Рождество не по плану

Сначала был яркий свет, озаряющий каждый уголок бального зала, создававший особую атмосферу и при этом обжигающие глаза Аддамс. Когда огромные деревянные двери отворились, ученики, словно звезды на небе, наполнили пространство. Все с радостью и особым вниманием рассматривали дорогой интерьер и украшения бального зала; казалось, он ещё никогда не был настолько красочным и сказочным. На долго ли? И восхищаться тут, действительно, было чему. Яркие гирлянды заполняли практически каждый уголок помещения, озаряя его мягким, желтоватым светом. Длинные столы были завалены вкусностями на любой вкус и цвет, а потолка будто и вовсе не было, словно студенты Невермора оказались под открытым небом. — Где-то я уже видела такой трюк. — раздался голос около Уэнсдей. Писательница резко посмотрела в сторону и увидела рядом Марину, которая неизменно улыбалась и с особой нежностью смотрела на подругу. — Твоих рук дело? — изогнула бровь Уэнсдей. — Ну, разумеется. Кто бы ещё справился с магией миражей, да ещё и в таких объёмах. — усмехнулась Драч, игриво откинула волосы и засмеялась. Их окружала толпа студентов, знакомые лица часто мелькали перед глазами, но это было не так важно, так как веселье, что заполняло каждый уголок бального зала. Радостные разговоры, смех и сверкание огней создавали невероятную атмосферу праздника. Ясновидящая, как всегда, что было свойственно ей, не разделяла всеобщий восторг. В поместье Аддамсов неизменно проводились яркие рождественские празднования. Настолько яркие, насколько они могли себе позволить. Фамильный особняк сверкал непривычно ярко, везде летал аромат пьянящего новогоднего напитка, который неизменно готовила бабушка по старинному семейному рецепту. Чуть ли не на каждом углу висели засохшие веточки омелы, которые Гомес и Мартиша никогда не пропускали и всегда останавливались на мгновение, чтобы исполнить традиционные поцелуи под паразитным растением. А Паксли, каждый год горел надеждой лично дождаться Санты и застрелить его из арбалета. К счастью или к сожалению, у него никогда не хватало выносливости, чтобы дождаться его прихода, и он засыпал. Уэнсдей не любила Рождество, бессмысленные рождественские традиции, повторяющиеся из года в год, чрезмерное количество радостных лиц на улице. Для неё это был период, когда её чёрно-белый мир сталкивался с ярким, шумным миром вокруг неё. И вместо шумных и привиглазно-ярких улиц, она предпочитала тот момент, когда улицы были пустыми, когда вечер уже наступил, и светлые украшения начинали сверкать в одиночестве. Этот момент, когда мир вокруг казался спокойным и уединённым, был ей ближе, по-настоящему волнующим, пусть она даже не признает это. — Я уже и не надеялся вас здесь лицезреть. Раздался мягкий юношеский голос, от которого обе девушки синхронно повернули голову. Около них среди яркой толпы выделялся высокий силуэт юноши. Русые волосы были распущены, а сам он был одет в тёмно-синий бархатный брючный костюм, с чёрной фиалкой в кармане пиджака. — Ксавье. — прошептала на выдохе Уэнсдей и тут же прикусила язык. — Ты выглядишь, как персонаж из готическо-романтической повести, — заметила Марина. Уголки алых губ приподнялись вверх, а взгляд её метнулся в сторону подруги, отмечая её реакцию. — Это Рождество, Марина. Время для волшебства и тайн. От этих ярких красок я скоро ослепну. Хотя твой образ мне по душе. — усмехнулся художник, пряча руки в карманы брюк и оглядывая с ног до головы подругу. — Ну, кто-то же должен был выглядеть роскошно здесь. — усмехнулась ведьма, демонстрируя своё алое платье, что эффектно подчёркивало каждый сантиметр её фигуры и оголяя ножку высоким вырезом на бедре. — А ты от скромности не помрешь. — Конечно, блять, меня от зависти убьют. — Драматично-экспрессивно высказалась ведьма, вызвав у Торпа минутный смех, а черты лица Аддамс смягчились, так будто бы она собиралась еле заметно улыбнуться. — А что насчёт тебя, Уэнсдей? — глянул Ксавье на наряд готки, слегка нахмурив брови. — Ты перепутала Рождество с Хэллоуином? — Очень остроумно, Торп. — спокойно ответила писательница. Её образ был действительно необычный. Чёрные волосы были аккуратно подобраны, а её наряд представлял собой длинную чёрную мантию до самого пола. — Полагаю, дальше нас ждёт сюрприз? — спокойно прошептал парень, глядя то на ведьму, то на ясновидящую. Нельзя было точно сказать, что он имел в виду, и от этого напряжение только сильнее скапливалось, словно шло по тонкому лезвию. Один несчастный миллиметр, и польётся кровь. В тишине, нарушенной лишь звуками музыки и гомоном веселья вокруг, их взгляды встречались, создавая мгновения неопределённости. В воздухе витала не только атмосфера праздничного веселья, но и неизвестности, готовой раскрыть свои карты в любой момент. — Вот ты где! — звеняще громко прозвучал голос вперемешку с цокотом туфель. Энид определённо могла поспорить за звание «самого яркого наряда» разве что только с елкой. Зелёное платье с яркими вкраплениями блёсток словно олицетворяло само Рождество и идеально подходило по всем параметрам. — Боже мой! Ущипните меня, пожалуйста! Я не верю, что это не сон. — пищала волчица, ровно до того момента пока Марина не протянула руку, чтобы исполнить её просьбу. Однако Синклер успела отскочить от болезненных ногтей ведьмы. — Это реальность, Цуцык, наслаждайся каждым моментом. — игриво подмигнула ведьма, видя недовольное выражение волчицы. — Ладно, ребятки, я пошла на свидание с банкетным столом. — усмехнулась Марина, подмигивая и удаляясь, громко стуча каблуками по мраморной плите. — Вот же ж ведьма. — недовольно пробубнила девушка, но затем её внимание переключилось — Вы, кстати, не видели Аякса? Я его потеряла, как только мы вошли сюда. — Кажется, я видел его около омелы, там где… — Где?! — возмущённо крикнула Энид, в её глазах читались весьма однозначные чувства. Не дожидаясь больше секунды, волчица ураганом ушла в сторону столпотворения подростков, что дожидались возможности исполнить давнюю традицию с поцелуями. Энид поспешила в том направлении, но на полпути её взгляд привлекли великолепные угощения на столе. «Сначала Аякс, потом десерты,» подумала девушка, и, несмотря на свой поиск, она уже предвкушала встречу со вкусными угощениями. Ксавье и Уэнсдей смотрели вслед подруге. — Ты это сказал просто, чтобы от неё избавиться? — тихо прошептала писательница, взгляд её устремился на профиль художника. Ксавье даже не пытался скрыть улыбку. — Прогуляешься со мной? — спросил парень, вновь взглянув на писательницу. — Боишься потеряться? — изогнула бровь девушка. — Боюсь потерять тебя в этой толпе фанатиков. Аддамс было непривычно слышать такие слова от кого-то другого. Она слегка нахмурила брови и ответила. — А ты, наверное, боишься, что я окажусь единственным разумным существом в этой толпе фанатиков? — Я это и так знаю. — улыбнулся Торп, и они вместе последовали вглубь бального зала. Это Рождество на память Ксавье сильно отличалось от прошлогодних празднований. Смена директора действительно была ощутимым фактором, и хоть бал только начинался, можно было смело сказать, что мистер Рембрандт постарался на славу, создавая в академии особенную сказочную атмосферу праздника и веселья. И оттого в горле сильнее горчило чувство беспокойства. Изгои неспеша подошли к ёлке, которая была полностью укрыта бархатной простыней. — Это традиция. — сказал художник, прежде чем писательница открыла рот. — После речи директора скатерть снимут, и мы впервые увидим рождественскую ёлку. — Заморочки, заморочки, — фыркнула Уэнсдей, — Ну посмотрим, что за волшебство там под простыней. Возможно, Рембрандт вытянет из-под неё кролика или крышку от гроба. — Ксавье улыбнулся её саркастичному комментарию. — Кто знает, Уэнсдей, может быть, тут действительно спрятана некая тайна. — От последнего слова, плечи девушки дрогнули, и Аддамс посмотрела на улыбающегося художника. — Не хочешь мне ничего рассказать? — Нет. — тут же ответила Аддамс, хмурясь. — По крайней мере не сейчас. Прежде чем Торп успевает что-то сказать, музыка резко стихает, и на своеобразной сцене появляется высокая фигура директора. Все студенты с замиранием смотрят на мистера Рембрандта, ожидая традиционную речь. Мужчина стоит в центре сцены, и кажется, что все взгляды устремлены только на него, в то время как его глаза гуляют по залу, словно ища конкретного человека. И находят. Его губы расплываются в мягкой улыбке, а затем раздается его голос. — Дорогие студенты, уважаемые учителя и все, кто сегодня с нами. Спасибо, что собрались здесь в этот особенный вечер. Окончание учебного семестра — это не только конец экзаменов, но и начало сезона чудес и удивительных событий. Чёрные глаза девушки гуляют по залу, вновь наблюдая, как мистер Рембрандт привлекает всеобщее внимание, чувство дежавю вспыхивает в её голове. — Это особенный момент, когда мы оставляем позади усилия и труды учебного процесса. И нет, это не значит, что с завтрашнего дня опять учиться. Имейте совесть, учителям вы тоже надоели. Тихие смешки раздаются вдоль зала. Около стола с десертами стоит Марина, которая с интересом наблюдает за происходящим на сцене, параллельно попивая безалкогольный пунш. По крайней мере, сказали, что он безалкогольный. — Невермор — это не просто учебное заведение, это место, где мы обретаем знания, друзей и, самое главное, себя. Зал наполняется аплодисментами. Рембрандт поднимает руку, призывая к тишине. — Этот год был по-настоящему удивителен и насыщен разного рода событиями. Поблагодарим за это мисс Аддамс. Уэнсдей, с тобой не соскучишься. Смех вновь наполняет пространство. Писательница может почувствовать себя неуютно от неожиданного огромного количества внимания на себе, но к счастью, рядом есть Ксавье, что словно передавал ей уверенности. Он бросает взгляд на неё с ухмылкой, словно говоря: «Мы справились». — Пусть эти праздники принесут вам радость, умиротворение и кучу невероятных моментов с близкими. В противоположной части стоят двое молодых людей, Энид и Аякс, так же как и все, внимательно слушают директора, периодически бросая друг другу взгляды, мягко улыбаясь друг другу и держась за руки. — С Рождеством, дорогие друзья! Пусть следующий год будет еще более удивительным! Вдоль зала раздаются аплодисменты и радостные возгласы, словно в ответ на волшебные заклинания. Ученики обменялись взглядами, наполненными радостью и предвкушением наступающих каникул. Колокола звенят, и в этот момент все внимание студентов привлекается к главному достоянию этого вечера. Ёлка. Бархатный шлейф медленно соскальзывает с дерева, открывая взор тысячам глаз. Она возвышается до самых высот зала, создавая ощущение, что в любой момент она может стать частью звездного небесного свода. Украшения, подобные драгоценным камням, придают ей величественность и богатство. Золотые и серебряные игрушки, подвешенные на тонких ниточках, танцуют в воздухе, словно ещё немного, и они оживут прямо в воздухе. В этот момент студенты чувствуют, что они стали частью сказочного мира. Ёлка словно магический мост, соединяющий мир реальности и волшебства. И в этот момент, под ёлкой, словно на магической сцене, начинается настоящая симфония Рождества — симфония смеха, радости и волшебства. Мгновение невероятной красоты внезапно перерастает в страх. Когда резкая искра начинает распространяться по всему дереву, ёлка вспыхивает огнем, словно дракон, вырвавшийся из сказочных книг. Пламя овевает её ветви, как проклятие, и распространяется. Ветви, казавшиеся ранее волшебными, погружены в страдания. Стеклянные игрушки лопаются, а вскоре и вовсе исчезают, как иллюзия сказки. Звуки летящих восклицаний и шепота огня смешиваются в неестественной симфонии. Студенты, ранее смотревшие с восторгом на сверкающую ёлку, теперь с ужасом вглядываются в этот ад. Паника, словно черная тень, охватывает каждого, и в суете и страхе они бросаются к выходу, пытаясь спастись от неумолимого пламени. — Уэнсдей, уходим! — Кричит Ксавье, игнорируя преграды, не дожидаясь и тянет писательницу за руку, пытаясь утащить её к выходу. Но Уэнсдей оставалась неподвижной. — Аддамс, нужно уходить сейчас. — Торп пытается ухватить её за плечи, чтобы привести её в чувства, но с шоком наблюдает удивительную картину. Не моргающим взглядом Уэнсдей Аддамс смотрит на горящую ёлку с улыбкой на всё лицо. Не успевает художник понять, что происходит, как сквозь шум толпы слышится глухой стук шагов. Марина спокойно подходит к друзьям и без какого-либо страха смотрит в лицо Ксавье. И в это мгновение, зал, который был охвачен звуками огня, криков и паники, послышал приглушённое звучание, басовый рифф и гитарные аккорды. Взгляд рефлекторно устремился на Уэнсдей. Ёлка стоит ровно и не подвижно горит. И тут, чёрная мантия загорается, ярким синим пламенем. Он распространяется по подолу ткани быстро, а затем поднимается равномерно вверх. Пламя стремительно сжигает мантию, оставляя от неё одни воспоминания. Словно из огня на девушке появляется пышная сетчатая юбка, украшенная яркими алмазными вкраплениями, как звёздное небо. На бледных руках Аддамс появляются высокие чёрные перчатки. И когда пламя поднимается к самой макушке, и стихает. Художник стоит шокированный, его взгляд устремлен только на образ девушки. Пышное платье, сужающееся на талии, подчёркивает визуальную хрупкость образа. Бледная кожа и ключицы, волосы распустились, и только передняя часть была собрана в косичку сзади. Ксавье зачарован, и сам не замечает, что в это время его от резких порывов удерживает Марина. В это время музыка становится только громче, и на последних ярких аккордах, плечи Уэнсдей двигаются в ритм. Паника, что несколько мгновений назад овладела залом, словно растаяла под воздействием музыки и силуэта таинственной Аддамс. Студенты, ранее в ужасе бросившиеся к выходам, замедлили бег и теперь ошарашенно останавливаются, обращая взгляды на необычное представление перед ними. Им в этот момент чувство дежавю окатывает. Девушка ритмично двигается под звуки музыки , и на фоне её продолжает гореть ёлка. Но гореть ли? С трудом оторвав взгляд от Уэнсдей, Ксавье глядит на рядом стоящую улыбающуюся ведьму. — Это твоих рук дело. — тихо прошептал художник, на что получил загадочный взгляд от подруги. — Разве что только от пальцев. — Марина поднесла руку вверх и громко щёлкнула пальцами так, чтобы звук словно волны отбился об стены зала. И тут же, огонь, который казалось стремительно сжигал ёлку, стих. Оставляя после себя только яркую гирлянду, которая освещает всё пространство. Студенты, ещё сохраняя тень страха в своих глазах, медленно поворачиваются назад, их внимание привлекает неожиданная трансформация. Яркая гирлянда, вместо пылающей ёлки, засияла разноцветными огоньками. Глаза студентов наполнились удивлением, их лица выражают не понимание, а смешение волшебного и реального. А потом страх исчез. Разумеется, в академии Рождества не могло пройти гладко, осознанно, когда в учебе участвует Аддамс. Студенты словно забывшие, что произошло несколько минут назад, стремительно возвращаются в зал. — Прямо по курсу, один из духов Рождества, и он очень недоволен. — быстро прошептал художник и также молниеносно удалился подальше вглубь толпы. — Марина. — низким бархатом сказал мистер Рембрандт. Лицо оставалось спокойным, но девушка читала в его взгляде искры, которые горели ярче и куда опаснее, чем мираж, охваченный огнём ёлки. - Мистер Рембрандт, вы выглядите изумительно, ваш портной постарался на славу. — Тебе весело? — недовольно нахмурился директор. — А чего мне грустить? Рождество ведь. — добавила ведьма с загадочной улыбкой, словно зная нечто большее, чем остальные. — Ваши с Уэнсдей выходки заходят слишком далеко. — ответил мужчина, сохраняя в голосе строгость и вялость, и от этого улыбка ведьмы стала только шире. — Вы предпочли бы, чтобы это был настоящий огонь? — ведьма сложила руки за спиной и с лёгкой плавностью подошла ближе к директору. — Мы просто решили взбодрить атмосферу. Нам всем сейчас нужны чудеса, пусть они даже будут казаться нам сначала карнавальными. Невольно, вампир сам того не заметил как его губы мягко изогнулись в поблажливай улыбкой. Ему уже не привыкать к изощрённым представлениям, устроенным Аддамс и её компанией. Словно магнит для неприятностей, они всегда вносили атмосферу хаоса в обыденную жизнь академии. Пока мужчина был погружён в свои мысли он и не заметил, как девушка притянула ему руку. — Потанцуйте со мной? — спросила ведьма. — Здесь? — Можем и здесь, можем и там, где вам угодно. — мягкая улыбка не пропадала с лица Марины, пока она смотрела на директора. С минуту, они смотрели друг на друга, время чувствовалось песком, который проскальзывает сквозь пальцы. Рембрандт мягко взял девушку за руку и тут же закрутил её, вызвав волну смеха от ведьмы. В то же время, в другой части зала около банкетного стола притаились Аякс с Энид. — Эти их шуточки когда-нибудь доведут меня. — возмущённо щебетала Синклер, параллельно откусывая сладкую посыпку из очередного десерта. — Вкусно? — улыбнувшись, спрашивает Горгон, уперевшись на локоть. — Ты знаешь, я думаю, они переборщили. — хмурятся девушка, а затем снова откусывает большой кусок от пончика. — Кушай-кушай, тебе нужно заесть стресс. — улыбается парень, глядя на свою девушку, а затем протягивает ещё одну тарелку со вкусностями. — Потанцуем? — спрашивает волчица. — Только когда дожуёшь. Бальный зал вновь наполнился смехом, как звонким звоном колоколов, отражая веселье и радость, царящие в воздухе. Украшенные гирляндами и сверкающими огоньками, зал блеснул во всей своей красе, создавая волшебную атмосферу праздника. Пары кружились в танце под звуки праздничной музыки. В углах зала группы друзей с удовольствием беседовали и смеялись, наслаждаясь атмосферой веселья. И за всем этим со стороны наблюдала Уэнсдей, притаившаяся в тёмном углу, чернильные глаза сверкали, то ли от интереса, то ли от гирляндных огней. — Почему ты здесь? — раздался голос художника, который мягко подошёл к девушке, словно опасаясь нарушить её пространство. — Странно всё это. — бубнит Аддамс. — Только что кричали, дрожали от страха, а сейчас уже, как ничего не бывало, танцуют и веселятся. — На её слова Ксавье пожал плечами. — Человеческие чувства неисповедимы. — говорит парень, оставаясь стоять возле Уэнсдей. Они разглядывали толпу, вглядывались, замечая знакомые лица учеников и учителей, и тут оба их взгляда цепляются за проходящую Марину. Ведьма заметила их и, посмотрев чуть выше головы, расплылась в довольной улыбке. Молодые люди в недоумении нахмурились и дружно подняли глаза вверх. Прямо над ними висела омела. Реакция изгоев была весьма красноречивой, и Марина залилась смехом, удалившись в толпу, дабы избежать проблем. — Глупые традиции. Такие бессмысленные. — панически произносит художник, поправляя волосы, пытаясь скрыть легкий румянец на щеках. И всё это было под внимательным наблюдением черных глаз. Лицо ясновидящей отображало абсолютное спокойствие и хладнокровие, черты лица смягчились. В один момент звук танцев заглушил грохот в небе прямо над их головами, искренне один за другим начали вспыхивать салюты, словно цветы. Все взгляды были прикованы к потолку, помещение наполнилось восторженными возгласами и сияющими лицами изгоев, на которых читалось счастье и восторг. Ксавье также наблюдал за этой картиной с нескрываемым удивлением и удовольствием. Но тут его тянут вниз. Писательница поднимается на носочки и, обхватив холодной ладонью лицо экстрасенса, оставляет мягкое прикосновение губ на щеке. — С Рождеством. — шепчет она ему в лицо, а затем отстраняется, словно ничего не произошло, и это был лишь очередной мираж. Ксавье шокировано смотрел на девушку с минуту, а затем расплылся в улыбке. — С Рождеством, Уэнсдей. — с улыбкой отвечает шёпотом Торп.