Все проклятия одинаковы

      Сукуна Рёмен был проклятием. Самым худшим из них. Этот неоспоримый факт даже не нуждался в доказательствах, достаточно было хотя бы один единственный раз оказаться в радиусе действия источаемой его душой ки. Вязкий смрад, исходящий от энергии Короля проклятий, забивался в лёгкие, с каждым глотком воздуха пробираясь всё глубже и распространяясь всё дальше, словно патогенные метастазы больного раком. Само его присутствие искривляло пространство и вызывало тошноту. Злая, дикая, смертельно опасная сила, единственное предназначение которой сеять несчастья и приносить хаос разрушений. Это также очевидно, как и то, что за морозной зимой следует пахнущая сакурой весна, а после жаркого лета наступает пора одетой в золотые листья осени.       Сахар сладкий.       Соль солёная.       Красный перец острый.       День светлый.       Пламя горячее.       Сукуна проклятие.       Всё до невозможности просто и кристально ясно, ни ошибиться, ни перепутать, ни забыть.       Но Юджи облажался.       Почему-то казалось, что с ним можно договориться. Едкий и язвительный Сукуна иногда оказывался полезным. Всё же, если многие месяцы проводишь бок о бок с кем-то другим, пусть даже и проклятым духом, практически невозможно полностью абстрагироваться от его существования. Иногда, когда Двуликий был в настроении, они разговаривали. Изредка даже спорили. Непривычный к миру магов, Юджи пытался понять логику, которой тот повинуется, ведь, несмотря на рассказы Кугисаки и Фушигуро, ему было достаточно сложно вообразить трагические события прошлых дней. Особенно таких давних.       Возможно, даже Королю проклятий бывает скучно. Итадори надеялся, что они смогут найти хоть какое-то подобие общего языка, и даже какое-то время так и было, но…       Всё, на что сейчас натыкался его блуждающий взгляд, мало чем напоминало Синдзюку месячной давности. Вокруг раскинулась изуродованная, покрытая расплавленным серым крошевом земля, не заслуживающая подобной участи. Пустовали некогда оживлённые клубы и караоке-бары, потухли яркие неоновые вывески и разноцветные фонари, привлекавшие внимание курсирующих по извилистым улицам людей; больше не было элитных отелей и дорогих ресторанов в Ниси-Синдзюку, обратились в ничто статусы и положения.       Огромные шрамы на теле города словно дублировали фантомные шрамы его сердца.       Хотелось прикрыть глаза, забиться в тёмную нору, словно изъеденная чумой крыса. Хотелось сделать вид, что всё происходящее всего лишь сон. Страшный, непреодолимо ужасный, поднимающий едкую кислоту желудочного сока к горлу и заставляющий испуганно трепыхаться сбивающееся с ритма сердце, но сон.       Хотелось проснуться.       К сожалению, проснуться не получалось. Перед глазами стояло окровавленное лицо Годжо-сенсея. Залитое алым и испещрённое наложенными друг на друга царапинами и ссадинами, оно больше походило на карикатурную маску хання, навеки застывшую в одной доступной ей эмоции.       А дальше…       Он почувствовал, как внутри что-то со звоном обрывается, обрушиваясь на плечи многотонной тяжестью вины.       Юджи не хотел этого видеть.       — Смотри, молокосос, не смей закрывать глаза, — насмешливый голос в голове заставляет вздрогнуть. — Тебе нравится?       Разве они должны разговаривать?       Итадори заторможено опускает взгляд, но тут же об этом жалеет. Развороченными, вывалившимися внутренностями, и зловонным запахом опорожнённого кишечника его не напугать. Также как и не напугать невероятным количеством крови, бывшей, казалось, везде. Потемневшие от грязи и пыли хакама насквозь пропитаны красным, перекрывающим даже многочисленные чёрные пятна копоти и грязи, и…       Что действительно пугает, так это улыбка на лице его лучшего друга, в теле которого по исключительной вине Юджи расположился тот, об чьей природе никогда не стоило забывать.       — Почему?       — Почему, что?       — Почему тебе так необходимо всё разрушать?       Итадори был уверен, что на этот раз точно умрёт. Последует вслед за учителем и перестанет чувствовать ноющую боль в груди. Однако этого упорно не происходило. Предсказать действия тысячелетнего проклятия оказалось не так уж и просто — Сукуна всегда умел удивлять нестандартными решениями.       Прямо как сейчас.       Юджи хочется заткнуть уши, лишь бы не слышать его низкий голос, отдающийся вибрацией в самый мозг.       — Потому что это весело.       — Весело? — крохотная вспышка злости на секунду согрела скованный ознобом разум, но тут же трусливо потухла, стоило призрачному образу Двуликого соткаться в воображении. Почему-то проклятие выглядело совсем как раньше, будто его тёмный брат-близнец.       — Если мне не изменяет память, то именно ты распускал язык и бахвалился тем, что Сатору Годжо меня одолеет. Как же, сильнейший! Смотрел на него восхищёнными щенячьими глазами и чуть ли слюни не пускал. Искренне верил в тот бред, что извергал твой простолюдинский рот. Разве не весело было посмотреть на то, как все твои надежды обращаются прахом?       Юджи пытается сглотнуть вставший в горле ком. Там, снаружи его собственного разума, сейчас должна была разворачиваться битва. Их план состоял в том, чтобы добить ослабевшего после боя с учителем Двуликого, но тот выглядел слишком спокойным для того, кто ощущает хотя бы малейшую угрозу своему благополучию.       Вина снова сдавила сердце, посылая к глазам непрошенную пелену слёз.       «Нет, только не при нём»       — Только не говори, что сейчас заплачешь. Это мерзко, — Сукуна приблизился, опаляя щёку влажным дыханием. — Ненавидишь меня?       Когтистая лапа схватила Юджи за подбородок, оставляя на коже кровящие царапины. Он поморщился от боли и дёрнулся в сторону, но это не помогло. Место, в котором они оказались, не было похоже ни на что виденное ранее. Под их ногами раскинулось бескрайнее море чёрной, колышущейся монотонным дыханием пустоты. Не было ни потолка, ни стен. Одна лишь тьма, жадно взирающая на Итадори множеством нечеловеческих глаз. Это разительно отличалось от привычных владений Короля проклятий.       Может ли быть дело в том, что они теперь разделены?       — Ну же, пацан, отвечай. Знаешь, у нас не так много времени, — Рёмен утомлённо зевнул. — Почему-то мелкие сошки никак не хотят оставить меня в покое. Маги вашей эпохи такие настырные.       — Отпусти Фушигуро.       — Нет.       — Можешь забрать меня.       — Чтобы ты снова подавил мою волю? Нет уж, спасибо.       — Что тебе нужно?       — От тебя? Ничего, — Сукуна мерзко ухмыльнулся, и линии татуировок на его коже скукожились отвратительными морщинами. — Просто наслаждайся представлением до самого конца.       — Зачем это тебе? — Юджи разозлился. Яростный жар начал распространяться по сосудам и капиллярам, подпитывая отогнавшее апатию чувство.       Да, он действительно ненавидел Двуликого.       Все проклятия одинаковы.       — Зачем? Просто потому, что я так хочу, — лукавый огонёк в багровых глазах не предвещал ничего хорошего.       Одно смазанное движение, и невесомый поцелуй на обветренных губах стал последним, что почувствовал Итадори, когда в следующий миг открыл глаза и увидел, как Сукуна в теле Фушигуро исчезает в искрящемся облаке тёмно-фиолетовых молний, образовавшемся после стремительного нападения Кашимо.       Представление продолжается.