Любовь пахнет мандаринами

      В арендованном домике пахло праздником.              По комнатам расходился аромат мандаринов, пахло свежеприготовленной уткой, сливочным сыром и запечённой рыбой, то и дело вздыхала бутылка газировки — специально взяли про запас, чтобы в новом году без напитков не остаться, и всё равно уходили они как-то удивительно быстро.              В дом вошла прохлада новогодней ночи, а вышел молодой парень не старше двадцати пяти.        — Куда собрался без шапки! — тут же среагировали из коридора.              Он не стал ждать — набросил на плечи пуховик и выпорхнул на улицу.              Цзинхуа закутался потеплее, заспешил по дорожке прочь от входной двери. За ним следом, шурша свежим снегом, шагал молодой человек в чёрном пуховике, почти до пят.        — Я на пять минут буквально.        — Этого будет достаточно, чтобы ты заболел ещё сильнее, — упрямо заявил другой, надевая на него шапку. — Так-то лучше.        — Лунвэй, и когда ты стал таким душнилой? — сощурился Цзинхуа.        — Когда мой любимый человек проснулся с больным горлом в канун нового года, — хмыкнул тот, застёгивая длинную молнию. — И раздетым не ходи.              Приготовления завершены были почти полностью, остались мелочи — переставить блюда на стол, разлить напитки да открыть подарки. Конечно, куда без них! И всё же, очарованный начавшимся снегопадом, Цзинхуа не смог оставаться дома, сдался его очарованию, решил выскочить на улицу — ненадолго, как и сказал любовнику.              Он всмотрелся в ночное небо, провожая взглядом белые хло́пушки. Совершенно невинное, детское желание вытянуть язык навстречу кристалликам воды поглотило его, и Цзинхуа повиновался. Лунвэй, недолго думая, поступил так же.        — Лимонный, — вдруг сосредоточенно произнёс Цзинхуа и повернулся к юноше. — А у тебя?        — Мятный.              Они встретились взглядами, заражая друг друга улыбкой.        — Фу?        — Фу.              По улицам проходили редкие зеваки, кто ряженый, кто просто нарядно одетый, а кто и вовсе спешащий домой, потому что задержался на работе, и сейчас срочно придётся собирать на стол, если не повезло отметить праздник в компании самых близких.              Скрипнула дверь домика.        — ЭЙ, ВЫ ТАМ! — гневно окрикнул парочку Юань Чао. — Долго миловаться собираетесь?! Стол не накрыт, приготовления не закончены — нет они свинтили вдвоём!        — Брат, не шуми, — хохотнул Цзинхуа, приложив палец к губам. — Скоро будем.        — «Скоро будем»! — передразнил юноша. — Так я и поверил. За дверью новый год будете встречать!              Громкий хлопок возвестил о том, что Юань Чао удалился, явно неудовлетворённый ответом, но спорить просто не захотел. А, может, надоумили. Цзинхуа отпустил лёгкий смешок, переросший в негромкий кашель. Лунвэй придержал его за плечи:        — Эй, может, домой зайдём? Заболеешь ещё сильнее.        — Да брось, — Цзинхуа беспечно отмахнулся. — Это я просто мороженого наелся… Пара дней и пройдёт.        — Мороженое в декабре, — Лунвэй смешливо покачал головой. — Ну так только ты можешь.        — Ну а что, оно вкусное было. С орешками.        — Как тебе нравится ангина? Тоже вкусная?              Цзинхуа закатил глаза, скорчил гримасу:        — Ой, иди ты…              Он прильнул поближе, устроил голову на плече любовника, скользнул руками по талии, притянув к себе. Лунвэй вздрогнул — под не застёгнутым пуховиком было вполне даже жарко, а руки у Цзинхуа как-то уж слишком заледенели, и даже сквозь джемпер прикосновение отозвалось мурашками. В отдалении, ближе к центру, гремел музыкой фестиваль. Приглушённая расстоянием, она отражалась от близлежащих домов, текла по улицам, и здесь звучала уже вполсилы.        — Пойдём греться? — Лунвэй покосился на партнёра. Цзинхуа мотнул головой, встретил его взгляд:        — Чтобы что? А-Чао мне голову оторвёт.        — Я не позволю, — успокоил Лунвэй, приобняв своё сокровище покрепче.              Над головами игриво сверкали звёзды, лениво кружили в воздухе снежные хлопья, похожие скорее на птичий пух. Обольщаться не стоило — не завтра так послезавтра, а всё равно растает. Картина была мирная, уютная, даже какая-то убаюкивающая.        — Думаешь, он ещё злится?              Вдалеке громыхнул первый фейерверк. За ним второй, третий… Гуляния, видимо, разошлись не на шутку. Вскоре и в соседних дворах запели хлопушки, где-то зашуршали бенгальские огни. Цзинхуа на ум пришла самая глупая шутка на свете. Он повернулся к партнёру, едва сдерживаясь:        — Я думаю, он с прошлого года бесится.              Лунвэй расхохотался, да и выдержка Цзинхуа оставила его. В чужих объятиях было тепло и уютно, разными цветами вспыхивали отсветы фейерверков.        — Идём, — переведя дух, Лунвэй кивнул в сторону тропинки к дому. — Пора есть прошлогодние салаты.        — И пить прошлогоднее вино! — отозвался Цзинхуа, сунув руки в карманы.        — Какое тебе вино, ты болеешь!        — Ну ма-ам…              Лунвэй отнял руку от его талии, прикидываясь, словно вот-вот шлёпнет наглеца по заднему месту:        — Я тебе сейчас устрою «ну мам»!              Цзинхуа выбежал вперёд, всё ещё держа ладони в бездонных карманах пуховика. Замер перед партнёром, вынуждая остановиться, и протянул ему парочку мандаринов:        — С новым годом, баобэй, — чарующая улыбка озарила его лицо.              Лунвэй шагнул к нему, поправил шапку, убрал с глаз чёлку. Скользнул по плечам ладонями, притянул поближе, взяв за запястья бережно, и прижался губами ко внешнему уголку глаза.        — С новым годом, баобао, — ответил он с мягкой улыбкой. — Почистить тебе мандаринку?              Цзинхуа кивнул, и всё же потянул партнёра в дом, держа за руку:        — В тепле почистишь. Пойдём.        — Как раз заглянешь под ёлочку, вдруг там и для тебя подарок найдётся, — как-то чересчур загадочно мурлыкнул совершенно влюблённый юноша. Цзинхуа беззаботно хмыкнул, открывая дверь:        — Ты — мой главный подарок.        — Ой, какая пакость! — тут же скривился Юань Чао, обернувшись ко входу. — Закрой дверь с той стороны, бесстыдник!              Цзинхуа не сдержал бархатного смеха, видя, как Юань Чао задирает нос и брезгливо морщится, упрямо игнорируя тот факт, что на нём сейчас совершенно дурацкий зелёный свитер с оленями — точно такой же, как на Линь Чжишу, только размером чуть больше.        — Не будем его расстраивать, — шепнул склонившийся к возлюбленному Лунвэй, кивнув на приставший к рукаву кусочек подарочного скотча.        — Не будем, — согласился Цзинхуа.              Он тихонько, на цыпочках подошёл со спины к другу, поймал его в крепкие объятия, на что тот лишь стал яростно вырываться — точно кот перед дверью в ванную комнату.        — Уйди от меня! Знать тебя не хочу! Оставайся в прошлом году!        — А-Чао, ну что ты начинаешь! — Цзинхуа бессовестно взъерошил белые волосы. — Праздник же!              Лунвэй присел рядом, кивнул единственной девушке в компании:        — А где Минчжу?        — Отошла, — сдержанно ответила Чжишу, отпивая из чарки. — Видимо, родственники звонили.        — Ну… — Лунвэй потянулся к блюду с мандаринами, выбрал тот что покрупнее, взял маленький нож. — Мы никуда не торопимся.              Возня продолжалась до тех пор, пока Юань Чао не сдался. На все посягательства он только фыркал, куксился и отворачивался, а его названный брат только задорно посмеивался. Цзинхуа был так увлечён, что горстки снега, скользнувшей за шиворот, было достаточно, чтобы он с громким «Ай!» подскочил с места — на радость виновнице, тут же ланью бросившейся к другому краю стола, спрятаться за плечом Линь Чжишу.        — МИНЧЖУ! — возмущению Цзинхуа не было предела. — Бессовестная девчонка! Остановится у меня сердце, помру из-за тебя и буду до конца дней твоих посудой греметь!        — Тише, тише, хватит уже шуметь, — Лунвэй, посмеиваясь, протянул ему мандариновую дольку. — На вот. Должна быть сладкой.        — Это правильно, займи рот делом, — вздохнул Юань Чао, плюхнувшись на своё место.              В руках у него тут же оказалась небольшая коробка в голубой обёртке. Он потряс подарок с любопытством, прислушался:        — Что-то маленькое… и что-то ещё… Признавайся, твоих рук дело? — он сощурился, глядя на Цзинхуа, занятого цитрусовыми. Тот пожал плечами. — Тогда точно твоих, — пробормотал парень с подозрением.              Первым, что оказалось под слоем обёртки и белым бантом, было…        — Мыло?!        — Ага, сходи, рот помой, — хохотнул Цзинхуа, тут же за малым не поймав подзатыльник.        — Позорник… Это заговор! — Юань Чао кивнул на Чжишу. — Эта красавица мне разговорник подарила, ты — мыло… Друг друга стоите, короче!              Чжишу и Цзинхуа послали друг другу пять по воздуху.              Пришло время подарков, вкусной еды и шипящих напитков — и головной боли для Лунвэя, всё время следившего, к чему тянется Цзинхуа. Тот же, в свою очередь, не то в силу излишней беззаботности, граничащей с безответственностью, не то с чёткой целью достать партнёра, то и дело тянулся к тому, что нельзя, и искренне обижался, когда его просили положить на место шоколадку и убрать бокал. Ему — только согревающие, только успокаивающие напитки.        — Меньше будешь мороженное трескать, — Лунвэй оставил на темени бережный поцелуй.              За распаковкой подарков, дегустацией салатов и играми время летело быстро. Сном сморило только когда уж светать начало, и то не всех. Пока Лунвэй, устроив голову на коленях возлюбленного, совсем по-свойски обернув руку вокруг его талии, мирно посапывал, а Линь Чжишу, сонно обнимая плюшевую черепаху, дремала на плече Юань Чао, остальные доигрывали последнюю партию.        — Уно! — шёпотом объявил Цзинхуа, впечатав в столик предпоследнюю карту. — Меняю цвет на… зелёный!        — Я тебя люблю, ты мой самый родной человек, знал? — заухмылялась Минчжу, посматривая на него.              Карта за картой ложились на стол, и отчаяние Юань Чао только росло с каждой новой картонкой. Четвёрка. Пятёрка. Опять зелёная! Эта женщина что, всю зелёную колоду собрала?!        — Стой. Стой, да куда! Что ты-… Перестань сейчас же! — вполголоса потребовал он.        — Уно!        — Ага! — от счастья он случайно повысил голос, и тут же покосился на Чжишу. Та поморщилась, но не проснулась, однако он всё же решил вести себя потише.              Наконец-то жёлтая карта! У него как раз такая — да ещё и активная: тяни две! Надежда ещё была!              Но разбилась она, когда Минчжу перевернула свою последнюю карту. Реверс.              Юань Чао закрыл лицо ладонями, пока ехидная парочка обменялась рукопожатиями.        — Игра дьявола, — прошептал он, качая головой. — Обули меня как лоха.              Цзинхуа потянулся к лежащим на столе картам, проглядел колоду названного брата.        — Поздравляю, А-Чао, ты балбес, — Цзинхуа ткнул в него жёлтой картой отмены. — Ты пьяный и невнимательный.              Юань Чао сдвинул брови, посмотрел на картонку с полминуты, видимо, пытаясь осмыслить, что сейчас произошло, и махнул рукой. Подумаешь, игрушка какая-то там… Он отчаянно зевнул, поудобнее устроившись в кресле-груше.        — Иди в жопу, умник, — пробормотал он, потирая переносицу. — Сидят два трезвенника и выделываются ещё… и вообще, не так уж много я и… — очередной широкий зевок не дал ему закончить. Парень тряхнул головой, на глаза упали выбившиеся пряди. — Не так уж много я и выпил… Я больше сонный.              Цзинхуа не стал спорить. Кто сонный, а кто пьяный, смысла особого не несло. Он откинулся на спинку дивана, бережно поглаживая Лунвэя по плечу, обвёл глазами товарищей, взглянул на часы. Без восьми минут семь утра.        — Слушайте, с прошлого года не спали, пора бы уже.        — Эти шутки устарели уже хрен знает сколько времени, — фыркнул Юань Чао.        — А по-моему они прикольные, — хихикнула Минчжу, прикрывшись ладонью.        — А по-моему, ты его вообще в чём угодно поддерживать будешь, — иронично заметил юноша.        — Завидуй молча! — промурлыкала Минчжу, показав язык.        — Это что тут за сцены ревности? — Цзинхуа как мог подавлял смех. — Я без пяти минут замужний человек, ваш поезд ушёл.              Минчжу и Юань Чао посмотрели на него внимательно, задержав взгляд, а после переглянулись.        — Ой, кому ты нужен!        — Вот пусть Лунвэй с тобой и мучается.              Цзинхуа засмеялся, тихо-тихо так, чтобы никого не разбудить. Разумеется, ворчливая натура Юань Чао была ему знакома как собственная пятерня — ровно как и игривая Минчжу, примерно так же реагирующая на его павлиний отыгрыш. Разумеется, он любил их обоих — как брата и сестру.              Цзинхуа окинул взглядом собравшихся, на губах заиграла тёплая улыбка.              Он дома.              И у них праздник.        — С новым годом, — шепнул Цзинхуа, потягивая кружку с малиновым чаем.              Три кружки встретились с тихим стуком.        — С новым счастьем!