студенткой. зато сегодня мы можем делать всё, что захотим, — хохотнула йеджи и принялась загибать длинные наманикюренные пальцы, — спать, пить кофе, сидеть в телефоне и всё это прямо на занятии! «вот они — нынешние радости нашей жизни», — обречённо думает ёнджун и сокрушённо выдыхает: — мне за тебя стыдно... но йеджи только подмигивает ему и выворачивает всё содержимое шоппера на узкую поверхность стола. там: толстая тетрадь на кольцах, отживающая свои последние деньки ещё с доисторических времён гистологии («у меня, типа, больше нет» застенчиво призналась её хозяйка); жёлтая светящаяся ручка с цыплёнком на колпачке («ну прикольно же!»); пушистый брелок с ключами; киткат, милки вей, полусъеденный киндер и новая упаковка жвачки; а ещё полинявшее колечко, бейджик, смятые фантики, желейный мишка с крошками грязи на брюшке, студенческий билет, проездной билет, карандаш для губ, миниатюрный флакончик с духами, второй желейный мишка зелёный и без головы, антисептик, клубничный крем для рук, одна скрепка... ёнджун скептично осматривает свою часть с одним единственным телефоном перед собой и тактично помалкивает. хочется йеджи побыть первокурсницей-кокеткой — пожалуйста. да и кое в чём она права: поспать на лекции — блаженство, которое он давненько не испытывал. настал его час! рядом жалобно скрипит пачка со сладостями (ёнджун этот звук узнает из тысячи). он заинтересованно поворачивается на звук и видит перед собой, будто обрамлённую райским светом, прозрачную упаковку с десятками маленьких киндеров. ну, тех, что завернуты конфеткой и пленительно-сладко таят на языке. в общем, ёнджун за них готов убить и умереть. — поделишься? — как-то чересчур бодро для вечно уставшего человека тянется он к незнакомому студенту и улыбается широко с волнительным блеском в глазах. тот удивлённо вглядывается в чужие глаза и чуть туповато моргает. ёнджун тычет пальцем в сторону красно-белой упаковки и терпеливо ждёт, когда до студента дойдёт. доходит с опозданием и некой нерасторопностью. парень качает головой, мол, отвали, делиться не собираюсь. ёнджун, возмущённый до предела, почти вопит: — тебе что, жалко?! — да. — ты совсем?... где твоя человечность! — боже, джуни, — выглядывает из-за его плеча йеджи, — угомонись, я же принесла нам конф... — нет! что за фигня, ему один киндерёнок жалко! — господи... — я тебе ничего не должен, — сурово произносит парень, и тогда ёнджун замечает его полностью, словно до этого поглощённый лишь сладкими фантазиями о тающем на языке молочно-белом шоколаде. парень перед ним воплощение шуточных картинок из интернета о чёрном частном доме и рядом с ним розовом. этот студент, наверняка, не ведающий о существовании других цветов, кроме как чёрного, чёрного и ещё раз чёрного, о бок с ёнджуном походит на косплей уэнсдей и энид, или марселин и бубльгум, или беззубика и белой фурии, или хорошего полицейского и плохого полицейского (вопрос только в том, кто есть кто). в общем, с виду две противоположности, которым нельзя находиться рядом, иначе схлопнется мир. ёнджун думает, что хлопнет сейчас по невозмутимому лицу незнакомца, чтобы неповадно было. — ну и живи с мыслью, что ты жадный мудак, — капризно вертит головой ёнджун. студент в сплошном чёрном насмешливо тянет бровь. по другую сторону от друга вздыхает йеджи. «и что на него нашло?» преподаватель задерживается, лекционный зал гудит, ёнджун всерьёз дуется, йеджи стыдливо отвернувшись от него, прикрывает лицо ладонью, незнакомый студент откровенно пялится на странного истеричного соседа. вечер обещает быть интересным. молочный кругляшок приземляется под носом ёнджуна как-то не запланировано-внезапно. тот сводит брови и недоверчиво-сердито поглядывает на соседа. — у тебя щеки красные. — мне твои подачки не нужны! — игнорируя наглую мордашку, деланно обижается ёнджун. — раньше надо было. — ты ведёшь себя, как ребёнок. — завались и отвали. и, чуть помедлив, добавляет: — и конфету свою забери! однако сам не рвётся отбросить её. и впрямь цирк какой-то, думает йеджи. — могу ещё дать. ёнджун щурится, упрямо молчит. — даже не одну. — у тебя провода в голове на место встали, или что произошло за эти две минуты? парень пожимает беспечно плечами, а в глазах сталью просвечивается хитрый блеск. — нет. не надо. забери обратно. тот не сдаётся. почему-то настойчиво ломая стены ёнджуна. — могу всю пачку отдать, хочешь? он же не железный, понимаете? киндер вкуснющий, а халявный — так вдвойне. — что взамен? и снова этот безразличный жест плечами. что-то тут не чисто. йеджи так ему и говорит. — лучше не бери. ёнджун решительно кивает, мол, конечно, по-другому поступать и не собирался. и уверенно выдаёт: — ладно, давай сюда. тянет небольшую ладонь с грозным видом. незнакомый студент едва давит в себе рвущийся наружу смех. пока йеджи строит в голове длиннющую цепочку последовательных действий, где она блокирует друга в каждой социальной сети и жизни, пачка с киндерятами незамедлительно кочует к нему. ёнджун бессовестно тянет лыбу и проглатывает одну конфетку. затем добросердечно отдаёт две из них вредно-щедрому соседу. — я, кстати, субин. — приятно познакомиться, субин, — дожёвывая очередную сладость, смотрит на него ёнджун, — сказал бы я, не будь ты язвой в самом начале. — но я исправился. — ага. — как тебя зовут? — чхве ёнджун. — лечебник? — ага. ты? — первый курс сестринского. — правда? — это уже йеджи. она миленько машет ему, будто пару минут назад не делала вид, что ничего общего с этими двумя не имеет. — привет! я йеджи, и мне всегда за него стыдно. — эй! — ты даже не предложил мне ни одну! — так ты только с утра сладкое хомячишь... — это называется «вежливость», ёнджун! — поздравляю, ты выучила ещё одно новое слово. ай! — кричит, когда прилетает по голове. субин тихо посмеивается с шебутной парочки друзей. лекция, на которую он вынужден был прийти, действительно оказалась бесполезной. «право» он уже когда-то проходил, и ему обещали его зачесть на втором курсе. однако, на данный момент, это был внедисциплинарный предмет, и приказ от ректора не поддавался обжалованию. так что субин собирался героически вытерпеть эту среду, а следующую благополучно прогулять. до того момента, пока не встретил ёнджуна и не был вынужден выклянчить у него медицинскую шапку. он аккуратно коснулся своим локтём плеча соседа, чтобы прошептать: — у тебя не найдётся шапочки? мне тут сказали, что без неё не пустят в анатомичку, — не дождавшись ответа, состроил щенячьи глазки: — пожалуйста? ёнджун, смущенный странной переменой поведения, заторможенно кивнул и, порывшись в шоппере, походящим на тот, что есть у йеджи, вынул из него слегка помятый белый квадратик. — спасибо. в среду отдам. так и сказал, сволочь. почему «сволочь»? а вот почему. поздно вечером в среду, вернувшись домой с занятий, хорошенько поужинав и повалявшись на кровати, ёнджун решает, что пришло время взяться за учебу. завтра семинар, тема громоздкая, впридачу к ней идут темы прошлых занятий. в общем, работы много. он достаёт из любимого шоппера с незамысловатой цитатой «сегодня я ничегонепонимазавр» тетрадь с конспектами, ручку с отвалившимся колпачком и грозящимся тоже отвалиться задом, и шапочку. случайно. вместо застрявшего на дне шоппера орехового батончика. вертит в руке шапочку, не понятно зачем, мысленно летая где-то далеко за пределами комнаты, и вдруг хмурится. что-то не так. не клеится. присматривается, расправляет шапочку и внезапно всё понимает. ярость клокочет в нем, поэтому ёнджун срочно звонит йеджи. — уже соскучился по мне? — он спиздил у меня кота! — и звучит этот крик по-настоящему страшно для потолков, стен, соседей, живущих под ним и над ним, а ещё сбоку, и для йеджи. но, в первую очередь, для субина. кажется, вот-вот грядёт чья-то расправа, но сперва надо бы во всем разобраться. — кота? — да! рыжего такого! с ножом в лапке! там еще кровь была... — ёнджун, ты под кайфом? — что? — какого кота? у тебя нет никакого кота. — да я про значок, йеджи! на шапочке у меня был, помнишь? — а-а... ты уверен, что это твоя шапочка? — да, это моя шапочка, я уверен! этот малолетний дракула спиздил его у меня! я убью его! — остынь, может, случайно так вышло... — случайно?! — перебил ёнджун. — кто случайно пиздит чужие вещи?! — ладно-ладно, в среду спросим у него. — нет, я должен найти его прямо сейчас! что если он больше не придёт, а? — ёнджун... ты думаешь, он станет пропускать право только потому, что, якобы, украл у тебя значок с котиком? — а почему нет? — ты нормальный? — о да, я-то как раз-таки нормальный, учитывая то, что не ворую чужие вещи! йеджи тяжко вздохнула и, кажется, сматерилась. — у нас завтра семинар по всем пройденным темам за прошлую неделю. твой котик сейчас последнее, что должно тебя волновать. — но я любил его... — я отключаюсь, джуни. ёнджун набирает в лёгкие побольше воздуха, чтобы обрушить на неё всё своё необъятное мир негодование, но гудки наскоро смиряют его пыл. он уныло бурчит: — у меня вообще есть друзья? и, прошаркав к переворошенному столу, садится за огромный учебник в двух томах. он обязательно прикончит субина, просто не сейчас.

***

— ну и где его носит? я же говорил, что больше он не сунется сюда! очередная среда, едва заполненный наполовину огромный лекционный зал, приглушённые разговоры со всех концов, обволакивающие стены, и чхве ёнджун до ужаса недовольный и с самого утра пыхтящий, как старый поломанный радиоприёмник. йеджи умело делает вид, что её друга попросту не существует. однако он сидит по правую руку от неё и время от времени задевает её в порыве неудержимого нытья. таков уж он — чхве ёнджун. — а всё потому, что он вор! внезапно спину и плечи касаются волны тепла, непривычно ограничивая своего обладателя в широте действий. ёнджун напрягается, одновременно с тем прямо под его носом приземляется рыжий всполох котика-значка, и чёрный ножик, и капельки крови на нём. только выросшая из воздуха рука с большой ладонью, припечатанной к столу, чужеродна по своей природе. ёнджун резко оборачивается, субин, между тем, посмеиваясь, беззлобно упрекает: — я всего лишь забыл прикрепить его на место, а ты уже выставляешь меня последней сволочью. и улыбается коварно-удовлетворенно; кончики ушей пятикурсника походят на алый маячок в светло-бархатных волнах. — зачем ты снял его? — отвернувшись, тише произносит ёнджун, нервно постукивая ногтём по металлическому краю. субин пожимает плечами, садится рядом всё тем же чёрным пятном. — я не сторонник лишних деталей. — я заметил, — усмехается ёнджун, однако часть ушей по-прежнему полыхает, и субин это видит. видит и старается спрятать улыбку — ямочка на щеке его выдаёт. — он мне весь мозг выел, — жалуется йеджи, игнорируя предостерегающий взгляд друга. — с тебя компенсация за моральный ущерб! — и мне! — насупившись, ёнджун сверлит пронзительным взглядом субина. — может, хватит меня обкрадывать? — весело дёргает бровью первокурсник. — я не благотворительный фонд помощи обнаглевшим. тут ёнджун от возмущения теряет дар речи, хлопает своими выразительными глазками поражено-медленно и вдруг бьёт субина по мускулистому полечу. удар похож на легкий хлопок — субин не сдерживается и смеётся. — окей, джуни, фас. добей этого дилетанта, — разочарованная йеджи гробовым голосом подбивает своего друга к преступлению. она-то защищала этого ребёнка, как младшего брата, берегла его честь и ради чего? ножа в спину? точнее яда в лицо. к сожалению, драка отменяется, едва начавшись — в аудиторию, запыхавшись, быстро семеня, входит молодой преподаватель. — разберусь с тобой позже, — шипит на соседа ёнджун. тот дурашливо щурит глаза и, отвернувшись, прячет смех в широкой ладони. а затем оборачивается оборотнем-приставучкой. ёнджуну с этого дня не удаётся отлепить его от себя, и это становится проблемой для его сердца. субин незаметно просачивается во все уголки его жизни. если до определенного момента они виделись исключительно по средам, то теперь время от времени субин ловит его после семинаров, когда занятия у них проходят в одной больнице, или появляется поздно вечером, под конец рабочей смены ёнджуна. и откуда он только узнал? ёнджун так и спрашивает: — откуда ты знаешь, что я здесь работаю? ещё и график мой выведал... субин по-прежнему беспечно пожимает плечами и коротко, но ёмко ему отвечает: — йеджи. — ну, понятно. — злишься? — на что? смотрит виновато-пристально. — думаешь, это слишком? ёнджун, вторя ему, тоже ведёт плечами, правда нервозно и нерешительно. «слишком» что? субин хоть и на первом курсе, но ему двадцать два года (это отдельная, не самая занимательная история), и если ёнджун до этого мог сослаться на то, что мошкам-переросткам нечего бегать за стариками, разница в год рушит единственно хлипкий его аргумент. не скажет же ёнджун, что ему просто-напросто страшно? все эти эмоции, чувства, обязанности перед другим человеком. и его неопределенное будущее из-за бесконечных сомнений в выборе специальности, да и профессии в целом. и нехватка времени, превратившая его в извечно уставшее, занятое существо. субин ведь абсолютно обнажён в своих намерениях. смотрит открыто и искренне, улыбается также, ведёт себя тоже — честно, надёжно и преданно. они знакомы горстку времени, но иногда один человек мгновенно и трепетно чувствует другого человека. и пусть ёнджун прежде относился к категории людей, не признающих надёжность слов и чувств спустя короткое время, пусть он прежде был убеждён, что близкими люди становятся спустя годы общения, здесь он в тупике. его устои пошли трещинами, а сквозь них мягкой патокой льётся субинов свет. начиная с кончиков пальцев, держит курс в самое сердце. поэтому ёнджун не знает, что сказать и как посмотреть, чтобы не обнадёжить и самому не сдаться. — пойдём поедим? — вместо всех душевных терзаний просит ёнджун, и субин, конечно же (а могло быть иначе?), шустро соглашается. мир искрится под замерзшими пальцами, когда субин стирает с его скулы тёмную полулунную ресничку, и не опускает руки. субин сумасшедший, иначе зачем он щенком смотрит так преданно? приделай пушистый хвост, и тот суматошно завиляет в стороны. ёнджун ровным счётом не понимает ничего. смущенный взгляд юркает в трещину на асфальте — точно такая же ползёт по его сердцу. субин сумасшедший, заверяет себя ёнджун. и владеет магией (по-другому приворожённое сердце он не может объяснить). — извини, тебе неприятно, да? крупная ладонь неловко отстраняется от лица пятикурсника и повисает в воздухе между ними, отчего-то не решаясь спрятаться в кармане дутой куртки. ёнджун, в силу роста, угрюмо (ещё более смущённо) смотрит снизу вверх из-под бровей и рыжей чёлки. должно быть, мода такая — всё в рыжий, под рыжий и с рыжим. а субин, к слову, как обычно в чёрном. колдун какой-то. — не глупи, — фырчит ёнджун. губы его пухлые от природы не способны сжаться в тонкую полоску, как бы он не кусал их изнутри. взгляд блуждает по прохожим, пальцы неуверенно подрагивают в предвкушении. ёнджун говорит себе: нельзя. и вопреки всему, берет субина за руку. резко и трепетно. чуть воровато. — и не обольщайся. у тебя просто ладонь горячая. — вторая тоже, — сразу добавляет субин с надеждой в честном взгляде. большой ребёнок. — это уже будет выглядеть странно... что подумают прохожие? — тебе не всё равно? — ну... не совсем. — ладно, — терпеливо вздыхает субин. — над этим мы ещё поработаем. ёнджун порывается нелепо возразить: «мы»? какие ещё «мы»?! нет никаких «нас»! однако в угоду сердца молчит. молчит и после, и снова, и ещё раз. много-много раз, пока в один момент не теряет счёт всему этому — водовороту вскрывающих душу опьяняющих взглядов и чувств, разрастающихся как мыльный пузырь. вот-вот и лопнет. непременно лопнет, иначе не может быть. ёнджун с содроганием ждёт этого часа. йеджи его утешает. нежно гладит кругами по спине, подкармливает шоколадными батончиками и пудингами, напоминает о других стрессовых вещах, таких как тесты, зачёты, предстоящий экзамен по терапии. столько всего, обо что стоит разбить голову, а ёнджун безутешно терзает одно лишь сердце. мозги расплавились и перекочевали туда. хочется определённости. от себя. субин-то кристально чист в своих намерениях, он помнит. но субин предпочитает напоминать. однажды холодным ноябрьским вечером субин зовёт его на свидание. они стоят у лестничного пролёта под завесой тихих стен и приглушённого света. далеко от копошащихся у гардероба студентов. им бы сбежать отсюда скорей, но не субину, выселевшему из себя все сомнения. ёнджун же запинается о собственные мысли, глупо тараща глаза, и сдуру говорит: — я... не могу... вроде как. — не можешь? — нет. — почему? ёнджун мнётся, а субин, кажется, впервые потухает у него на глазах, но стоически дожидается режущей правды. а её нет. у ёнджуна нет оправдания, кроме страха, сокрытого за нехваткой времени и сил на отношения. он трус. и боится в этом признаться. не дожидаясь, субин сдаётся. думает, получится в следующий раз. всего-то нужно больше времени. — если не хочешь на свидание, то можно просто погулять по... — нет. но дело вовсе не во времени. дело в глубинном страхе ёнджуна перед будущим и в его извечно не утихающей голове. мысли решетом дырявят черепушку, противным спазмом скручиваясь под диафрагмой. ёнджуна начинает тошнить, сердце вдруг разбухается в грудной клетке. субину бы замолчать, вот только он настойчиво шепчет (зачем он шепчет? почему он не видит, как сложно быть честным? даже с самим собой — особенно с самим собой): — чхве ёнджун. — постой! если ты собрался отчитывать меня, как маленького ре... — я лишь хотел сказать, что не хочу обременять тебя. не хочу быть навязчивым, и увидеть, как ты устаёшь от меня. я не хочу опротиветь тебе, но... когда я смотрю тебе в глаза... джун-а, — ёнджуну перекрывает кислород от того, как открыт перед ним субин, — мне кажется, что я вижу... что я... я могу надеяться на взаимность, вроде как. вроде как. у субина есть дурацкая привычка перенимать привычки близких ему людей. понравившихся ему людей. ёнджун не сомневается в его чувствах, как не сомневается в своих, но он попросту не может, улыбнувшись, сказать «да, давай сходим на свидание», не представив при этом их конец. они расходятся. в его мире он всегда остаётся один. и это неизменно, незыблемо и неизбежно. йеджи, услышь это, ударила бы его по плечу и, хорошенько встряхнув, безукоризненно произнесла бы: «ты идиот, джуни, но тебе очень повезло, что это исправимо. нами», — и ткнула бы в рёбра субина, чтобы не стоял дурачком. обычно так и происходило, но сейчас она не могла прочесть его мысли. сейчас её нет рядом — есть субин, и ему страшнее всего сознаться. можно сказать, оголиться. ёнджун в ужасе. — хотя бы, не знаю, кивни или... не знаю... ёнджун так и делает. кивает, просит прощение и убегает. как идиот. — ты идиот, — пригвождает йеджи. видеозвонок чуть искажает её голос, однако упрёк четко прослеживается в нём. его ничем не сгладить или искоренить. ёнджун соглашается, а затем безнадёжно вопит в подушку. хрящик носа обещает сломаться о мягкость подушки, но прежде всего полностью перекрыть воздух. — что тебя останавливает? — я не знаю. — знаешь. — йеджи, пожалуйста. — нет, скажи мне, что тебя останавливает. ёнджун измученно мычит, лёгкие потихоньку начинают воспламеняться. почему, если в них закончился кислород? чёртова физика трещит по швам. — ёнджун. не делай вид, словно умер. ты скажешь мне, что творится в твоей умно-тупой голове, у тебя нет выбора. — я не знаю, ясно! — вскочив, срывается ёнджун. телефон тонет в складках махрового покрывала, слова йеджи звучат как совесть недо-врача. ёнджуну хочется разрыдаться. он так от себя устал. — джуни, я очень сильно люблю тебя и желаю только счастья, а ты выглядишь таковым, когда находишься с ним, или говоришь о нём, или смотришь на него. понимаешь? — это пройдёт. — может быть, однажды так и случится. да, время стирает воспоминания и чувства, но зачем делать из субина часть прошлого, если он может быть с тобой рядом в настоящем и будущем? почему не позволить ему показать свои чувства всецело, а не давить их? он продержался достаточно долго, тебе так не кажется? почти декабрь... — разве это много? — шепчет ёнджун. в его глазах слёзы. так много слёз. — джуни... позволь себе быть счастливым. — говоришь так, словно это проще простого. — да, это просто. сходи с ним на свидание. переступи через себя. я не должна так говорить, знаю, но ничего другого не остаётся. ты боишься? ёнджун, не глядя в камеру, несмело кивает. — из-за... это из-за папы, так? дело вот в чём: люди уходят. нет ни одной истории, известной ёнджуну, в которой два любящих сердца не остыли друг к другу или хотя бы одно. кто-то непременно разворачивается и покидает другого, и ёнджун не хочет быть тем, кто смотрит на удаляющуюся метафорическую спину, но и быть тем, кто перестаёт любить, тоже не хочет. он хочет нелепого: если открылся одному, то с ним — раз и навсегда. а так, думается ему, не бывает. это ведь не сказка. в жизни столько всего происходит, столько причин разойтись и никогда не сходиться. и ему страшно познать одну из них. сердце ёнджуна в броне, ему тихо и спокойно, зачем же его тревожить? зачем? — ты сильный, — твердит йеджи. — можешь не верить, но разбитое сердце по итогу срастается. оно подобно шрамам. больше не болит, но иногда ты смотришь на них и вспоминаешь, откуда они. разве это страшно? ёнджун не понаслышке знает, что это такое: жить с незаживающей болью в груди. долгой и неумолимой. иссушающей душу до корочки. ёнджун знает. он смог через это пройти. но сможет ли снова? а должен ли снова проходить? — всё может быть иначе: он будет любить тебя, а ты разлюбишь. — но я и этого боюсь, — наконец признаётся ёнджун. и с сердца падает одна гиря. — хорошо. йеджи становится сложно подобрать правильную комбинацию слов, чтобы достучаться. она бы набрала субину и попросила его, вот только умереть от рук друга не хочется. да и нельзя. — тогда сделай и в этот раз то, что делаешь всегда. — о чём ты? — заставь себя. ёнджун роняет нервный смех. щёки его горят от чувств и скатившихся по вискам слёз. сердце — горит. — любить его? — не глупи. заставь себя пойти против страха, как ты и привык. помнишь? ты боишься, но делаешь назло себе и всему миру. — потому что злюсь... — так разозлись сейчас. — не хочу. я не хочу сказать ему «да», будучи под негативными эмоциями. субин этого не заслужил. — о, — вдруг мило хихикает йеджи, — поверь мне, он будет счастлив любой твоей эмоции, если в конце концов вы будете вместе. — да, но... — ёнджун хмурится, изнутри кусая губы. — я хочу по-другому! — тогда дерзай! — йеджи! — ну что?! — терпеть тебя не могу, вот что. — скажешь ему? мир не перевернулся с головы на ноги. не встал ровно и правильно, чтобы без удушающих мыслей и разъедающих мясо чувств. мир по-прежнему смеётся над ёнджуном, но почему это не может быть по-доброму? что он потеряет, если позволит себе взять субина за руку не как друга, а как... в общем, что он потеряет? ноющее под ложечкой одиночество, сокрытое под вуалью умиротворения? вряд ли это то, что он не захотел бы отпустить. он находит субина после занятия по праву. сильно задержавшись на учёбе и на дороге, противно вспотев, с иссушенными лёгкими, глоткой и языком, ёнджун смело хватает субина за рукав чёрной громоздкой толстовки и тянет на себя. гардероб кишит студентами, кто-то вечно пихает его то в спину, то в плечи, то по ногам. ёнджун мало что замечает, кроме удивлённого взгляда субина. в этот день по-особенному привлекательного. — всё хорошо? — обеспокоено спрашивает субин, и ёнджун кривит губы в приступе раздувающихся эмоций. честно качает головой, мол, нет, ничего не хорошо, но будет. сейчас я всё исправлю, субин, и буду в порядке. — одевайся, я буду ждать на улице. — подожди, — сильная ладонь аккуратно держит его за запястье. — не волнуйся, я хотел поговорить с тобой. боялся не успеть, поэтому так выгляжу. — ладно. йеджин «почти декабрь» обратился первым днём зимы. ёнджун в который раз на этой неделе ловит себя на мысли, что в последний раз говорил с субином прошлой средой. их мессенджеры стихли, внезапные встречи прекратились. ёнджун понимает, что ему всего лишь дали больше пространства и времени прийти в себя. понимает, что субин делал всё возможное, чтобы не надоесть ему — от этого сильней горчит на языке ещё не произнесенным извинением. субин очень хороший, пусть поначалу казался едким, насмешливым, отстранённым и даже злым. он пушистый и нежный, как хлопья снега. холодный до тех пор, пока не растает на ладонях. ёнджун, того не замечая, улыбается серой дымке неба и мыслям, растворившимся в ней. неподалёку спускается с заснеженных ступеней субин, неотрывно наблюдая за ним. что задумал ёнджун, представить трудно, однако крохотная искра надежды на лучший исход их разговора вспыхивает в груди субина молниеносно-наивно. он подходит вплотную, хочет по привычке взять за руку, но тормозит себя. ёнджун поворачивается к нему всё с той же светлой улыбкой, и субин готов поклясться, что примет от него любое решение. ёнджун берёт его за руку. улыбка на его лице становится ярче. что присходит? не решается спросить субин. ему жарко и самую малость волнительно. — пойдём на свидание. ёнджун говорит искренне, это видно по его радостному выражению лица и сияющим глазам, но. субин должен убедиться. — ты передумал? его ладонь крепче сжимают худые пальцы. — скорее сказал то, что должен был... нет. хотел в тот день. я хочу сходить с тобой на свидание, чхве субин, если ты всё ещё хочешь этого. субин сглатывает, взволнованно вглядываясь в добрые глаза ёнджуна. сны иногда бывают волшебными, но могут ли они перетекать в реальность? — па... почему? ёнджун вдруг смеётся, отводя взгляд и робко прикрываясь ребром ладони. снежинки ложатся на ресницы, щёки и кончик носа, щекоча их. — почему хочу сходить с тобой на свидание? и смотрит так, будто держит вскрик «ты серьезно?!» на прочной цепи. к слову, так оно и есть. — ну... да? — субин, ты издеваешься надо мной? просто сходи со мной на свидание! а там и узнаешь всё, — и наигранно дуется. на них оглядывается горстка студентов, но есть ли им дело до этого? определенно, нет. ёнджуна ещё больше забавляет развернувшаяся с их подачи сценка. — субин, — свободной рукой не сильно, но ощутимо бьют его по плечу, — так ты согласен или нет? — да! ёнджун тычется лбом в куртку субина, крошки снега остужают его, а рыжие волосы приятно греют оголенную шею и подбородок первокурсника. у субина сердце не на месте, но оба тактично молчат. субин — потому что ещё не способен осилить и двух слов; ёнджун — потому что смех по-прежнему пузырится в нём, приглушенно выскакивая наружу паром. так и стоят, пока ветер кусает их за покрасневшие уши, щёки и руки. щёки — потому что трепетно в груди на двоих, и оба об этом знают. на свидание они идут днями позже. субин непоколебимо стоит на том, что каток в зимнюю сказку должен стать началом их истории (потому что ёнджун однажды обмолвился о своём идеальном свидании в зимний вечер, а субин никогда не смог бы упустить это из виду). и ничего, что начало их истории положено в шумном лекционном зале, под усталое жужжание студентов, недовольные вздохи самого ёнджуна, манящее шуршание упаковки от киндера и тёмный взгляд субина, смешавший в себе насмешку, вызов и интерес. всё это меркнет под желанием субина осчастливить его. каток встречает их переливающимися огоньками и громкой рождественской музыкой. люди кружат по снежному коридору, одаривая друг друга теплом улыбок и переплетенных рук. субин не помнит, когда в последний раз чувствовал себя счастливее, а затем смотрит на ёнджуна — такого восторженного, бойкого, кажется, почти его. у субина замирает сердце, но в этот раз не от отчаяния, а от чувств, переполняющих до краёв. он берёт ёнджуна за кончики пальцев, после погружается глубже под манжетку пуховика, проказливо улыбаясь. ёнджун уверен: задумал что-то. только вот что, предстоить разгадать. они медленно отъезжают к бортикам, ближе к свободному от людей уголку, где гирлянды обнимают макушки деревьев бесконечными лентами. ёнджун заворожён. субин был прав: лучше свидания и быть не могло. только он собирается сказать это, как первокурсник зовёт его. — хён. ох. ёнджун озадачен. он назвал меня «хён»? что ты успел натворить, чхве субин? но всё куда проще. субин скользит так близко, что ёнджуну приходится задрать голову. почему его преданный взгляд так сладко обволакивает сердце? ёнджун радостно цепляется за эту мысль, однако через секунду в голове пустеет. — я влюблён в тебя. и пока ошеломлённый ёнджун заново прогружается, подобно выбившейся из настроек системе, субин — точно волшебник — достаёт из карманов кремовые пушистые варежки и, любовно огладив одну из кистей ёнджуна, натягивает на неё неожиданный и очень приятный подарок (но приятный — после, сейчас ёнджун мало что осознаёт в полной мере; он ещё не здесь, в сахарности вечера, он далеко-далеко, оглушённый, изумлённый, смущённый). субин ужасно хитёр, поэтому, нежно одевая вторую варежку, дает ему немного времени прийти в себя, малость всё обдумав. а после, когда тянуть не остаётся терпения (варежки закончились — благо, у ёнджуна всего две руки), он наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку. целует и отстраняется, правда, совсем немного — ёнджун хватает его за воротник зимнего пальто двумя руками в милых пушистых варежках и притягивает к себе, чтобы... — я в тебя тоже, субин-а. ...поцеловать.