Омела

      На Мобиусе был жуткий рождественский свитер. Локи этого ожидал — и сам оделся в лучший костюм, какой только могли соорудить руки мидгардских портных на его памяти. Где-то играла навязчиво однообразная рождественская музыка, и все это приторное красно-зеленое великолепие раздражало до того, что казалось, от него сочится пар прямо сквозь швы пиджака.       — Ты не любишь Рождество? — удивился Мобиус, видимо, прочитав сие у него на лбу.       — За что его любить?       — Это ведь общий праздник. Во всех мирах и жизнях сегодня люди празднуют одно и то же, зажигают фейерверки, радуются, все вместе.       Локи кисло улыбнулся.       — Мне слишком часто напоминали, что я ни к чему «общему» не принадлежу.       Вся его злая ирония пропала попусту, потому что Мобиус сказал со своей непрошибаемой теплотой:       — Ты ценный сотрудник УВР, мы рады, что ты сегодня с нами. А ещё ты бог. Бог, который спас всех нас.       Возразить было нечего.       Мобиус взглянул куда-то вверх и вдруг сказал:       — Не советую там задерживаться: над тобой омела, кто-нибудь обязательно захочет под ней поцеловаться.       Локи поднял голову: с потолка и правда свисал шар спутанной зелени на алой ленте.       — Почему, во имя Одина, под омелой надо целоваться?       — Я полюбопытствовал в архивах. Ты должен знать эту историю, про Бальдра и стрелу? — Это был не вопрос, он конечно же вычитал в своих архивах все, что можно, о том, как злобный Локи не смог удержаться от очередного злодейства и не приложить лапы к смерти всеобщего любимца. Локи молча ждал продолжения, и Мобиус заговорил: — В Асгарде так любили прекрасного сына Одина, что богиня Фригга взяла с каждого живого существа на земле клятву не причинять ему вреда. Боги даже затеяли игру: пытались ранить Бальдра всем возможным оружием, но тот не получал ни царапины. Вот только Фригга забыла об омеле, и Локи вырезал из нее стрелу, которую пустили в Бальдра, и тот был убит. Боги так горевали, что сама Смерть преисполнилась сострадания и вернула Бальдра в мир живых. Счастливые Один и Фригга так обрадовались его возвращению, что простили омелу и велели ей отныне воплощать не гибель, а жизнь и любовь. Уважая их волю, люди обнимаются и целуются под омелой.       — Мораль истории: люди все способны превратить в слащавый штамп. Зачем ты это раскопал?       — Я хотел понять, почему ты это сделал.       — Ты мог бы спросить меня.       Мобиус не спросил, смотрел на него молча, но вопрос все равно прозвучал, у Локи в ушах зазвенело от воспоминаний. Бальдр был вовсе не так уж хорош, храбр и прекрасен. Обычный избалованный младшенький. Но что бы там ни было, Локи не желал ему смерти. Он хотел просто…оказаться лучше, чем Бальдр. Чем другие, чем даже мать. Умнее, хитрее… Ведь тогда бы он заслужил, чтобы на него посмотрели так, как на расчудесного Тора? Или «храброго Бальдра»? Посмотрели как на достойного сына Одина, которым он, конечно, не являлся, но об этом ещё не знал.       — Я жаждущий внимания нарцисс, да, мы это давно выяснили. Я хотел привлечь внимание, потому что боялся быть один, а этим отвращал от себя всех, и в результате остался один, и еще больше хотел привлечь внимание. Временная петля.       — Сегодня ты не один. — Мобиус взмахнул рукой. — Пуф — петля разорвалась.       — Вот так просто? — Локи сам не знал, с чего его так разбирает поспорить. — Где же наказание за грехи, искупление? Где праведная злость?       — Глупо злиться на ветер за то, что он сломал дерево. — Мобиус развел руками. — Такова жизнь. Дерево упало и под ним укрылась… ну, например, семья зайцев. А потом оно истлело, удобрило землю, и из нее поднялись новые деревья. Ты сделал что сделал, и оно повлияло на мир. На людей. — Он взглянул на шарик зелени под потолком. — По-моему, не так уж плохо. Если посмотреть во всех временных потоках, сколько раз омела помогла людям решиться на важный шаг, сколько счастливых моментов и даже судеб сложилось благодаря ей — кто знает, может, они перевесили бы боль, создавшую эту легенду.       — Ты так считаешь?       — Это просто теория. Я не судья, чтобы выносить приговоры.       — Ты мог просто посмотреть этот момент с Бальдром из моего прошлого в Театре Времени, — вздохнул Локи, глядя на Мобиуса сверху вниз.       — Я смотрел. Но там не увидишь настоящих мотивов, мыслей, всей картины. Предпочел узнать у тебя. Прости, если это испортило тебе настроение, — легко извинился Мобиус и предложил, словно желая отвлечь: — Сходим за глинтвейном? На вкус он потрясающий! Кейси сказал, что позаботится — на всех хватит. На нас точно, он обещал.       — Хорошо, — согласился Локи, только чтобы перевести тему и уйти с этого, как выяснилось, достаточно провокационного места под омелой. И избежать странных взглядов, которыми их одаривали сотрудники УВР, пока они стояли и разговаривали здесь.       Глинтвейн им налили и сказали, что они могут подойти снова и без очереди — вот она, польза нужных знакомств. Мобиус ещё успел ухватить тарелку с канапе, прежде чем их уничтожили бы другие жаждущие вкусной и лёгкой закуски. Они отошли подальше от празднующих людей, кажущихся непривычно счастливыми. Это и неудивительно: раньше в УВР явно не проводились праздники. Теперь же… Теперь всё было по-другому. Повлиял ли на это Локи? Очевидно, что да. Благодарны ли были ему люди? Конечно, нет. Потому что они явно не знали, чем он пожертвовал. Но он смог вернуться. Вот только чувствовал себя совершенно чужим. Для него прошло слишком много времени. И он никак не мог вписаться снова в привычный здесь ход вещей. Не мог стать частью праздника. Да и хотел ли он? Возможно. Ради человека, который, казалось, так искренне наслаждался Рождеством.       — Почему сейчас? — спросил Локи. — Время в УВР течёт совсем иначе. Здесь и снега-то нет.       — А почему бы и нет? По календарю УВР сегодня 24 декабря. Люди захотели отпраздновать Рождество. И это прекрасно, я считаю! Единение, чудесное настроение, вкусная еда, глинтвейн, наконец! Хотя кажется, должен быть рождественский пунш?       — Тебе нравится, верно? — склонив голову к плечу, уточнил Локи. Как-то так получилось, что теперь он держал тарелку в одной руке, а в другой — бокал. А Мобиус радостно пробовал разные виды еды на этих смешных палочках.       — Конечно, — тут же согласился он. — Попробуй кстати вот эти, с оливками — просто потрясающие!       Локи скептически взглянул на еду и покачал головой. Мобиус замер, посерьезнел.       — Тебе ведь не нравится? Я предложил пойти, хотел показать, как всё изменилось. Что те, кто остался в УВР, теперь могут быть свободны и счастливы.       — И это не только благодаря мне. Ты не виноват, прости. Я… — Локи вздохнул, поставил тарелку на столик, который создал из воздуха в считанные мгновения. Поднял бокал, посмотрел на плескающийся напиток, словно пытаясь найти там истину. И тихо признался: — Чувствую себя чужим. Лишним. Я не хочу быть один, но я и не могу быть со всеми… Быть с кем-то.       — Ты можешь быть со мной, — тихо заявил Мобиус так просто, будто это было чем-то само собой разумеющимся. — Если тебе здесь не нравится, мы уйдём. Прогуляемся вместе, куда угодно, куда захочешь. Любое время, любой мир.       Это звучало так хорошо, что Локи не мог поверить. Имел ли в виду Мобиус то, что хотел Локи? О чем так мечтал?       — Пожалуй, давай пока останемся здесь, — улыбнулся Локи, когда в его голову пришла интересная идея. — Здесь же где-то должен быть пирог? Какой-то особенный, праздничный? Я бы попробовал.       — Рождественский пудинг, — просиял Мобиус, допивая глинтвейн из своего бокала и ставя на столик. — Пойдём, где-то в соседнем зале точно должно быть что-то такое.       Локи оставил свой почти полный бокал там же и пошёл следом, как и всегда, отставая лишь на шаг.       Они почти вышли из зала, когда Локи остановился в дверях. Мобиус услышал или почувствовал и обернулся:       — Что?       Локи взглянул на потолок, на пресловутый комок зелени на красной ленте.       — Ты сказал, кто-то непременно захочет со мной поцеловаться, если я буду здесь стоять.       «Кто-то» понял намек на удивление быстро.       Мобиус подошёл ближе, бросил быстрый взгляд на губы Локи, а после — взглянул в его глаза, словно искал там подтверждение своим мыслям. Словно он тоже не был уверен. Как и Локи.       — И кого ты хочешь здесь дождаться? — ровным тоном уточнил Мобиус. И Локи бы мог поверить, что ему показалось, если бы не ревность, тенью скользнувшая в голосе.       — Дай-ка подумать. Самого дорогого мне человека в этом мире? Во всех мирах? Лучшего в УВР? — задумчиво проговорил Локи. Вздохнул. И сказал, признался, желая прояснить всё для них обоих: — Тебя, Мобиус.       Это оказалось так просто. Всего лишь слова, которые следовало сказать раньше, гораздо раньше. И увидеть эту невероятную улыбку и счастье, отразившееся в голубых глазах. И почувствовать чужие губы на своих — такие мягкие, несмелые, но потрясающе вкусные. Это был лёгкий, нежный поцелуй, от которого перехватывало дыхание и всё внутри замирало, дрожало, переворачивалось. Это было признанием и обещанием того, что он больше не будет одинок.       И, пожалуй, вкус рождественского глинтвейна и правда был очень даже ничего, как и поцелуй с этим вкусом. Поцелуй с Мобиусом. Теперь Локи мог это оценить.