Злато

Если бы Кащей был трезвее, он бы, наверное, отправил Ксюшку домой. Не стал бы дожидаться, пока еле стоящие на ногах братки разбредутся кто куда, оставляя старшему и его боевой подруге ободранную и смердящую сыростью комнату полу-подвала. Всё же, как ни крути, сегодня был большой день – Кащей откинулся с зоны. Он бы лучше Выкурил две-три сигаретки, да лёг спать. Или, быть может поставился, если б в тайнике нашел чек. Но вот он здесь, недостаточно бухой, давит более-менее приличную улыбку. Его компанию, как всегда, скрашивает Ксюшка. Девушка стоит перед ним, чуть покачиваясь. Тоже налакалась, шальная. Накрутила на сахар свои выкрашенные иссиня-черные волосы, заигрывает с ним, дергает за язычок цветастой мастерки. Кащей мысленно вздыхает. Ксюшка была симпатичная. Она красила глаза серебристыми тенями, подводила ярким контуром пухлые губы и (Кащей был в этом уверен) искренне старалась понравиться. Вертела задницей в такт хрипевшей из поломанного приемника музыке и мурчала какую-то чушь. И Кащей хотел бы закатить глаза, послать девушку домой и популярно объяснить, как же, блядь, ему не нравилась её помада, но… Но он совершенно бухой, а в штанах каменный стояк, который срочно требовал ласки. А Ксюшка только улыбается игриво, скользит взглядом по мужчине, как он полулёжа на старом диване её разглядывает, стягивает с себя мастерку с концами, остается перед ним в белой майке. Майка у неё нарочно затянута в плотную джинсу короткой юбки так, что её полная красивая грудь выглядит особенно выигрышно в этом декольте. Красиво-красиво, не поспоришь. Здесь воняет алкашкой, потом и сыростью. Скверный набор ароматов, конечно, но Кащей уже давным давно привык. Этот запах не резал нос, а наоборот заботливо окутывал и дарил лживое чувство безопасности. Кащей на своей территории, тут ему ничего не страшно. – Выпьем еще? – мурлычет Ксюшка, протягивая мужчине гранёный стакан с коричневатым самогоном, который, кстати, гнал её отчим. Кащею уже нахер не нужно догоняться, горечь неприятно застряла на языке, но Ксюшке хотелось. Из уважения к боевой подруге, Кащей принимает из её рук стакан и делает крупный глоток. Морщится и отдает остаток девчонке. Почти не замечает, как она плюхается рядом, отчего пружины дивана жалобно скрипят. – Бр-р! – передергивает плечами она и хихикает, ставя пустой стакан куда-то на подлокотник. Из приемника играет Ласковый май и Кащей думает о том, что это худшая музыка для перепихона. Ему вообще под музыку не нравилось, но, наверное, это было лучше, чем под шум подвальных труб. Ксюшка будто бы улавливает настроение мужчины и, без лишней хуйни, садится к нему на колени. От неё пахло самогоном, мятной жвачкой и какой-то приторной персиковой туалетной водой. Ксюшка бессовестно разводит бедра так, что её коротенькая юбка съезжает вверх, почти что на пояс, и девчонка с чувством прижимается промежностью к паху Кащея. С его губ срывается шумный выдох. – Влад, ты хочешь меня? – шепчет она ему почти что в губы. Он с силой толкается на встречу, и, совсем не церемонясь, хватает за загривок. Насахаренные волосы неестественно хрустят в пальцах Кащея, а сама Ксюшка скулит, пытаясь увернуться так, чтобы не больно было. Мужчина резко подминает девчонку под себя, наваливается сверху и перемещает узловатые пальцы на её шею. – Не зови меня так, блядь, – рычит он, глядя в её испуганные карие глаза. Ксюшка часто кивает и Кащей, сменив гнев на милость, ослабляет хватку. Наклоняется к ней ниже и целует светлую шею в надежде, что не оставил синяков. Никто больше не зовёт его Владом. Это имя навсегда сгинуло после того, как окружной суд Казани отправил его колонию. Оно же сгинуло и с мамкой, которая, пока он сидел, умерла от пневмонии. Владом его звала разве что баба Зиля, которую он так редко навещал в Набережных Челнах. И еще одна… о которой думать не было никакой необходимости Но что точно Кащею было сейчас необходимо, так это глубокий, стремительный и бухой перепихон. Ему срочно нужно было потрахаться, чтобы вытрахать конкретные мысли о… Блядь, о ней. Кащей не верит в любовь с первого взгляда, потому что фраза сама по себе звучит, как полная хуйня для первоклассниц. Мужчина не уверен даже, что в саму любовь-то верит. Только вот когда впервые встречает её в Доме Культуры, живот предательски скручивает. Было это еще до тюрьмы, почти три с лишним года назад. Тогда он только зазнакомился с Ксюшкой, позвал на танцы, да сказал подружек приводить. Не все же ему одному девчонок зажимать по углам, парням тоже хотелось найти компанию. Один только Адидас проблем с женским полом тоже никогда не имел. Вот Ксюшка и притащила подругу. Кащей до сих пор помнит, какая она была прекрасная в разноцветных огнях дискотеки. Он скользил взглядом по ее открытым плечам и ключицам, впервые благодаря тех, кто придумал танцевать в полумраке. Ведь в таком освещение было не заметно, как бесстыдно он разглядывал её. “Это Златка,” – весело кивнула Ксю на свою спутницу, на что та лишь улыбалась исподлобья. – “А это Влад, Максончик и Володя!” Парни учтиво пожали новой знакомой руку, а Кащей позволил себе тогда задержать рукопожатие чуть дольше приличного. Он сжимал её ладонь крепче, пытаясь понять, как кожа у человека может быть такой мягкой. А Злата смущенно отводила взгляд. “Ну и скромная у тебя подружка!” – хохотнул тогда Кащей, чтобы вернуть себе напускную уверенность и мнимый контроль над ситуацией. На той их первой дискотеке Злата все жалась к Ксюшке, боялась и шагу отойти от подруги. Девчонки вместе учились в пед-училище, да комнату в общаге делили. Как у Ксю могла быть такая совсем не похожая на неё подруга - Кащей никак не мог осмыслить. Злата даже выглядела совсем иначе – была ниже, гораздо бледнее, с прямыми светлыми волосами. Хотелось спросить, откуда она такая в Татарстане? “Ты местная?” – решил начать с чего-то Кащей. “С Озёрного” – кивнула Злата. Кащей знал этот посёлок. Там жила тётка Максончика, они бывали там пару раз переконтоваться. Полчаса езды из города. “Как тебе в Казани?” – Кащей не был мастаком базарить. Особенно с девчонками. Особенно с такими, как Злата. Она в ответ неопределенно пожимала плечами и говорила о том, что в городе шумно и немного страшно. Но это давно. Так пиздецки давно, только вот Злату Кащей никак забыть не мог. Сейчас же Ксюшка глубоко стонет от его поцелуев и нетерпеливо пытается разделаться с пряжкой на его ремне. Такая нетерпеливая и податливая. А Кащею всё лезут в больную голову мысли о Злате – какая она в постели? Такая же невинная, как ее личико, или же под платьем с рукавами-фонариками скрыто что-то более дьявольское — от этих тягучих мыслей его на мгновение выдёргивает Ксю. Девушка наконец стягивает плотную ткань его джинсов чуть ниже бёдер и касается его заряженного члена. Мужчина непроизвольно выдает полустон и понимает, что если ещё раз подумать про Злату, то кончит прямо в трусы. Он перехватывает тонкие запястья боевой подруги и резко опрокидывает ее на бок, возвращая себе контроль. Ксюшка хихикает и подаётся ему навстречу округлыми бедрами — совсем готовая. Кащей усмехается и думает о том, что любой другой на его месте был бы счастлив видеть такую пылкую и распаленную Ксюшку. Которая никогда не ломается и не ждёт тупых прелюдий. И которая почти никогда не ебет мозг. Взрослая, мать её, личность, которая знает, чего хочет. А хочет она протекции. Ну и уважения, конечно. Стоило пару раз замелькать под руку со старшим Универсамовским, как ни одна падла не смела к ней сунуться. И ведь все по-честному – девчонка даже дождалась Кащея с зоны. Отправляла бедненькие передачки и писала письма. И косяков за ней не наблюдалось. Кащей не очень галантно стаскивает с неё майку вместе с лифчиком и наклоняется к ее оголенной груди. Полной, округлой груди и коричневатыми каменными сосками, которая, к тому же, пахнет персиком. Кащей ненавидит персики. На ум всё лезет Злата с ее этой белоснежной кожей, которая покрывается красными пятнами под обманчивым казанским солнцем, и на которой даже самые крошечные царапки тут-же розовели. Наверняка у неё небольшая аккуратная грудь, которая идеально бы поместилась в его ладонь. С маленькими охуительно-сексуальными сосками, и Кащей почти точно уверен, что они такие же розовые, как и ее охуительные губы. Ксюшка вскрикивает и чуть отстраняется — он укусил ее слишком сильно — потерял контроль на мгновение. Мужчина извиняюще целует девчонку в ложбинку между грудей и, почти нежно, проводит там языком. Член болезненно пульсирует возбуждением и Кощей уверен, что сейчас он точно вытрахает из себя всю дурь. Спустит все мысли о чертовой Злате вместе со своей спермой Ксюшке на живот, и все это проклятое наваждение исчезнет. Мужчина нетерпеливо разворачивает Ксю к себе спиной, и девушка податливо подаётся бёдрами к нему навстречу. Такая мокрая. Он шустро избавляется от своего белья и, больше не церемонясь, входит в девушку сразу во всю длину. Ксю запрокидывает голову и вскрикивает, подаваясь чуть назад, чтобы ощутить Кащея как можно глубже внутри. Мужчина шумно выдыхает и, забив на все приличия, набирает темп. Ксюшка такая горячая и мокрая внутри, такая податливая. Интересно, Злата такая же? Ему хватает секунды, чтобы представить себя внутри нее. Он бы ни за что не взял ее сзади. Он бы смотрел в ее прекрасное лицо сверху вниз и нежно входил в неё, давая девушке привыкнуть. Наверняка, Злата была бы такая узкая... - Блядь! Мужчина хватает Ксю за задницу и откидывает голову назад. Мысли об узкой, прекрасной и такой, сука, недоступной Злате срывают крышу, что мужчина даже теряется на мгновение. Он не слышит громкие стоны Ксю под собой, продолжая вколачиваться в девушку. Кащей шлёт все в пизду и перестаёт сопротивляться. Продолжает представлять Злату на месте Ксюшки и думает о том, что если секс с ней хотя бы на четверть такой же охуенный, как он себе представляет, то он готов сдохнуть ради этого. Ксю рукой скользит вниз по своему животу и начинает ласкать себя. Ей требуется ещё пара мгновений, после чего она вскрикивает и бессильно обмякает под Кащеем. Мужчина делает ещё несколько глубоких толчков, после чего резко выходит из неё и содрогается в оргазме вслед за боевой подругой. — Вау, — выдыхает Ксюшка, перевернувшись на спину и раскинув руки в разные стороны. — Вау, — почти искренне соглашается Кащей. В конце концов, Ксюшке не нужно знать, что все это время он трахал совсем другую девушку. Вытрахать мысли о Злате не вышло, зато вышло сойти с ума. Ксю щебечет что-то еще, что Кащей уже не в силах разобрать. Он наотмашь находит белье и одевается. Ксюшку он не прогоняет, все-таки, если захочет, сама уйдет. А после даже не замечает, как проваливается в прерывистую дрему. Под закрытыми веками мелькают образы – его первый день в тюремном бараке, ухмыляющийся Адидас, слезы матери и Злата. Слишком много Златы. “Со мной не боись”, – самодовольничал Кащей всё на том же первом дискаче, – “Пойдем гулять завтра, никто к тебе не пристанет”. “А ты разве не с Ксюшкой?” – Злата скрестила руки на груди и вздернула тонкую светлую бровь. На неё такое “обаяние” не работало. “Никаких бумаг не подписывал”, – развёл руками Кащей, расплывшись в щербатой улыбке. “Я не гуляю, прости”. Вот так просто. Отшила, как первоклассника. Кащей, конечно, сдаваться не собирался. Даже под цепкие взгляды Ксюшки прикидывал, как вытащит Злату на прогулку, а там уже видно будет. Сдаваться он не собирался до той самой секунды, пока не увидел, как Адидас, сука, в своей излюбленной манере что-то ярко принялся заливать Злате. Перед Вовкой она так не закрывалась, руки на груди не скрещивала и взгляд не отводила. Стояла, оперевшись о колонну и с улыбкой ровных жемчужных зубов выслушивала россказни Суворова. Адидас нравился если не всем, то многим. Как бы яро он ни закусывался за пацанов, как бы ни ходил на стрелки и ни сшибал мелочь у шпаны, Володя был другого поля ягодой. У Володи в послужном был хоть и брошенный, но университет, предки с огромной хатой и фирмовый адидасовский костюм, за который он и получил своё погоняло. У Кащея же была мамка, которая работала санитаркой, потрепанная комната в коммуналке и спившийся батя. Одним словом – ни-ху-я. Свой авторитет он строил на улицах. Словно бешеный пес рвал глотки врагам, обносил ларьки, крал люки, в общем – крутился, как мог. И такие девчонки как Ксюшка, вообще-то, с большим удовольствием ценили его по достоинству. Только вот Злата была другой, она походила на дорогую фарфоровую куклу, которую держат только в серванте за стеклом и пылинки сдувают. И хотя эта мысль болью пульсировала в голове, Кащей уже тогда знал, как дважды два, – бешеным псам не положены фарфоровые куклы.

***

Кащей считал себя бойцом. Бился он всегда до талого, пока кулаки не будут разодраны в мясо, или пока на лице живого места не останется. Но вот с собой он проигрывал слишком просто. Выбросить Злату из головы никак не выходило. Ни роскошные миньеты от Ксю, ни алкашка, ни даже хмурый мысли о ней вытравить никак не могли. Кащей решил, что, наверное, нужно просто с ней повидаться, и тогда точно отпустит. – Со Златкой то общаешься? – как бы невзначай бросил Кащей Ксюшке на одной из их встреч. – Ну, так, – нехотя ответила Ксю, чуть насупившись. Всё-таки Ксюшка идиоткой не была, и видела голодные взгляды Кащея на её подружку, до того как он сел. Наверное, поэтому дружба у них потом не особо заладилась, а после училища и вовсе общение сошло на нет. – Как дела у неё? – не унимался Кащей. – Работает в школе в Озёрном, – фыркнула Ксю, мол, нашел о чем спрашивать. Мужчина решил действовать решительно. Не откладывать и поставить точку. Он решил, что кроет его так из-за того, что запомнил он её будучи салагой, потом изголодался на зоне вот и не может никак успокоиться. Решил смотаться в Озёрный, благо подвезти было кому. Озёрный был простым посёлком. Разве что славился оздоровительными детскими лагерями, но Кащей в таких ни разу не бывал. Найти дом Златы Алтыновой было проще простого – буквально первая по пути попавшаяся старушка подробно указала, где и как искать дом Алтыновых. Это был деревянный синий дом с треугольной крышей и пологим предбанником. Краска уже облупилась и потрескалась, а черепица кое-где покрылась ржавчиной. Однако, аккуратные, хоть и припорошенные снегом клумбы у входа на участок давали понять, что люди здесь живут хозяйственные. Кащей гордо тряхнул своим уловом – ему далось выцепить у знакомой бабы мандаринов. С красной сеткой наперевес, он поднялся по скрипящему крыльцу и постучал в дверь. Тишина, шуршание и вот её голос, приглушенный коричневой обитой дверью: – Кто? Внутри снова всё дрожит, а в горле пересыхает, но Кащей быстро берет себя в руки: – Конь в пальто! Открывай. Снова тишина. Не узнала? Через несколько секунду дверь приоткрывается и из-за щелки, огороженной дверной цепочкой выглядывает вздернутый носик и подозрительные зеленые глаза, которые тут же округляются, стоит девушке осознать, кто перед ней. – Влад? – неверя спрашивает она. – Ну, открывай, я с гостинцами! Мужчина машет перед ней сеткой с мандаринами, а сам думает о том, что если Злата не откроет, то он сшибет эту дверь к чертовой матери и войдет сам. Девушка, однако, почти не мешкает – закрывает на секунду дверь, щелкает цепочкой и открывает её уже широко. – Не ожидала. Проходи. Внутри его встречает довольно уютное жилище. деревянные полы, обои в цветочек, коричневый сервант – всё как у всех. И вместе с тем, запах свежих цветов и мыла - не хозяйственного - а какого-то душистого, запах чистоты. Запах недавно сготовленной еды. Запах дома. Даже света здесь кажется парадоксально больше, как будто у Златы за окнами совсем другой Татарстан. В голову Кащею приходят строчки из стиха, который ему попался в каком-то старом еженедельника на зоне:

Я ненавижу в себе все,

И в ненависти утопаю.

А ты прекрасна, словно сон,

В который я попал случайно.

И ведь запомнились же эти чертовы строчки, отпечатались где-то и маячили теперь меж и так хаотичных мыслей. Кащей чуть мнется, но тут же всучивает девушке сетку с фруктами, цепляет шапку-боярку за крючок и раздевается. На кухне уже слышится возня и, кажется, Злата ставит на плиту чайник. Мужчина здесь выглядит как-то не к месту. Совсем лишним. Он худощавый и жилистый, после тюрьмы высох весь, отчего казался выше, чем был. В черном спортивном костюме Кащей слишком резко контрастировал с этой светлой кухонькой. У Кащея внутри всё дрожит, он даже не знает, что будет ей говорить или о чем будет спрашивать. Он даже, если честно, забывает, как говорить, когда, наконец, садится на кухонный табурет и может разглядеть Злату. За эти два года она едва ли изменилась. Разве что исхудала немного, но немудрено – с едой и правда в республике напряжно. Но волосы её всё такие же гладкие и светлые, чуть ниже плеч. Глаза зеленые, а губы розовые. Девушка заканчивает с чайными приготовлениями, берет из сетки мандарины и заботливо чистит себе и Кащею. Разделяет на дольки и кладет на белоснежное с золотой каймой блюдце, придвигает к мужчине. – Ты как, Влад? – спрашивает она и заглядывает в его глаза. – Меня так уже никто почти не зовет, – усмехается он в ответ. – Да, я слышала, что ты взял себе прозаичный псевдоним, – хихикает Злата, – это производная от фамилии Кошевец? – Да нет, просто над златом чахну, – парирует Кащей, и через мгновение до него вдруг доходит смысл сказанного. Девушка чуть смущается от его слов, но тут же повторяет вопрос: – Как дела-то? Ему хочется рассказать, что все хуёво. Что два года в колонии были адом. Что сокамерники познакомили его с героином и теперь не выходит перестать. Что мама умерла, а он даже не простился с ней и на письмо последнее не ответил. Что он запутался. Что он ненавидит себя, а еще не получается никак её, Злату, из головы выкинуть. Он хочет выть и вывернуть ей душу наизнанку, но вместо этого лишь расплывается в своей фирменной улыбке и говорит: – По-тихоньку, малая, по-тихоньку. Вот свободный человек теперь! Будем дела делать, планы строить, денежки зарабатывать. Заживем, Златка! – Дай Бог, – ухмыляется девушка ему в ответ и закатывает глаза. При виде её пусть и ироничной, но все же улыбки, Кащею становится легче. – Ксюшка как? – Да что с ней будет, с Ксюней то, – отмахивается он, а затем говорит чуть тише, – а ты-то как, Златка? Она пожимает плечами и отправляет в рот дольку мандарина. – Работаю в школе – говорит она, – живу вот с родителями, хозяйничаем. Помогаю им с огородом. – она разводит руками, видимо, указывая куда-то в сторону огорода. – Они у меня сегодня в Казань уехали. Девушка чуть задумалась и отправила в рот еще одну дольку. – Платят в школе, конечно, мало, но работа мне нравится. – продолжила Злата. – Бывает, правда, пацаны характер показывают, нервов не хватает, – она с улыбкой многозначительно вскидывает брови, – но и это пережить можно. Кащей хочет сказать, что расшибет любого, кто её донимать будет. Что побоятся щеглы пасть открывать, если узнают, что Кащей за Злату впряжется. Но только вот знает, что Злата ни за что такой жест не примет. Слова никак не лезут из глотки и наступает неловкое молчание. Злата поджимает губы и поднимается, чтобы снять с плиты чайник. – Тебе положить ромашку? Говорят, успокаивает… Она не успевает закончить фразу и резко оборачивается. Кащей оказывается к ней слишком близко, намного ближе приличного, смотрит на девушку сверху-вниз. – Ты красивая, – хрипло говорит он. В голове его мыслей не осталось. Кащей думал, что увидит Злату и его попустит. Что уйдет это наваждение проклятое. Только она, Злата, такая красивая и светлая. Он уже ни о чем думать не может, он уже точно сошел с ума. – Не надо, Влад, – она отводит взгляд в сторону и скрещивает на груди руки. Прямо как тогда, в их первую встречу. Кащей не может удержаться и касается мозолистыми пальцами её подбородка. Кожа у Златы шелковистая. Мужчина очерчивает кончиками пальцев её скулу и касается шеи. Девушка дергается, пытаясь отстраниться. – На надо, – повторяет она и голос её дрожит, – я Володю с Афгана жду. Я люблю его. Её слова полосят словно бритва и что-то внутри Кащея ухает вниз. Он не уверен, что верит в любовь, но что же тогда, блядь, с ним происходит, когда он рядом со Златой? Конечно, она любит Вову. Как же его можно не любить? Вернее, как можно любить Кащея? Кащей хочет сказать, что готов убить за неё. Что готов умереть за неё. За Злату он даже жить готов. Но он молчит и всё смотрит на девушку сверху-вниз, а в её зеленых глазах поблескивает страх. – Зачем я тебя встретил? У Кащея хриплый голос. Он и сам себя не узнает, когда говорит это. Злате нечего ответить, да мужчина и не ждет ответа. Он сильнее вжимает её в кухонную тумбу и смелее проводит ладонью по её шее, спускаясь на ключицы и задевая плечо. – Влад, не нужно, прошу... – она судорожно выдыхает и всё пытается сжаться, отстраниться. Кащей понимает, что его прикосновения ей неприятны. Но ему хочется. Пусть и украдкой, пусть и нечестно, но прикоснуться. Почувствовать, каково это – трогать её, быть так близко с ней, вдыхать её запах. Интересно, каково это – быть её любимым? Он перехватывает свободной рукой её запястье и, не давая сдвинуться с места, склоняется над девушкой ниже. Кащей чувствует её мандариновое дыхание и, не в силах более договориться с собой, накрывает Злату поцелуем. Злата протестует, мычит и изо всех сил старается не разжимать губы. Кащею на это плевать, мужчине хватает одного этого прикосновения чтобы одуреть и он с силой толкается языком в её рот. Девушка на выдохе скулит, кусает его и все пытается оттолкнуть. Кащей думает о том, какой же он “недо” – недостаточно красив, недостаточно умен, недостаточно удачлив. Он даже мудаком был непутевым – будь он полным уродом, то не стал бы сдерживаться – завёл бы Злате под юбку руку, устроился бы меж её бедер и разломал бы её. Оставил бы на её белоснежной шее багровые засосы и сделал бы своей. Но даже мудак из Кащея недостаточный и не может он так поступить. Не может, блядь, хотя, видит Черт, ужасно хочется. Может Злата и правда была сном. Только вот Кащей тогда был ночным кошмаром, - своими жилистыми руками да пальцами цепкими пытался сон этот разодрать до последней капельки, но хоть немного адское пламя внутри себя поуменьшить. Хоть на мгновение, хоть на копеечку, но почувствовать нежную кожу Алтыновой, её трепещущее тело под своим и её мандариновое дыхание. Мужчина отстраняется от девушки и видит на её щеках дорожки слез. – Прости, – шепчет он, стирая горячие слезинки с её непозволительно прекрасного лица. Злата смотрит на него затравлено, вся сжалась. Кащей позволяет себе посмотреть за Злату еще раз. Полюбоваться ею еще немного, перед тем как разворачивается и быстрым шагом отправляется в прихожую. Также быстро одевается и уходит прочь, хлопнув дверью. Мужчина выходит на просёлочную дорогу и просто идет вперед. Под ногами хрустит декабрьский снег. Кащей не понимает, куда его несет, ему просто хочется уйти подальше от Златы. Он нащупывает в кармане переломанную сигаретку и прикуривается от спички. Он ненавидит себя. Он хочет сжечь этот свой мир. Уничтожить, раскрошить в прах. Да и зачем Кащею мир, в котором для него нет Златы? Кащею хочется причинить кому-то невыносимую боль. Избить до полусмерти, до кровавого месива, чтобы кому-то было также больно, как ему самому. Чтобы кулаки раздулись и стало на мгновение легче. Скоро с Афгана вернется Адидас и Кащей сделает всё, чтобы и его уничтожить тоже. Не будет покоя Суворову на улице. Пусть не вышел Влад достаточным для Златы. Может, хотя бы Кащей из него получится настоящий?