(she is the best thing that’s ever been) mine

      Все началось с заклинания. Яркий белый свет, вырвавшийся из ее палочки, стал зеленым, когда коснулся ее живота. Черт.       Они этого не планировали, конечно, не планировали. Им было по сорок пять, Цирцея тебя задери.       Не то чтобы они не хотели ребенка, просто у них не получилось. И они были в том возрасте, когда, как они думали, это не может произойти. Глупо.       Последовали девять месяцев ужасного самочувствия – отвратительная утренняя тошнота, изнеможение и опухшие конечности едва оставляли Беллатрисе время наслаждаться беременностью. Нарцисса обожала каждую минуту своей беременности, а Андромеде было все равно, поэтому Беллатриса наивно полагала, что с ней тоже все будет в порядке. Как же она ошибалась.       Рудольфус, дай Бог ему здоровья, сделал все, что было в его силах. Он придерживал ее волосы, когда ее рвало, массировал ее ноющие ступни и рассыпался в извинениях каждый раз, когда она ругала его за то, что он вообще поставил ее в такое положение.       В итоге Дельфини Блэк-Лестрейндж родилась ранним утром в начале марта. Она была красивой, с пухлыми щечками и густой копной черных как смоль волос (что объясняло изжогу, с которой пришлось иметь дело ее матери). В глазах ее родителей она была идеальным младенцем, маленьким, безмятежным и таким теплым - самым красивым новорожденным, которого они когда-либо видели.       Оказалось, что, несмотря на все неприятности, которые она доставляла Беллатрисе во время беременности, Дельфи была покладистым ребенком. Очень сонная и очень довольная, она дремала на груди у матери, положив голову чуть выше ее сердца. Она хорошо ела, хорошо спала и развивалась как по часам. Беллатриса была так горда - Дельфи была самым лучшим ребенком, и возможность похвастаться перед подругами и сестрами ее достижениями была для нее вишенкой на торте. Она знала, что Драко был капризным ребенком, а Нимфадора всегда ненавидела дневной сон, поэтому слова в адрес сестер, что у нее нет таких проблем, придали ей невероятного самодовольства.       Она горячо заботилась о своей дочери, доверяя должный уход за ней только себе и Рудольфусу. Она едва ли проводила вдали от нее хотя бы несколько часов и даже тогда постоянно волновалась. Когда приходили гости и брали ее на руки, Беллатриса наблюдала за ними, словно ястреб, готовая налететь и выхватить Дельфи из их рук при первой же малейшей жалобе дочери.       Она с головой окунулась в материнство - оно стало ее жизнью. У других чистокровных леди были няни и кормилицы, но Беллатриса всего этого не хотела.       Конечно, спокойствие продлилось недолго.       Дельфи научилась ходить и говорить, и Беллатриса быстро поняла, почему большинство ведьм рожают молодыми. В мгновение ока ее дочь оказывалась на другом конце комнаты, пытаясь взобраться на мебель и запихивая Мерлин знает что себе в рот. Это было утомительно.       Но еще она заговорила, что компенсировало все проказы, которые она устраивала. Услышав, как Дельфи впервые назвала ее мамой, Беллатриса расплакалась, и Дельфи быстро поняла, что это был самый простой способ сделать маму счастливой. Весь день она ворковала: "Мама, мама, мама", когда играла.       Папу она тоже любила, но папе приходилось работать, поэтому она с волнением ждала его каждый вечер, готовая мило пролепетать ему обо всем, что они с мамой вытворяли.       Даже будучи малышкой, Дельфи была двойником своей матери - с ее растрепанными кудрями и темными глазами, даже ее улыбка была такой же, как у Беллатрисы. Рудольфус не мог поверить, насколько похожи они были. Она была похожа на свою мать и в других вещах. Они вдвоем вили из Рудольфуса веревки - он обожал их обеих, был готов на все, чтобы сделать их счастливыми. Он ничего так не любил, как возвращаться домой после долгого рабочего дня, слышать, как они вместе смеются, и видеть, как загораются их глаза, когда он показывался на пороге, и обе его девочки были рады его видеть. Каждый вечер Дельфи бросалась к нему, чтобы он подхватил ее на руки, и запечатлевала сладкий поцелуй на его щеке. Беллатриса присоединялась к ним, нежно целуя его в другую щеку и любуясь своей идеальной маленькой семьей.       Много лет все было неизменно. Рудольфус работал, Беллатриса и Дельфи играли. И вот настал роковой день. На одиннадцатый день рождения Дельфи получила письмо из Хогвартса.       Не то чтобы Беллатриса была расстроена - конечно, она хотела, чтобы ее дочь ходила в школу и изучала магию (и, хотелось бы надеяться, затмевала других учеников, как это делала она сама), но это означало, что проведенные вместе годы подойдут к концу. Она не знала, что ей делать с собой, ведь она так долго была матерью. Конечно, Дельфи была рада получить свое письмо и провела большую часть своего дня рождения, расспрашивая родителей о том, что представлял из себя Хогвартс.       Наступил июль, и Беллатриса приготовилась к следующему дню, которого она так боялась - покупке школьных принадлежностей для Дельфи. Конечно, она купила бы для своей дочери только самое лучшее. Подойдет только самый лучший котел и целая куча перьев. И сова тоже, чтобы они могли писать друг другу. Беллатриса хотела купить ей элегантную белоснежную сову, очень царственную, но Дельфи предпочла маленькую тощую сипуху. Это, конечно, не соответствовало ее стандартам, но это было мило, и Дельфи, казалось, влюбилась в малютку. После одиннадцати лет ей еще предстояло научиться говорить ей "нет".       Наступило первое сентября, и Дельфи вышла на платформу девять и три четверти. За ней шли ее родители: папа толкал тележку с ее багажом, а мама держала сову, которую она полюбила.       Воспоминания о ее собственных годах в Хогвартсе нахлынули на Беллатрису. Ей было так весело. Именно там она впервые встретила Рудольфуса, там они полюбили друг друга. Наверное, она хотела бы, чтобы дочь тоже это пережила, как бы тяжело ни было видеть, как она уезжает.       Несколько минут полюбовавшись Хогвартс-экспрессом, Дельфи побежала обратно к своим родителям и заключила их обоих в объятия. Беллатриса напомнила ей хорошо себя вести, веселиться и, самое главное, почаще писать. Наконец, борясь со слезами, она отпустила ее, глядя на то, как Дельфи садится в поезд.       - До каникул осталось всего три месяца, - напомнил ей Рудольфус, нежно целуя ее в висок. Беллатриса кивнула.       Первый семестр тянулся так медленно, но в конце концов пришло время привезти Дельфи домой на зимние каникулы. Беллатриса была так взволнована; она наполнила дом ее любимыми угощениями и даже украсила его. Дельфи сдержала свое обещание и писала дважды в неделю - не только Беллатриса изо всех сил старалась приспособиться к переменам. И вообще, как только они вернулись с Кингс-Кросса, Дельфи настояла на том, чтобы сесть рядом с матерью, рассказывая ей все о своих занятиях, учителях и дороге домой.       Беллатриса делала особенным каждое лето. Изобилие их любимых игр, покупки школьных принадлежностей (и симпатичных новых мантий). Рудольфус позаботился о том, чтобы брать отпуск на работе и проводить его со своими девочками. Они объездили прекрасные города по всей Европе, посещая древние волшебные сообщества.       Когда Дельфи стала достаточно взрослой, она проводила свои вылазки в Хогсмид с родителями, которые приезжали, чтобы повидаться с ней. Они покупали ей много сладостей, чтобы хватило до следующего похода, и вместе потягивали сливочное пиво.       Возможно, теперь, когда она стала старше, она не могла постоянно быть с дочерью, но Беллатриса была полна решимости сделать особенным то время, что у них было.       Семь лет пролетели быстрее, чем Беллатриса себе представляла, и вскоре Дельфи вернулась домой. У ее родителей было достаточно денег, чтобы она не нуждалась в работе - они позаботились об этом - но у Дельфи была страсть к чарам, и она нашла себя, работая неполный рабочий день у близнецов Уизли, помогая создавать их продукцию.       ***       Беллатриса стояла перед своей дочерью, нежно поправляя вуаль на ее волосах. Пока она это делала, на нее нахлынули воспоминания об их совместной жизни. Она отступила на шаг, любуясь ею.       - Ты выглядишь прекрасно, - прошептала она.       Дельфи улыбнулась. Мать и дочь посмотрели друг на друга, в глазах у обеих стояли слезы.       - Послушай, просто потому, что ты будешь жить в своем новом доме, это не значит, что ты не сможешь меня навещать, - напомнила ей Беллатриса. Было трудно думать, что годы их совместной жизни подходят к концу, но она не могла испытывать большей гордости за свою дочь и за ту жизнь, что она для себя построила.