Почему?

      Влад хотел бы провести в наркотическом трипе всю свою жизнь. Некогда клоун, шут, «министр радости», «ваш друг дебил». Кто угодно, лишь бы не нормальный взрослый человек. И вроде как можно было бы стараться изо всех сил, рвать жопу и добиваться высот, стать важным хуём бумажным человеком, крутым айтишником или ещё хер знает кем.       Но нахера? Для кого?       Для семьи? Нет у него, нахрен, никакой семьи, и не было никогда. В семье ребёнка любить должны, а не… не важно, в общем, любить ребёнка главное, а его не любили. Да и от семьи остались одни только сбережения, лишь каким-то чудом перешедшие по наследству именно ему после… маминого перформанса.       Для любимых? Какие, нахрен, любимые? Чтобы любить, нужно думать не только о себе, а с этим у Владика были определённые проблемы. Нахер ему ещё кто-то, когда своего говна навалом? А ведь ещё и себя любить надо, по-хорошему, здраво, а не в попытке возместить нехватку чужой любви. Возможно, этому должны были научить. Но в семье никакой любви не было, у всех вокруг в академии была не любовь, а херня какая-то собачья. Только если это всё же и есть любовь, то на хую он её такую вертел.       Для себя? Смешно, у Коноплёва и без адского дрочева всё более менее получалось, а прыгать выше головы смысла он никогда не видел. Поэтому плюнул на всё это великолепное образование и, бросив нахрен престижную академию, свалил в Питер, поступать в актёрский универ. Зачем? Да захотелось!       И единственным, что доставило в итоге немного удовольствия в этой говножизни, стал преподаватель фехтования в актёрке. Константин Андреевич Плотников. Высокий, улыбчивый, с дедовскими шутками, почти всегда беззлобными подколками, наверняка острыми клыками и самыми притягательными руками, которые Коноплёв когда-либо видел. Хотелось, чтобы эти самые руки крепко сжали в объятиях и сломали пополам. Чтобы своими большими ладонями Костя залез глубоко-глубоко под рёбра и вынул оттуда всё, вообще всё, чтобы осталась лишь голая клетка из костей. Немного угловатые плечи мужчины блондин хотел бы исцарапать своими наманикюренными ногтями. А Плотников должен был бы его искусать, всего, не оставить ни одного живого места, впиваясь своими вампирскими клыками в кожу, раздирая сухожилия и вспарывая вены. Потом Влада отпускало из очередного трипа, только Костя всё ещё оставался на подкорке. Было бы стрёмно, не будь эти мысли такими возбуждающими. А препод ещё, будто назло, был так приветлив, так открыт, как говорили древние, свой в доску. Со студентами почти на одной волне, оно и понятно, молодой же, едва старше некоторых выпускников и простой, как рубль. Аж бесит. Но так и манит, чертовка.

***

      — Йоу, Влад, зачёт уже совсем скоро, а ты единственный ещё не объявил сцену, — Костик всегда появлялся неожиданно и этот раз не стал исключением.       — Константин Андреевич, всё будет в лучшем виде, — губы Коноплёва разъехались в немного кривоватой ухмылке, а лисий взгляд уцепился за недельную щетину, о которую захотелось поранить язык или хотя бы растереть щёку, — Вы же знаете, я крайне ответственный студент.       — Ещё и способный, к тому же, поэтому не затягивай, — Костя чуть приподнял уголки губ и похлопал парня по плечу, но тут же чуть нахмурился, — Какой-то ты бледный, хочется надеяться, что это столь профессиональный грим…       Захотелось схватить эту большую лапу, облизать каждый грубый шершавый палец, прижать ладонь к своей шее. Влад сдавленно выдохнул, представляя, как Плотников крепко сжимает руку, лишает кислорода, пресекая все попытки сбежать и оставляя болтаться полубезжизненным куском в его руках. Но держит крохи сознания, чтобы Влад всё видел, всё чувствовал, всё осознавал, извиваясь в агонии, краснея и синея от невозможности вздохнуть. Будто рыбка, выброшенная на берег, но в крепких костиных руках, которые определят, жить ему или нет. Лучше бы, наверное, нет, но тогда придётся остаться без этих рук. Блять, одни только мысли о Костике бросили в жар, надо бежать исправлять столь щекотливую ситуацию.       — Неужели переживаете? — Влад лукаво улыбается, смотря прямо в карие глаза, которые чуть прищуриваются из-за ответной улыбки, — Просто активно готовлюсь к сессии, я же такооой способный студент. Поэтому пойду я, пожалуй, дальше готовиться.       — Только постарайся не забивать на здоровье, а то как же отечественные театр и кино будут выгребать без такой самоуверенной задницы? — Костик весело усмехается и снова ободряюще хлопает парня по плечу, а во взгляде плещется тёплая шкодливость. По позвоночнику бегут мурашки, Владу стоит больших трудов не дёрнуться, не навалиться на препода, хватая его за хуй прямо в этом чёртовом коридоре, — К тому же, ты ещё должен удивить меня своим выступлением на экзамене, на меньшее я не согласен.       — Что же, тогда приложу все усилия, чтобы вы остались довольны, Константин Андреевич, — начинающий актёр шутливо отдаёт честь и чуть ниже опускает сумку, прикрывая пах, срываясь, наконец, с места, едва ли не убегая в уборную.

***

      — Коноплёв, ты задрал приходить угашенным, — одногруппник, имя которого Влад не соизволил запомнить, что-то нервно вываливал из той помойки, что гордо называл ртом. Владик же разумно молчал и готовился к их фехтовальной фриковатой сцене.       Этот самый одногруппничек оказался тем ещё придурком и, не найдя поддержки больше ни у кого в группе, обратился к Коноплёву со своей тупой идеей. Он собрался отыграть переработанную дуэль Джека Воробья с Уиллом Тёрнером из «Пиратов Карибского моря», примерив на себя роль героя этой франшизы, а вынужденному партнёру отдав место красивой сельди. Задрот, что поделать, но Владу пофиг, он бы и на отыгрыш битвы из аниме согласился, ему главное появиться на зачёте. Они даже репетировали в попыхах в последние полторы недели, потому что одногруппник долго пытался найти себе партнёра получше, а Владик думал совсем о другом. Может, подыграть дураку, а самому завалить и на пересдачу к Костику? Звучит как план.       — Сука, Ко-но-плёв! Очнись и пошли, мы и так из-за тебя всех вперёд пропустили.       — Завались и не командуй, придурок, — меланхолично хмыкнув и ещё раз поправив убранные назад волосы, Влад отряхнул около средневековые шмотки, под которыми скрывалась неизменная водолазка, и не спеша проследовал на сцену за недовольным так себе косплеером Воробья.       Вот только завалить у Коноплёва не получилось. То ли вещества в организме, то ли столь пристальный взгляд Костика, будто забирающийся под кожу и доходящий до самой сути этого мелкого торчка, не дали возможности отыграть сцену хреново, хотелось показать себя, мол, смотрите, Константин Андреевич, какой я страстный, в постели так же могу, а то и лучше. Приходилось даже себя немного осаживать, позволяя сопернику не охуеть в конец от жизни и попытаться отыграть хотя бы бледную тень его персонажа, пока Владик играет за себя и за того парня. К чести задрота, навыков сценического боя ему хватало, от чего общая картина наверняка выглядела весьма достойно. Но Влада волновал исключительно взгляд карих, почти чёрных глаз, поблёскивающих ему из зрительного зала. Под этим взглядом захотелось загнать себе в грудину рапиру, самую настоящую, но чтобы была она в руках Кости. А Коноплёв бы сильнее на неё насаживался, углубляя рану, пока лезвие не пробьёт его бренное тельце насквозь. Прижаться к мужчине, отхаркивая кровь, скуля от боли, обвивая руками крепкую шею, притираясь возбуждением к бедру, как псина. Блять, стояк.       Влада резко выкидывает из его влажных мечтаний, когда до него доходит, что вообще-то сейчас он на сцене. Во время экзамена. Перед партнёром по фехтованию. Перед экзаменующими. Перед Константином, мать его, Плотниковым. И у него, Владика, почти уже стоит в узких кожаных штанах, лишь чудом сдерживающих это больное возбуждение. Реальность накрывает возбуждённые нервы слишком резко, физическая оболочка просто не вывозит, решая дать сбой. Ещё и весьма малоприятным образом — пустить носом просто блядский фонтан крови. Кажется, подобный фокус точно заставит всех забыть о стояке студента.       — Коноплёв, вы в порядке? — Ну кто бы сомневался, что первым подскочит Костик. Влад знал, что Костя за каждого своего студента трясётся, но подобное внимание ему польстило. Как хорошо, что из-под прикрывающей нижнюю часть лица ладони никто не видит довольную улыбку.       — Всё нормально, Константин Андреевич, нервы, сами понимаете, — Влад убирает ладонь от лица, чтобы ей махнуть. Но во время, казалось бы, обыденного лёгкого взмаха его ведёт. И ведёт так сильно, что от знакомства со сценическим паркетом его спасает лишь подоспевший Плотников, вроде к нему ещё одногруппник скакнул, но кому до него есть дело? Главное — сильные руки, не решающиеся прижать поближе, но уверенно не дающие падать дальше. Прижми к себе сильнее.       — Уделять внимание своему здоровью более важная часть жизни, нежели обучение, Влад, — тяжело вздохнув, Костя помогает студенту кое-как встать на ноги, закидывая одну его руку себе на плечо и крепко держа за талию, — Да уж, удивил так удивил.       Константин поворачивается к экзаменаторам, что-то говорит, но Владу похрен, вообще посрать. Горячее желанное тело рядом, блять, да он сейчас как девственник обкончается просто от того, что прижимается к объекту своих грязных больных мечтаний. Интересно, удастся ли уломать препода немного придушить Владика? Может, хотя бы порка? Было бы славно.       — Влааад? — Обеспокоенный голос Костика вырывает младшего из дурных мыслей, заставляя обратить внимание на его обладателя, — Идти можешь? Я отведу тебя в медпункт.       — Константин Андреевич, ну что вы, какой медпункт? Это так, мелочи, — в подтверждение своих слов Влад, покрепче зажимая нос ладонью, как может устойчиво встаёт на ноги, почти не используя Костю в качестве опоры и только сейчас замечая, что его оттащили в коридор вуза за сценой, — Это… давление, да, на нервной почве, но если хотите, можете помочь мне тем, что довезёте до дома. А то в такси укачает ещё.       Попытка не пытка, Влад не был уверен, что Плотников согласится провернуть столь сомнительную херню, но попробовать стоило. Используя весь свой актёрский талант, Владик ещё и выдал такое невинно-умоляющее личико, что, казалось, именно ради него Ева сорвала яблоко, лишь бы мальчишка больше так на неё не смотрел.       — Ну… что же, думаю, так действительно будет безопаснее, — на радость Коноплёву, Костя, считай, и не ломался вовсе. Одна маленькая победа.       — Спасибо вам огромное, Константин Андреевич, — парень просиял, широко улыбаясь и вовсю светя своей диастемой. Отчасти, это было актёрством, отчасти, чем-то иным, что парень пока не определил, но списал на радость от удавшейся шалости, — Только сначала доведите до уборной, а то я вам весь салон заляпаю.

***

      Машина у Кости была неплохая, вроде кроссовер какой-то, Влад не интересовался. Главным объектом интереса, конечно, был сам Костик. Его сосредоточенное на дороге лицо, крепко сжимающие руль руки и изредка поглядывающие на студента чуть обеспокоенные карие глаза. Будь на месте препода кто другой, Коноплёв, не задумываясь, наклонился бы и отсосал, не дав кончить, чтобы потом из него вытрахали всю душу. Но это же Константин Андреевич, с ним почему-то сейчас так не хотелось. Нет, идея с вытрахиванием души прекрасна. Умереть под Костиком от того, как грубо тот долбит его. Звучит как нечто, от чего Влад может кончить прямо сейчас. Но почему-то казалось, что нужна прелюдия? Может, хотя бы один поцелуй? Поцеловать этот широкий рот очень хотелось, чтобы клыки впивались в сухие владовские губы… Язык шустро пробегается по этим самым губам, а руки сжимают края сумки, про которую парень лишь чудом вспомнил перед выходом из универа, но в которой, как назло, не оказалось ничего спасительно-стимулирующего, а прошлая доза уже предательски переставала действовать.       — Так, если верить навигатору, мы приехали, — костин голос снова вырвал парня обратно в реальность, — Неплохой район ты выбрал для обитания…       — Пустяк, — Влад лишь махнул рукой, чувствуя, что крови таки вытекло прилично, даже не придётся отыгрывать немощность, — Поможете подняться в квартиру?       — А не наглеешь ли ты часом? — Тёмные брови немного сошлись у переносицы, затем их основания изогнулись, выражая всё сомнение мужчины.       — Разве что только немножко, Константин Андреевич, — Коноплёв не отводит взгляд от бровей, растягивая губы в улыбке. Не сколько из-за отыгрыша, она выходит какой-то вымученной и неловкой. Всё идёт не так, срочно нужно принять витаминки.       — Ладно уж, сам же вызвался помочь, дотащу тебя до квартиры, — Костя снова покорно сдался, вылезая из машины и помогая парню. Победа, очередная. Но охренеть как нужны вещества, чтобы вдарило по нервам, не давая расслабляться. Много, смешать, но не взбалтывать, у Владика внутри сейчас и так всё взбалтывается и как-то странно растекается.       В лифте было тяжело. Плотников так близко, внутри всё странно переворачивается, сжимается и разливается так тягуче. Рука на плече препода начинает неосознанно пробегаться по ткани куртки самыми кончиками пальцев, где-то под рёбрами то холодеет, то снова горит. Чем ближе они к квартире, тем сложнее дышать. Но почему? Влад же сам хотел трахнуть Костика, что сейчас-то происходит? Почему хочется и задохнуться, отсасывая его наверняка немаленький член, и прижаться покрепче, поближе, чтобы руки сжали и не отпустили. Но не сломали.       — Ничего себе хоромы, — Костя не сдержал удивлённого присвиста, буквально занося студента в квартиру, — Ещё и чисто так, как в больнице, клининг, наверняка, стоит целое состояние.       — Я сам убираюсь, вообще-то, — максимально горделиво фыркнув, Влад пытается самостоятельно передвигать ногами, что выходит из рук вон отвратно, благо хоть куртку почти без проблем стягивает.       — Вау, Коноплёв, могу лишь высказать моё безграничное уважение, сам бы я так не смог, — в голосе не слышно и капли сарказма, он мягкий, обволакивающий, а большие глаза с неподдельным интересом рассматривают скудный интерьер. Такой он открытый. Сильные руки сгружают студента на длинный бежевый совершенно неудобный кожаный диван, рядом с которым тот скидывает сумку, и отпускают. Нет. Нет, блять. Владу нужны эти руки. Или витаминки. Внутри что-то неприятно скручивает, в глазах на мгновение темнеет, а непослушное тело пользуется этим и вцепляется в чужие предплечья. Блятьблятьблять.       — Влад? Ты как вообще? — Костя вопросительно смотрит на своего студента, — Какой-то ты сам не свой… наверное, всё же надо было в больницу.       — Не… Нет, забудьте вы про больничку, мне просто нужны таблетки, — парень старается не сильно палить бегающий взгляд, но всё же останавливает его на удивлённом лице, — Хотя вы больше подойдёте, Константин Андреевич.       Попрощавшись с остатками здравого смысла, Влад резко дёргает мужчину на себя, крепко обнимая за шею и прижимаясь своими губами к чужим. Тот лишь чудом не придавливает блондина, ошарашенно глядя в прикрытые задёрнутые поволокой глаза и замирая истуканом с чуть приоткрытым ртом. Коноплёв пользуется этим, сразу проникая языком внутрь, принимаясь ласкаться, как умел только он и перед чем не устоял ни один из его прошлых партнёров. Костя не стал исключением, шок на его лице весьма быстро сменился желанием. Когда он немного расслабился, Влад резко стянул с него куртку, бросив куда-то в сторону, и откинулся на спину, стараясь уложить препода прямо на себя, в то же время втягивая чужой язык в свой рот. Плотников делал всё медленно, будто дикий зверь, примеряющийся к добыче, но верно, нависая над парнем, чуть вдавливая его в кожаную обивку дорогущего дивана, обвивая его язык своим и чуть прикусывая. Коноплёв думал, что сейчас расплавится к херам, было не просто горячо, по его венам текла ебучая магма, а нерешительные костины объятия сжигали уже снаружи, видимо желая экстерминировать Влада до последней частички.       — Кость, прошу, трахни меня, — задыхающийся после страстного поцелуя, взъерошенный Владик не мог оставить равнодушной ни одну живую душу.       — Но ведь ты мой студент, как… — Блондин прерывает эти едва начавшиеся никому ненужные неловкие нотации очередным поцелуем, кладя ладонь на пах Кости, слегка поглаживая, но ощутимо надавливая кое-где пальцами, — Т-твою мать, Коноплёв…       Из горла вырывается стон, зубы на удивление нежно вгрызаются в услужливо подставленную шею, слегка покусывая, почти не оставляя следов. Плотников протягивает руку наверх, чтобы оттянуть ворот пресловутой водолазки, но Влад хватается за запястье и просто прижимает большую ладонь к шее. Притирается, умоляюще смотря в большие карие глаза, но пальцы не сжимаются — обнимают, трепетно поглаживая тонкую кожу. Младший тихо скулит от невинной ласки, запрокидывая голову, прижавшиеся к чуть выглядывающему из-под ворота кадыку губы вызывают у него очередной стон. Он активно наглаживает напрягающийся член через ткань джинс, приникая ещё ближе, но в голове щёлкает, когда Костя крупно вздрагивает из-за прижавшегося к бедру владовского возбуждения. Наверняка, у преподавателя с парнем будет впервые. Ну ничего, Влад быстро находится и, немного отстраняя от себя Плотникова, переворачивается на живот, бросив через плечо «Подожди секунду». Он резко тянется к сумке, вытаскивает оттуда пачку презервативов и полный тюбик смазки. Коноплёв кидает всё это прямо перед собой, так, чтобы Костик видел, что он серьёзен, чуть приподнимает бёдра, не отказывая себе в маленькой шалости притереться ягодицами о топорщащийся бугорок в паху, и принимается судорожно расстегивать брюки, почти в унисон с преподом издавая протяжный вздох, освобождая своё болезненное возбуждение.       — Сядь и смотри, — хотелось покомандовать немного, но выходит слишком томно, словно просьба, если не мольба.       Влад чуть поворачивает голову, наблюдая, как Плотников послушно садится на диван, не сводя с парня внимательного, немного затуманенного взгляда, пробирающего до самых костей, и встаёт на колени. Он притягивает к себе смазку, чуть греет в ладонях и обильно поливает ей пальцы, ложась грудью на диван, оттопыривая зад и заводя руку за спину. Когда влажные пальцы касаются гладко выбритого ануса, до владовских ушей доносится тяжёлый глубокий вздох, когда он проникает в себя пальцами, чуть морщась и сдавленно мыча, Костя гулко сглатывает. Слышно, как скрипит кожаная обивка под чужими руками, когда тонкие пальцы проникают по самое основание, а из горла студента вырывается глухой тягучий стон. Влад не видит, но чувствует, как костин взгляд скользит по его отставленному заду, как облизывает его пальцы и будто хочет вслед за ними забраться в самое нутро. Ему подумалось, что если от одного ощущения взгляда так свистит фляга, то что же будет, когда Плотников заполнит его. Снова стон, развратный, но предельно тихий, Коноплёв, на самом деле, не хочет себя сдерживать, но почему-то кажется, что препод может в любую секунду сбежать, потому и спугнуть боится. Парень немного ускоряется, добавляя ещё один палец, осознанно причиняя себе чуть отрезвляющую боль, чтобы совсем с ума не сойти. Внезапно по позвоночнику пробегает крупная дрожь, вынуждающая вскинуть голову и зайтись в новом стоне. Большая ладонь оглаживает ягодицу так трепетно и мягко, будто это что-то драгоценное, хрупкое, большой палец подбирается очень близко к растянутому пальцами сфинктеру и ещё немного оттягивает кожу, раскрывая сильнее.       — Это прям завораживает, — голос низкий, слегка скрипучий, если бы парень стоял — упал бы сию секунду.       — Это мы ещё до самого крутого не дошли, — Коноплёв старается звучать пошло и развязно, немного шире раздвигая колени. Но тут же он резко разворачивается к Косте лицом, выхватив из упаковки презерватив, пристраивается между его расставленных бёдер. Так же стоя на коленях и почти лёжа грудью на диване, он поднимает глаза наверх, встречаясь с тяжёлым, плотоядным, но при этом не лишённым какой-то нежности взглядом.       Владу хочется выть. Притереться о бедро, скуля и выпрашивая ласку, как верный пёс. Чтобы Костик гладил его нежно-нежно, обнимал, ласкал, что за херня? Почему не хочется, чтобы эти большие руки сломали его, каждую косточку в его бесполезном теле перетёрли в труху? Грубо схватили и отымели, чтоб до визгов, до слёз, до потери сознания…       — Влад, ты решил прямо сейчас куда-то выпасть? — Пальцы легко сжимают подбородок и вынуждают запрокинуть голову. Взгляд уже не такой звериный, изучающий, будто старающийся высмотреть что-то. Неужели сомнение найти пытается?       — Задумался просто, как это в меня влезет, — Коноплёв кривовато ухмыляется, сверкая своей щербинкой, одновременно с этим уверенно сжимая топорщащийся пах ладонью. И если сначала это был фарс, то теперь парень всерьёз задумался о целости своей задницы, потому что по ощущениям там было что-то нечеловеческое. Ну, наверное, так даже лучше, боль это же неплохо, если не всего Владика, то хоть зад Плотников ему сломает. И глотку.       Парень нарочито медленно вскрывает упаковку и, как заправская эскортница, располагает презерватив во рту. И всё это под внимательным, изумлённо-возбуждённым взглядом препода. В пару движений Влад расправляется с ремнём и ширинкой, выпуская, наконец, этого монстра на свободу. Большой, охренеть какой большой, увитый венами, с выступившей поблёскивающей каплей смазки член и увесистая чуть поджавшаяся мошонка выглядят крышесносно и даже немного устрашающе. Бедного начинающего актёра ведёт, слюна выделяется слишком обильно, стекая тонкой струйкой по подбородку и пачкая обивку. Светлая голова подаётся вперёд, обнимая губами самую вершинку, блядский лисий взгляд поднимается наверх, внимательно наблюдая за выжидающим преподом. Коноплёв медленно заглатывает всё глубже, мерно раскатывая резинку. После головки начинает затекать челюсть, после середины адски саднит горло. Больно, что пиздец, но это позволяет держать себя, не расслабляться слишком сильно. Голова чуть опускается, зрительный контакт приходится разорвать, а вздёрнутый нос упирается прямо в пах, от чего его щекочат тёмные паховые волоски. Тяжёлый, едва сладковатый запах тела вынуждает забыть о боли в горле и затёкшей напрочь челюсти, большая рука, опустившаяся на затылок, продлевает это забвение. Только она тут же сжимает волосы и тянет Влада назад. Костя действительно решил выебать его в рот? Какой кайф…       — Влад, не забывай дышать, — вторая рука ложится на горло, бережно придерживая, пока парень не выпускает член полностью, судорожно сглатывая слюну.       — Ты из меня хоть весь воздух можешь вытрахать, я не против, — Коноплёв выдаёт развратную полуухмылку, мастерски скрывая изумление от такого бережного отношения.       — Иногда я совсем не понимаю молодёжь, — Плотников качает головой, чуть тянет младшего наверх, сам склоняется ближе и, пересиливая себя, нежно, почти неосязаемо, целует покрасневшие уголки губ.       Фляга уже не свистит, она лопнула к херам собачьим. Так бережно, так аккуратно, Константин Андреевич, ну за что вы, блять, такой мягкий? Парень судорожно всхлипывает, закрывая глаза и, чтобы спрятать свою плохо скрываемую растерянность, вновь поворачивается к любовнику спиной, вставая в коленно-локтевую позу.       — Кость, давай, я готов, — говорить тяжело, голос, того и гляди, сорвётся в стенания, в мольбы. И не зря парень отвернулся. Скрип кожаной обивки напрягает, кажется, будто Плотников сейчас исчезнет, испарится как сраное наваждение, как глюк из наркотического трипа. Но ощущение горячей даже через слой латекса плоти, пристроившейся прямо в ложбинке, снова заставляет упасть куда-то в приятное, обволакивающее небытие. А первый толчок выбивает слёзы и невольный вскрик. У Влада было с парнями, в принимающей роли тоже. Но Костя, блять, это нечто за гранью. Крупный, может не самый длинный, но точно самый толстый в этом сраном мире член будто действительно хочет порвать тощий зад. Это правильно, это отрезвляюще, это не даст Коноплёву раствориться.       — Прости, потерпи немного, вот так, дыши, — голос, этот чёртов низкий бархатный голос, нашёптывающий прямо в ухо какую-то нежную хрень, запихивает боль в дальний угол. Зад, конечно, адски болит, но этот шёпот, большие ладони, по привычке поглаживающие и чуть сжимающие непривычно плоскую грудь через ткань… — Я бы предложил остановиться, но ты слишком упрям, верно?       Влад судорожно кивает, от чего светлая, ранее ухоженная копна растрёпывается ещё сильнее. Он же свихнётся в конец, если Костя прекратит, остановится, оставит его. Да что же за хуйня?! Но Плотников коротко толкается в дрожащее тело, ласково целуя ухо, линию челюсти. Внизу больно, сверху мягко. В общем, нет у Влада шанса выбраться из этого сладостного ада. Ебанётся так ебанётся, что делать.       Толчки становятся чуть сильнее, огромный член проникает глубоко. Каждое обратное движение бёдрами вызывает лёгкую панику, вдруг возьмёт Костик и вывернет студента своего наизнанку. Но это хорошо, это даёт нужное напряжение, которое Коноплёву сейчас просто необходимо. Только вот и это напряжение медленно испаряется, тело привыкает, а Константин Андреевич давит таки под нужным углом. Пиздец. Влад заходится в громких, развратных стонах, поскуливая, когда крепкие руки сжимают его бёдра до синяков, захлёбываясь от слишком резких и глубоких толчков. Ему так, блять, хорошо. Он весь течёт, как сука в период течки, но ему поебать. Владик хватается за крепкие руки, вцепляется в густые тёмные волосы на затылке, когда Костя искусывает его загривок. Так хорошо, но так нездорово жарко…       — Тупая водолазка… — Владик выдаёт это неосознанно, в состоянии полубреда, но Плотников слышит. Слышит и, считая себя заботливым любовником, резко стягивает с парня последний элемент гардероба. И застывает. Оба они замирают, словно статуи: Костя — рассматривая покрытую застаревшими, зарубцевавшимися шрамами спину, Влад — осознавая свое положение и впервые в жизни ощущая какую-то колоссальную незащищенность. Нет, ну нет… он слишком расслабился, блять, хотел, как лучше. А вышло как всегда, чётко, пиздато. Парня начинает трясти, он уже совершенно ничего не видит перед собой, глаза застилают непрошеные слёзы, про функцию дыхания он будто совсем забывает, лишь всхлипывая судорожно и носом шмыгая.       — Чёрт… Влад… Влад, тихо, спокойно! — Плотников теряется, чуть повышая голос, но тут же шикая себе под нос и крепко обнимая дрожащее тело, прижимая к своей груди, — Всё в порядке, Влад… Владик, ну.       Всё херня. Коноплёва коноёбит, как в горячке, он лишь руками себя обнимает за плечи, лбом упираясь в диван, но так и не слезая с члена мужчины. Сейчас Костя уйдёт. Он уйдёт, а Влад сможет прийти в себя, да, в одиночестве, неудовлетворённый, но с витаминками. Что же, сам всё испортил, сам позволил себе расслабиться, сам и будет тут лежать, скрючившись на диване и дроча на образ препода, который сейчас нахрен свалит. Но Плотников не уходит. Почему? Почему он, блять, не уходит?       — Ты можешь уйти… — Влад еле выдавливает из себя слова, судорожно хватая ртом воздух, до боли сжимая свои плечи и втягивая в них голову.       — Какой уйти? Ты дурак, что ли? Совсем поплыл? — Коноплёв чувствует, как Костя упирается лбом в его шею, сжимает покрепче в объятиях, нежно поглаживая всё, до чего дотянется, — Я тебе и слова об этом не скажу, пока сам не захочешь, Влад. Давай, дыши.       Большая ладонь ложится поперёк груди. Вторая касается щеки, потом другой, бережно стирая слёзы. Губы нежно целуют выступающий седьмой позвонок, через секунду в том же месте Влад чувствует совсем лёгкий укус. Понимает, что его немного приподнимают, явно с намерением покинуть этот мешок с костями, громко названный человеческим телом. Но парень неосознанно насаживается обратно, судорожно всхлипывая, но этот всхлип уже томный и тягучий, совсем никак не от слёз. Костя его тормозит, но лишь для того, чтобы двинуться самому, не давая задуматься хоть о чём-то. Туда. Обратно. Повторить. Хватка на плечах слабеет, побелевшие пальцы неуверенно ползут вниз по рукам, находят костины запястья и вцепляются в них, как за спасительную трость, больно сжимая. Но Плотникову всё равно. Он продолжает размеренно двигаться в уже чуть менее дрожащем теле, как можно ближе прижимая к себе. Медленно, но верно Влад расслабляется, перестаёт трястись окончательно, запрокидывает голову на чужое плечо, лишь немного неуверенно прижимаясь спиной к груди. Константин Андреевич наверняка чувствует его шрамы.       Возбуждение к парню возвращается постепенно, заменяя собой повисшее тяжёлое напряжение, и всё, что делает Костя, этому способствует. Ласкает нежно услужливо подставленную шею, поглаживает плоскую грудь, цепляя розовые соски ногтями, проникает мягко, полностью заполняя парня собой и, когда Влад, наконец-то, распаляется, уверенно накрывает его член рукой. Из приоткрытых губ вырывается удивлённый, громкий, протяжный стон, рука на запястье дёргается, а спина выгибается колесом. Парень думал, препод побрезгует касаться чужого члена, но тот принимается нежно надрачивать в такт собственным толчкам, вынуждая захлёбываться от стонов. Движения вновь становятся быстрее, увереннее, головы обоих заняты лишь друг другом. И Владу от этого безумно хорошо, хорошо от того, что он отпускает себя, пока Костик всё более яростно заполняет его тело и голову. Коноплёв мелко дрожит от гортанных полурыков-полустонов, ласкающих слух, поддаётся руке, самостоятельно и уже беспроблемно насаживаясь на костин член, подставляется под укусы и засосы, зарывшись рукой в каштановых растрёпанных волосах, поскуливает, когда желанные клыки прикусываю ушной хрящик, не до боли, но до очередной накатывающей волны чистейшего удовольствия. Плотников сжимает Влада так крепко, как тот хотел, долбит так сильно, как тот мечтал, и при этом так нежно обращается с ним…       Оргазм накрывает с головой, выгибая тело дугой, вырывая из горла громкий крик и тут же сдавливая его, мешая дышать, выбивая из глаз оставшиеся слёзы, а из тела — горячую сперму, тут же оросившую блядскую кожаную обивку. Влада опять потряхивает, но уже совсем иначе. Он позволяет себе полностью навалиться на тяжело дышащего Плотникова, обвивая руками его шею, шепнув, что тот может продолжить. И, в подтверждение слов, приложив немало усилий, качает бёдрами, тихо мыча от низкого, хриплого стона, раздавшегося прямо над ухом. Несколько сильных глубоких толчков, и Костик содрогается всем телом, как-то утробно простонав в самое ухо будто расплывшегося по нему Коноплёва. Тот через резинку ощущает горячее семя, скапливающееся внутри презика, от этого размазывает ещё сильнее, хотя, казалось бы, куда уж больше. Но и похрен, на всё похрен. Не иметь ни единой мысли в голове это, оказывается, просто потрясающе. Ему всё равно, когда Костя покидает его тело, облокачивая на спинку дивана, пофиг, когда тот кидает куда-то на пол презерватив, благо по звукам завязанный. Плевать, даже когда Константин Андреевич поднимается с дивана. Пускай уходит, у Влада есть ещё пара минут столь приятного небытия, он потом успеет загнаться, порыдать и закинуться чем попало. Но тот снова, снова не уходит. Поднимает парня на руки, словно невесту, и идёт к открытой спальне. Укладывает в кровать бережно. К чему такая нежность перед уходом? Влад даже за руки уже не хватается, просто дожидаясь неизбежного щелчка входной двери. Слышны удаляющиеся шаги, шорох плотных занавесок. Ну какой же Костик заботливый, охренеть можно. Повезёт же его партнёру, хотя скорее партнёрше. И трахается, как бог, и спать потом уложит. Коноплёв бы даже рассмеялся, если бы в конце препод его в лобик чмокнул и одеяло подоткнул. Но вместо этого шаги снова удаляются, слышно, как Плотников по паркету в гостиную топает, вроде чем-то шуршит, но тут уже не разобрать. Наверняка одевается, чтобы поскорее убраться из этого дурдома…       — Влад, ты уже уснул? — Голос Кости звучит словно гром в будто мёртвой тишине комнаты. Да какого хрена этот сердобольный не свалит?!       — Нет… Почему вы ещё здесь, Константин Андреевич? — Голос тихий, уставший, слегка надломленный будто.       — А ты думал, я просто свалю? — Хмыкает недовольно, сваливает владовские вещи одним большим комом на компьютерное кресло, — Ты же вроде не глупый парень, ну.       — Поэтому и гадаю, чё ты… вы не свалили, — Влад поворачивается на бок спиной к преподавателю, судорожно комкая в пальцах простынь. Ушей касается очередной шорох одежды, звук расстегивающегося ремня и ширинки… Кровать за спиной прогибается под тяжестью тела, на бок, укрытый одеялом, ложится большая горячая ладонь.       — Уж из кровати ты меня не погонишь, м? — В костином голосе сквозит улыбка, Владу даже не нужно видеть его, в голове само собой всплывает ухмыляющееся лицо Плотникова. Но он всё же поворачивается к нему лицом и тут же утыкается лбом в голую грудь, прижимаясь ближе и сильнее кутаясь в одеяло.       — Ты не уйдёшь, даже если я тебя ссаными тряпками погоню, верно? — Тихое бурчание еле слышно, но Костя разбирает каждое слово, покрепче обнимая свёрток из одеяла и тихо усмехаясь. Большая ладонь услужливо поправляет одеяло, полностью скрывая спину Коноплёва, чем вызывает мелкую дрожь.       — Верно, не уйду, и, как я и говорил, я тебе и слова об этом не скажу, не дрожи ты так, — губы прижимаются к светлой макушке, рука покрепче обхватывает худощавое тело, прижимая как можно ближе. Настолько близко, что Влад чувствует, как к бедру прижимается обнажённый член.       — Любишь спать обнажённым, Константин Андреевич? — Лёгкая колкость даже немного веселит разморенного парня, но глаза закрываются сами собой.       — Решил проявить солидарность, Владислав, — тон почти совсем преподавательский, но в конце так нелепо срывающийся в усмешку, вроде испортив их маленькую игру, но сохранив эту немного придурошную идиллию. Такими темпами Коноплёв снова станет трезвенником, ведь от Плотникова его штырит ничуть не хуже витаминок.