Одна одиночка

Шелли была рада, что не погибла. Не находится на грани смерти, не боится смерти. Всего-то какая-то дробь в колене, из-за которой ей нужна чужая рука, чтобы встать на ноги. Всего-то оторванный кусок плоти в следствие нахождения рядом с местом взрыва. С другими солдатами было похуже. Намного хуже. Везёт, что психика справилась со взглядом на мёртвые тела товарищей. Шелли давно готова увидеть подобное, готова стать таким же искаженным взрывом разорванным телом. Она не выражала никаких эмоций, сидя в грузовике со своими товарищами, что даже будучи мужчинами, не стеснялись сбиваться в всхлипах и выражать убитое настроение. Вдыхать запах крови и пота, зная, что за стенкой лежат свежие трупы. В военном госпитале будет какая-нибудь моральная передышка от чувства опасности и скорейшей смерти. Затем обратно на горячую точку. Или домой. Подслушивая короткий разговор командира и медсестры, Шелли слышит, что со свободными местами здесь плохо. Опираясь на стену, она то ли абсолютно безразлично, то ли с нескрываемым шоком смотрит в коридор и внутрь палат. Койки заняты, большинство военных пребывают, сидя на полу. Спят под одеялами, игнорируя кучу шума. — Может, часть людей отправить в другой? — Бесполезно, там такая же ситуация. Лишь бы на улицу отправлять не приходилось. Персонала бы побольше! Снова услышала Шелли. Командир, очевидно, растерявшись от обстановки, указал их отряду опуститься у стенки возле входа. Пообещал, что медсёстры принесут одеяла и обслужат в ближайшее время. Что и сделала Шелли. Куда ведь еще деться. Ходить нормально не может, повсюду толпы. Ещё и жарко. Просто пережидала время, сверя простреленное колено и прижимая рукой бинт, что сдерживал кровь. Оно кошмарно ныло и любое движение сопровождало болью. Но нужно понимать остальных. Слишком куча поверженных военных. Наверняка у них что похуже. Медсёстры и врачи явно сами сходят с ума от количества работы. Так что Шелли не должна выражать никакого недовольства. Напарники, что сидят плечом плечу с ней, уже по злому шипят, закипая от гнева. Нужно понимать других. — Нет, ну, ладно я! У Фэнга вообще нет пол ноги, ему что, тоже ждать?! — негромко возмущался чувак с позывным «Кольт». Никто в этом не виноват. Иногда люди делают всё возможное, и всё равно на них вешают вину. Кольт так же, как и Шелли, не был сильно ранен, он был рядом со мной во время взрыва. Он тоже отделался лёгкими травмами. По крайней мере, для как для военного. Спустя час им притарабанили одеяла, некоторым обработали раны. Шелли проигнорировали. Она не зла. Наоборот рада, что сможет обмотаться одеялом и постараться вздремнуть. Хоть и жгучая боль, но утихающая с попыткой впать в сон. Не привыкать уже спать в шуме. Разбудило то, что ей что-то бросили в ноги. Это оказался пакет с едой. Шелли даже не помнит, что голодна. А ведь прошло много времени. Клёво. Сытой будет ещё легче. Но когда уже к ней подойдут за помощью? Колено ведь и сгнить может. Возможно, завтра, ведь уже почти вечер. Хоть бы среди ночи разбудили и обработали. Колено нужно прооперировать. — Вставайте, я помогу вам доковылять до операционной. Шелли, кусая хлеб, резко повернулась. Фэнг, о котором говорил Кольт, держался за обе руки молодой медсестры, с горем пополам вставая. Его лицо было измучено, с щёк так и не смыта застывшая кровь. Радует. Хоть кому то из их отряда оказали помощь. Правильное решение, Фэнг и так полуживой. — Видимо, мне помогут через неделю, — буркнул Кольт. Как же он достал Шелли своим возмущением. Не понимает, на войне каждый сам за себя. Перекус казался очень вкусным. Хоть и хлеб был твёрдый, куски мяса с кучей костей, но сейчас понравилось бы жевать даже землю. Становилось тише. Большинство военных спали, сложившись в самых оригинальных позах на полу. Двери в палаты всегда были открыты. Шелли изредка глядела туда, чтобы убедиться, что она не должна никого винить за то, что большинство вынуждены лежать на полу. Койки, видимо, отведены для тех, у кого проблем гораздо больше. Фэнг так и не вернулся. Может, его пристроили в более удобное место. Везёт. — Блять! Ну сука! Шелли хотелось треснуть Кольта за его поведение. Ведёт себя, как ребёнок, а не как взрослый военнослужащий, что пересидеть может и в окопе. Спустя время Шелли стало казаться, что здесь не так уж и плохо. Даже уютно. Воздух в госпитале тёплый, одеяло не даёт замёрзнуть на полу. Всего лишь подождать помощи. Что сложного? — Не кричи, пойдём за мной. Шелли повернулась. Над Кольтом склонилась молодая худенькая медсестра. У неё были светлые растрепанные волосы в пучке, синяки под глазами, но выражала она доброту. — Я?! — Да, только не сотрясай воздух, пожалуйста. Кольт поднялся, по левую сторону от Шелли сразу стало прохладнее. Она молча наблюдала. Медсестра забрала напарника, отводя на другой этаж. Шелли не знала, что ей думать и как реагировать. Каменным выражением лица. Почему Кольт достучался своим криком? Это слишком неуважительно по отношению к и так измученным врачам. Тем не менее, на него обратили внимание. Но у него не столь тяжёлые травмы. Остальные, как и Шелли, ждут. Шелли возмутилась в своих мыслях. Она не будет поступать так, как он. За окном давно темно. Часы показывают полночь. В госпитале тишина. Изредка Шелли просыпалась, когда рядом появлялись медсёстры, чтобы обслужить на месте кого-то из товарищей. Саму Шелли не дёргали. Она старалась как можно больше поспать, хоть и плохо получается. После всего сон действительно беспокойный. В четыре утра её будит ужасная боль. Колено, что всё время оставалось необработанным, горело, словно разъедая всё тело. Шелли старалась уснуть обратно, но позывы боли настолько сильные, что думать ни о чем другом невозможно. Может, окликнуться? Она не может этого выносить. В коридоре стоял храп. Может, мимо кто-нибудь пройдёт? Ближайшие десять минут в коридоре никто к ней и близко не подходил. Это уже терпеть нельзя. Выть хочется. Нужно самой постараться добраться до медсестёр. Не могут же её оставить умирать прямо в госпитале. Шелли убрала одеяло. Колено теперь не выглядело, как плотно замотанная рана. Она насквозь пропиталась кровью. Видимо, при каком-то движении дробь в колене снова открыла кровотечение. Не радует абсолютно. Хоть повязка на боку, откуда словно лезвием содрался слой кожи, не предвещает плохого. Шелли покидает своё место, еле держась за стену. Это совсем тяжко. Ноги трясутся, в глазах темнеет. Но лишь бы шума здесь не наделать и не разбудить остальных. Её это заботит больше. Как же сложно было доковылять. Хватаясь за двери, за поручень. Колено разболелось ещё сильнее. По ступенькам подниматься вообще нереально. Другого пути нет. Оказавшись наверху и прижимаясь к стене, думая, что сейчас потеряет сознание, Шелли испытала облегчение, увидев, что кабинет совсем рядом. Может, упасть и таким образом показать, насколько она нуждается в помощи? Ох, нельзя, вдруг это будет преувеличение проблемы, она ведь может передвигаться, хоть и с трудом. Вцепившись в ручку кабинета, без стука, Шелли заходит, ровно вставая на обе ноги. В кабинете кому-то промывают рану, сразу обращают внимание на Шелли. — Чего тебе? Шелли опешила. Она даже не может сформулировать вопрос. Разум в тумане. Разве врачи что-то поймут, если она скажет, что у нее болит нога? — Можно повязку по-поменять? — выдавила она, сразу отмечая недовольные лица. Да что такое?! — Такое время позднее! Ты можешь это сама сделать? Шелли пыталась напрячь мозги для ответа. — Да. Ей в руки пихают бинт с перекисью и велят не мешать. Шелли отошла от закрытой перед ней дверью, выражая ничего. Единственная странная мысль, что пронеслась у неё в голове, была желанием умереть ещё до всего этого. Деваться некуда. Снова терпеть. На месте, присев у ступенек, Шелли самостоятельно меняет повязку, отмечая, что из раны сочится гной. Сделав новую потуже, ходить стало немного легче. Плотно намотанный бинт сдерживал и кровь и суставы. Позволяет наступать на повреждённую ногу. *** Гонясь за смирением, Шелли игнорировала прошедшее время. Спустя какие-то несколько суток, когда народу стало поменьше, её отвели в операционную. И здесь не обошлось без приколов. Анестезия закончилась. Шелли из своей застенчивости сказала врачам, что потерпит. Это было ужасно. Рана была уже никакая, её предупредили, что если она не заживёт, понадобится ампутация. Это уже звучало не по себе. Однако, после этого её отправляют в палату. Военных стало гораздо меньше. Их отправили в другой госпиталь, либо домой. Пока Шелли проводила время тут, миновал чуть ли не месяц. Госпиталь практически пуст. Медсёстры отдыхали. Внутри колена Шелли оказался перелом, что никак не заживает. Но врачи не вспоминали возможность ампутации. Просто сказали, что нужно времени побольше. Кожа на боку затянулась, оттуда сняли швы. В общем, когда её состояние зависло на одном месте, Шелли сообщили, что отправят домой. Ей не жарко не холодно от этой новости. Что там, что тут. Какая разница. *** Сходя с поезда, толком не имея своих вещей, Шелли греют лучи солнца. Приятно было. Но Шелли почему-то просто угнетена. Без эмоций. Солдаты, что были с ней в одном поезде, тут же активно зашагали на выход из платформы. Площадь перед вокзалом. Солнечно. Деревья мирно покачиваются. Наступила весна. Шелли ступает ко спуску к метро, но останавливается. Глядит в стороны. Её напарники бросаются в объятия своих жён, родителей. У некоторых есть свои дети. Их возгласы были такие радостные. Шелли обычно искренне радуется за них. Но сейчас на душе была пустота. Абсолютная. Какая-то гнетущая. Шелли сирота. Всё, что её ждет со службы, это запыленная квартира, увядшие цветы на подоконнике и душный воздух. Кто-то другой получает позитивные эмоции от возвращения домой. Шелли отводит взгляд. Не хотелось поворачиваться обратно. Такого с ней никогда не случится. Даже её застреленный труп в собственной квартире обнаружат не родственники, а гневные соседи, которым надоест противный запах по всему дому. Никто не пожалеет окровавленное тело и растекшиеся по стене гнилые мозги. О новости никто не узнает. Одинокая могила заросла бурьяном.